6. Ужин с салатом из индейки
Общество, которое использует средства массовой информации, – это массовое общество. Большинство современников сводит массовое общество к естественному национализму, однако давайте сейчас не будем продолжать вечный спор о «немецкости» или «французскости» мышления, а сосредоточимся на том, что именно приводит к возникновению этой общественной формации – на электрическом разряде, который заставлял вздрагивать наших монахов. Можно сказать, что информация – это сведения о том, как именно монахи выстраиваются в круг. Что происходит, когда руководитель эксперимента касается батареи? Он становится частью цепи и начинает вздрагивать вместе со всеми остальными, хочет он того или нет. Однако для того, чтобы следовать поведению большинства, совсем необязательно быть физически включенным в единую цепь: магнетические сеансы доказывают, что вполне достаточно одного воображения и веры в объединяющую идею. Наиболее сильной из подобных идей, без сомнения, является национализм. Мы вдруг осознаем свою общность с другими людьми и создаем национальные государства с флагом, гимном и олимпийской сборной, успехами которой мы так восхищаемся, что забываем: государство невозможно без статистики (уже само слово «статистика» восходит к слову «государство»), а также без бюрократического аппарата, делопроизводства и документов, удостоверяющих личность. Неслучайно Королевское общество статистики и экономическая модель системы страхования жизни – это тоже творения одного из наших героев, Чарльза Бэббиджа. Преимущество бэббиджевского принципа обезличенной солидарности нетрудно понять, если сравнить его логику с обычаями предыдущего поколения. Дело в том, что до Французской революции страхование жизни работало так: гражданин передавал государству определенную сумму и в обмен на это вплоть до своей смерти ежемесячно получал установленную в договоре пенсию. Понятно, что для страховой компании было выгодно как можно скорее сопроводить застрахованного в мир иной.
В мире, которым правит статистика, значимы только суждения относительно генеральной совокупности, а это приводит к тому, что все начинают описывать среднего человека, определять его индекс массы тела и вообще собирать все доступные сведения о нем. Первым делом статистика, конечно, хочет знать: сколько вообще людей здесь живет? Ответить на этот вопрос без переписчика невозможно, а вот и он – Герман Холлерит, сын филолога-классика Георга Холлерита из Гросфишлингена, который, будучи приверженцем революционных взглядов, в 1850 году принял решение эмигрировать в Америку. Маленький Герман появляется на свет уже там, в городе Буффало штата Нью-Йорк. Ребенок страдает ярко выраженной дислексией и не горит желанием заполнять прописи. Он так противится усилиям учителей, что однажды даже выпрыгивает из окна школьного класса на улицу.
Его мать, которая после смерти мужа воспитывает сына в одиночку, забирает Германа из школы и занимается с ним сама. В 1875 год смышленый подросток записывается в нью-йоркский Городской колледж на курс инженерных наук, а потом оканчивает Колумбийский университет по специальности «горный инженер» и в 1880 году поступает на работу в недавно основанное Бюро переписи населения США. Что на уме у горного инженера в 20 лет? Конечно, в первую очередь женщины. В яхт-клубе Буффало он знакомится с молодой девушкой Кейт Шерман Биллингс, которая в итоге приглашает его отужинать с родителями. На ужин дают салат из индейки. Отец девушки, Джон Шоу Биллингс, – руководитель отдела регистрации смертей в Бюро переписи. Биллингс уже немолод и много повидал на своем профессиональном пути: организовывал музей армии, военно-медицинскую библиотеку, а потом был причастен к созданию Публичной библиотеки Нью-Йорка. Он походя замечает, что трудоемкий процесс учета сообщений о смерти все-таки тоже нужно автоматизировать точно так же, как ткацкий станок Жаккара – с помощью перфокарт.
Это случайное замечание мгновенно превращает молодого горного инженера в адепта Data Mining – интеллектуального анализа данных. Вскоре Холлерит уже изучает возможность создания такой машины в Массачусетском технологическом институте. Он приходит к выводу, что перфокарты действительно можно использовать не только для воспроизведения различных узоров на ткани, но и для хранения информации. Холлерит еще больше утверждается в этом, когда узнает о принятой на железных дорогах Запада США практике особым образом помечать долгосрочные билеты: чтобы идентифицировать владельца и исключить передачу билета посторонним лицам, проводники при продаже компостируют билет в определенных местах в зависимости от роста пассажира, его цвета волос и наличия у него бороды. Основываясь на этом, Холлерит создает машину, которая раскладывает каждого гражданина США на тысячи параметров.
От примитивной практики проводников его изобретение отличает то, что его машина преобразует информацию с перфокарт в электрические импульсы, которые активируют механические счетчики. Это позволяет автоматизировать процесс считывания данных. 43 машины, предоставленные им Бюро переписи в 1890 году, были в состоянии сами просуммировать данные по каждому из 62 622 250 граждан США, что было значительно дешевле и быстрее, чем раньше. Его изобретение сразу снискало признание. Холлерит получил бронзовую медаль Всемирной выставки 1893 года и начал ездить по миру, популяризируя свою машину. В век становления национальных государств каждое из них хотело подсчитать количество своих жителей, поэтому в 1896 году Холлерит, которому только-только исполнилось 36 лет, основал компанию Tabulating Machine Company, через которую стал продавать табулирующие машины. За оборудование для всеамериканской переписи 1900 года компания затребовала от государства такую колоссальную сумму, что у всех появились сомнения в обоснованности затрат, но расчеты показали, что даже в этом случае использование табулирующих машин обходится дешевле, чем ручной ввод данных. Бизнес-модель Холлерита была не менее инновационна, чем сами машины: он не продавал оборудование, а сдавал его в аренду. Кроме того, для работы машин требовались расходные материалы – специальные перфокарты. Холлерит с самого начала рассматривал данные как валюту, поэтому выбрал для своих перфокарт подходящий размер – размер однодолларовой купюры.
Несмотря на прекрасную задумку, дела компании шли не очень, и связано это было прежде всего с личностью ее основателя. Вместо того чтобы заниматься текущими вопросами предприятия, он посвятил себя ферме, коровам гернзейской породы, дорогим сигарам и хорошему вину. Выяснилось, что кроме своего изобретения Холлерит больше всего на свете ценил три вещи: собственную немецкость, частную жизнь и кота по кличке Бисмарк. Чтобы оградить Бисмарка от пришлых кошек, он выстроил для него электрическое ограждение, а сам защищался от враждебного окружающего мира невероятной подозрительностью. Неудивительно, что он не побоялся вступить в долгий судебный спор о нарушении патентов со своим крупнейшим клиентом – Бюро переписи населения США.
Постоянное сутяжничество настроило против Холлерита даже его друзей и не пошло на пользу компании. В 1911 году Tabulating Machine Company была продана промышленному магнату Чарльзу Р. Флинту, тот объединил ее с тремя другими фирмами в компанию под названием Computing-Tabulating-Recording Company. Холлерит был назначен членом правления и советником этого консорциума, а генеральным директором стал Томас Дж. Уотсон – тот самый человек, который позже заявит, что на мировом рынке когда-нибудь будет спрос на компьютеры, но пяти штук для его удовлетворения хватит, и войдет в историю как объект насмешек всех футурологов. В отличие от чудаковатого инженера Холлерита Уотсон сделал карьеру в Национальной компании по производству кассовых аппаратов и был прирожденным продавцом. Он не чурался никаких способов продвижения, за что даже попал под суд по обвинению в недобросовестных деловых практиках и заслужил прозвище «мексиканского бандита».
Оказавшись во главе нового предприятия, Уотсон, однако, повел себя подобающим образом. Помимо ярко выраженного культа своей личности, он привнес в компанию особую корпоративную культуру: любой прием пищи, любое публичное выступление он использовал для саморекламы. Он раздавал официантам, лифтерам и шоферам астрономические чаевые, чтобы казаться дальновидным начальником, по-отечески заботящимся о своих подчиненных. Любимой фразой Уотсона была «Считайте меня главой нашей общей семьи!», и он старался воплощать эту идею в жизнь: для сотрудников постоянно организовывались пикники, поездки и танцевальные вечера. Компания обязывалась никогда не оставлять своих торговых представителей без внимания, но в обмен требовала безупречности в одежде, посещения мотивационных семинаров и пения корпоративных песен. Была даже своего рода религия, внушавшая сотрудникам идею избранности (ничего не напоминает?). Концептуальной основой этой религии был фирменный слоган THINK, который был написан на верхней ступени лестницы, ведущей в святая святых – офис компании, а над всем этим парил портрет всезнающего главы корпоративного семейства. Такой подход позволил Уотсону быстро привести дела компании в порядок.
В 1924 году Холлерит решил сложить полномочия члена совета директоров из-за проблем с сердцем. Имевший амбициозные планы Уотсон тут же воспользовался случаем и переименовал компанию в International Business Machines, коротко – IBM. В этом месте в истории появляется и Германия, где уже с 1910 года существовала фирма DEHOMAG («Дойче Холлерит Машинен Гезельшафт»). Как и все остальные франшизные предприятия, она занималась арендой и программированием табуляционных машин, а также продажей перфокарт. В годы инфляции Уотсон полностью выкупил компанию у прежних владельцев, причем это поглощение, как водится, было далеко не самым дружественным. Так DEHOMAG стала крупнейшей дочерней компанией IBM в Европе, хотя ее название осталось немецким.
Это обстоятельство, а также немецкое происхождение самого Холлерита оказались крайне удачными для бизнеса обстоятельствами после прихода национал-социалистов к власти: якобы истинно германское предприятие DEHOMAG подключилось к процессу «ариизации» страны. Первым пробным шаром стала перепись населения Пруссии, проведенная в 1933 году. Она позволила продемонстрировать власть предержащим, что разговор о «народном теле» не пустая метафора, а реальность, выраженная в виде сотен тысяч перфокарт. В результате Статистическая служба Рейха отчиталась, что наибольшая плотность еврейского населения зафиксирована в берлинском районе Вильмерсдорф и составляет 13,5 процентов. Благодаря табуляционным машинам стало возможным делать выборку данных по любым параметрам (то есть отбирать евреев-адвокатов, польских евреев или зажиточных евреев), что дало «людям высшей расы» невероятно действенный инструмент для планирования геноцида и открыло дорогу к воплощению этих планов в жизнь. Теперь фюрер знал все о том, кто, где и как живет.
Сам Уотсон не был антисемитом, хотя и уважал Муссолини, в нем в первую очередь говорила коммерческая жилка. Национал-социалистическую программу расовых чисток он рассматривал как прекрасный повод продемонстрировать возможности табуляционной машины, поэтому, будучи хорошим бизнесменом, он решил предложить нацистам услуги своей компании. Это предложение знаменует собой кардинальное изменение роли машины в истории, когда она перешла на сторону власти. Прежде ход событий определял союз перфокарты и доллара, но теперь разум, обручившись с расистской идеологией «сверхчеловеков», посчитал, что для достижения цели все средства хороши. С этого момента судьба евреев определялась перфокартами Холлерита. Уже в ходе переписи 1939 года, которая последовала за «Хрустальной ночью», были собраны данные, позволившие точно настроить машину уничтожения, чтобы удалить евреев из деловой жизни, лишить их социальных контактов, имущества, а потом и жизни.
В этом двуличность нашей формулы: сегодня, в век больших данных, мы мечтаем о масштабной автоматизации и искусственном интеллекте по имени Уотсон, однако сам цифровой век начинался с концлагерей, где табуляционные машины Холлерита фиксировали уничтожение людей. Каждый концентрационный лагерь имел свой код на холлеритовских перфокартах (Освенцим – 001, Бухенвальд – 002, Равенсбрюк – 010), и в каждом лагере был холлеритовский отдел, который организовывал лагерную жизнь – точнее, лагерную смерть.
Смерть стала чем-то абстрактным, ведь история человеческих страданий погибших теперь была связана не с их именем и биографией, а с числом, которое палачи татуировали на предплечье узников.
Значит, и умирали в лагерях не люди, умирали номера – носители данных. Пожалуй, это одно из самых странных обстоятельств: вот уже целое поколение историков забывает о сюжете с цифровизацией смерти, довольствуясь лишь констатацией отсталости расистской идеологии «крови и почвы». Освенцим – это не только место, где случился крах Европы и всего человечества, это еще и начало нашего дивного нового мира, как бы нам ни было больно это признавать.
