Тедди

Тедди забыл, до чего крута становилась Стейт-роуд возле утесов Гей-Хед. Когда открылся вид на маяк на кончике мыса, он уже утомился и запыхался. На краю парковочной площадки виднелась пустая велосипедная стойка. Замка у его велосипеда не было, но он старый, крылья заржавели. Трудно представить, что кто-нибудь на него позарится. Неподалеку вхолостую урчал громадный автобус с надписью ХРИСТИАНСКИЕ ЭКСКУРСИИ — пустой, если не считать водителя, жевавшего сэндвич у открытой дверцы.

Выше по склону сгрудилась та же кучка хижин, крытых серой дранкой, что Тедди помнил по 1971 году, в них по-прежнему продавались дешевые сувениры и крем от солнца, неоправданно дорогие футболки, сандалии и шарфики из пашмины. И еще открытки знаменитых красноглинистых обрывов. В тот день Джейси одну такую открытку купила, поэтому он теперь купил другую. Может, пошлет брату Джону и подпишет: «Направляюсь к тебе. Готовь братьев Маркс». В ресторанчике на вершине утесов он заказал булочку с моллюсками и диетическую газировку, вынес еду на террасу, где полдюжины столов для пикников были под завязку забиты старичьем; на нескольких мужчинах кричащие шорты-бермуды и сандалии на темные носки. Тедди сделал себе мысленную зарубку рассказать Мики.

Увидев Тедди, который не понимал, куда ему приткнуться со своей булочкой, женщина, чуть за семьдесят, приветственно помахала рукой.

— Садитесь к нам, — произнесла она, выговор глубоко южный. Ее компаньоны послушно сдвинулись в стороны, освобождая место. — Где вы прятались? — спросила она. На ней почему-то был зеленый козырек, словно она рассчитывала, что в любую минуту начнется партия в покер, а ей сдавать первой. — Мы, кажется, еще не знакомы.

— Да, похоже, что нет, — ответил Тедди, проскальзывая на скамью напротив нее.

— Ой, — вымолвила она, уловив его выговор и придя к соответствующему выводу. — Так вы не с экскурсией. А я по виду решила, что вы из наших.

— Ну, Рути, — произнес дедок у ее пухлого локтя, несомненно — ее супруг, — чего оскорблять мужчину-то. Еще даже не знаешь, как его звать.

— Я Тедди, — сказала Тедди, протягивая руку.

— А что это вы такой потный? — осведомилась женщина с ним рядом, чуть отстраняясь.

В Чилмарке не было особого смысла принимать душ перед долгой поездкой на велосипеде.

— Это потому, что я приехал сюда не в автобусе с кондиционером.

— Как же приехали?

— На велосипеде.

— Откуда?

— Из Чилмарка.

— Крутили педали вверх по этой горке? — спросил крупный мужчина в кепке «Джон Дир». — Да ладно, вы просто форсите.

— Зато обратно будет под горку, — отметил Тедди.

— Мы тут как раз о выборах говорили, — неожиданно произнесла женщина по имени Рути. — У нас тут есть Буш, два Рубио, три Круза, один Карсон и Трамп. А вы за кого, Тедди?

— Боюсь, ни за кого из перечисленных.

— Упрячьте вы эту Хиллари куда-нибудь, — произнес муж Рути, широко ухмыляясь, словно пошутил.

— Трамп? — переспросил Тедди. — У вас разве не христианская экскурсия?

— Он утверждает, что христианин, — ответил мужчина. — Может, он просто крест на груди не носит, как остальные.

— А где ж он тогда это носит? — поинтересовался «Джон Дир».

— Где не так откровенно смотрится, — произнесла женщина рядом с Тедди, отстраняясь от него еще дальше.

— Кстати, об откровенности, — подала голос еще одна карга. — А правда то, что нам водитель говорил? Что пляж там внизу — нудистский?

— Раньше был.

— Раньше — это когда?

— В семидесятых.

— В ту пору все полуголые бегали.

— А тут — целиком, — откусывая булку, сказал Тедди.

— Черт, — промолвила женщина, прежде молчавшая. — А как туда спуститься?

— Тебе секс в мозг шибает, Уилма.

— Надо же ему куда-то деваться.

Когда с парковки донесся гудок, люди за другими столиками принялись собирать мусор. Лавки назад не отодвигались, поэтому из-за стола старичье выбиралось небыстро.

— Наш водитель крепко нас дисциплинирует, — сказала Рути. — Все грозится, что бросит это дело и поедет домой без нас.

— Что ж, — ответил Тедди, — есть и похуже места, где можно застрять.

— В общем, приятно было с вами поболтать, — сказала она. — Я не знала толком, понравятся мне люди на севере или нет, но пока все очень славные. Не как дома, но тоже славные.

— Дальше у нас Нантакет, — сообщил мужчина, предлагавший упрятать Хиллари. — По сути, то же, что и тут, как нам говорили.

Тедди невинно улыбнулся.

— Ну да. Как Джорджия и Алабама.

— На самом деле у них нет ничего общего, — сказал «Джон Дир» таким тоном, будто сам был откуда-нибудь оттуда.

— Полагаю, Тедди именно это и имел в виду, — произнесла Рути, и с нее вдруг спала вуаль доброжелательности. — Полагаю, он веселится тут за наш счет, Роджер. После того как мы любезно уступили ему место. — С этим не поспоришь. Она перехватила взгляд Тедди и не отвела глаза. — И не делайте вид, будто вы этого вовсе не имели в виду, потому что я вас насквозь вижу.

— А от вас еще и пахнет, — вымолвила женщина, сидевшая с ним рядом.

Вдоль обшитой гонтом стены ресторана стояли резиновые бочки для мусора, алюминиевых банок и бумаги, но старичье просто пихало все в ближайшую к ним урну, пока та не переполнилась, а потом перебрались к следующей и набили ее. Когда все ушли, из ресторана вынырнула официантка, оценила ситуацию. На Тедди она посмотрела так, словно он мог бы и предотвратить этот бардак.

— Я не с ними, — заверил ее Тедди. Его по-прежнему слегка потряхивало от того, как быстро весь стол обратился против него.

— Гады, — сказала она.

— Христиане, — уточнил Тедди.

Женщина пожала плечами, очевидно не прочь примирить эти понятия.

Но Рути права, вынужден был признать Тедди, он и впрямь над ними насмехался. Мягко, но тем не менее. Несомненно, они опасались столкнуться в Новой Англии со снобами — и он их опасения подтвердил. Тереза в Сент-Джо далеко не однажды обвиняла его в высокомерии.

— Считаете, что до людей не дойдет, но до них доходит.

— Что именно до них должно дойти? — поинтересовался он, ему было по-настоящему любопытно.

— Что вы скептически относитесь к людям в целом и к ним в частности. А пуще всего — к самому себе.

— Я что, должен лучше о себе думать? Это разве не скорее превратит меня в сноба?

— Нет, предполагается, что вы дадите окружающим поблажку.

В ее словах был смысл. Хотя снаружи Тедди и был учтив, иногда в глубине души — и, похоже, прозрачно — других осуждал. Когда им сигналил метафорический автобус, люди, к которым он относился скептически, быстренько собирали свои пожитки, как эти вот христиане, и двигались дальше с облегчением от того, что больше не нужно иметь с ним дело.

Но были и плюсы. Вот сейчас, к примеру, вся терраса досталась ему, а с нее открывались поразительнейшие виды на остров, искрящиеся голубые воды и безоблачное небо, что тянулось аж до самого Каттиханка. Потеть он перестал, и ветерок, который на гребне утесов, казалось, налетал с нескольких сторон сразу, приятно трепал волосы, словно его ласкала возлюбленная, — только самой возлюбленной не было.

Доев булку с моллюсками, он сбросил в мусорный бак картонную лодочку и салфетки, затем подошел к ограде, не дававшей недоумкам спускаться с утесов. Заглянул за нее — и у него тотчас закружилась голова: белый прибой был невозможно далеко внизу. Но колени у него подогнулись не от высоты или расстояния, а от мгновенной смычки времени.

Утром в понедельник после Дня памяти все они были похмельны и не в духе. По правде сказать, Джейси казалась сама не своя, едва сошла с борта парома, хоть и утверждала, будто все в порядке. Они предположили, что дело, должно быть, в свадьбе, до которой оставалось всего несколько недель. Может, поссорилась со своим гадским женишком. Но выходные длились, и настроение несколько улучшилось, хотя Тедди казалось, что она все равно где-то витает.

Кислое настроение Мики тем утром было предсказуемо. Как обычно, накануне вечером он выпил больше прочих, поэтому бодун терзал его сильнее, а кроме того, днем случилось происшествие. Без приглашения к ним заявился со своей городской подружкой парень по имени Мейсон Троер, чьи родители владели домом ниже по склону. Мушкетеры помнили его по предыдущим визитам, и он им не очень-то нравился. Держался неизменно по-хамски, с ним было неуютно, но Мики очень не хотелось сразу давать от ворот поворот тому, кто с гарантией мог добыть качественную траву. В какой-то миг Троер зашел в дом — «в гальюн», как он выразился, — а когда не вернулся, Мики что-то заподозрил и тоже ушел в дом. И вовремя, потому что Троер загнал Джейси в угол кухни, одной рукой держал ее за задницу, а другой — за правую грудь без лифчика.

— Поди-ка сюда на минутку, — сказал ему Мики, словно собирался прошептать на ухо Троеру какой-то секрет.

— Зачем? — ответил Троер досадливо. Для этого ему бы пришлось выпустить девчонку, которую он с таким трудом прибрал к рукам.

— Потому что я сказал, — объяснил Мики.

Троер нехотя выпустил Джейси, и она отскочила подальше.

— Все четко, Мик, — сказала она, хотя явно была рада, что ее спасли. — Не дергайся.

— Она с тобой, что ли? — произнес Троер, поднимая обе руки, как будто Мик наставил на него пистолет. — Извини, чувак. Откуда я знал, бля?

Для Тедди и Линкольна, сидевших на террасе с подружкой Троера, сигналом того, что внутри творится что-то не то, стал оглушительный грохот, от которого задребезжали стекла в раздвижной двери на террасу. Когда Троер наконец вышел из-за кухонного островка, так и не опустив рук, его встретил апперкот Мики, от которого, по словам Джейси, Троер даже оторвался от пола. За следующую ночь правая рука Мики распухла вдвое.

У Линкольна тоже настроение было паршивым, но такое с ним время от времени случалось. Даже на буйных пятничных вечеринках халдеев, когда в общую комнату их блока в общаге набивались самые симпатичные девчонки Минервы, а музыка гремела так, что стены дрожали, Линкольн часто исчезал, и Тедди отыскивал его в спальне — он валялся на кровати и читал, закрыв дверь, словно вдруг вспомнил, что вера ему велит избегать плотских соблазнов. Тедди не понимал, как ему к этому относиться, пока не познакомился с отцом Линкольна — человеком глубоко странным, который тоже по причинам и религиозным, и философским не доверял принципу удовольствия. Единственным беспримесным наслаждением служил ему, похоже, гольф, хотя он уверял, что и от него ему никакой радости. По словам Вольфганга Амадея Мозера, любому, у кого есть хотя бы половина мозга, понятно, что гольф не имеет ничего общего с приятным досугом. Весь он сводится к повторению и дисциплине, и если им обучиться, можно обуздывать хаотические порывы, проистекающие из греховности человека. Похоже, Линкольн осознавал, до чего странен его отец, но в упор не замечал, что причудливость характера эта могла в той или иной мере передаться и ему.

В общем, проснувшись в то утро, они отправились в городок поесть оладий, а когда вернулись в Чилмарк, Мики тут же растянулся на диване и уснул. Линкольн удалился к себе в спальню, чтобы позвонить оттуда Аните, — та, как они поняли, была отнюдь не в восторге от того, что он проводит выходные с ними, а не с ней. Несмотря на ее ум и красоту, Тедди подозревал, что Анита глубоко внутри довольно консервативна. А Линкольну она, судя по всему, предлагала как раз помочь в укрощении тех хаотичных порывов, какие еще остались неподвластны гольфу и В. А. Мозеру.

Выйдя на террасу, где Тедди читал, Джейси, явно досадуя на всех троих, сказала:

— Значит, так. Можно, конечно, торчать тут и слушать, как Мики храпит, — или мы вдвоем можем съездить на Гей-Хед, и ты мне покажешь те утесы, про которые я столько слышала. Вернемся — они и не сообразят, что мы куда-то ездили.

Там она купила открытку, они взяли по рожку мороженого с ближайшего лотка и прошли с ними ровно на эту же обзорную площадку. Вдоль ограды стояло несколько биноклей с монетоприемниками — в них можно было рассмотреть дальние участки утесов, а когда время заканчивалось, шторка резко щелкала. Тедди и Джейси радостно кормили бинокли монетками, пока мелочь не кончилась.

— Вопрос, — сказала Джейси, и Тедди с удивлением заметил, что глаза у нее повлажнели.

— Так?

Не отрывая взгляда от моря, она спросила:

— Почему все должно быть через жопу?

Он пожал плечами.

— В смысле — из-за войны?

— Ну — и не только. Из-за всего остального тоже. Эти выходные закончатся, и кто знает, увидимся ли мы еще когда-нибудь.

— Конечно же, увидимся, — сказал Тедди, хотя такая же мысль приходила в голову и ему.

Похоже было, что Джейси еще есть что сказать, но она решила промолчать.

— Не обращай на меня внимания, — произнесла она после паузы и вымученно улыбнулась. Повернувшись к нему, заметила каплю растаявшего на солнце мороженого у него на рубашке и промокнула ее салфеткой — жестом настолько личным, что у него заколотилось сердце. — Как тут спуститься на пляж?

Тедди ответил, что есть тропа.

— Но снимать одежду или нет — по желанию.

— Да ну? — Она просияла. — Клево.

Грунтовую тропу, бежавшую между дорогой и обрывом, по обе стороны скрывали высокая трава и кусты морской сливы. Тедди сдался теплому солнышку, что уже светило вовсю, ударам недалекого прибоя и пьянящей смеси возбуждения и чистого ужаса, усиливавшейся по мере того, как они приближались к пляжу. Возможно ли, что на вопрос, одолевавший всю его юную жизнь и не отступавший, сколь отчаянно ни гнал бы он его из головы, он сейчас получит ответ?

Там, где тропа выходила к берегу, на пляже толпились семейства, все — в купальниках. Джейси, сбросившую сандалии, это явно разочаровало.

— Ты же говорил…

— Там, — показал Тедди.

Они двинулись дальше по пляжу, по правую руку высились глинистые обрывы. Хотя воздух был почти зноен, вода в конце мая оставалась ледяной, и заходить в нее осмеливались очень немногие храбрецы, да и то лишь по колено. Чем дальше, тем больше попадалось людей без купальников. На взгляд Тедди, большинству, наверное, стоило бы воздержаться, но он решил, что если ожирение и физическая неразвитость не смущают их самих, с чего бы смущаться ему. Другие, несмотря на плакатики, строго это запрещавшие, покрывали свои голые тела влажной глиной, выковырянной из обрывов, и смотрелось это отвратительно. Наконец, завернув за мысок, где утесы уходили к Менемше, они с Джейси остались совсем одни, и ей потребовалось примерно две ошеломительные секунды на то, чтобы сбросить одежду и кинуться в холодную воду с воплем:

— Давай, Тедди!

Не подчиняться приказам красивых голых девушек — по этой части опыт у Тедди был нулевой, поэтому он неуклюже разоблачился, свалив свою одежду кучкой рядом с ее. Помедлив у края воды, чтобы замерить температуру, он услышал, как Джейси, заплывшая уже ярдов на тридцать, орет:

— Нет, трусишка! Надо заходить сразу!

И он опять поступил, как велели, — ринулся в воду, споткнулся и чуть не упал, когда глубина, которой он ожидал, под ногами не возникла. Когда на него обрушилась первая волна, он чуть не лишился мужества, но в последний миг все же не повернулся, чтобы на цыпочках выйти из воды, а нырнул с головой, как это проделала Джейси. Никогда прежде не было ему так холодно — озноб колол тысячью игл. Нащупав под ногами дно по другую сторону волны, он понял, что вода ему всего по бедро, а откат у прибоя здесь такой, что он тут же потерял равновесие и свалился. Не успел подняться, как на него обрушилась следующая волна и потащила к берегу. Он рассчитывал, что Джейси рассмеется над его комичной неловкостью, но увидел, что она плывет в открытое море, словно намеревается доплыть до Испании.

— Подожди! — крикнул он, подныривая под следующую волну — и под ту, что накатывала за ней. Когда он вновь заметил Джейси, она уже выплыла далеко за линию прибоя. Вода там покачивалась плавнее, и он наблюдал, как Джейси вздымается на каждом гребне и изящно опускается в каждую впадину. Ощущая, что начинает коченеть, он испугался, что сейчас расплачется от чистой радости.

Выбравшись за волны, он спросил себя, не позволит ли она ему себя обнять, а если да, то кого именно он этим предаст. Ее жениха? Двоих друзей, которых они оставили в чилмаркском доме? Бога — как человек, подумывавший о школе богословия? Но понял, что попросту слишком счастлив, ему наплевать, — и не успел он разрешить вопрос, как Джейси сама притянула его к себе, и его ледяная кожа ощутила, что ее тело почему-то теплое. Как такое возможно? Два человека, чуть ли не окоченевшие от холода, — и все же передают друг другу тепло?

— Тебе когда-нибудь бывало так холодно?! — в восторге завизжала Джейси, как будто замерзнуть — это шик, какого любому здравомыслящему человеку всегда мало.

— Нет! — ответил он, и зубы у него клацали по-настоящему. Он слышал, что у людей от холода стучат зубы, но предполагал, что это просто фигура речи. — Б-бож-же мой, нет!

У нее зубы тоже стучали.

— Джейси? — произнес он. Его счастье, такое полное всего миг назад, теперь поддавалось ужасному сомнению.

— Что такое?

Ничего. Всё.

— Просто… я не знаю, что это значит, — сказал он, и зубы у него уже щелкали так, что удивительно, как она его вообще понимала.

— Что что значит?

— Это!

Что она вообще захотела с ним сюда приехать, только вдвоем. Что она голая и радостная и уютно вжимается в его объятия. Что она, похоже, сейчас его поцелует. Нет, что она и впрямь целует его — и ее поцелуи еще безумнее возбуждали его, чем тот, что она ему подарила в ту ночь, когда они вернулись с собачьих бегов. Только в ту ночь она еще поцеловала Линкольна и Мики. С тех пор каждый задавал себе один и тот же вопрос: кого из них она предпочтет, если до этого — что маловероятно — дойдет дело? Означает ли это — их объятия, сладко-соленый поцелуй, — что настал тот самый миг? Неужели она действительно выбрала его?

— Вот это? — переспросила она, прижимая его к себе еще сильней, пока они поднимались и снова опускались с каждым новым накатом. — Наверное, это значит, что замуж я в итоге не пойду.