Глава 49
Щелчок.
Ключ подошел.
Грей ахнула в изумлении, ее словно пронзил электрический разряд, когда она толкнула… открыла… эту дверь и переступила порог.
В прихожей было темно и холодно. Настоящее логово вампира.
Она вытащила нож из сумки и прокралась в гостиную.
Мягкий диван и кресло, обивку которых украшал узор «огурцы», такой же пестрый напольный коврик и занавески в тон.
Больше никакого хаки. И никакого желтого.
К камину…
На каминной полке стояли фотографии в рамке: Шон и привлекательная латиноамериканка с ярко накрашенными глазами. Миловидная девочка-подросток в белой футбольной форме. Симпатичный парень держит в руках футбольный мяч. Ребята были слишком взрослыми для того, чтобы быть детьми Шона, но он мог быть отчимом. Жили они в доме Натали.
Шон и Натали Диксон так и не учинили бракоразводный процесс. Ему не пришлось ждать от нее подписи в прошении о разводе; публикации объявления в растиражированной газете оказалось достаточно.
Грей впилась взглядом в этих детей.
Подонок. Он положил конец этой мечте ради нее.
Она действительно собиралась это сделать?
Да, черт возьми.
Она поплыла на кухню и трясущейся рукой открыла холодильник. Молоко. Десяток яиц. Блюдо, завернутая в фольгу. Бутылки вин. Коробки «Ланчеблес». Банки «Пабст Блю Риббон». Шон любил это пиво. Поэтому она взяла с полки последние бутылки. Открыла каждую и вылила пиво в раковину, оставив тару на столе.
Подонок.
Остались ли еще пятнышки ее крови под гранитной столешницей бара? Она истекала кровью внизу, истекала кровью у двери кладовой. Один раз в День Независимости. Один раз за день до уплаты налогов. И в последний раз, в августе…
Грей прокралась вверх по лестнице. Дверь в первую спальню была открыта. Она заглянула. Плакаты с Джеймсом Леброном и Расселом Уилсоном. Грамоты. Ленты. Награды. Во второй спальне были нежно-пурпурные стены. Плакаты с Рианной. Грамоты. Награды. Кукла «Американ герл» в кресле-качалке. В конце коридора располагалась хозяйская спальня. Двойные двери, ведущие туда, были открыты.
С божьей помощью Грей удалось не потерять самообладание, пока она на цыпочках шла к своей старой спальне. Она стояла у порога, пока ее сердцебиение не замедлилось с галопа на рысь. И тут она увидела.
Постельное белье все с теми же причудливыми турецкими «огурцами». Вычурные лампы. Тахта. Телевизор с плоским экраном. Большая кровать. Куча белья на пути к хозяйской ванной. Со всеми этими подушками это была уже не кровать Грей. И не ее ванная. Только не с этими полотенцами. Одежда Шона, в том числе кашемировый свитер, который она купила ему на Рождество, — все это висело на его стороне гардероба, а вот одежда на другой стороне, эти каблуки и ремни… не ее. Ковер тоже другой: синий вместо белого. Грей буквально залила кровью тот белый ковер. Вывести эту кровь было бы ох как непросто.
Ей нужно было выпить.
Грей вернулась в гостиную и села на диван. Если первой вернется красивая латиноамериканка, Грей расскажет женщине об отчиме ее детей. Если же Шон вернется домой первым, то… собственно, «Мияби Эволюшн» для того и созданы. Плавная, равномерная резка. Всегда.
Прошло четыре часа, и вскоре золотой свет пробился сквозь жалюзи. Никто не переступал порога. Дверь гаража не издала ни звука. Грей сидела неподвижно. Она думала обо всем и ни о чем, проигнорировав внутренний голос, твердивший ей уходить. Она не обращала внимание на покалывание в своих немеющих ногах и ступнях, на переполненный мочевой пузырь и гул пустого желудка.
Дом клокотал балками и плитами, распаленными знойным солнцем.
В восемь часов она наконец подошла к окну гостиной.
На другой стороне улицы белая женщина с французскими косами держала под мышкой маленькую болонку, стараясь подобрать с тротуара газету.
— Извините, — крикнула Грей, переходя улицу. — Доброе утро!
Женщина улыбнулась ей.
Грей спросила о семье, которая жила в доме № 595.
— Они на озере Мид, — ответила женщина. — Я думаю, они вернутся на следующей неделе.
Грей позволила собаке лизнуть ей руку и будто бы невзначай спросила:
— А Шон с ними поехал, не знаете?
— Кто? — спросила женщина.
— Шон Диксон. Владелец этого дома.
Густые брови женщины нахмурились.
— Я не очень хорошо разбираюсь в именах.
— Он высокий, немного темнее меня. Симпатичный. Вы бы вспомнили, если бы увидели его.
Женщина покачала головой.
— Я переехала сюда всего три недели назад и встречалась только с Прешес и ее детьми, Кейденом и Сьеррой, так что… извините.
Еще был белый старик, который жил по правую сторону от дома № 595. Раньше там проживали Фил и Лоррейн с их тарелками, вечно закиданными остатками бутербродов, пока мать Лоррейн в Род-Айленде не понадобилась помощь, — тогда им пришлось переехать. Старик знал семью, в том числе Шона.
— Он много путешествует.
Сегодня никто не приходил домой.
— Черт, сука, вот же дерьмо, — бранилась шепотом Грей, по мере того как адреналин сходил на нет. За пятнадцать километров пешего пути до заправки она обрушила на себя все возможные ругательства. И три имени все крутились у нее на языке.
Кейден, Сьерра и Прешес… Кейден, Сьерра и Прешес.
На заправке был телефон-автомат, но она не стала вызывать водителя, салон которого насквозь пропах карри. Минут через пять ее подобрало другое такси и водитель доставил ее в «Эс Дэ Промоушнс».
Эта компания арендовала помещения в зеркальном здании, которое располагалось на территории бизнес-парка всего в двух шагах от аэропорта Мак-Карран. Офис-менеджер Шона забил мебелью «Стейплс» и без того тесные офисы. Маленькие стайки курильщиков прохлаждались у общественных пепельниц возле парка с газоном. Административные помощницы в коротких юбочках и на дешевых каблуках пили коктейли «Слим Фаст» на скамейке рядом с парковкой.
Грей не знала, зачем пришла сюда. Она действительно собиралась убить Шона в офисе? Смотреть, как он истекает кровью на том стеклянном металлическом столе, на который он потратил почти десять тысяч долларов? На том столе, где они заделали… Фэй. Так бы ее звали, если бы это была девочка.
Белые трафаретные буквы на ближайшем парковочном месте гласили: «Шон Диксон».
— Шон Диксон? — спросила хорошенькая блондинка на стойке регистрации.
Грей не знала эту женщину, но это неудивительно — Шон разрешал ей прийти в офис всего пару раз.
— Хозяин, — сказала Грей. — Он здесь?
— Сейчас уточню.
Она встала, потянула за свою короткую юбку и зашагала в сторону каморок.
— Знаешь, а ведь ты можешь позвонить ему с этого модного телефона прямо здесь, — съязвила Грей.
— Одну минуту.
Блондинка подняла указательный палец и исчезла в лабиринте офисных перегородок.
Глаза Грей метались от огромных фотографий с вечеринок и свадьбы к бурлящему фонтану в форме пирамиды на журнальном столике. Блондинка вернулась к стойке регистрации с той же натянутой улыбкой.
— Мистер Диксон сегодня отсутствует.
— Хорошо, — ответила Грей, но даже не двинулась, чтобы уйти.
— Желаете оставить сообщение?
— Нет.
Она все еще не могла пошевелиться. Блондинка смотрела на нее.
— Что-нибудь еще, мэм?
— Вы знаете, где он?
— Ага. Он поехал навестить жену в Лос-Анджелес.
Пять лет назад
Никогда не зовите на помощь
С пересохшим ртом и едва дыша, миссис Диксон осмелилась взглянуть на свои трусики — крови не было. Она выпила две таблетки сильнодействующего обезболивающего, оставшиеся после того, как она вломилась в дом через стеклянную дверь террасы и получила швы на рану почти в 20 сантиметров. Она стояла перед зеркалом — с окровавленными губой и носом — и говорила своему отражению:
— Я так больше не могу.
Внизу на кухне миссис Диксон произнесла эти слова вновь:
— Я не могу. Я не буду.
Затем сделала три больших глотка из бутылки водки, взятой из холодильника. Прошло шесть недель с тех пор, как она пила в последний раз.
Она опустилась на колени, чтобы убрать еду с пола. Если только он еще раз до меня дотронется…
Дверь гаража громыхнула.
Миссис Диксон продолжала соскребать с пола китайскую еду в аккуратную кучку.
И как только она соскребла в эту кучку последний арахис, Шон снова прикоснулся к ней.
«Прикосновение» было столь приятным и интимным словом. Так что нет, он не «прикасался». Он «хлестал», «резко бил», «хватал». Рис, курица и арахис прилипли к ее лицу, рукам и к внутренним сторонам стопы. Она умоляла Шона прекратить, уйти, простить ее за то, что она отрезала себе волосы и спалила рис на плите, но он не останавливался, поэтому она взвыла к Богу и когда Он не ответил, она стала звать Лоррейн, Фила, Криса и Мод. Она кричала:
— На помощь! Горим! — пока его удары и пинки сотрясали ее тело.
Он не переставал.
Она слепо хваталась за окружающее ее пространство до тех пор, пока ее рука не нашла…
Возможно, Бог ее слышал.
Она только что воспользовалась этим ножом, чтобы нарезать дольки лайма для своего коктейля «Пеллегрино», и сейчас он был здесь, скинутый со стола вместе с китайской едой. Она обхватила пальцами рукоятку, и энергия рванула из ее руки, словно молот из руки Тора. Электричество, полученное от удара, пронзило ее, и одним толчком колена в грудь Шона она смогла получить достаточное пространство для того, чтобы удерживать его перед собой.
В ярости Шон не заметил воткнутого в него ножа и бросился на нее.
Лезвие разорвало его футболку, прорвало кожу и глубоко вошло ему в живот.
Схватившись за живот, он издал пронзительный вопль. Страх засиял в его глазах, черных и блестящих, как жуки.
Она пнула его и, карабкаясь, попыталась встать. Ползком, скользя в рисе, крови, слезах и плевках.
Лежа на плитке, он стонал и корчился от боли.
Она перешагнула через него.
Но даже в этот момент он не смог удержаться и схватил ее за лодыжку.
— Нет! — вскрикнула она и наступила ему на руку.
— А-а-а! — закричал он и отпустил ее лодыжку.
Она не обращала внимания на его захваты и выкрикиваемые охрипшим голосом проклятия. Она молилась, чтобы из него хлынуло еще больше крови, чтобы Бог пустил из него кровь, как из свиньи, которой он и был.
Она схватила ключи со стола в столовой и побежала в гараж. Как только открылась дверь, она резко развернула «Ягуар» и с ревом выехала с подъездной аллеи. Мчась на восток, к Полосе, она переводила взгляд с дороги впереди нее на зеркало заднего вида и на дорогу позади. Совсем скоро он сядет в свой внедорожник и выследит ее.
Через полчаса миссис Диксон оказалась на стоянке мотеля «Голд Майн Мотор Инн» на Парадиз Роуд. Двухэтажный мотель 1960-х, просевший в землю до краев, исчезал у нее на глазах. Он был настолько ветхий и пескоструйный, настолько трагичный и ужасный, что это было почти смешно. Она села на парковке, дрожа от выброса адреналина. У нее не было ни денег, ни документов, ни телефона. Она не могла вернуться в Трейл Спринг Корт. Если Шон чуть не убил ее до того момента, когда она вонзила ему нож в живот, он наверняка сделает это сейчас. Нет, она не могла вернуться. Но у нее не было топлива и возможности купить его.
В ловушке.
Позвони Нику.
Доминик Рейдер знал, что Шон избивал ее. Она могла понять это, когда они столкнулись друг с другом в магазине «Таргет» всего несколько недель назад. Он оставил свою визитку под той коробкой с тампонами и сказал, чтобы она звонила в любое время.
Эта визитка… С тех пор она бесчисленное количество раз вынимала ее из двойного дна своей мусорки в ванной. Номер отличался от того, который Виктор заставил ее запомнить еще в колледже. Разглядывая новую визитку, миссис Диксон изучила новый номер Доминика, но не запомнила его задом наперед, как просил ее отец. И теперь она мельком видела часть номера в своем воображении.
213…
Но дрожь и страх не давали ей сосредоточиться. Ее разум был смутным, а память ударяла в голову и заносила ее в сторону цифр 213.
Ночь здесь была цвета вульгарного неона и стали. В облаке ржавого скрипа и скрежета машины въезжали и выезжали со стоянки. Загорелые туристы невнятно бормотали фразы, волоча за собой по асфальту багаж.
Она закрыла глаза. Дыши, Натали, дыши. Именно в этот момент она вспомнила эти семь цифр после 213. Она пошарила в машине — сиденья, коврики, пепельница — и нашла полтора доллара монетами. Затем поспешила к телефонной будке, находившейся у входа в вестибюль. Бросила осмотрительный взгляд на тех загорелых туристов, на припаркованные машины.
Сосредоточься.
Она схватила трубку и положила четвертак. Набрала номер. Положила еще десять центов.
Два гудка, и человек на том конце провода ответил:
— Ник Рейдер, слушаю.
Рыдание вырвалось из нее, и она плакала почти минуту. Как только ей удалось вздохнуть, она издала:
— Помоги мне.
— Где ты?
Она сказала ему.
— Сними мне комнату, хорошо?
У нее не было денег.
— Заселяйся, я позабочусь об этом.
Она рассказала ему, что у Шона повсюду есть «глаза», что на ее «Ягуаре», вероятно, есть какое-то отслеживающее устройство и что он может определить ее местоположение.
— Не беспокойся об этом. На стойке регистрации скажи, что тебя зовут Алисия Смит. Запри дверь. Не впускай никого, кроме меня. Если тебе понадобится оружие, используй карниз или вантуз унитаза. Подключи утюг, дай ему нагреться, а затем воспользуйся им при необходимости. Скоро увидимся.
Сотрудница стойки регистрации, белокожая, с черными вьющимися волосами, скучающего вида женщина и глазом не моргнула ни при упоминании фальшивого имени, ни при виде синяков и порезов на лице Алисии Смит, ни при виде кровавых пятен на ее футболке и джинсах, страшных, как атомная война. Она просто протянула Алисии Смит ключи от номера 303, прежде чем вернуться к своем айпаду, лежащему на столе.
Шон взбесился бы, если бы узнал, что его жена будет спать на кровати в такой крысиной дыре. Только фешенебельные отели как «Шератон», черт возьми, или как «Трэвелодж» заставят ее стать кем-то. Для таких не очень модных мест, как «Голд Майн Мотор Инн» было важно лишь, чтобы клиент мог расплатиться наличными. И это было вполне нормально для основной клиентуры данного места: проституток, их клиентов и проживающих отдельно от своих семей мужей. Эта своеобразная Шангри-Ла приветствовала незнакомку своими номерами по двадцать девять долларов в день и цветными телевизорами американской марки «ЭрСиЭй».
Как скоро сюда приедет Доминик?
Найдет ли Шон ее первым? Он всегда находил. И когда делал это, взрывался, хотя, возможно, и не сразу. Ожидание момента, когда он взорвется, истощило ее. Это было сродни ожиданию удара одной-единственной молнии по самому высокому дереву. Это было как ожидание бури столетия, которая разрушит слабую крышу. В те дни она была так встревожена, так исполнена страха, что покусывала саму себя, как нервный кролик, прожевывая губную помаду и прокусывая кожу на нижней губе.
Как она справлялась с этим на протяжении целого дня, каждый день, в течение двух лет и при этом не срываясь?
Но она сорвалась. Наличие крови на ее одежде, НЕ ее крови, говорило ей о том, что она сорвалась.
В 303 номере она присела на край жесткой кровати, пока цвета поставленного на беззвучный режим телевизора «ЭрСиЭй» отсвечивали танцующие по стенам тени. Ее мочевой пузырь тянуло, но она не осмеливалась… Потому что, если…
Стон застрял в ее горле, слезы жгли глаза, и она снова вспомнила о Мэтлоке, а потом об Убийстве. Она написала, и затем снова Мэтлок…
Из ее комнаты было слышно, как она ходит взад-вперед. Очертания и тени в занавесках иногда задерживались у ее окна.
У нее болели глаза, но и все остальное болело не меньше. Ее мочевой пузырь был настолько полон, что она боялась утонуть в его содержимом. Страх подхватить инфекцию мочевыводящих путей заставил ее пойти в ванную. Там она стянула с себя джинсы и поняла: все кончено. И когда она освободила свой мочевой пузырь, понимая, что все кончено, она стала молиться, чтобы Шон умер в луже крови, как умер их ребенок. А если он не умрет, то она позаботится о том, чтобы в один прекрасный день это произошло.
Оцепенев, она вернулась к краю кровати и к просмотру «Шоу Энди Гриффита». Она вернулась к тем задерживающимся теням и давним сомнениям в своей ценности, к обещанию Доминика, к состоянию Шона. И как только к ней пришла мысль покинуть комнату мотеля, как только она подумала о том, чтобы позвонить Шону и извиниться, как только она нашла в себе силы не делать этого, «Пошел к черту, вернись и прикончи этого ублюдка…», кто-то постучал в дверь.
Доминик Рейдер стоял за дверью, как и обещал.
— Я хочу уехать отсюда, — сказала она ему. — Забудь об этом навсегда. Я должна умереть.
— Ты уверена? — спросил он, когда они выехали с парковки мотеля в его снятой напрокат «Ауди».
— Да.
Он мог бы помочь Натали Диксон умереть. Это было бы несложно. У нее не было ни детей, ни какой-либо кредитной истории, ни семьи. У нее был дом неподалеку от залива Монтерей, но Шон об этом не знал. Не рассказала она ему и о небольшом целевом фонде, оставленном ей Фэй и Виктором Грейсонами.
Натали также хранила свой дневник цвета ювелирного дома «Тиффани-эндко» в ящике самого оживленного почтового отделения Лас-Вегаса. Она делала записи в этом дневнике несколько раз в месяц и после каждого разгрома, устроенного Шоном, прятала среди страниц дневника фотографии полученных травм.
— Нам это пригодится, — сказал ей Доминик. — Но сначала нужно отвезти тебя к врачу.
Во время прошлого визита медсестра Андерсон из «скорой помощи» предложила Натали свой номер телефона, и сейчас она ей позвонила. Они встретились в клинике, и после проведения УЗИ медсестра Андерсон рассказала Натали то, о чем она уже знала.
— У тебя случился выкидыш, милая.
Стыд и чувство вины захлестнули ее, и она заплакала, уткнувшись в грудь медсестры.
Когда она вернулась в «Ауди», Доминик пристально смотрел на нее глазами, полными слез, пока она рассматривала последние фотографии своих ран.
— Нат, ты как? — прошептал он.
— Я не хочу здесь находиться. Если он не умер, он убьет меня. Я знаю, что так и будет. Я хочу исчезнуть.
— Ты уверена?
Она задавала себе этот вопрос наряду с другими.
Ты действительно влюблена в него?
Как ты можешь быть и вправду влюблена в него, если он ужасает тебя?
Разве ты не ненавидишь его за то, что он ранит твою гордость, унижает тебя, избивает?
Что бы подумали мама и папа?
Она никогда не отвечала на эти вопросы честно. Она сказала себе, что гнев Шона не пугает ее. Она убедила себя, что не вздрагивает каждый раз, когда он повышает голос, хотя сама только и успевала избавляться от дрожи после его очередной вспышки гнева.
Если бы она честно ответила на все эти вопросы, ей пришлось бы признать, что ее отношения с друзьями, с окружающим миром изменились из-за него. Она была бы вынуждена признаться себе в том, что она закрывала глаза на ВСЕ, что он ей делал, и что она находила логическое объяснение его поступкам вне зависимости от того, насколько ужасно обстояла ситуация. И все это потому, что у нее на руке висел браслет «Картье», а также имелся большой дом с садом, засаженным суккулентными растениями и вдобавок красный «Ягуар».
— Ты уверена? — повторил вопрос Доминик.
Кости ныли от боли. Моргать было не менее больно.
— Ни единого сомнения.
И, готовая к переменам, она закрыла глаза.
