Глава 5
Наступление выдохлось, советские войска встали в четырнадцати километрах от Волоколамска и дальше не продвинулись ни на шаг. Германская армия была побита, сократилась, но все еще оставалась грозной силой, способной на самые неприятные сюрпризы. Наши батальоны ушли за мост и сутки бились в полях и перелесках, тщась расширить плацдарм. Танки нарвались на минное поле и отошли.
Красноармейцы рыли землянки, блиндажи, соединяли их ходами сообщений. Ходили слухи, что на данном рубеже придется задержаться. Поэтому позиции бойцы оборудовали основательно, утепляли землянки. Возгласами одобрения были встречены грузовики с новенькими буржуйками, самой ходовой продукцией нескольких московских заводов.
Мост, отбитый Шубиным, остался в советском тылу.
Немецкий грузовичок разведчики перекрасили, нарисовали красные звезды на бортах, так, для самых бестолковых. Машина весело бежала по накату. Бойцы, вытянув шеи, провожали глазами место недавнего боя.
Передний край начинался в трех километрах от моста. Вились траншеи, выделялись бугорки землянок и блиндажей. Открытые участки простреливались.
Сил для наступления у немцев не хватало, но боеприпасы у них имелись. Мины и снаряды противник изводил с ожесточением, мстя за свои неудачи в зимней кампании. Как минимум дважды в сутки наши позиции подвергались жестоким обстрелам. Советская сторона отвечала на это тем же.
К моменту прибытия Шубина подготовка позиций близилась к завершению. Мелькали лопаты на опушке. Бойцы работали ломами и мотыгами, выносили из леса срубленные деревья, распиливали их на бревна. Когда начинался обстрел, они бросали дела, укрывались в наспех вырытых траншеях. Немцы забрасывали наши позиции минами. Из дальних лесов били их тяжелые орудия. Однако попыток продвинуться не предпринимала ни одна сторона.
Немецкая бомбардировочная авиация попыталась зайти на цели. Но господство в воздухе фашисты утратили, прикрывать самолеты им было нечем. Навстречу противнику вышло звено истребителей. «Юнкерсы» вывалили бомбовый запас на подступах к позиции и спешно ретировались. Одну из машин советским летчикам удалось подбить. Она красиво падала в далекий лес, волоча за собой шлейф дыма. Красноармейцы кричали пилотам, опускающимся на парашютах, все, что о них думали.
Однако второй воздушный налет оказался чуть более удачным. Бомбежка нанесла некоторый урон переднему краю. Ударная волна снесла брустверы. Погибли и получили ранения несколько солдат.
Разведчики в этот момент находились на переднем крае, осматривали в бинокли позиции врага. Братьев Ваниных засыпало землей. Товарищи откопали их, принялись трясти. Парни зачумленно моргали, а потом одновременно пришли в себя, стали обкладывать фашистов отборной руганью.
Других источников беспокойства пока не было. Однако обстрел мог начаться в любой момент.
– Лупят как проклятые! – заявил Леха Карабаш, вытряхивая из-за ворота глину. – Медом им тут намазано или как? В чем дело, товарищ лейтенант?
– Фрицы решили, что на этом участке мы готовимся наступать, – ответил Шубин.
– А это так?
– Сомневаюсь. Но им же не докажешь, пока не перейдешь в наступление на другом участке.
До Нового года осталось четыре дня. Каждый втайне надеялся на то, что доживет до него. Враг от Москвы отброшен, угроза снята. Дайте, товарищи командиры, людям спокойно отметить праздник, а потом и ведите в наступление. К тому же о его подготовке пока ничего не говорило. Сил было мало, подкрепления не подходили, нездоровая суета в штабах не отмечалась.
Бойцы срезали в лесу маленькие елочки, волокли их на позиции, ставили их в низинах и перелесках, украшали фигурками из продуктовых оберток, стреляными гильзами, сломанными зажигалками. В ротах уже назначали Дедов Морозов, кто-то на полном серьезе предлагал пригласить девчонок из окрестных деревень на роль Снегурочек. Выпить бойцы, конечно, тоже планировали, хотели посидеть у костра, погорланить песни советских композиторов.
Новый год в стране разрешили отмечать только в тридцать пятом году. Вновь, как и прежде, появились елочка, хороводы, был придуман Дед Мороз. Снегурочку на самом верху одобрили в тридцать седьмом. Советская ребятня была в восторге. Взрослые тоже радовались. Стране решительно не хватало праздников, чтобы все в едином порыве, под звон бокалов, под сердечные поздравления руководителей партии и правительства. Рождество было отменено в двадцать девятом как чуждый буржуазный праздник. А теперь, как ни крути, возвращалось большинство его атрибутов, хотя под другой вывеской.
На советский Новый год немцам было глубоко плевать. 25 декабря они отметили католическое Рождество и в этот день практически не расходовали боеприпасы, а потом опять увлеклись обстрелами. 27 декабря их интенсивность стала наивысшей.
Разведчики сидели в траншее, когда прилетели первые снаряды. Сперва они взрывались за передним краем, потом – все ближе к позициям.
– Снова сказка про белого бычка, – пробормотал, сплюнув сквозь зубы, Косаренко. – Помолимся, братцы-товарищи, отведем беду?
В этот день рвались снаряды крупного калибра.
– С козырей пошли фрицы, – пошутил какой-то остряк.
В траншею спрыгнул посыльный из штаба старший сержант Ратников, отряхнулся, козырнул, присел на корточки и заявил:
– Вас к майору Суслову, товарищ лейтенант.
– Серьезно? В такую непогоду?
Разведчики нервно засмеялись. Они сидели, прижавшись к стене траншеи, ежились, когда вздрагивала земля.
– Так получилось, – сказал посыльный. – В тот момент, когда он вас вызвал, непогода еще не разгулялась. Что мне ответить командиру полка, товарищ лейтенант? Вы соизволите перенести визит? – Сержант замолчал, оскалился и побежал обратно.
На этот раз он предпочел длинную дорогу по запутанным ходам сообщений. Парень был опытный, догадывался, чем чревата беспечность.
Вызов к начальству игнорировать не стоило. Шубин крикнул Левитину, чтобы тот исполнял его обязанности, и припустил за гонцом.
Вскоре он пригнулся, пролез в командирский блиндаж, отдал честь. Два офицера оторвались от карты, подняли глаза, воспаленные от недосыпания. Сердце у Шубина екнуло. Помимо Суслова в блиндаже присутствовал заместитель начальника разведки дивизии майор Измайлов.
– Испугался, лейтенант? – осведомился тот и усмехнулся. – Не бойся, проходи. Есть работа для тебя.
– По поводу Амосова, товарищ майор? – осведомился Глеб. – Не поймали еще предателя?
– Не поймали, – ответил Измайлов и поморщился. – Как сквозь землю провалился. Ты, между прочим, тоже приложил к этому руку. Ладно, не обижайся. Возможно, он и тот тип из абвера до сих пор в Волоколамске отсиживаются. Или разделились, поодиночке к своим выбирались. Но это вряд ли. У Хансена был приказ ни на минуту не оставлять Амосова. Наши специальные подразделения ищут их.
– Найдут, товарищ майор. Обязательно найдут. Это дело времени.
– Предлагаешь ждать до сорок третьего года? – спросил Измайлов и усмехнулся. – Согласно прогнозам некоторых военных аналитиков, именно в этом году закончится война. Поздно будет, успеет натворить дел. Ладно, разберемся с предателем. Ты здесь по другому поводу. Разрешишь, Федор Панкратович?
– Конечно, товарищ майор, это ваше поле деятельности, – сказал командир полка и пожал плечами. – Только учтите, что у Шубина в строю чуть более десятка бойцов осталось.
– Этого хватит, – заявил Измайлов. – Подтягивайся к карте, лейтенант.
Неподалеку прогремел взрыв. С потолка на карту осыпалась глина. Командир полка поморщился.
Измайлов невозмутимо смел мусор ладонью и проговорил:
– Что-то фрицы сегодня распоясались. Озвучиваю вводную, Шубин. Стоять нам в этой местности, похоже, долго. Недели две проторчим тут, это минимум. При худшем раскладе – больше. Пока подкрепления подтянутся, вечность пройдет. Противник тоже не будет сидеть без дела. Такое положение на всем протяжении Западного фронта. Руководство приказало нам установить связь с партизанами. Территории западнее Волоколамска, Зубцовский и Ржевский районы немцы забрали еще в октябре. Теперь они наводят там свои порядки, терроризируют население. В городах и поселках действует новая власть, подняли головы мерзавцы всех мастей. Они служат в полиции, работают в местных администрациях. Партизанское движение есть, но вялое и слабо организованное. Отряды не объединяются друг с другом и не имеют постоянной связи с центром. Руководство требует координировать их действия. Главная цель на нашем направлении – село Бурмиха, крупный транспортный узел. Здесь проходит железная дорога, расположены важная станция и крупное складское хозяйство. В районе сходятся несколько автомобильных трасс. – Измайлов ткнул карандашом в точку на карте, расположенную в пятнадцати верстах западнее занимаемого рубежа. – Инфраструктуру немцы используют, насколько это возможно. Постоянно разгружаются эшелоны, со складов осуществляются поставки в соседние части. Главный арсенал находится на улице Часовой. Это северная часть поселка. Местность вокруг городка сложная, лесистая, холмы, овраги. Вокруг Бурмихи рассыпаны два десятка деревень. Вот здесь, в лесах восточнее села, действует крупный партизанский отряд. Командир – товарищ Разжигаев Прокопий Тарасович, бывший второй секретарь Зубцовского района. Человек проверенный, надежный, наш до мозга костей. До войны я знал его лично. Мы встречались, когда в районе сооружались запасные укрепленные позиции и командные пункты. Отряд довольно крупный. У Прокопия Тарасовича семьдесят штыков. По крайней мере, так было две недели назад, когда он последний раз выходил на связь. Дальнейшая судьба партизан нам неизвестна. Мы надеемся, что отряд продолжает борьбу, а молчание обусловлено поломкой единственной рации, которая там есть.
– Семьдесят штыков, это крупный отряд? – спросил Глеб.
– А ты полагаешь, что в лесах спряталась армия? – резко проговорил майор. – Еще раз повторю, движение разобщено, хромает дисциплина, люди слабо мотивированы. Это гражданская публика с разным уровнем ответственности. Многие даже в армии не служили. В деревнях сильны антисоветские настроения, как ни грустно это признать. Фашистские пропагандисты грамотно муссируют тему партийных ошибок, допущенных в тридцатые годы. Они были, спору нет, и наше руководство это самокритично признает. Многие идут в полицаи из-за страха, кого-то раскулачили, у кого-то родственники состояли в антисоветских группах и участвовали в заговорах. Собрать людей под своим началом, сплотить их вокруг себя в условиях постоянной смертельной опасности не так-то просто, лейтенант. Твоя задача – добраться до этих лесов, установить связь с товарищем Разжигаевым, снабдить его хорошей рацией. Нас интересует Бурмиха. Необходимо собрать сведения о деятельности транспортного узла, выяснить, какое количество войск через него проходит, куда направляются подкрепления, количество живой силы, вооружения. Давненько мы не слышали, чтобы партизаны в этом районе пускали под откос воинские эшелоны. Цель товарища Разжигаева, а значит, и твоя, товарищ Шубин – пакгаузы на станции и арсенал на улице Часовой. В идеале все это хозяйство должно быть уничтожено. Плюс пара диверсий на объектах инфраструктуры и штаб моторизованной дивизии, находящийся на улице Кавалерийской. Это как максимум. Как минимум – установление связи с партизанами, сбор сведений и суматоха во вражеском тылу. Земля должна гореть у оккупантов под ногами. К моменту нашего наступления в их тылу должен царить хаос, транспортные цепочки должны быть разорваны, а подвоз боеприпасов – нарушен. Совместная деятельность твоих людей с партизанами горячо приветствуется. Тебе предоставлена относительная самостоятельность. Ты понимаешь, о чем речь?
– В общих чертах, товарищ майор. Как я должен связаться с руководством партизанского отряда?
– Мы не знаем, что у них произошло за последние четырнадцать дней. Возможно, отряда уже нет. Но будем надеяться, что есть. Доберешься, доложишь, потом решим, какой стратегии тебе придерживаться. Деревня Худяково вот здесь, между лесистыми холмами. Вокруг нее раскинулся Таменский бор, в глубине которого расположена база товарища Разжигаева. До Бурмихи по прямой километров шесть. Вторая изба к западу от деревенского медпункта, во дворе уродливая рябина. Связного зовут Порфирий Савельевич. Раньше он работал завскладом в колхозе, подозрений у немцев вроде бы не вызывает. Пароль: «Вам привет от старосты Купрейко». Отзыв: «Низкий поклон Павлу Никодимовичу». Старосты Купрейко, если что, в природе не существует. Человеку, давшему правильный ответ, можно доверять. Прибудет партизан из леса и сопроводит вас на базу.
– Понятно, товарищ майор. Я все запомнил.
– Готовьте людей, Шубин. Рейд на неделю. Надеюсь, этого времени вам хватит на все. Возьмите у связистов рацию, сухой паек берите на двое суток. Выйдете к партизанам, встанете у них на довольствие.
Снова вздрогнула земля. Артобстрел вроде бы начал утихать и вдруг разгорелся с новой силой. Посыпалась глина с потолка, от взрывов снарядов зазвенело в ушах. На улице кто-то истошно закричал, видимо, был ранен.
Комполка Суслов чуть побледнел, сглотнул, но не поменялся в лице. Майор Измайлов снова смел мусор с карты, с досадой покачал головой. Мол, эти артобстрелы так мешают!
Снова раздался грохот, пошатнулся блиндаж, заскрипели бревна, и из щелей стала лепешками вываливаться земля.
«Сейчас шарахнет по крыше!» – со страхом подумал Шубин и, наверное, поменялся в лице, как-то выдал свой испуг.
Майор Измайлов поднял голову, усмехнулся и сказал:
– Спокойно, лейтенант, обстрел скоро закончится. А вы молодец, умеете держаться, когда страшно. На чем мы остановились? Рекомендую взять всех своих людей. В лесах они вам понадобятся. Пойдете здесь, на стыке моторизованных батальонов противника. Наши артиллеристы отвлекут внимание немцев, и вы этим воспользуетесь. Выступите в полночь. Утром будете на месте. В течение дня ждем от вас радиограмму. Все понятно? Хотелось бы еще сказать несколько слов про нашего общего знакомого. Я имею в виду Амосова. Невелик шанс, что ваши дорожки пересекутся, но чем черт не шутит…
Снаряд упал практически на блиндаж! Взрыв яростно ударил по ушам, дрогнула земля под ногами. Ударная волна вдавила внутрь стену.
В последний момент мелькнуло окровавленное лицо комполка Суслова. Его буквально раздавил рухнувший потолок. Майор Измайлов куда-то отлетел вместе со столом и картой. Ломались бревна, сыпалась земля как из ковша экскаватора!
Отвалившееся бревно ударило по голове лейтенанта, повалило его на колени. Он машинально прижался к осыпавшейся стене, закрыл пострадавший затылок руками. Боль была адская. Сознание Глеба помутилось. Он ждал второго удара, который сплющил бы его, прибил к земле, похоронил. Над головой у него что-то ломалось, перекрестились огрызки наката, создали худой полог. Только это, надо полагать, и спасло Шубина от смерти. Все рушилось, трещало, где-то неподалеку кричали люди.
На него обильно сыпалась земля, перемешанная с камнями. Он повалился лицом вниз, но как-то подтянул под себя колено, яростно работал руками, отгребал землю. Глеб должен был проделать отдушину, чтобы не задохнуться в этой могиле.
Глеб потерял сознание. В какой-то момент отдушина закупорилась, прекратилось поступление кислорода. Но обстрел прекратился, красноармейцы уже работали.
– Здесь комполка! – орал кто-то страшным голосом. – Братцы, откапывайте!
– И наш командир лейтенант Шубин был здесь! – выкрикнул подбежавший разведчик. – Его майор Суслов вызвал! Ребята, кто-нибудь видел Шубина?
Навалились все разом, хрипели, матюгались, растаскивая тяжелые бревна.
– Здесь он! – возбужденно заорал красноармеец Каратаев. – Живой! Сейчас вытащим его.
Бойцы схватили лейтенанта за шиворот, трясли его.
Мозги Глеба еще не омертвели без подачи кислорода. Он пришел в себя, кашлял, задыхался, схватился за горло. Глаза лейтенанта чуть не выскочили из орбит. Бойцы хлопали его по спине, били по щекам, потом схватили под локти, поволокли из груды древесины, перемешанной с глиной. Он скорчился и пытался хоть как-то оценить эти события.
Сам Шубин не особо пострадал. Он получил, несколько ушибов, уж как-нибудь переживет такую беду.
Обстрел завершился. Погибло много людей. Из соседних траншей красноармейцы вытаскивали мертвые тела.
Голова Шубина вернулась на место. Он бросился к остаткам блиндажа. Бойцы как раз выносили офицеров в траншею.
Комполка Суслов погиб, был какой-то тряпичный, ни на что не реагировал. Кровь залила его голову.
Майор Измайлов получил проникающее ранение в область живота и переломы ребер. Он находился в сознании, когда красноармейцы укладывали его на носилки, смотрел на мир широко открытыми мутными глазами. Прогнозы были неутешительные. Сомнительно, чтобы после такого кто-то смог бы встать на ноги. Майор тяжело дышал, пытался приподняться. Из его рта вытекала кровавая пена. Санитары бинтовали грудь, чтобы хоть как-то остановить кровотечение.
– Шубин, ты цел. – Майор схватил лейтенанта за рукав и продолжил невнятно, заговариваясь: – Такая вот незадача у нас сегодня. Хорошо, что ты в порядке. Выполняй поставленную задачу, Шубин. Откладывать нельзя, немцы могут накопить силы. Не смотри на меня с такой жалостью, думай теперь своей головой, сегодня же ночью отправляйся к немцам в тыл. Рацию не забудь! Ты понял меня, Шубин?
Майор терял сознание, глаза его мутнели, он откинул голову, кровь потекла горлом. Санитары подхватили носилки, поволокли раненого в медсанбат.
У Шубина кружилась голова, он держался за бруствер, куда-то ковылял. Потом ноги у него перепутались, он присел, перевел дыхание.
К нему подбежал красноармеец Карабаш, пристроился рядом и спросил:
– С вами все в порядке, товарищ лейтенант? – Голос бойца подрагивал, срывался на высокие ноты. – Вам нужно в медсанчасть, да?
– Со мной все хорошо, просто голова кружится. Сейчас пройдет. Плечо подставь, обопрусь на тебя.
– Беда у нас, товарищ лейтенант, – пробормотал красноармеец как молящийся поп. – Снаряд попал в траншею, где наш взвод укрылся. Мы сразу-то не заметили. Народ кричал, что блиндаж комполка завалило, все туда побежали, а потом, когда вернулись…
Над обстрелянными позициями клубился сизый дым. Чадила подбитая полуторка в овраге. В машине в момент попадания никого не было. Дымилась рощица на склоне, ветер нес от нее гарь.
Из соседнего леска доносились злые выкрики. Вражеская мина раскурочила орудие, и только чудом не детонировал боекомплект.
– В землю зарывайте снарядные ящики! – разорялся молодой лейтенант-артиллерист. – Так хоть какой-то шанс у вас будет!
– Товарищ лейтенант, вы что такое говорите? А вы сами не пробовали эту землю долбить? – ответил на это его подчиненный.
В траншее все было печально. Получил тяжелое ранение в грудь красноармеец Асташкин. Он был без сознания, но вроде дышал. Санитар с сумкой на боку проводил перевязку.
Та же мина сразила сержанта Левитина. Похоже, она взорвалась аккурат между ними. Приводить его в чувство было бесполезно, слишком много досталось парню. Весь его бок был залит кровью, выдрана овчина из полушубка. В последний момент перед смертью сержант испытывал сильную боль. Она осталась на искореженном лице.
Шубин отвернулся, закурил и сразу выбросил папиросу. Рвотный спазм скрутил его горло. Но ему сразу стало легче, вернулось зрение в полном объеме, отчаяние в душе вытеснила злость.
Непонятно откуда взялась Настя в расстегнутом полушубке, без шапки. Она испустила облегченный стон и бросилась ему на шею, игнорируя нормы приличия, не нужные совершенно никому.
Разведчики смущенно отворачивались. Молодой Краев украдкой подглядывал, завидовал.
Настя плакала, что-то бормотала, утирала слезы кулачками.
Обреченность стояла комом в горле Глеба.
«Сколько мне еще осталось? – подумал он. – День, два, может, неделя. Потом мертвое тело накроют брезентом, закопают вместе с другими в братской могиле, а штат подразделения укомплектуют новыми бойцами. Этот процесс будет идти до того дня, пока не переломится хребет у фашистской гадины. Много ли людей, встретивших в окопах утро двадцать второго июня, осталось в действующей армии? Практически никого, только редкие везунчики вроде меня. Но и мое везение когда-нибудь оборвется».
Он поднял шапку, валяющуюся в траншее, – ее сорвало с головы погибшего бойца, принесло взрывной волной – натянул на голову девушки.
Она не замечала этого, всхлипывала, потом шумно выдохнула, смущенно глянула ему в глаза.
– Прости, я такая кисейная барышня.
– Возвращайся в деревню. – Шубин чмокнул ее в щеку, отстранил от себя. – Все будет хорошо. Я не шучу, вот увидишь.
