12

В столовой царил полумрак. Расположенный среди обитой деревянными панелями комнаты длинный стол был накрыт белоснежной льняной скатертью. В серебряных канделябрах горели свечи. На комоде стояла бутылка красного вина.

За окном на фоне темнеющего неба раскинулись ветви высокого дуба, и сквозь его листву виднелись звезды. При других обстоятельствах ужин при свечах в такой изысканной обстановке показался бы Мариане очень романтичным. Но не сейчас.

– Садитесь, – предложил Фоска.

Мариана опустилась на один из двух стульев, а Фоска подошел к комоду, на котором официант оставил угощение: баранью ножку с печеным картофелем и листьями салата.

– Пахнет вкусно, – заявил профессор. – Поверьте, если б я стряпал сам, получилось бы хуже. Признаюсь: я хоть и гурман, но готовить не умею. Могу разве что сварить макароны. Мама-итальянка научила.

Сверкнув улыбкой, Фоска поднял большой разделочный нож, тускло поблескивающий в свете свечей. Мариана наблюдала, как ловко и быстро профессор режет мясо.

– Вы итальянец? – спросила она.

– Наполовину. Мои бабушка и дедушка приплыли в Нью-Йорк из Сицилии.

– Значит, вы выросли в Нью-Йорке?

– Да, но не в городе, а в штате. На ферме, в глуши. – Фоска разложил по двум тарелкам баранину, картофель и салат. – А вы росли в Афинах?

– Да. – Мариана кивнула. – На окраине.

– Как необычно! Я даже завидую.

– То же самое я могу сказать и о ферме в Нью-Йорке.

– Просто вы там не были. Это такая дыра… Я с нетерпением ждал, когда смогу наконец уехать. – При этих словах улыбка профессора погасла. Фоска как будто изменился: стал суровее и старше. Он поставил тарелку перед Марианой и, обойдя стол, сел напротив нее. – Предпочитаю мясо слабой степени прожарки. Вы не возражаете?

– Нет. Всё в порядке.

– Приятного аппетита.

Мариана посмотрела на предложенный ужин, и ее замутило: тонкие ломтики мяса были почти сырыми. Из них струйкой сочилась алая кровь и растекалась по белой фарфоровой тарелке.

– Спасибо, что согласились ко мне прийти, – снова заговорил Фоска. – Как я уже сказал во время прогулки по саду, вы меня заинтриговали. Если кто-нибудь мной интересуется, мне всегда очень любопытно почему. А вы мной явно заинтересовались. – Фоска усмехнулся. – И сегодня у меня появился шанс узнать вас получше.

Мариана взяла вилку и, не в силах притронуться к баранине, принялась за салат и картошку. Отодвинула их подальше от кровавой лужицы и почувствовала на себе холодный и тяжелый, как у василиска, взгляд Фоски.

– Почему вы не едите жаркое? Попробуйте!

Кивнув, Мариана отрезала влажный кусочек мяса и усилием воли заставила себя разжевать и проглотить его.

– Отлично. – Фоска улыбнулся.

Мариана опрокинула в рот остатки шампанского, надеясь, что оно смоет неприятный, металлический привкус крови.

Заметив, что ее бокал опустел, Фоска поднялся.

– Как насчет вина?

Подойдя к комоду, он наполнил два бокала темно-красным «Бордо» и протянул один из них Мариане.

Она сделала глоток. Вино было хорошим, крепким, с насыщенным вкусом. Алкоголь уже начинал действовать. «Надо с этим заканчивать, иначе скоро опьянею», – отметила она и отпила еще.

Фоска снова сел за стол.

– Расскажите о своем муже.

Мариана покачала головой.

– Почему нет? – удивился профессор.

– Не хочу.

– Даже имя его не назовете?

– Себастьян, – помолчав, тихо ответила Мариана.

Стоило ей произнести его имя, как образ мужа – ее ангела-хранителя – встал перед глазами. Мариана сразу ощутила себя в безопасности и успокоилась. Ей почудился шепот Себастьяна: «Не пугайся, любимая. Не давай себя в обиду. Ничего не бойся».

Решив последовать его совету, Мариана смело посмотрела Фоске в лицо.

– Я хотела бы побольше узнать о вас, профессор.

– Зовите меня Эдвард. Что именно вы хотите знать?

– Как прошло ваше детство?

– Детство?

– Что представляла из себя ваша мама? Вы были близки?

– Мама? – Фоска расхохотался. – Вы что, собираетесь за ужином провести со мной сеанс психоанализа?

– Просто мне любопытно. Чему еще она вас научила, кроме как варить макароны?

– К сожалению, мало чему. А какой была ваша мама?

– Она рано умерла. Я ее совсем не знала.

– Пожалуй, я свою тоже.

Какое-то время профессор оценивающе глядел на Мариану. «Он очень умен и проницателен, – подумалось ей. – Надо быть осторожнее».

Как бы между прочим она поинтересовалась:

– У вас было счастливое детство?

– Вы все-таки твердо решили заняться психоанализом?

– Я просто поддерживаю разговор.

– В разговоре обычно оба собеседника рассказывают о себе, – возразил Фоска и выжидающе замолчал.

Мариана поняла, что выбора нет.

– Ну, мое детство было не особо счастливым. Конечно, случались и радостные моменты. Я очень любила отца, но…

– Но?

Мариана пожала плечами.

– Слишком часто жизнь омрачалась смертью близких.

Какое-то время они в тишине глядели друг на друга. Наконец Фоска кивнул.

– Да, по вам видно. У вас очень печальные глаза. Знаете, вы даже напомнили мне Мариану из стихотворения Теннисона. – И Фоска процитировал: – «Он не идет! – она твердит. – Устала я, и лишь могила отдохновенье мне сулит!»

Мариана потупилась. Его способность видеть ее насквозь раздражала. Залпом допив вино, она вновь подняла глаза на Фоску.

– Ваша очередь, профессор.

– Хорошо… На самом деле мое детство тоже нельзя назвать счастливым.

– Почему?

Фоска отозвался не сразу. Сначала он встал и, сходив за бутылкой, подлил Мариане «Бордо».

– Честно? Отец был жестоким человеком, часто поднимал руку на маму. Я жил в страхе за нее и за себя.

Мариана не ожидала такого искреннего ответа. Сказанное было похоже на правду. Тем не менее Фоска говорил совершенно бесстрастно, без всяких эмоций.

– Мне очень жаль, – произнесла она. – Это ужасно.

Фоска пожал плечами и снова сел.

– Вы умеете вызывать на откровенность. Сразу видно, что вы хороший психотерапевт. Я был твердо намерен ничего вам не рассказывать о себе, а в итоге, выражаясь вашим языком, все равно оказался на фрейдовской кушетке в роли примерного пациента.

Помедлив, Мариана спросила:

– Вы когда-нибудь были женаты?

– Какой интересный ход мыслей! Значит, с кушетки мы переместились в постель? – Фоска засмеялся. – Нет, я старый холостяк. Не довелось встретить свою единственную. – Он отхлебнул вина. – Пока не довелось.

Фоска не сводил с нее тяжелого, внимательного, пронизывающего взгляда. Мариана почувствовала себя кроликом перед удавом. Не в силах дольше на него смотреть – недаром Зои назвала Фоску ослепительным! – Мариана отвернулась, чем, кажется, позабавила профессора.

– Вы очень красивы. Однако у вас есть и другие, более ценные достоинства. Вы обладаете прекрасным качеством: умеете сохранять хладнокровие. Вы как глубины океана, которых не тревожат бушующие наверху волны, спокойны… и печальны.

Мариане не нравилось направление, в котором развивается разговор. Происходящее выходило из-под ее контроля. К тому же она захмелела, и резкий переход от романтики к убийствам застал ее врасплох.

– Утром ко мне приходил старший инспектор Сангха. Выяснял, где я был в то время, когда убили Веронику. – Фоска вперился в Мариану, видимо, надеясь, что она как-то выдаст свои чувства.

– И что вы ответили?

– Правду. Что я был у себя, дополнительно занимался с Сереной. Предложил ему поговорить с ней, если он мне не верит.

– Ясно.

– Инспектор задал множество вопросов, и один из них – о вас. Знаете какой?

Мариана покачала головой.

– Нет, не знаю.

– Он поинтересовался, почему вы так сильно против меня настроены и чем я вам так насолил.

– А вы?

– А я сказал, что понятия не имею, но спрошу у вас. – Он улыбнулся. – Вот и спрашиваю. В чем дело, Мариана? Со дня смерти Тары вы ведете против меня настоящую кампанию. Поймите, я ни в чем не виновен. А вы так хотите сделать из меня козла отпущения…

– Я не делаю из вас козла отпущения.

– Да ну? Я ведь здесь чужой. Американец из рабочей среды, затесавшийся в элитарный круг английской профессуры… Конечно, я сюда совсем не вписываюсь.

– А по-моему, отлично вписываетесь, – возразила Мариана.

– Разумеется, я сделал все возможное, чтобы влиться в коллектив. Тем не менее проблема в том, что англичане хотя и не проявляют так явно, как американцы, своей ксенофобии, все равно всегда будут относиться ко мне с подозрением. Я никогда не стану для них своим. – Он прищурился. – Как и вы.

– Разговор сейчас не обо мне.

– И о вас в том числе. Ведь вы такая же, как и я.

– Вовсе нет. – Мариана нахмурилась. – Совсем не такая.

– Ох, Мариана! – Фоска расхохотался. – Неужели вы и правда уверены, что я убиваю своих студенток? Это же бред! Хотя некоторые из них, пожалуй, этого заслуживают. – И он вновь разразился хохотом, от которого у Марианы по спине пробежал холодок.

Она поняла, что в эту секунду Фоска показал, какой он на самом деле: черствый, жестокий, безжалостный. Мариана чувствовала, что обсуждать эту тему рискованно, но выпитое спиртное придало ей храбрости и безрассудства. К тому же, возможно, другого шанса не будет.

– Тогда скажите, что за человек, по-вашему, убил девушек?

Профессор слегка удивился такому повороту.

– Вообще-то я над этим думал.

– Не сомневаюсь.

– Прежде всего я заключил, что убийца действует из религиозных побуждений. Это ясно как день. Он глубоко духовный человек… по крайней мере, в собственных глазах.

«Совсем как ты», – мысленно отметила Мариана, вспомнив о кресте в коридоре.

Профессор отпил вина и продолжил:

– Он не режет всех без разбора. Вряд ли в полиции об этом уже догадались, но эти убийства – ритуальные.

Мариана резко подняла на него взгляд.

– Ритуальные?

– Именно. Они символизируют перерождение и воскрешение из мертвых.

– Но ведь никакого воскрешения нет. Только смерть.

– Ну, как посмотреть… – с улыбкой возразил Фоска. – Еще я заметил, что этот человек – артист в душе. Он обожает устраивать шоу.

«Как и ты», – снова пронеслось в голове у Марианы.

– Убийства напоминают мне сцены из трагедий мести времен короля Якова, – добавил профессор. – Жестокости и ужасы служат для того, чтобы напугать и развлечь.

– Развлечь?!

– Если речь идет о театре. – Фоска снова улыбнулся.

Мариане внезапно захотелось держаться от него как можно дальше. Она оттолкнула тарелку.

– Спасибо, я наелась.

– Вы точно не хотите добавки?

– Благодарю. Я сыта по горло.