Первый стул
Уединение
Я пощу в интернете, следовательно, я существую
Нужно развивать у себя способность просто быть собой, а не тем, кто непременно что-то делает. Именно этого лишают нас телефоны – способности сидеть просто так. То есть просто быть человеком.
Луи Си Кей, американский актер и стендап-комик
В 2013 году, перед аудиторией телепередачи, идущей поздним вечером, Луи Си Кей заговорил о необходимости уединения, – в особенности для детей. Комик начал с того, что рассказал ведущему Конану О’Брайену, как объясняет своим дочерям, почему не разрешает им заводить мобильные телефоны. Прежде всего актер дал понять, что, когда речь идет о его детях, он делает упор на дальнюю перспективу: “Я не воспитываю детей. Я воспитываю взрослых, которыми они впоследствии станут”. Луи Си Кей считает телефоны “токсичными, в особенности для детей”.
Штука в том, что дети не смотрят на собеседников, когда разговаривают с ними. И у них не развивается эмпатия. Знаете, дети вредные. Они ведь пока что бросают пробные шары. Вот смотрят они на какого-то ребенка и говорят ему: “Ты толстый”. Но, увидев, что ребенок скуксился, думают: “Ой, как-то нехорошо доводить других до такого”… А если они пишут “Ты толстый”, тут им совсем другая мысль приходит в голову: “Ух ты, это было классно. Мне понравилось”…
Нужно развивать способность просто быть собой, а не тем, кто непременно что-то делает. Именно этого лишают нас телефоны – способности сидеть просто так. То есть просто быть человеком… Ведь абсолютно подо всем, что есть у вас в жизни, скрывается одна вещь – пустота, вечная пустота. Понимание того, что ни в чем нет смысла и вы одиноки. Оно там, внизу. И порой, когда все рассеивается, и ты никуда не смотришь, а просто сидишь в машине и вдруг говоришь: “О, так получилось, что я один, это чувство захлестывает меня или типа того – совсем как грусть. Жизнь вообще такая грустная”. Вот поэтому мы строчим сообщения за рулем. Практически сто процентов людей строчат сообщения за рулем. Они гробят, убивают друг друга своими машинами. Но люди готовы рисковать собственной жизнью и жизнью других, потому что даже на секунду не хотят остаться одни… Как-то раз сидел я в машине один, и вдруг зазвучала песня Брюса Спрингстина… я услышал ее, и она вызвала у меня такое осеннее чувство – ну, знаете, как будто надо снова идти в школу, – в общем, мне стало очень-очень грустно, и тогда я подумал: “Ладно, мне действительно грустно”, пора достать телефон и написать “Привет” пятидесяти людям или типа того… Короче говоря, навалилось это грустное чувство, я уже полез за телефоном, но потом сказал себе: “Знаешь, что? Не надо. Просто погрусти. Просто встань перед этой печалью, и пусть она наедет на тебя, как грузовик”.
И тут я съехал на обочину и просто начал скулить. Я очень сильно плакал, и это было прекрасно… Печаль поэтична… Нам везет, что в жизни бывают грустные моменты. А потом я испытал радостные чувства, потому что, когда ты позволяешь себе взгрустнуть, твой организм вырабатывает антитела или типа того, и они спешат навстречу грустным чувствам. Но поскольку мы не хотим этого первого ощущения печали, мы отталкиваем его с помощью наших телефонов. Получается, что вы никогда не чувствуете себя до конца счастливыми или, наоборот, грустными. Вы просто испытываете что-то типа удовлетворения от каких-нибудь товаров. А потом… умираете.
Вот поэтому я и не хочу покупать телефон своим детям.
Достоинства уединения
Уединение вовсе не обязательно означает нехватку действия. Вы понимаете, что испытываете чувство уединения, если то, что вы делаете, возвращает вас к самим себе. Писательница Сьюзен Кейн убедительно объясняет, что уединение важно для интровертов, а интровертов среди нас предостаточно. Луи Си Кей предлагает поэтичные обоснования для еще более широкой дискуссии. Уединение важно для всех, включая даже самых явных экстравертов. Пришло время познакомиться с самими собой и почувствовать себя в этих отношениях комфортно. Развитие навыков уединения является одной из важнейших задач в детстве каждого человека.
Именно способность к уединению позволяет вам устанавливать контакт с окружающими и воспринимать их как совершенно отдельных, независимых людей. Вы уже не станете требовать, чтобы они стали другими. Значит, вы можете не только слушать их, но и слышать то, что они хотят вам сказать. Таким образом, способность к уединению играет ключевую роль в развитии эмпатии. Именно поэтому уединение знаменует начало благотворного круга беседы. Если вам комфортно с самими собой, вы сможете поставить себя на место другого человека.
В своем монологе об уединении Луи Си Кей заводит разговор о том, что скрывается за фасадом многих взволнованных разговоров о детях и технике. А если дети настолько погружены в свои телефоны, что волшебство уединения и способность к эмпатии не возникают совсем? В отсутствие эмпатии, как отмечает актер, мы не понимаем того влияния, которое оказываем на других, когда обижаем их, ведь мы не видим, что они такие же люди, как и мы сами.
Специалисты по психологии развития уже давно отстаивают важность уединения. А теперь к ним примкнули и эксперты в области нейронауки. Только в тот момент, когда мы находимся наедине со своими мыслями (и не реагируем на внешние раздражители), начинается работа той части базовой инфраструктуры мозга, задача которой – формировать нашу стабильную автобиографическую память. Это “сеть пассивного режима работы мозга”. Соответственно, без уединения мы не можем формировать стабильное чувство собственного “я”. А вот у детей, растущих в эпоху цифровых технологий, всегда есть нечто внешнее, на что они должны реагировать. Когда они в сети, их разум не столько блуждает, сколько оказывается захваченным в плен раздражителями, увлекающими его в разные стороны.
Сегодня нам свойственно принимать время, проведенное в интернете, за уединение. Это неправильно. На самом деле уединение оказывается под угрозой из-за нашей привычки смотреть на экран вместо того, чтобы взглянуть внутрь самих себя. Кроме того, угрозу ему представляет наша культура постоянного постинга. Люди, выросшие во времена социальных сетей, часто признаются, что как-то не чувствуют себя самими собой; действительно, иногда они не могут почувствовать свое “я”, если не постят, не отправляют СМС или сообщения по мессенджеру. Иногда люди признаются: им необходимо запостить какую-то идею, чтобы обдумать ее, и чувство, чтобы его ощутить. Эту сенсибильность можно определить как “Я пощу в интернете, следовательно, я существую”. А можно сформулировать иначе: “Я хочу что-то испытать; мне необходимо отправить сообщение”.
С такой сенсибильностью мы рискуем сформировать фальшивое “я”, основанное на действиях, которые, с нашей точки зрения, могут понравиться другим людям. Если воспользоваться выражением Торо, мы живем слишком “плотно”, постоянно реагируя на внешний мир вместо того, чтобы сперва научиться постигать самих себя.
В последние годы психологи узнали много нового о том, как творческие идеи возникают из уединенных раздумий. Когда мы позволяем своему разуму блуждать, наш мозг становится свободным. Мозг более всего продуктивен, когда от него не требуется реагировать на внешние обстоятельства. Это противоречит культурным ожиданиям некоторых, ведь, к примеру, американская культура возводит общительность на пьедестал. Нам хотелось верить, что мы наиболее творчески состоятельны во время “мозгового штурма” или сессий “группового мышления”. Но выясняется, что это не так. Новые идеи, скорее всего, возникнут у людей, думающих в одиночестве. Именно в уединении мы учимся доверять своему воображению.
Когда дети растут, проводя некоторое время наедине со своими мыслями, они ощущают какую-то почву под ногами. Они находят утешение в собственной фантазии. Если же дети должны постоянно реагировать на какие-то внешние раздражители, этот ресурс у них попросту не формируется. Поэтому неудивительно, что сегодня молодые люди испытывают тревогу, оставаясь в одиночестве без привычного цифрового устройства. С большой долей вероятности они признаются, что им скучно. С самых первых шагов они привыкли отвлекаться на структурированную игру и блестящие штучки цифровой культуры.
Блестящие штучки
Мы участвуем в гигантском эксперименте, в котором испытуемыми являются наши дети.
Кормящие матери, отцы, толкающие коляски перед собой, – у них почти всегда телефоны наготове. Согласно новым исследованиям, рост числа несчастных случаев на детской площадке напрямую связан с увеличением количества мобильных телефонов, поскольку во время прогулок родители и няни слишком много внимания уделяют своим телефонам.
В любой культуре детей привлекают предметы, ставшие объектами желания взрослых. Таким образом, наши дети просят телефоны и планшеты, и если родители могут себе это позволить, то в большинстве случаев не откажут своим чадам. Когда родители передают смартфон сидящему на заднем сиденье машины малышу, чтобы его успокоить, на родительском сленге это называется “передача назад”.
Когда наступает мгновение тишины, у детей возникает альтернатива тому, чтобы углубиться в себя. Они отвлекаются от человеческих лиц и голосов, поскольку мы позволяем мониторам устройств делать работу, ранее выполнявшуюся людьми: в качестве примера можно привести чтение детям и игры с ними. Игра в шашки с дедушкой или бабушкой – повод поговорить; игра в шашки с компьютерной программой – повод разработать стратегию и, возможно, получить возможность выиграть. Экраны помогают приобрести любой образовательный, эмоциональный, художественный опыт и даже испытать эротические переживания, но не способствуют уединению и не дают постичь всего богатства живой беседы.
Вот какой вывод делает четырнадцатилетняя девочка после часа, проведенного в Facebook: “Даже если я просто вижу «лайки» под моими постами, я уже чувствую, что чего-то добилась”. И чего же она добилась? Дело в том, что на Facebook даже самые предсказуемые результаты (запостив симпатичную фотографию, вы, несомненно, получите свои “лайки”) кажутся достижением. Проводя время в сети, мы привыкаем к мысли о почти гарантированных результатах, а ведь именно этого не может нам обещать уединение с его взлетами и падениями. И, конечно же, время, проведенное с людьми, тоже не может чего-либо гарантировать.
Приобретая опыт беседы, дети усваивают следующий урок: практика не обязательно приводит к совершенству, но это совершенство – не главное. А вот в симулированной реальности (к примеру, в компьютерной игре) именно совершенство становится целью. Если вас обучала компьютерная реальность, впоследствии может возникнуть страх из-за того, что вы не контролируете какую-то ситуацию, даже если контроль здесь не главное.
Восьмилетний мальчик сидит в парке, облокотившись о большое дерево. Он полностью увлечен своей блестящей штучкой – маленьким планшетным компьютером, недавно полученным в подарок. Он поглощен игрой, цель которой – поиск сокровищ, причем его партнеры по игре живут в самых разных уголках мира. Мальчик с сосредоточенным видом прикусил губу, а тем временем его пальцы выполняют свою работу. С точки зрения других детей в парке, мальчик отгородился от них знаком “Не беспокоить”. Его сосредоточенность служит сигналом, что его нельзя пригласить поиграть во фрисби или, допустим, втянуть в соревнования на турнике. Сегодня не тот день, когда мальчик мог бы принять подобное приглашение или пригласить кого-то сам. Сегодня не тот день, когда он мог бы попрактиковаться в живом общении, задавая вопросы другим детям и слушая их ответы. Большинство взрослых в парке также уставились на свои экраны. Таким образом, восьмилетний мальчик взаимодействует с компьютерной реальностью, но если говорить об окружающем его мире, то здесь он совершенно один.
И в отличие от времени, проведенного на природе или с книгой, когда разум ребенка может блуждать, опыт онлайн-игры возвращает его к непосредственной задаче. Ребенок усвоит правила виртуального поиска сокровищ, но не повисит на турнике, зацепившись за него ногами, рассматривая узоры в перевернутом зимнем небе.
Если цифровая реальность подстегивает детей к ускорению темпа, то осязаемый мир, где дети лепят из глины, рисуют пальчиками и строят домики из кубиков, наоборот, заставляет сбавлять обороты. Физические свойства этих материалов – липкая густота глины, твердость и плотность кубиков – способны составить хорошую конкуренцию симулированной реальности, ведь они дают детям время подумать, использовать свое воображение, создавать свои собственные миры.
Психоаналитик Эрик Эриксон, специалист по развитию подростков, писал, что дети добиваются успехов, когда у них есть время и покой. Блестящие штучки сегодняшнего детства отнимают время и нарушают покой.
Безусловно, можно использовать компьютер так, чтобы он способствовал творческой деятельности ребенка. Например, дети могут не просто играть в компьютерные игры, но учиться программированию, чтобы в дальнейшем создавать собственные игры. Но поскольку мы уже привыкли видеть детей у мониторов, это стало новой нормой, и мы перестаем обращать внимание на детали. Мы уже не замечаем, что именно на экранах у наших детей. Необходимо перестать рассматривать ребенка и монитор как естественных партнеров. Тогда мы сможем сделать шаг назад и разглядеть, что на этих экранах, а уже потом можно вести речь о задачах, которые мы хотим поставить перед ребенком.
“Одиночество вместе”
Как вырабатывать способность к уединению? При помощи внимания и уважительной беседы.
Способность к уединению развивается у детей в присутствии внимательного партнера. Взять, например, молчание, возникающее, когда вы ведете сына на тихую прогулку в лес. Ребенок начинает все отчетливее ощущать, что это значит – быть одному на природе, причем очень важно, что он оказывается “вместе” с тем, кто знакомит его с этим опытом. Постепенно ребенок научится гулять в одиночестве. Или представим, как мать набирает ванну для двухлетней дочери: в эти мгновения девочка может мечтать, заниматься игрушками, придумывать разные истории и учиться быть наедине со своими мыслями, сознавая при этом, что мама находится рядом и ее всегда можно позвать. Постепенно ребенок привыкнет, что время, проведенное в ванной, позволяет почувствовать себя комфортно наедине со своей фантазией. Таким образом, привязанность способствует уединению.
Мы практикуем “одиночество вместе” – и, если повезет, наше “я” будет “населено” теми, кто имел для нас наибольшее значение. Ханна Арендт говорит о том, кто любит уединение, как о человеке, наделенном свободой составить компанию самому себе. Он не одинок, но всегда в компании – он “вместе с самим собой”. С точки зрения Арендт, “весь мыслительный процесс, строго говоря, происходит в одиночестве и является диалогом между мной и моим «я»; но этот диалог между двумя в одном не теряет контакта с миром моих собратьев, потому что они представлены в том «я», с которым я веду мысленный диалог”.
У Пауля Тиллиха есть прекрасная формулировка:
Язык… породил слово “одиночество”, чтобы выразить боль, которую испытывает человек, оставшийся один. Язык также породил слово “уединение”, чтобы выразить величие, которое есть в том, чтобы быть одному.
Одиночество приносит боль, эмоциональную и даже физическую, оно порождено “нехваткой близости”, когда она нужна нам больше всего – в раннем детстве. Уединение – способность быть одному конструктивно и получать от этого удовольствие – строится на успешном человеческом контакте, возникшем в детстве. Но если у нас нет опыта уединения – такое нередко случается сегодня, – мы начинаем приравнивать уединение к одиночеству. Это отражает бедность нашего опыта. Если мы не знакомы с радостями уединения, все, что мы знаем, – паника одиночества.
Недавно я работала за ноутбуком в поезде “Бостон – Нью-Йорк”. Я бы даже не узнала, что мы проезжаем по заснеженному коннектикутскому пейзажу, если бы не подняла голову, направляясь в вагон-ресторан за кофе. По дороге я заметила, что каждый взрослый пассажир уставился в экран. Мы лишаем себя преимуществ уединения, потому что уверены: время, которого оно требует, можно использовать как ресурс. Вместо того, чтобы потратить минуты одиночества на раздумья (или их отсутствие), мы стараемся заполнить их цифровой коммуникацией.
И наши чада идут по стопам родителей. У детей в поезде “Бостон – Нью-Йорк” тоже были с собой цифровые устройства – планшеты и телефоны. Уже говорилось, что мы используем цифровые “передачи назад”, чтобы успокаивать заскучавших детей. Мы не стараемся им внушить, что в скуке можно разглядеть обратившийся к ним голос их собственного воображения.
Вне всяких сомнений, любая чересчур поэтичная картина уединения нуждается в корректировке. Уединение может быть пробным камнем эмпатии и творческого начала, но, конечно же, человеку не всегда комфортно в этом состоянии. По мнению поэта Райнера Марии Рильке, “открытость, терпение, восприимчивость, уединение – самое важное”. И все же, что было бы понятно Луи Си Кею, Рильке осознавал сложность ситуации:
Когда вы в уединении, вас не должен сбивать с толку тот факт, что в вас есть нечто, жаждущее выйти из этого состояния.
В самом деле, исследования показывают, что подростки ощущают уединение как своего рода простой, в краткосрочной перспективе вызывающий чувство дискомфорта. Однако в долгосрочной перспективе уединение способствует здоровому развитию. Без уединения, когда мы днями и ночами прозябаем в сети, у нас может возникать ощущение, что мы “живем в полную силу”, но в действительности наша жизнь станет оскудевать.
Когда я спрашиваю детей и подростков, есть ли в их жизни периоды затишья, чтобы они могли побыть наедине со своими мыслями, большинство признается, что вовсе не стремится к этому. Оказавшись в одиночестве, они сразу же тянутся за телефонами. И не имеет значения, где они при этом находятся. Многие кладут телефоны в постель и, проснувшись посреди ночи, сразу же проверяют сообщения. Младшее поколение никогда не выйдет на улицу без телефона. По признанию многих, родители не научили их ценить время, проведенное наедине с самими собой. Следовательно, если уединение важно для нас, мы должны научить своих детей ценить его. Сами они этому не научатся. Причем мы должны не только объяснить детям ценность уединения, но и сами находить для него время, чтобы показать детям, почему мы придаем этому такую важность.
Тревога разъединения
Самые известные творческие люди мира высказывались об уединении. Например, Моцарт рассказывал:
Когда я, если угодно, сполна ощущаю себя самим собой, пребываю в полном одиночестве и в хорошем расположении духа – скажем, путешествую в экипаже, прогуливаюсь после доброй трапезы или не могу заснуть ночью, – то именно в подобных обстоятельствах идеи рождаются у меня лучше всего и в наибольшем изобилии.
По мнению Кафки,
не нужно выходить из комнаты. Оставайтесь за столом и слушайте. Впрочем, даже слушать не нужно, только ждите, просто научитесь быть в тишине, покое и одиночестве. И мир добровольно предложит вам себя, чтобы вы сорвали с него маску.
С точки зрения Томаса Манна,
уединение порождает в нас подлинное, красоту незнакомую и гибельную – поэзию.
А для Пикассо
ни одна серьезная работа невозможна без великого уединения.
Этим теплым поэтическим голосам вторят новейшие достижения социологии. Рассказывая о значении личного пространства для творческой работы, Сьюзен Кейн цитирует исследование под названием “Военные игры программистов”. Его авторы сравнили работу более чем шестисот программистов из девяноста двух фирм. Внутри самих компаний программисты работали примерно на одном уровне, а вот при сравнении деятельности различных организаций разница результатов оказалась огромной. Программистов из наиболее успешных фирм объединяла одна черта: им было в большей степени доступно частное пространство. Самые успешные программисты “работали преимущественно в компаниях, где сотрудникам максимально обеспечивали личное пространство, предоставляли контроль над окружающей их обстановкой и защиту от вмешательства в их деятельность”.
Неудивительно, что личное пространство способствует творческим проявлениям. Если мы не отвлекаемся на людей и окружающие предметы, нам становится легче критически осмыслять собственные мысли – психологи именуют этот процесс метакогнитивностью. У каждого есть такой потенциал. Важно его развивать. Опасность в том, что в жизни, предполагающей постоянное пребывание в сети, мы утрачиваем способность к этому.
Вице-президент фирмы, входящей в список 500 крупнейших компаний мира, рассказывает: недавно ему нужно было подготовить важную презентацию, и он попросил секретаршу “оградить” его от любых помех в течение трех часов.
Мне не хотелось, чтобы приходили уведомления об электронных письмах. Я попросил секретаршу взять у меня мобильный телефон и сказал ей, чтобы она не соединяла меня ни с кем из звонивших, если только не возникнут чрезвычайные обстоятельства в семье. Она сделала все в точности, как я просил. Однако три часа без связи оказались невыносимыми. Мне с трудом удавалось сосредоточиться на презентации, я испытывал изрядное беспокойство. Знаю, это покажется безумием, но я почти запаниковал. Я почувствовал, что до меня никому нет дела, что никто меня не любит.
Опыт этого руководителя – пример тревоги разъединения. Теперь, в эпоху постоянной включенности, люди не знают, что делать, когда остаются одни, – даже если сами попросили о такой возможности. Они не в состоянии сконцентрироваться – признаются, что им скучно, и скука становится для них поводом играть в телефоне, или написать сообщение, или опубликовать пост в Facebook. Но главным образом именно тревога заставляет людей обращаться к телефонам. Они хотят чувствовать себя частью происходящего. Вот в чем основной месседж, который мы пытаемся донести через онлайн-коммуникацию: чтобы о нас не забывали.
Я много говорила о благотворном круге, а сейчас речь о круге порочном. Зная, что в момент скуки у нас есть возможность отправиться “куда-то еще”, мы все менее склонны к исследованию нашей внутренней жизни, а, следовательно, с большей вероятностью обратимся к стимуляции, предлагаемой нашими телефонами. Чтобы вновь обрести уединение, мы должны научиться переживать скучный момент как повод для обращения внутрь себя, как повод хотя бы изредка не убегать “куда-то еще”.
Где начинается эмпатия
Я уже упоминала среднюю школу Холбрук на севере штата Нью-Йорк. Школа маленькая, там учатся примерно сто пятьдесят мальчиков и девочек с шестого по восьмой класс. В течение нескольких лет учителя чувствовали – что-то не в порядке. В этом году они пригласили меня в качестве консультанта. Главным поводом для беспокойства стало отсутствие у школьников эмпатии в отношении друг друга. Сами педагоги объясняют нехватку эмпатии проблемами с уединением, которые испытывают дети. По мнению учителей, если дети не в состоянии найти время для самих себя, откуда они возьмут его для других?
Педагоги уверяют, что пытаются сделать жизнь школьников более размеренной. Они хотят, чтобы каждый ученик мог взять “передышку”. Сегодня школьникам довольно трудно усидеть спокойно и сосредоточиться. Им не хватает терпения. И раньше бывало, что некоторые учащиеся вставали на дыбы, получив слишком большое задание, но в наши дни даже старательные и способные ученики бунтуют, обнаружив в списке литературы больше одной толстой книги.
Хотя наш мозг заточен на разговор, мы можем также настроить его на внимательное чтение, требующее, чтобы мы сфокусировались на продолжительном повествовании со сложными персонажами. Но именно такое чтение не по душе учащимся школы Холбрук. Поколения учителей английской литературы уверяли своих питомцев, что им следует непременно читать именно такую литературу. Ну а чего еще было ожидать от учителей? Едва ли кто-то воспринимал их слова буквально. Однако теперь мы знаем, что художественная литература в значительной степени улучшает навыки эмпатии: это измеряется способностью людей понимать эмоциональное состояние собеседника по выражению его лица. Преподаватели английской литературы были правы в самом прямом смысле слова: сперва человек отождествляет себя с персонажами сложного романа, а потом эта способность к отождествлению распространяется и на окружающих людей.
Джейн Остин не теряет своей актуальности, ведь читателей неизменно привлекает смесь гордости и предубеждения, присущая ее знаменитым герою и героине. Читатели стонут при виде горы трудностей, возникающей на пути героев из-за их характеров и жизненных обстоятельств, и ликуют, когда Элизабет и Дарси обретают друг друга, несмотря ни на что. Художественная литература воспитывает воображение читателя в том, что касается тонкости характеров и эмоций. Здесь возникают совершенно очевидные параллели с беседой. Беседа, подобно художественной литературе, нуждается в воображении и участии. Как и литература, беседа требует покоя и тишины.
Однако у нынешних студентов нет времени на такие вещи. Вот как описывает преподаватель английской литературы в Холбруке своих семиклассников: “Их отпугивают задания, требующие длительной сосредоточенности. Они не хотят подробно в чем-то разбираться”. Другой педагог пробует охарактеризовать эту новейшую склонность отвлекаться: “Вот что, к примеру, говорят мои ученики: «Ума не приложу, куда положил свой дневник. Я искал его десять минут». Потом они смотрят на меня с таким видом, словно я должен организовать поиски дневника”.
В школе Холбрук мне на ум приходят беседы с бизнесменами, говорившими об “особых нуждах” недавних выпускников университета, которые приходят к ним в поисках работы. Одна руководительница рекламного агентства (с тридцатипятилетним стажем) характеризует сенсибильность недавно нанятых сотрудников. Говоря о них, она, вероятно, описывает тех работников, которыми станут учащиеся Холбрука:
Эти молодые люди не привыкли работать над проектом самостоятельно. В прошлом, если вспомнить о сотрудниках… которым теперь сорок, пятьдесят, шестьдесят… если вы давали им проект, они понимали, что их работа – осуществить его. Причем каждый мог работать один. Теперь люди разучились работать поодиночке. Им нужны постоянные контакты, поддержка, подбадривание. Они должны быть уверены, что делают все правильно. Когда молодых сотрудников оставляют наедине с работой, они чувствуют себя по-настоящему обездоленными. Они постоянно общаются друг с другом в сети, но, по словам их руководителей, им требуется бо́льшая поддержка, чем раньше. Они нуждаются в руководстве совсем другого типа.
А вот как отзывается директор рекламного агентства о своих новых сотрудниках – все они как на подбор выпускники элитных университетов:
Они невероятно талантливы, но выросли в мире “одобрительных лайков” Facebook. Они привыкли к постоянному подбадриванию. Выходит, руководству придется либо этому потворствовать, либо научить сотрудников работать поодиночке и ставить “одобрительный лайк” самим себе.
Преодоление скуки
Волнение учителей Холбрука разделяют и те, кто работает с более взрослыми учениками. В одной из школ штата Мэн педагоги всех кафедр беспокоятся, что старшеклассникам не хватает мгновений затишья. По словам учителей, учащимся старших классов необходимо находить время на самостоятельные размышления. Однако педагоги не считают, что родители на их стороне. Вот что говорят учителя по этому поводу:
Родители не хотят, чтобы в жизни детей было время на передышку. Всегда можно увеличить число уроков фортепиано или футбольных тренировок… Учеников нашей школы постоянно перевозят с одного занятия на другое, они даже обедают в машине… А едва родителям кажется, что у детей слишком много свободного времени, они тут же говорят нам и детям: “Так вы не добьетесь хороших результатов”.
Или же родители считают мгновения затишья моментами скуки, то есть пустой тратой времени.
Но детская скука является движущей силой. Она будит воображение и способствует накоплению внутренних эмоциональных ресурсов. По мнению детского психоаналитика Дональда В. Уинникотта, способность ребенка скучать – тесно связанная с его умением радостно и самостоятельно играть под молчаливым присмотром родителя, – является критическим показателем психологического здоровья. Умение преодолевать скуку является важным достижением в развитии ребенка.
По свидетельству педагогов старшей школы, большинство учеников не могут похвастаться таким достижением. Оставаясь наедине с самими собой даже на короткие периоды времени, они чувствуют себя неуютно. Если в течение дня возникает передышка, школьники ждут, что кто-то из взрослых предложит им занятие. Когда этого не происходит, дети обращаются к телефонам, чтобы отвлечься, завести новое знакомство или поиграть. Единственное, чего они себе не позволяют, – посидеть спокойно. Учитель математики в старших классах так подытоживает эту ситуацию:
Чтобы вглядеться в какие-то вещи, требуется время. Чтобы вглядеться в себя, тоже необходимо время. Чтобы завести друзей, требуется время. И чтобы хорошо выполнять свою работу, также нужно время… А у этих ребят времени нет.
Вернемся в Холбрук. Там преподавательница изобразительного искусства описывает свою последнюю попытку заставить целый класс двенадцатилетних детей немного сбавить темп. Она попросила учеников потратить пять минут, чтобы нарисовать какой-то предмет по их выбору. “Некоторые ученики, – сообщает она, – признались, что еще никогда не тратили столько времени на одно дело, при этом ни на что не отвлекаясь”. Педагог добавляет:
Если школьникам не удавалось хорошо справиться с заданием, они расстраивались. Просили помощи. Я старалась им помочь, но стоило мне отойти, как они сразу же теряли интерес к происходящему. Некоторые молниеносно утыкались в свои телефоны.
Педагог театрального искусства рассказала о похожих проблемах во время недавних репетиций школьной постановки: “Я объясняю ученикам, что актерская игра не ограничивается произнесением слов. От актера требуется «глубокое вслушивание». Это значит, что актер должен взаимодействовать с партнерами”. Однако студентам не удавалось сосредоточиться настолько, насколько этого требовала задача услышать друг друга. В конце концов преподавательница театрального искусства выставила им ультиматум: или вы слушаете друг друга, или покидаете спектакль. Ультиматум подействовал: группа школьников отказалась от участия в постановке.
Преподаватели школы Холбрук встревожены – вдруг они только усугубляют некоторые проблемы? В этой школе каждому учащемуся выдают iPad, чтобы он мог работать с учебниками, выполнять домашние задания и быть в курсе школьного расписания. Таким образом, школа просит учеников использовать именно те устройства, которые их отвлекают.
Один пятнадцатилетний школьник так описывает свое взаимодействие с iPad: “Я теряюсь. Я всего лишь хочу проверить, когда назначена тренировка у моей команды, но устройство меня затягивает. Я уже не могу не зайти в Facebook”. Этому школьнику “жилось бы куда проще с распечатанным расписанием”. Четырнадцатилетняя девочка тоже рассказывает, как тяжело ей приходится из-за того, что все тексты теперь находятся в сети. “Стоит мне включить iPad, чтобы заняться домашним заданием, как я начинаю переписываться с друзьями или играть. Мне трудно сосредоточиться на школьных делах. Я не понимаю, зачем школа избавилась от книг”.
В настоящее время у педагогов Холбрука нет полномочий, чтобы забрать у ребят iPad. Они объясняют мне, что школа взяла на себя обязательства по использованию “эффективной” платформы и “по обеспечению онлайн-доступа к материалам”. И все же трудно запретить школьникам заниматься своими делами в интернете, если у них образовалась свободная минутка. Оказавшись в сети, учащиеся склонны идти по пути наименьшего сопротивления. Этот путь ведет к переписке, играм и шоппингу. Этот путь ведет в Facebook.
Зона Facebook
Как же получилось, что технологии держат нас крепко – так крепко, что мы обращаемся к ним вместо того, чтобы заглянуть внутрь себя? Технологии не выпускают нас из “машинной зоны”. Исследуя привязанность игроков к игровым автоматам, антрополог Наташа Доу Шулл пришла к выводу, что машинная зона является состоянием ума, когда люди перестают отделять себя от машин. Один из игроков, опрошенных Шулл, признался: “Я загипнотизирован до такой степени, что почти ощущаю себя этой машиной”. Для игроков в машинной зоне деньги не имеют значения. Им все равно, выиграют они или проиграют. Единственное, что для них важно, – быть возле машины и в зоне. Алексис Мадригаль, критик, занимающийся вопросами технологий, считает “зону Facebook” более мягким вариантом оцепенения, в которое погружены игроки у Шулл. Находясь в социальных сетях, вы оттуда не уходите, но большой вопрос, насколько осознанным является ваше решение остаться.
Вот как описывает это состояние третьекурсница Мэгги:
Когда я проверяю Facebook, Twitter и электронную почту на мобильном телефоне, у меня такое чувство, словно я что-то забываю проверить, и тогда я продолжаю просматривать все эти три страницы, поскольку мне кажется, что я что-то упускаю из виду.
Таким образом, процесс проверки втягивает ее в дальнейшую проверку. Джуди, еще одна третьекурсница, называет Facebook своим “счастливым талисманом”, спасением от скуки. Впрочем, из ее рассказов о времени, проведенном с телефоном, складывается впечатление, что это телефон приучает ее скучать в разлуке с ним:
Если вы открыли какое-то приложение и пробегаете глазами разную информацию, потому что вам скучно, можно нажать на маленькую круглую кнопку и прокрутить целую вереницу приложений. Даже если ничего не происходит, у вас наверняка есть электронная почта. Порой становится скучно, когда просто сидишь и разговариваешь с кем-то – или находишься на занятии. Вот тут-то и начинаешь заглядывать в телефон, даже если знаешь, что ничего не произошло. К этому постоянному переключению настолько привыкаешь, что становится трудно просто сидеть или сосредоточиться на чем-то одном.
По словам Джуди, в зоне Facebook у вас никогда не бывает возможности “просто сидеть” или “сосредоточиться на чем-то одном”. Тут возникает проблема, поскольку два этих действия и есть составляющие уединения.
Размышляя о зоне Facebook, полезно вспомнить о теории потока, выдвинутой психологом Михаем Чиксентмихайи. Поток – это состояние, когда вас просят выполнить задание, не настолько простое, чтобы выполнять его, не задумываясь, но и не настолько сложное, чтобы вам потребовалось быть на пределе возможностей. Например, если во время катания на лыжах перед вами возникают определенные сложности, но ваших способностей все же хватает, чтобы установить контакт с горой, значит, вы находитесь в потоке. Для Чиксентмихайи опыт, пережитый в состоянии потока, всегда приводит к новым знаниям и укреплению самоощущения. А вот у игроков, оказавшихся в центре исследования Шулл, не наблюдается личностного роста; напротив, они оказываются в ловушке, где их ждет только повторение. Мадригаль называет машинную зону “темной стороной потока”.
Если речь идет о потоке и его темной стороне, где оказываемся мы, войдя в зону Facebook? И Мэгги, и Джуди признаются, что блуждание по приложениям отвлекает их от других – как им кажется, более важных – вещей, которыми они занимались прежде (например, прогулки, рисование или чтение). У девушек больше не остается времени на эти занятия, но они не в силах оторваться от своих телефонов, да и не уверены, что хотят этого. Их истории рассказывают нам об “успехе” цифровых устройств, чья конечная цель – держать своих пользователей подключенными.
Подтверждением этому служит и забавный эпизод, произошедший во время бостонского визита Эрика Шмидта, исполнительного директора Google. Шмидт представлял в Бостоне свою недавно опубликованную книгу. Входя в зал, он спросил публику: “Кто из вас будет пользоваться телефонами во время моего выступления?” Когда над залом взметнулся лес рук, Шмидт воскликнул: “Отлично! Именно этого мы от вас и добиваемся”. Приложения нужны, чтобы вы постоянно ими пользовались. И чем больше свободного времени вы проводите, блуждая по приложениям, тем меньше у вас времени побыть наедине с самими собой.
Серфинг в интернете как уединение
Студенты четко обозначают свою позицию: их представления об уединении подразумевают пребывание в сети. По словам одной третьекурсницы, она не предается мечтаниям, но позволяет себе “прохлаждаться”. Это занятие предполагает “бессмысленное блуждание по интернету”. Можно было бы назвать это мечтаниями 2.0, однако эти действия не приводят к тому результату, к какому приводят мечтания. В сущности, третьекурсница называет сеть своим “механизмом защиты” от мечтаний. Время, проведенное в блужданиях по интернету, защищает ее от “опасности” блуждания ума. Другая студентка высказывается в том же духе, называя свой телефон “страховкой” от скуки. Подобно вице-президенту фирмы, входящей в список 500 крупнейших компаний мира, эти молодые женщины понимают: время, проведенное наедине с телефоном, вызывает тревогу.
Я спрашиваю двадцатилетнюю Кармен, случается ли ей хоть иногда просто посидеть и подумать. Она отвечает: “Ни за что бы не стала этого делать”. В любую свободную минуту она посещает Facebook. По ее словам, без Facebook она не хочет думать о своем прошлом. “Думать о пережитом вместо того, чтобы смотреть на картинки и сообщения, – для этого требуются немалые усилия”.
А Кармен вовсе не хочется прилагать такие усилия. “Проблема в том, – объясняет она, – что, если вы думаете о прошлом без Facebook, вам придется осознанно сказать себе: «Ладно, теперь я собираюсь подумать…» А для этого нужно приготовиться сидеть в одиночестве”. Кармен вряд ли на это пойдет. Она уже достигла той точки, когда уединение непременно предполагает наличие ноутбука и людей, с которыми она контактирует в интернете. Таким образом, новое определение уединения – управление толпой.
Двадцатилетняя Аня описывает вечер, когда она сопровождала приболевшую соседку по комнате в больницу. Медсестра приемного отделения не сочла ее боль в животе острой, и двум девушкам пришлось провести пять часов в ожидании врача. Обе они уткнулись в свои телефоны. Когда телефон Ани начал разряжаться, она запаниковала.
Индикатор заряда батареи стал красным, я занервничала: “О нет, он сейчас вырубится”. Это чувство тревоги. Я, действительно, начинаю волноваться, если мой мобильный вот-вот разрядится. И вот он разрядился. Кроме шуток, я обошла всю больницу. Я спрашивала каждого сотрудника, каждую медсестру, каждого встречного, есть ли у них зарядка для iPhone. Наконец, я встретила какого-то охранника, и он отвел меня в подсобку, где я смогла зарядить телефон. Я была готова на все – даже вторгнуться в личное пространство случайных людей.
Это пример тревоги разъединения в присутствии лучшего друга. По словам Ани, они с соседкой вовсе не хотели молча сидеть со своими мыслями, а разговор, как им казалось, требовал слишком больших усилий. “Мы просто хотели быть в тишине, занимая свои мысли содержимым наших телефонов”.
Моменты озарения и ценность вашего внутреннего мира
Людям нравится образ творческой идеи как некоего озарения, подобного внезапно вспыхнувшей лампочке. Но обычно такие моменты озарения требуют длительной подготовки.
Опираясь на собственный опыт, французский математик и философ Анри Пуанкаре размышлял насколько, в сущности, медленно раскрываются идеи, кажущиеся результатом моментов озарения. По мнению Пуанкаре, “внезапная вспышка” – всего лишь “проявление предварительной, длительной и бессознательной, работы”, которую обычно выполняют в одиночестве.
Нередко, когда работаешь над сложным вопросом, не удается достичь результата с наскока. Тогда берешь передышку, более длительную иди короткую, и заново садишься за работу. Первые полчаса опять могут оказаться безрезультатными, а потом тебя внезапно озаряет решающая мысль.
Самые первые специалисты в области вычислительных машин грезили о компьютерах, способных выполнять быструю и рутинную работу, чтобы медленная и созидательная работа оставалась людям. В 1945 году изобретатель и инженер Вэнивар Буш мечтал об устройстве, именуемом Memex (эту идею часто считают предвестием всемирной паутины), призванном взять на себя логические процессы, чтобы сотрудники имели больше времени для постепенного развития творческой мысли. Ирония в том, что, чем ближе мы к миру, являвшемуся Бушу в фантазиях, тем очевиднее, что в реальности все может происходить ровно наоборот. Компьютеры снабжают нас информацией в таком объеме и с такой скоростью, что мы далеко не всегда за ними поспеваем. Но мы пытаемся. Из-за этих усилий мы подчас настолько заняты коммуникацией, что у нас вовсе не остается времени на размышления. Педагоги, работающие в дошкольном образовании и на всех ступенях среднего образования, а также профессора университетов используют одни и те же слова, чтобы охарактеризовать своих учеников: торопливые, нетерпеливые, незаинтересованные в процессе, неспособные остаться наедине со своими мыслями. Можно подумать, мы рассчитываем на озарение, вовсе не потратив времени (а уж тем более, не проведя времени в одиночестве), чтобы проделать “предварительную, длинную и бессознательную, работу”.
Психолог Джонатан Скулер продемонстрировал, что “блуждание ума” является трамплином к творчеству. “Разуму присуще беспокойство, – утверждает Скулер. – Он всегда стремится уделить внимание наиболее интересному объекту в его окружении”. Если дети растут, ожидая, что самый интересный объект в их окружении окажется у них в телефоне, мы должны убедить их дать шанс внутреннему миру. В самом деле, когда наступает момент затишья, всем нам, детям и взрослым, приходится бороться с искушением в первую очередь броситься к нашим айфонам.
Цифровые устройства подчиняют нас себе, поскольку мы реагируем на результат каждого поиска и каждую новую информацию (и каждый новый текст) со скоростью, с которой, например, отреагировали бы на угрозу, нависшую над нами где-то в дикой природе. Мы получаем стимуляцию от чего-то нового (и социального), поскольку это влечет нас к некоей непосредственной цели. А вот мечтания влекут нас к цели, достижение которой требует большего времени. Они помогают нам формировать основу для более стабильного “я” и находить новые способы решения проблем. Чтобы стимулировать новаторство, нужно убедить людей замедлить темп, позволить их разуму блуждать и проводить время в одиночестве.
Чтобы снова стать идеальным собеседником, нужно вновь обрести способность к уединению. Если мы тянемся к телефону, чтобы прогнать грезу, нужно приучить себя задаваться вопросом, почему мы это делаем. Возможно, мы не столько тянемся к телефону, сколько стараемся уйти от чего-то еще. Может, мы прячемся от тревоги? А может, от какой-то замечательной идеи, чье воплощение потребует сложной работы? А вдруг мы прячемся от вопроса, на решение которого понадобится немало времени?
В нынешней действительности под лозунгом “Я пощу в интернете, следовательно, я существую” мы не готовы дать шанс уединению. А ведь мы можем формировать другое отношение к этому, начиная с наших детей. Можно проследить, чтобы они проводили больше времени без электронных устройств. Кроме того, можно удостовериться, что они посвящают больше времени самим себе. Жалуясь, что родители считают свободное время врагом своих детей, педагоги указывают на вполне реальную проблему. У детей не сформируется способность к уединению, если они не испытают “скуку” с последующим обращением внутрь себя, а не к экранам.
Когда дети отходят ко сну вечером, они должны ложиться в кровать без телефонов или планшетов. Вспомните идею Эриксона, что детям нужен “покой”, чтобы обрести свое “я”. Социолог Уильям Дерезевиц утверждает: пребывая в сети, мы лишаем себя условий для независимого мышления. По мнению Дерезевица, лидерство означает “способность собрать себя в кулак, а не позволять себе распыляться повсюду, превращаясь в облако электронных и социальных сигналов”. Вам не нужно перебираться в лесную хижину, чтобы получить эти преимущества: просто оставшись наедине с самим собой хоть на небольшое время, вы сможете услышать собственные мысли. Уединение дает пространство для саморефлексии.
