Глава 10
Грей порылась в бардачке «Камри» и обнаружила две новые шариковые ручки. Она сделала пару росчерков на странице в папке — пишут хорошо. Затем опустила окно машины и принюхалась: пахло эвкалиптом и скунсами. Дерьмом не попахивало — О’Доннелл еще не приехал.
Однако тут же она заприметила темно-серый «Порше», который мчался в ее направлении. Кабриолет свернул на парковочное место, ближайшее к воротам. Светловолосый мужчина за рулем из машины не вылезал. Грей тоже не торопилась. Иан О’Доннелл поднес телефон к уху. Грей взяла свой телефон — полностью заряженный — и нацелила его в сторону Иана.
— Просто не обращай на него внимания, — говорил Иан. — Ты ничего не должна ему отвечать.
Он засмеялся тем громким смехом, которым мужчины смеются, когда говорят по телефону с женщинами. Очень громко. Компенсируют, чтобы в их искренность можно было поверить, ведь лица по телефону не видно.
— Ты ведешь себя так, будто не видела меня весь день, — продолжал Иан. — Нет… Ну, она такая… Я знаю… Теперь я приехал… Я знаю, что это недешево, но мне нужно ее найти… Ха!.. Может она сменила пол или… Ее имя… Точно, да!
Он снова засмеялся, потом посмотрел на часы.
— Опять ты про «шоколадную фабрику»… Потому что я ненавижу, когда ты несешь этот расистский бред… Не могу поверить, что ты ревнуешь… Не в моем вкусе, нет… Она не в моем вкусе… Ну, я бы не сказал, что она толстая…
Иан говорил о Грей.
— Она… пухленькая, как эта… Из «Американского идола»… Дженнифер… Да-да, она!.. Ха!.. Нет, ты моя… Я серьезно.
Он щелкнул козырьком зеркала и выковырял что-то, застрявшее между его передних зубов.
— Да, согласен… Пора идти… Она приедет… Позвоню тебе потом… Хорошо… Я тебя тоже.
Грей взглянула на отметку хронометража на телефоне. 0:00. Черт. Забыла нажать большую красную кнопку «Запись».
Иан О’Доннелл вылез из «Порше». Он все еще был в синей форме хирурга — магнит для некоторых женщин. Бросил взгляд на улицу и посмотрел на часы. Что-то пробормотал, затем покачал головой, разочарованный пухлой трансгендершей и частным сыщиком по совместительству, похожей на эту девчонку из шоу по телеку. У калитки он набрал код доступа, а затем исчез в тени.
Грей прошептала: «Веди себя хорошо», затем схватила папку.
Снаружи кусался прохладный ветерок. Сладкий поцелуй после этого ужасного жаркого дня. Телефон завибрировал, когда она переходила улицу. Писал Иан.
Где вы? Жду вас уже десять минут.
Врешь.
Я жду вас уже пятнадцать.
Победим большую ложь большей правдой.
Иан вернулся к воротам.
— Надо было написать мне.
Всегда кто-то виноват. Он привел ее к той же синей двери, которую она обнаружила несколько минут назад. Без его помощи.
— Вы очень долго просидели в машине. Это опасно. Район тут так себе.
Эвкалипты раскачивались на ветру. Никакого мусора, битого стекла или машин со снятыми покрышками у бордюров. Темнокожие миллениалы расхаживают в одежде для йоги, в ушах — наушники-затычки. Кто-то бегал трусцой, другие катаются компаниями на велосипедах. Опасно!
— Вы уже поговорили с Ти? — спросил Иан.
— Пока только переписывались, но уже могу сказать, что о вас у нее вполне сложившееся мнение.
Грей помолчала, затем спросила:
— Вы не знаете, Изабель уехала на своей машине?
— Нет, ее машина за домом.
Красная «Хонда Прелюд» стояла в гараже, запертая и пыльная.
— У вас есть ключи? — спросила Грей.
— Нет.
Когда они подошли к входной двери, Грей спросила:
— Интересно, а как она тогда уехала?
— Может, вызвала «Убер»? А может, Ти подвезла. Не знаю.
Он вставил ключ в замок и толкнул синюю дверь. Навстречу им устремился прохладный воздух с запахом ванили. Иан щелкнул выключателем.
— Она все еще платит за счетчики? — спросила Грей.
— Нет, это я все еще плачу за ее счетчики. Говорю же: я хороший парень.
Его брови приподнялись, пока он глядел, как Грей делает пометки в блокноте.
— Вы обзавелись ручкой. Отличная работа!
Грей покраснела, затем крупно написала: «Козел».
В маленькой гостиной лежал дешевый серый ковер, стояла деревянная мебель, деревянный шкаф, на полу — белая плитка. Кушетка черничного цвета казалась жесткой и не сочеталась ни с чем в комнате. Даже с оранжево-желтым покрывалом на подушках.
Кухня сверкала чистотой, но пахло здесь хлоркой и бананами, лежавшими на столе. Они почернели и так сморщились, что над ними даже не кружили мошки.
— Не знаете, она не получала никаких травм перед отъездом? — спросила Грей. — Вроде порезов, синяков, растяжений или чего-то еще?
Иан покачал головой.
— По вашему мнению — медицинскому, личному, — она была… склонна к самоубийству?
Он закатил глаза.
— Ти придумала эту историю, что Из закинулась таблетками, прежде чем уехать.
— Когда это было?
— В пятницу вечером перед Днем памяти. Неважно. Это неправда. Никому не станет лучше после молитвы и горсти обезболивающего. Я сказал Ти, чтобы она врала лучше, особенно о таком. То есть Изабель приняла кучу таблеток и через два дня у нее хватило сил уехать из Лос-Анджелеса? И все это без медицинского вмешательства? Бред. Так не бывает.
Стоя так близко, Грей могла получше изучить лицо Иана. Никаких следов женских ногтей, никаких царапин. Никаких почти заживших синяков под глазами. На губах нет порезов. Он прекрасно выглядел, и кожа его была прекрасна.
— Квартирка крохотная, да? — спросил Иан. — Вроде два этажа, а все равно тесно.
— Неплохо, если живешь один.
— В гробу тоже все по одному.
На кушетке валялась книга с ребусами. Пачка ментоловых конфеток лежала на кофейном столике рядом с пустой пепельницей. Зажигалки рядом нет. Как и спичек.
— Она курит? — спросила Грей.
— Иногда, — Иан засунул руки под мышки.
— Завтра ведь день рождения, — сказала Грей.
— У кого?
Грей снова посмотрела на него.
Лицо ничего не выражало. Бровью даже не повел. И не пытаясь понять, что бы это могло значить, Грей сказала:
— Ни у кого.
Затем вздохнула. Стало жаль эту Изабель Линкольн.
Стена вдоль лестницы была увешана фотографиями Изабель и Иана в счастливые времена. Вот они целуются перед Эйфелевой башней. Обнимаются в бирюзовых водах Карибского моря.
— Я оплачивал все эти небольшие поездки, — сказал Иан, — планировал еще много чего. Хотел показать ей мир за пределами Лос-Анджелеса, за пределами Америки. Хотел быть ее гидом по жизни. Хотел быть с ней, когда она впервые увидит Тадж-Махал или попробует настоящую итальянскую пиццу с яйцом. Я относился к ней как к принцессе, а она вот как мне отплатила.
Но почему-то от этих фотографий в Париже и Сен-Мартене Грей подташнивало. И приторные слова Иана теперь вовсю лились ей в глотку. Раньше она бы никогда такое не проглотила, но, стараясь «вести себя хорошо», промолчала и грустно улыбнулась.
— В Центре выпускников мне сказали, что вы с Изабель должны были уехать на День памяти. Но вы не приехали. Поэтому она приняла таблетки?
Иан поежился.
— Ну, опять же не думаю, что она приняла те таблетки.
— Вы не упомянули об этой поездке.
— Вы не спрашивали.
— Так что случилось?
Он покраснел.
— Мне пришлось работать, а ей это не понравилось. Ей нравилось встречаться с врачом, при этом работу мою она ненавидела. Это Лос-Анджелес, здесь много сердечников. Иногда нужно остаться и помочь, даже когда у меня выходные. Если бы ей потребовался кардиолог, она бы вряд ли захотела услышать: «О, доктор в отпуске, мисс, придется подождать. Но если вы не против, кардиостимулятор вам вставит вот этот второкурсник». Я так не думаю.
— Понимаю.
И на этот раз она и правда поняла. К кардиологу она никогда не обращалась, но врачи из «скорой» много раз накладывали ей швы. И она никогда не думала об их женах, детях или отложенных поездках на Борнео. Никогда.
Ступеньки заскрипели, когда Грей и Иан поднимались на второй этаж.
— По словам ее коллег, — сказала она Иану через плечо, — вы хотели сделать Изабель предложение в те выходные.
— Предложение? Свадьба?
Грей кивнула.
Он засмеялся, и смех его был таким же искренним и настоящим, как сухое молоко.
— Она вечно ждала, что я буду следовать сценарию, прописанному в ее голове. Как мы будем отмечать годовщины каждый месяц. Наша помолвка. Как я должен сделать предложение и где. Честно говоря, я устал от ее микроменеджмента. Решил, что с меня хватит и я сделаю предложение, когда захочу. Думал, четвертого июля, в нашу годовщину. Но, конечно, к тому времени она уже пропала.
Они дошли до комнаты для гостей, которая была почти пустой, если не считать пары потрепанных кроссовок и большой груды одежды на ковре. Жалюзи закрыты. В комнате пахло потом, немытым телом и грязным бельем.
Грей и Иан вошли в спальню. Повсюду валялись книги, ручки и блокноты. Простыни на большой кровати обвивались вокруг пустой спортивной сумки. Из-под постельного белья торчал толстый вибратор цвета фуксии. На прикроватной тумбочке и в комоде валялись тени для век, тушь и тюбики с губной помадой. На DVD-плеере стояли две коробки из-под красок для волос «Лореаль».
— Она недавно покрасила волосы? — спросила Грей. — В анкете указано, что волосы у нее темные, золотисто-коричневые.
Иан не ответил. Он смотрел на вибратор.
Грей откашлялась и спросила, на этот раз громче:
— Она красила волосы?
— Я не знаю.
Краска для волос — черный сапфир. Одна упаковка нераспечатана, другая — пуста.
В ванной комнате слив был окрашен в черный оттенок.
Грей сфотографировала ванну и сделала несколько крупных планов грязной канализации.
— Она, наверное, покрасила волосы.
Иан указал на «Эппл Уотч» в тонкой белой коробке.
— Оставила. Я выложил кучу денег за эту штуку.
Изабель следовала первому правилу исчезновения: не привязывайся ни к чему, что нельзя оставить за пять секунд. Она, черт возьми, не хотела, чтобы ее отслеживал причудливый маячок на запястье.
Вещей доктора как будто не наблюдалось.
— Вы когда-нибудь здесь ночевали? — спросила Грей, пытаясь не обращать внимания, что ей захотелось в туалет.
— Конечно.
Его телефон зажужжал, и он посмотрел на экран.
— Это из больницы. Надо ответить.
Он направился к двери, затем снова посмотрел на нее.
— Ничего не берите. Я не хочу, чтобы она злилась на меня, когда вернется.
— Так вы думаете, она вернется?
— Да, как только она поймет, что ведет себя глупо, она вернется.
Иан ткнул пальцем в Грей.
— Мне нужно, чтобы вы помогли ей побыстрее это осознать.
Грей показала два больших пальца, поднятых вверх, а когда он отвернулся — средний. Она открыла верхний ящик комода. Трусики и бюстгальтеры любого оттенка. Что-то еще мерцало под грудой нижнего белья, но она не стала трогать и вместо этого сделала быстрый снимок. Во втором ящике она нашла футболки и штаны для йоги. Ничего особенного.
Над комодом висели фотографии в рамках. Та же фотография Изабель с двойниками Лу Ролза и Клер Хакстейбл, и фотография женщин в лыжном снаряжении, за которыми мерцает белый снег.
Не было ни брызг крови, ни порванных занавесок, безвольно свисающих, словно истощенный труп женщины. Грей не слышала криков в этой комнате, но страх все еще скручивался в ее животе. Почему?
В шкафу не было туфель с красной подошвой, зато было много туфель на каблуках, кроссовок и сандалий, которые стоили меньше билета на концерт. Грей порылась в темноте, пока ее пальцы не нашли что-то твердое, квадратное и холодное.
— Что это? — прошептала она.
— Извините, — сказал Иан, лицо его покраснело. — Мне нужно ехать.
Грей встала, затем спросила:
— Не возражаете, если я…
Она указала на туалет.
Иан скривился.
— А что, очень надо? Я имею в виду… Конечно.
Она покраснела, но все равно быстро прошла в ванную. Управившись менее чем за две минуты, она вернулась в спальню Изабель.
Иан ждал ее, скрестив руки на груди.
— Итак, — сказала Грей, — быстрый вопрос: была ли Изабель раньше замужем? Или помолвлена?
— Нет. Но у нее были плохие отношения. До этого она встречалась с ребятами куда хуже меня.
С акульей улыбкой Грей сказала:
— Коллеги из Центра выпускников сказали, что это вы плохой.
Он взмахнул рукой.
— Меня не волнует, что они думают. У меня в жизни есть дела поважнее, чем беспокоиться об этих стервах.
— А с кем она была до вас. Кто эти ребята хуже вас? Знаете их имена?
Он фыркнул.
— Зачем мне их имена?
— Вам никогда не было любопытно? Она никогда не жаловалась на бывшего Майкла, который брился и никогда не мыл после себя раковину? Или Пол, который стриг ногти на ногах в постели?
Иан снова фыркнул.
— Извините, меня такое не интересует.
Грей и Иан спустились по лестнице и направились на кухню. На этот раз она заметила наполовину заполненную кружку, стоящую возле плиты — внутри виднелись следы высохшего кофе. На блюдце лежал бублик, покрытый сливочным сыром.
Неужели Изабель уехала в тот понедельник совсем внезапно?
Не может быть. Миссис Томпкинс упомянула, что Изабель несла с собой чемодан. У нее было достаточно времени, чтобы собраться. И покрасить волосы.
На стойке для завтрака лежал пустой блокнот. На дверце духовки не было пятнышек засохшей крови. Никаких осколков битого стекла или керамики на кафельном полу. Под вентиляционным отверстием холодильника нет клочков вырванных волос.
— Моррис, — сказала Грей, — от чего он умер?
— Он что-то съел.
— Отравился?
— Без понятия.
Грей покосилась на него.
Иан уставился на Грей.
— Что? Теперь я виновен в смерти кошки? Я его и не видел никогда. Он всегда прятался, когда я приходил. Из ни разу не просила меня присмотреть за ним.
Дрожащим пальцем он ткнул в сторону квартиры миссис Томпкинс.
— Вы общались с этой старухой и ни слова мне не сказали?
Прежде чем Грей успела ответить, Иан резко отвернулся.
— Великолепно. А теперь я кошачий убийца. Она крадет мою собаку, а злодей я. Да она никогда и не заботилась о Кенни Джи.
— Она присматривала за ним? Из-за вашего графика?
— Я вас умоляю. У Кенни Джи большую часть времени была собачья няня. У Изабель семь пятниц на неделе, она могла забыть приехать. На нее нельзя положиться. Да, она время от времени помогала. Вот почему он был у нее в тот понедельник — она забрала его от няни тем утром, около десяти. А Ти вечно врет, лгунья, знайте это. Она настолько увлечена мифом о святой Изабель, что даже думать не может. Мой совет: на веру из того, что она говорит, можно принимать только процентов десять.
Он покачал головой и добавил:
— Не убивал я этого кота, понятно?
— Хорошо. Возможно, мне придется вернуться сюда, чтобы еще кое-что посмотреть.
Иан побледнел.
— Ник сказал, что мы закончим завтра или самое позднее в субботу.
— Может быть. Я делаю все возможное.
Он провел руками по лицу.
— Я постараюсь найти время впустить вас, но у меня пациенты.
У калитки он сказал:
— И да, завтра день рождения Изабель. Я знаю. Вы просто поймали меня врасплох, и я не сообразил. Но вы-то, конечно, все истолковали по-своему.
Грей снова улыбнулась своей синтетической улыбкой:
— Спасибо, что нашли время, чтобы провести меня. Я знаю, что вы невероятно заняты. Что еще мне нужно знать? Есть какие-нибудь важные секреты, которые могли бы объяснить ее исчезновение? Может, у вас была другая? Или у нее имелся любовник?
Доктор покачал головой.
— Кроме того парня Омара? Нет, никого.
Грей не сводила с него глаз.
А как насчет Большого секрета? Или, может, интрижка с горячей медсестрой? Что вы на самом деле делали в пятницу вечером в выходные, в День памяти?
Иан О’Доннелл снова сел в свой «Порше». Не кивнув и не помахав Грей на прощание, он поехал вниз с холма.
Когда Грей вернулась в «Камри», то поняла, что ей нужно получше осмотреть квартиру Изабель Линкольн. Что-то было в этом пустом блокноте на стойке за завтраком. И что-то было в этом крошечном ключике, спрятанном под нижним бельем. И этот твердый металлический ящик на полу в самом темном уголке туалета Изабель…
Повсюду таились большие секреты.
