Пора поднимать ставки. Мы собираемся перейти от собак к человекообразным обезьянам.

Шимпанзе способны к совместным действиям без всякого обучения- например, они тянут за веревки, чтобы достать тяжелый ящик с едой. Но такое происходит редко. У них есть проблема – они иногда становятся злейшими врагами самим себе. Шимпанзе сотрудничают и вместе тянут за веревку, если: 1) еду можно разделить; 2) обезьяны отделены друг от друга; 3) обезьяны раньше делились пищей. Если эти условия не выполняются, шимпанзе не сотрудничают. Причины: обезьяны с низким статусом не хотят подвергнуться нападению лидеров, а лидеры, похоже, не могут сдерживать агрессивные импульсы в отношении подчиненных, которые получают еду, – даже когда при отказе от сотрудничества лидер вообще не получает еду. Они не способны к совместным действиям, даже если сотрудничество им выгодно. «Веди себя прилично, и все будут сыты» – для шимпанзе это слишком сложно.

У шимпанзе нет человеческих навыков, которыми обладают собаки, потому что у них нет собачьей склонности к сотрудничеству. Мы знаем, что собаки приобрели эту склонность еще будучи волками. Но каким образом вообще появился свойственный человеку характер?

Некоторые исследователи убеждены, что у древних людей развился неагрессивный, дружелюбный человеческий характер до того, как коммуникабельность и сотрудничество могли обеспечить такое громадное преимущество.

С другой стороны, если преимущество так велико, почему у шимпанзе не сформировался неагрессивный, дружелюбный человеческий характер? Хотя у некоторых, похоже, сформировался. Как и у людей. Более того, почему шимпанзе часто ведут себя отвратительно, а бонобо чрезвычайно дружелюбны и любвеобильны в отношении своих сородичей? Похоже, все дело в самоодомашнивании. Бонобо, подобно волкам, по всей видимости, одомашнили сами себя. Самое примечательное в случае бонобо заключается в том, что их самоодомашнивание никак не связано с человеком. Бонобо сформировались приблизительно миллион лет назад после появления реки Конго, которая изолировала популяцию шимпанзе к югу от реки. Для бонобо многое изменилось.

Когда шимпанзе взрослеют, они становятся менее игривыми и по большей части отказываются делиться. Бонобо похожи на шимпанзе, которые так и не повзрослели. Взрослые особи играют друг с другом, как молодые шимпанзе. Бонобо известны своими сексуальными играми и нерепродуктивным сексуальным поведением. Такие игры устраняют конфликты, способствуют дележу пищи, сотрудничеству, дружелюбным отношениям между группами. В тех ситуациях, когда шимпанзе не способны преодолеть агрессию и сотрудничать – тянуть за веревки, чтобы получить наполненную лакомствами коробку, – бонобо играют, ласкают друг друга и с радостью делятся угощением с молодежью. «Взрослые бонобо нередко ведут себя как молодые шимпанзе». По сравнению со своими агрессивными, жадными, эгоистичными родственниками – шимпанзе – бонобо похожи на играющих и сотрудничающих друг с другом детей. В этом все дело.

Взаимоотношения между группами шимпанзе всегда напряженные, иногда враждебные. Для самцов, которые оказались без поддержки своей группы, такая встреча может стать роковой. Иногда самцы убивают детенышей из других групп. В отличие от них бонобо при встрече с незнакомой группой часто просто отступают на свою территорию. Но иногда группы бонобо смешиваются, флиртуют и играют, используя возможность для таких видов общения, как груминг и случка. А при соответствующем настроении могут позволить себе скромную – хотя, по стандартам шимпанзе, неприлично беспорядочную – оргию.

Шимпанзе ревнивы, честолюбивы, часто проявляют агрессию по отношению к членам своей группы. Вожак стаи шимпанзе всегда самец. Самцы шимпанзе образуют коалиции против других самцов, а смысл лидерства заключается в основном в монополизации способных к деторождению самок (результат: у доминантных самцов непропорционально большое количество детей; это главное преимущество их агрессивной, стремящейся к повышению статуса натуры). В сообществе бонобо вожаком всегда бывает самка, а не самец. Коалиции самок играют главную роль – поддерживают мир и обеспечивают подчиненное положение самцов. Власть самок подавляет агрессию самцов.

Самая тесная связь у самца бонобо – с матерью (как у косаток). Драки редки, а конфликты часто разрешаются с помощью разнообразного секса. Самки выбирают себе партнера и подходящий момент для спаривания, хотя следует признать, что они не очень разборчивы в связях. Самки предпочитают копуляцию лицом к лицу и часто выступают инициаторами секса – уважающая себя самка шимпанзе такого себе не позволяет. Следует отметить, что бонобо трисексуальны: они пробуют все со всеми. Делиться – значит заботиться. У многих самцов в группе одинаковое количество детей.

Может быть, предками бонобо были шимпанзе, которые оказались изолированными к югу от реки Конго – маленькая группа, состоявшая преимущественно из самок? Но и в этом случае каким образом доминирование и лидерство самок стали институализированными? Загадка.

У бонобо, как и у всех нас, характеристики личности связаны с мозгом. По сравнению с шимпанзе в мозгу бонобо больше серого вещества в тех областях, которые участвуют в восприятии чужих страданий. У бонобо более крупный нервный путь для контроля над агрессивными импульсами, что не позволяет причинять вред другим особям. Это ослабляет стресс, снимает напряжение, уменьшает тревожность до уровней, открывающих дорогу для секса и игры.

Даже у взрослых бонобо гормоны в мозгу и химический состав крови такие же, как у детей, – в том числе более высокий уровень серотонина, который подавляет агрессию и снижает уровень гормонов стресса. Типичная для молодых особей химия мозга обусловливает свойственное молодым особям поведение – игривость, дружелюбие, доверие. Генетические изменения приводят к изменению поведенческих, внутренних и внешних характеристик. Например, по сравнению с шимпанзе медленнее взрослеют – в физическом, психологическом и социальном плане – и медленнее обучаются. Более того, череп взрослого бонобо мало отличается от черепа подростка бонобо. У них примерно одинаковый размер и форма головы. Кроме того, клыки у бонобо меньше, чем у шимпанзе (на 20 % по сравнению с самцом шимпанзе). У бонобо менее мощные челюсти и более плоские лица. У взрослых самок шимпанзе исчезают большие половые губы, а у бонобо остаются – как у человека. Клитор и гениталии у бонобо смещены вперед по сравнению с шимпанзе, что объясняет их предпочтение «позы миссионера». У бонобо исчезла пигментация губ; у них симпатичные розовые губы.

Точно неизвестно, почему и каким образом бонобо одомашнили себя, но выдвигается любопытное предположение о том, что они попали в своего рода райский сад с изобилием пищи. Конечно, это некоторое преувеличение, но именно изобилие пищи могло сыграть ключевую роль. Взрослые шимпанзе могут запомнить больше мест, где видели спрятанную еду, и это значит, что добыча еды у шимпанзе требует больше усилий и навыков. Действительно, бонобо тратят на поиски пищи меньше времени, питаются на меньшей территории и большими по численности группами. Там, где живут бонобо, не водятся гориллы. Рацион горилл и шимпанзе частично совпадает, и поэтому там, где нет горилл, для бонобо остается больше пищи. Драки между шимпанзе могут приводить к серьезным увечьям или смерти. Шимпанзе часто ищут пищу на некотором расстоянии друг от друга, а самки много времени проводят в одиночестве. Изобилие пищи в местах обитания бонобо способствует формированию больших по численности групп. Похоже, что бонобо сталкивались с напряжением и конфликтами, обусловленными более близкими и частыми контактами друг с другом. Возникла необходимость в более мирных межличностных отношениях. И бонобо удалось этого добиться, почти полностью освободив себя от насилия.

Исследователь приматов Ричард Рэнгем описывает бонобо как «шимпанзе, которые достигли мира тремя путями. Они снизили уровень насилия между полами, в отношениях между самцами и в отношениях между группами». Японский приматолог Такеши Фуруичи, единственный, кто изучал и шимпанзе, и бонобо, живущих в дикой природе, выражается более лаконично: «У бонобо все происходит мирно. Когда я вижу бонобо, они как будто наслаждаются жизнью».

«Развивая эту мысль, – осторожно предполагают Брайан Хэйр и Майкл Томазелло, – можно серьезно рассматривать гипотезу о том, что важным первым шагом в эволюции современного человека было своего рода самоодомашнивание».

Как это могло произойти? Хэйр и Томазелло, вспоминая русских лис, у которых размножаться позволяли лишь дружелюбным особям, предполагают, что люди «либо убивали, либо изгоняли чрезмерно агрессивных или деспотичных. Таким образом, как и в случае одомашнивания собак, подобный отбор более мирной реакции поместил наших далеких предков в новую адаптивную среду, подготовив основу для эволюции „современных человеческих форм социального взаимодействия и коммуникации“».

Конечно, убийство чрезмерно агрессивных – не слишком дружелюбный акт. Но разве не такова вся история демократии, борьбы за свободу и достоинство человека? И разве сегодня мы не даем государству право убивать или изолировать чрезмерно агрессивных, отправляя их за решетку? Разве мы – неуверенно, с остановками, сквозь тьму невыразимых человеческих страхов – не находимся в постоянном поиске более совершенных способов усмирения самих себя? Похоже, самоодомашнивание действительно встроено в нашу генетическую программу. Процесс, в результате которого мы становимся более воспитанными, называется цивилизацией.

Я всегда считал, что человечество, по всей видимости, еще молодо и что нам предстоит повзрослеть. Но если гипотеза о самоодомашнивании верна, это означает, что мы действительно молоды, но движемся не к взрослению, а к младенчеству.

Ювенильные черты у взрослых людей настолько очевидны, что еще в 1926 году один из исследователей заявлял: «Если бы я захотел выразить основной принцип своих идей в одном предложении, то сказал бы, что с точки зрения развития тела человек – это плод примата, достигший половой зрелости».

Экспериментальные лисы, домашние собаки и живущие в дикой природе бонобо – все они демонстрируют, что генетической предрасположенности к дружелюбию сопутствуют случайные признаки, не выведенные в результате селекции, а запрограммированные в тех же участках ДНК. Оказывается, у всех одомашненных животных приспособление к жизни рядом с человеком сопровождается появлением целого ряда характеристик. За многие поколения селекции большинство млекопитающих (коров, свиней, овец, коз и даже морских свинок) уменьшились в размерах и стали более стройными по сравнению с живущими на воле родственниками. Как правило, уменьшается и череп, а вместе с ним и сам мозг. Рыло укорачивается, морда выглядит более плоской. Зубы уже не умещаются в укоротившихся челюстях и становятся меньше. Стираются различия в размерах самцов и самок. Более разнообразными становятся окрас и текстура шкуры. Увеличивается способность запасать жир под кожей и в мышцах. Уменьшается активность, животные становятся послушнее. Период размножения удлиняется, интенсифицируется ухаживание, сексуальная стимуляция, нерепродуктивное сексуальное поведение, растет количество близнецов и выработка молока. Ювенильное поведение, в том числе игра и низкий уровень агрессии самцов, распространяется и на взрослые особи.

В процессе одомашнивания размер мозга у собак относительно веса тела уменьшился на 30 %, если сравнивать их с волками. У свиней и хорьков – тоже на 30 %, у норок – приблизительно на 20 %, у лошадей – на 15 %. У одичавших домашних животных размер мозга не увеличивается, и это значит, что дело действительно в генетике. По сравнению с дикими предками домашние морские свинки менее агрессивны, их больше интересует секс, и они обращают меньше внимания на окружающую обстановку. Причиной таких перемен в поведении стали генетические изменения, повлиявшие на эндорфиновую систему.

В позднем плейстоцене многочисленные изменения такого рода произошли в некоторых популяциях человека. Давайте обратимся к ископаемым останкам человека. Мы склонны считать, что цивилизация сделала человека больше, в действительности наши современники ниже древних людей. Примерно восемнадцать тысяч лет назад в Европе рост уменьшился на десять сантиметров. Эта тенденция продолжилась и при переходе к сельскому хозяйству. Вероятно, потепление климата можно исключить из причин уменьшения размеров. Обычно люди – за некоторыми существенными исключениями – реагируют на длительное по эволюционным меркам потепление климата увеличением роста, потому что более длинные кости способствуют эффективному охлаждению. Это значит, что уменьшение роста людей, по всей видимости, было вызвано другими изменениями. (Улучшение здоровья и питания европейцев за последние двести лет снова сделали их такими же высокими, как их предки из эпохи палеолита.)

Другие изменения происходили по мере того, как люди приобретали современную внешность. По сравнению с неандертальцами, первыми современными людьми, появившимися сто тридцать тысяч лет назад, «у нас лицо гораздо меньше», как считает американский антрополог Осбьорн Пирсон. В конце плейстоцена у некоторых групп людей и живших рядом с ними животных начали все больше проявляться параллельные признаки, такие как уменьшение размеров и роста, укорочение лица и челюстей, уменьшение размера зубов и более плотное их расположение. Пирсон говорит, что уменьшение размеров нашего лица и зубов началось во время длительного процесса перехода к оседлой жизни.

Специалисты спорят, уменьшился ли размер человеческого мозга по отношению к массе тела. Но в абсолютных величинах наш мозг меньше, чем у неандертальцев. Например, у мужчин из австралийских племен, как оседлых, так и кочевых, с эпохи плейстоцена до наших времен, голоцена, объем черепа уменьшился на 9 %. Приблизительно за двенадцать тысяч лет такие изменения произошли со всеми людьми. Мозг современного человека с объемом 1350 см3 уменьшился на 10 %, с 1500 см3 у неандертальца.

Животные, которых одомашнивали, получали кров, пищу, измененную в процессе перехода к сельскому хозяйству, и защиту от хищников в обмен на относительную потерю свободы. Это уменьшало их сенсорные потребности, что способствовало дальнейшему одомашниванию. Одомашненные животные привыкали к жизни при пониженной активности и стимуляции, но то же самое происходило с людьми. Человек обеспечивал более безопасную и пассивную жизнь не только для своего скота, но и для самого себя. Лишение свободы было взаимным. Уходя из мира дикой природы и основывая сельскохозяйственные поселения, мы тоже становились сельскохозяйственными животными. Джон Олмен, исследователь мозга из Калифорнийского технологического института, говорит, что посредством сельского хозяйства и других способов уменьшения каждодневного риска люди одомашнили себя. В обеспечении себя кровом и пищей мы теперь зависим от других. В этом отношении мы очень похожи на пуделей.

Домашним животным не нужно жить своим умом. Им надлежит смириться со своей долей, отказаться от высокомерия. Коровы и козы как будто не обращают внимания на окружающую обстановку – им это не нужно. Как и людям, которые их содержат. Археолог Колин Гровс пишет: «Люди стали слабее реагировать на окружающую среду одновременно с домашними животными в точности по той же причине». Он объясняет, что одомашнивание представляет собой нечто вроде партнерства, в котором «каждый партнер в определенной степени защищен сотрудничеством с другим». Гровс говорит, что безопасность стоила нам некоторого притупления чувств, объясняя, что изменения в человеческом мозге вызывали «снижение способности оценивать окружающую среду».

Это утверждение мне кажется достойным внимания. Гровс имеет в виду все, что нас непосредственно окружает, но мне кажется, что речь идет о восприятии природы вообще. «Честно говоря, – заметил Эмерсон еще много лет назад, – немногие взрослые способны видеть природу. Большинство людей не видят солнца».

Мне всегда казалось, что отчуждение человека от природы – это привычка. Ведь совсем недавно охотники и собиратели жили в тесной связи с дикой природой. Но что, если проблема отчуждения от природы – идея изгнания из рая – действительно является неотъемлемой частью человека? Может, самоодомашнивание нас изменило? Может, нас одомашнили домашние животные? Что, если «синдром одомашнивания» – это и есть человеческая натура?

И поэт Робинсон Джефферс прав?

Итак, действительно ли изменения, произошедшие с нами в процессе цивилизационного «одомашнивания», повлияли на накопление жира, сексуальность, частоту рождения близнецов, снижение сенсорных способностей, уплощение лиц, более тесное расположение зубов и агрессивность точно так же, как у домашних животных?

Несомненно одно: наши представления о себе как о постэволюционных сформировавшихся исключительно под влиянием культуры и не подвергавшихся селекции существах неверны. Мы склонны считать, что люди эволюционировали, затем эволюция прекратилась и началась культура. Ничего подобного. Появление сельского хозяйства и расцвет цивилизации сами по себе в значительной степени изменили окружающую человека среду, сильно скорректировав селективные тенденции. Уменьшилось давление, способствовавшее поддержанию размеров, физической силы и восприимчивости, необходимых для охоты, но одновременно усилилось давление, побуждающее к сотрудничеству, к расширению социальных навыков, к подавлению агрессии. Маленькие худые люди с тонкими костями, возможно, не очень полезны при охоте на мамонта. Но у тех, кому требуется меньше калорий, больше шансов выжить в неурожайный год. Дарвин придумал термин «естественный отбор», сравнивая механизм, существующий в природе, с искусственным отбором при выращивании домашнего скота. Но природа не отбирает, а фильтрует. Окружающая среда работает как фильтр, и когда она меняется, то начинает фильтровать по-другому. Суть в том, что действующие силы меняются и вместе с ними меняемся и мы.

Посмотрите в зеркало на эволюционирующее существо. Осознайте, что нам предстоит пройти долгий путь, прежде чем мы начнем так хорошо относиться друг к другу и получать такое же удовольствие от общения друг с другом, как бонобо.

Говорят, в природе не существует двух таких похожих видов, как волки и люди. Если принимать во внимание не только красоту и приспособляемость волков, но и их жестокость, такой вывод кажется очевидным.

Мы живем семьями, мы отбиваемся от волков в человеческом обличье, живущих среди нас, мы сражаемся с волком внутри себя, мы без труда способны узнавать социальные дилеммы и борьбу за статус среди настоящих волков. Неудивительно, что коренные жители Северной Америки видели в волках родственные души.

Взгляните на сходство между волками и людьми. Просто поразительно. Лишь у небольшого числа видов самцы круглый год непосредственно обеспечивают выживание самок и детенышей. Например, большинство самцов птиц приносят пищу самкам только в период высиживания птенцов. У некоторых видов рыб и обезьян самцы заботятся о потомстве, но только когда детеныши еще совсем маленькие. У совинолицей мартышки самцы носят и защищают детенышей, но не кормят их. Самцы лемуров вступают в бой с хищниками, давая возможность самке спастись бегством, но не приносят пищу.

Круглогодичная помощь в добыче пищи, снабжение пищей детенышей, помощь в воспитании молодняка на протяжении нескольких лет до полного созревания и защита самок и детенышей от врагов, угрожающих их безопасности, – такое сочетание встречается редко. Мужчины у людей и самцы у волков относятся именно к этой категории. Причем в верности мы проигрываем волкам. Самцы волков более надежны и последовательны в своем поведении, помогая растить потомство и помогая выживать самкам.

На первый взгляд шимпанзе гораздо больше похожи на людей, но самцы у них не добывают пищу детям и не приносят ее домой. Волки и люди способны лучше понять друг друга. Это одна из причин, почему мы пригласили в свою жизнь волков, а не шимпанзе. Волки, собаки и мы – неудивительно, что мы нашли друг друга. Мы достойны друг друга. Мы созданы друг для друга.

На нашей кухне, на полу и на диване, на наших коленях и в наших кроватях, скрытые на самом виду среди людей, которые забыли о древних корнях своих домашних питомцев, – волки в собачьей шкуре оккупировали наши дома, они меняют наши семьи и сердца, виляя хвостами; они наши помощники и лучшие друзья. Нет никакой иронии в том, что такое жестокое существо, как волк, смог одомашнить себя и стать любимым спутником человека. То же самое они могут сказать о нас. Приняв обличье собак, волки приспособились к людям, поскольку остро чувствовали и понимали законы социальной жизни. Волк знает, кого защищать и на кого нападать, как стоять насмерть. Эта настоятельная потребность отделить друга от врага – наша общая черта. Вот почему мы, с одной стороны, понимаем друг друга, а с другой – боимся друг друга. Вот почему со времен глубокой древности мы представляли волков в самых разных ипостасях – от стражей до богов.

Наблюдая за волками, мы видим родственное существо, которое может вызывать интерес, страх или восхищение. Мы также видим, что многие склонности и таланты наших собак полностью сформировались в дикой природе и сохранились неизменными в наших домах.

Пород собак существует великое множество, и они очень разные, от датских догов до чихуахуа. Тем не менее собака даже на большом расстоянии отличает другую собаку от кошки. Как и дети.

Рик Макинтайр любит повторять, что, поскольку во многих домах живут собаки, мы уже знаем «и тех и других».

– Вы имеете в виду волков и собак? Или волков и людей? – спрашиваю я.

– Точно, – уклончиво отвечает он.

«Моя собака меня любит или просто просит угощения?» Этот вопрос недавно задал мне профессор, изучающий изменение климата (а не собак). Тот же вопрос я часто задавал сам себе. Краткий ответ: собака действительно вас любит. Одна из причин – ваша доброта. Будь вы жестоким, ваша собака бы вас боялась. Тем не менее она могла бы все равно вас любить, из чувства долга или по необходимости – точно так же поступают многие люди, подвергающиеся жестокому обращению в семье. Полный ответ звучит так: судя по тому, что мы знаем о мозге собак, о химии их мозга и изменениях, вызванных одомашниванием, ваша собака вас любит. Мы вывели собак такими, какими хотели бы видеть людей: верными, работящими, внимательными, готовыми защитить, обладающими интуицией, чуткими, любящими, помогающими тем, кто попал в беду. Чувства, которые они испытывают, для них реальны – независимо от происхождения. Ваша собака искренне вас любит, а у вас, тоже одомашненного, активируется древняя, глубинная часть мозга – и вы тоже любите свою собаку.

В окрестностях города Бозмен, штат Монтана, Крис Бан и его жена Мэри-Марта – хозяева небольшой гостиницы под названием «Хоулерс Инн». На полутора огороженных гектарах рядом с домом они держат несколько рожденных в неволе волков, которые нуждаются в защите. Крис и Мэри-Марта вырастили этих животных, с трехнедельного возраста кормили их из бутылочки. Волки не знают другой жизни. Это настоящие волки, а не помесь волка с собакой. При моем появлении они подбежали к ограде, любопытные как собаки.

Я читал о русских дружелюбных лисах с хвостами колечком, а также о теориях, что дружелюбные волки одомашнили сами себя – что выглядит вполне логично, – но тем не менее очень удивился, увидев, как человек общается с прирученными, но не одомашненными волками.

Перед тем как войти в вольер, Крис надел брезентовый комбинезон, чтобы защититься от удивительно длинных и острых когтей обрадованных волков. Но больше всего меня удивило их дружелюбие. Они виляли хвостами и весело прыгали вокруг человека. Мне самому пришлось остаться снаружи.

– Волки очень эмоциональны, – объяснил мне Крис, стоя на коленях в гуще ласкающихся к нему волков. – Наверное, они даже эмоциональнее собак. Всегда можно понять, о чем думает волк, счастлив ли он, спокоен или чем-то встревожен.

Шестилетний альфа-самец подошел к Крису, потерся о его ноги и опрокинулся на спину. Крис склонился над ним и начал чесать волку живот, а остальные лизали человеку лицо – точно так же, как делает Джуд, когда дома я чешу живот Чулы. Я спросил Криса, какое место он занимает в иерархии стаи. Он ответил, что не принадлежит стае. Его роль другая, он – опекун.

Наблюдая за этими волками, я думал о правдоподобности теории, что волки, привыкшие жить рядом с людьми, приобрели «двойное гражданство», а потом, по прошествии многих столетий, встроились в человеческое общество, отдалившись от своих корней. Похоже, это был удачный карьерный ход.