Линкольн
Мики подошел к краю эстрады к кучке поклонников, и тут Линкольн его окликнул.
— Боже, Лицевой. Только не говори мне, что уже уходишь?
— Нет, — заверил его Линкольн. — Мне просто нужно перезвонить. — Он помахал телефоном, который завибрировал у него посреди отделения, — несомненно, это Анита отвечала на то видео, что он прислал ей недавно.
— И что думаешь?
— Здорово. Да просто замечательно.
Мики пожал плечами:
— За сорок-то лет можно наловчиться, правда? — Но Линкольн видел, что он обрадовался комплименту.
— Я одного не понимаю — как ты не оглох.
— Что?!
— Я говорю… — начал Линкольн, потом до него дошло. — А, ну да. Так… почему ты сказал Тедди, что тут будет, а не мне?
— Я не говорил. Он сам догадался. Серьезно — с ним все в норме будет? А то выглядит он не очень.
— Поди знай.
— Я тут пробую вытащить его потусить со мной на Кейпе пару дней, а он не хочет.
— Знаю. — Линкольн глянул на часы. — Долго у вас перерыв?
— Полчаса. Аните от меня привет.
Раз он не сообщал Мики, кому звонит, Линкольн сказал:
— Я, может, и не ей звоню, между прочим.
— Ага — но нет, не может.
Снаружи стемнело, а прохлада в воздухе чувствовалась уже осенняя. Половина всей публики из «Рокеров» теперь курила на узком тротуаре, поэтому Линкольн направился на Участок для лагерных встреч, практически заброшенный — сезон-то кончился. После грохота музыки тишина казалась сверхъестественной.
Анита ответила после первого же звонка.
— Линкольн.
— С ума бы не сойти, а? — сказал он. — Группа у него по-прежнему называется «Большой Мик на кастрюлях», как и в Минерве.
— Линкольн.
Теперь он расслышал в ее голосе настойчивость.
— Постой, ты что, не получила видео, которое я послал?
— Что-то прилетело, но я еще не смотрела. Твой отец в больнице. Похоже, с ним все будет в порядке, но он нас напугал.
— Что случилось?
— Мы ужинали, как внезапно он весь одеревенел, будто палец в розетку сунул. А потом обмяк и залопотал что-то совсем бессвязное. В общем, мы отвезли его в больницу…
— Мы?
— Мы с Анжелой.
— С Анжелой.
— Это его пассия. Ну, то есть, судя по всему. Она не очень говорит по-английски.
— И на каком же языке тогда она разговаривает?
— По-испански, конечно.
— Но папа же не говорит по-испански.
— Понятное дело. Что для тебя важно? Здоровье твоего отца или с кем он живет?
Линкольн открыл было рот, чтобы ответить, но телефон вновь завибрировал. Он почти ожидал, что это звонит сам Вава — в решимости, как обычно, перетянуть одеяло повествования на себя, но этот номер был местным.
— Линкольн? Ты еще тут?
— Извини. Другой звонок прилетел.
— У меня важнее.
— Я уже понял. Прости. У меня что-то земля из-под ног уходит.
— Мне продолжать?
— Я слушаю.
— В общем, врачи еще берут анализы, но первоначальный диагноз — преходящее ишемическое нарушение мозгового кровообращения, они это называют микроинсультом. Очевидно, такие инсульты у него уже какое-то время.
— Ты это узнала от женщины, которая не говорит по-английски?
— Нет, от твоего отца. Речь от таких ударов нарушается ненадолго. Когда приехала неотложка, он уже мог связно выражаться. Может сказать «велик», когда имеет в виду «замок», но как-то разобраться можно.
— Дай ему трубку тогда.
— Сейчас он отдыхает. Врачи говорят, спать будет, наверное, до утра. Инсульты изматывают, даже такие крохотные. Но вот в чем штука. Каждый, он как клапан, который стравливает напряжение, но оно затем опять накапливается. Очевидно, грядет удар побольше.
— Когда?
— Неизвестно.
Линкольн вздохнул.
— Прости меня, пожалуйста, детка. Не должно это было пасть на твои плечи.
— Я просто рада, что рядом оказалась. Однако он устроен тут хорошо, никакой непосредственной опасности нет. Мы с Анжелой сейчас едем в дом.
— Вы с Анжелой. (Его телефон завибрировал снова. Звонивший раньше, очевидно, оставил сообщение.) Старый мерзавец.
— Линкольн.
— А что я сказал?
— Я знаю, что ты сказал, но ты к нему до ужаса несправедлив. Ему же всегда лишь одного хотелось — быть важным.
— Хочется ему, только чтобы все было по-его.
— Ну, и так тут вокруг со всеми. — На это он не ответил, и она продолжила: — Извини, я выразилась так, будто имела в виду тебя, а тебя я в виду не имела.
— Точно?
— Очень даже.
Он помолчал.
— Я в последнее время заикался о том, что люблю тебя?
— Я знаю, что любишь. Никогда в этом не сомневаюсь.
— Очень хотелось бы, чтоб ты была здесь.
— В данную минуту мне тоже.
— Это хорошо. Ты хотя бы меня Анжеле предпочитаешь?
— Ты лучше, да. Постой — ты мне видео слал?
— Посмотри. Оно тебя взбодрит. — Линкольн понимал, что пора уже ее отпустить, но ему не хотелось. — Видела б ты Мики на сцене. Он как ребенок.
— Вот как?
— Из нас всех он один, похоже, живет так, как и собирался.
— Утверждаешь, что сам прожил не ту жизнь?
— Нет, вот только я к коммерческой недвижимости не так отношусь, как Мик к рок-н-роллу.
— Он не женат. У него нет детей. Тех детей, чье образование оплачено твоей пахотой.
— Нашей пахотой.
— Мы сделали, что нужно было сделать. Оба.
— Само собой. Ладно, сейчас заткнусь.
— Заканчивай свои дела на острове и возвращайся домой. Ты же вернешься, правда?
— Конечно же, вернусь.
— Хорошо. Я соскучилась. Твой отец — тоже.
— Ты считаешь?
— Он тебя любит.
— Потому что думает, будто я его клон. Любить меня — просто другая разновидность любви к себе. И эта женщина Анжела…
— Какая разница, если он с нею счастлив?
— С чего б ему быть счастливым? Моей матери довелось быть счастливой?
— А ты уверен, что не была?
— С определенностью сказать не могу, нет.
— Послушай, я знаю, ты сейчас все время о ней думаешь. Это естественно. Просто все заканчивай и приезжай домой.
В «Рокерах» стало еще теснее, когда он вернулся. Целую вечность он протискивался к их столику в самой глубине зала. Тедди почему-то очень пристально глядел на эстраду, как будто она загадывала ему загадку.
— Все в порядке? — спросил он, даже не взглянув на Линкольна.
— Вава в больнице. У него эти микроинсульты.
Но Тедди все равно слушал вполуха.
— Ты видишь, что там творится?
Линкольн не видел — во всяком случае, не видел отчетливо. К музыкантам на эстраду вышла женщина, на вид — слишком старая, чтобы носить прическу из пурпурных шипов. Она держала микрофон, и когда Мики потянулся к нему, она попятилась, не отдавая.
— Там, похоже, кто-то решил, что сегодня вечер открытого микрофона.
Тедди покачал головой:
— Глазам своим не верю.
Хотя Линкольн и вообразить себе не мог, с чего бы, Тедди, казалось, по-настоящему чем-то встревожен. Мики и женщина с шипастой прической, судя по всему, действительно о чем-то спорили, но лицо у Тедди предполагало, что он наблюдает нечто гораздо серьезнее. Что же он говорил тем утром? Что иногда приступ имеет форму предчувствия? И у него сейчас оно?
Лишь когда телефон у него в кармане заелозил, Линкольн вспомнил о другом звонке, поступившем, пока он разговаривал с Анитой. Он успеет проверить голосовое сообщение, пока группа вновь с ревом не оживет? Публика уже принялась хлопать в предвкушении. Нажав «воспр.», Линкольн прикрыл правое ухо, чтобы левым лучше слышать проигрываемое сообщение. Голос принадлежал Джо Гроббину.
— Линкольн. Позвоните мне, когда это получите. Я тут разнюхивал.
Его за плечо схватил Тедди.
— Ты должен это видеть!
Рассчитывая, что спор между Мики и женщиной с шипастой прической накалился, Линкольн с удивлением обнаружил, что на эстраде все на самом деле успокоилось. Повернувшись спиной к публике, женщина с пурпурными волосами о чем-то беседовала с другими членами группы. Очевидно, ей позволили спеть. А еще необъяснимей то, что публику такое развитие событий только больше заводило. Хлопали теперь еще громче.
— Минуточку, — сказал он Тедди.
Явно правильнее всего — вернуться на улицу и позвонить оттуда, но внутри не протолкнуться. Чтобы добраться до дверей, понадобится целая вечность, и Линкольн нажал на кнопку «перезвонить».
Должно быть, Гроббин сидел, держа руку на телефоне, потому что ответил немедленно.
— Вы где, Линкольн?
— В одном месте, называется «Рокеры».
— Понятно, отчего такой шум. Давайте встретимся. Но не там.
— Завтра?
— Сегодня было б лучше.
— Линкольн! — Взгляда Тедди по-прежнему не отводил от эстрады, а в плечо Линкольну вцепился как тисками.
— Зачем?
— Чтоб я объяснил про вашего друга Мики, — ответил тот.
— А что с ним не так?
— Вы знали, что в восьмидесятых он избил одного парня до полусмерти?
— Вы о чем это?
— Хотите угадать, как звали этого человека?
По спине у Линкольна пробежал холодок, он повернулся к Тедди, который рассматривал его теперь с таким выражением, какое Линкольн мог истолковать лишь как сожаление — словно и он каким-то образом был в курсе их беседы и уже знал, что́ намерен объявить Гроббин.
— Понятия не имею, — признался Линкольн.
Однако какое-то понятие он все же явно имел — иначе бы удивился, когда Гроббин назвал имя. Если бы имя уже не сидело где-то в глубине его сознания, он бы не подумал: «Ну конечно же».
Три щелчка барабанных палочек — и на четвертом вступила вся группа, стеной звука. Линкольн узнал голос певицы тут же — это улика неопровержимая, как отпечатки пальцев.
— «КОГДА ПРАВДА ВДРУГ», — взвыл этот голос.
Не хотелось этого признавать, но он ощутил ее присутствие в тот же миг, как сошел с парома на берег, и вновь, гораздо мощней, — в «Виньярд газетт». А теперь — вот она. Из всех певиц, чьи песни Джейси исполняла с группой Мики, больше всех любила она Грейс Слик, и эта конкретная песня, «Кого-то любить», стала ее визитной карточкой. Она ее пела с полнейшей убежденностью, будто сама сочинила слова и знала всю их историю, поэтому Линкольн предвидел следующую строку, не успела еще она ее пропеть: — «СТАЛААААААА… ЛОЖЬ».
Грохот, сопроводивший слово «ложь», прозвучал как лязг тарелок, но раздался он не с эстрады, а откуда-то ближе: это Тедди потерял сознание и сперва накренился вбок на соседний столик, а затем рухнул на пол, где и остался лежать, подергиваясь, в луже пролитого пива, с которым мешались струйки крови.
