Торо признавался: когда беседа в его хижине становилась слишком громкой и всепоглощающей, он расставлял стулья по противоположным углам дома. Следовательно, когда возникает вопрос, что мы можем узнать о себе с помощью алгоритмов, напрашивается ответ: нужно приветствовать беседы, способные вернуть нас самим себе, нашим друзьям и нашим сообществам. Следуя за Торо, мы объединяем три стула, и комната увеличивается.

Стулья Торо обозначают благотворный круг. Мы находим свой голос в уединении, а потом возвращаемся к людям, принимая участие в частных беседах, развивающих у нас навыки саморефлексии. В настоящее время этот круг разорван; нам все сложнее находиться в одиночестве и вместе с кем-то. Однако мы избегаем бесед лицом к лицу, хотя они обогащают нашу фантазию, помогая воображаемому стать реальным. Нам все сложнее понимать других и быть услышанными.

Тем не менее мы демонстрируем потрясающую приспособляемость. Меня совсем не удивляют результаты исследования, в рамках которого дети проводили время в летнем лагере без цифровых устройств: выяснилось, что у них начинали восстанавливаться навыки эмпатии. Исходя из моего собственного опыта наблюдений за детьми в таком лагере, я увидела, как легко им было почувствовать – словно впервые – ценность беседы с самими собой и другими людьми.

Мои собеседники в этом лагере говорили об уединении и эмпатии. Ребята признались, что им гораздо интереснее со своими летними друзьями, чем с одноклассниками. Вот как они определили различия в общении: в домашних условиях они обсуждают с друзьями то, что видят на экранах своих телефонов; в летнем лагере они обсуждают друг с другом то, что приходит им в голову.

Участвуя в ежевечерних беседах в домике, я слышала, как ребята говорят об укреплении отношений с вожатыми. Дело в том, что те смогли предложить подопечным нечто почти экзотическое: безраздельное внимание. Находясь при исполнении своих обязанностей, вожатые тоже делали перерыв в использовании телефонов.

Многие дети каждое лето приезжают в этот лагерь, где запрещены электронные устройства. Некоторые из тех, кто вернулся, делятся наблюдением: каждый год они замечают, что больше нравятся себе в конце лета. По их словам, они становятся лучше как друзья и члены команды. Кроме того, у них налаживаются отношения с родителями.

Ребята откровенно признаются, что им совсем не просто сохранить свои “летние «я»”, когда они возвращаются домой. Там родные и друзья целиком захвачены технологиями, поэтому трудно не последовать их примеру.

В лагере я тоже усваиваю множество уроков. Например, мы не обязаны сдавать телефоны, но должны пользоваться ими более осознанно. Иногда, так же осознанно, мы должны делать перерыв. Вспоминается, как Клиффорд Нэсс сравнивал отделы мозга, отвечающие за эмоции, с мышцами: они атрофируются, если их не тренировать, но их можно укрепить посредством беседы лицом к лицу. Время, проведенное без телефонов, оказывает восстановительное действие. Оно дает нам время попрактиковаться.

Большинству из нас придется упражняться в беседе вовсе не в летних лагерях, свободных от устройств. Мы станем идеальными собеседниками, если создадим охранные зоны – места, свободные от технологий, – в своей повседневной жизни. Чем больше времени мы будем проводить вдали от устройств, тем лучше научимся определять, когда нам действительно необходимо уединение, а когда мы можем уделить друг другу безраздельное внимание.

По мере того как мы привыкнем к необходимости бесед “без цифровых устройств”, мы научимся сами о них просить. Кроме того, мы будем серьезнее воспринимать просьбы других людей: когда ребенку нужно, чтобы родитель его выслушал; когда учитель хочет достучаться до учеников, которые отвлекаются; когда участники деловой встречи стараются устранить серьезное непонимание; когда друг обращается к другу со словами: “Я хочу поговорить”.

Люди часто спрашивают меня: “Что же дальше?”

Каждая технология требует, чтобы мы вспомнили о наших общечеловеческих ценностях. И это хорошо, поскольку побуждает нас вновь подтвердить свою приверженность этим ценностям. С таких позиций нам проще увидеть, каким должен быть следующий шаг. Мы не ищем простых решений. Мы обдумываем, с чего начать.

Помните о силе вашего телефона. Он не аксессуар. Это устройство, обладающее психологической силой и способное изменить не только то, что вы делаете, но и то, кем вы являетесь. Не стоит автоматически входить в любую ситуацию с цифровым устройством в руках: когда у нас есть возможность в любой момент обратиться к своему телефону, становится все труднее обращаться друг к другу, даже когда этого требуют соображения эффективности или вежливости. Уже само присутствие телефона – знак, что ваше внимание рассеяно, даже если вы этого не планировали. Это влечет за собой множество ограничений вашей беседы: то, как вы слушаете, что вы собираетесь обсудить, какова степень связи между вами и собеседником. Насыщенным беседам сложно соревноваться даже с безмолвным телефоном. Чтобы расчистить путь для беседы, отложите в сторону ноутбуки и планшеты. Отложите свой телефон.

Сбавьте темп. Некоторые из наиважнейших бесед в вашей жизни вы будете вести сами с собой. Чтобы такие беседы состоялись, вам придется учиться слушать собственный голос. Первый шаг к этому – значительно сбавить темп, чтобы это стало возможным.

Жизнь в сети нарастила объемы того, что мы видим каждый день, и увеличила скорость, с которой все это проносится мимо нас. Нередко мы так поглощены коммуникацией, что не находим времени для размышлений, творчества или сотрудничества. Мы приходим в сетевую жизнь, ожидая, что сможем задать вопрос и почти сразу же получить на него ответ. Чтобы наши ожидания оправдались, мы начинаем задавать вопросы попроще. В результате снижаются стандарты коммуникации, а из-за этого становится сложнее решать непростые проблемы.

Оберегайте свой творческий потенциал. Уделяйте ему достаточно времени, причем проводите это время в покое. Найдите собственную повестку и не сбивайтесь со своего ритма. Поскольку технологии выступают в роли наших наставников, общаясь, мы начинаем реагировать более активно – как в режиме трансакции, – ведь технологии способствуют именно такому стилю общения. Каждый из нас испытывает с этим проблемы. Однако многие из моих успешных собеседников признаются, что причина их успеха кроется в том, что они даже не пытаются разобраться со всем содержимым своего почтового ящика. То есть они находят время, чтобы ответить на самые важные электронные письма, но никогда не позволяют папке “Входящие” диктовать им расписание.

Следовательно, если как родитель, учитель или работодатель вы получите какой-то запрос по электронной почте, ответьте, что вам нужно время, чтобы обдумать ответ. На первый взгляд, это пустяк, но люди редко так поступают. Тридцатилетняя консультантка признается, что в ее мире такой ответ выглядел бы “несоответствующим возрасту”. Ее признание навело меня вот на какую мысль: пора пересмотреть установки насчет того, что соответствует стандартам, а что нет в различных областях деятельности. Отвечая на электронное сообщение фразой “Мне надо подумать”, вы показываете, что цените размышления и не даете другим торопить вас по той лишь причине, что у технологий есть такая возможность. Электронные послания и СМС позволяют отвечать быстро, но это вовсе не значит, что ответы окажутся мудрыми.

Снова и снова я видела, как люди устремляются к своим экранам, ведь только там они чувствуют, что им удается “не отставать” от темпа машинной жизни. Я вспоминаю, как в 1945 году Вэнивар Буш мечтал, что его механический Memex поспособствует тому, чтобы у нас появилось пространство для неспешного творческого мышления, на которое способны только люди. Вместо этого мы слишком часто пытаемся ускориться, чтобы не отставать от темпа, заданного машинами. Настало время вернуться к идее Буша в ее первозданном значении.

Мы помогаем детям сбавлять темп, предоставляя им возможность возиться с такими материалами, как земля и глина для лепки. Сопротивление материала будоражит их воображение, в то же время помогая им заземлиться. Такого рода творческую деятельность можно поощрять и за пределами игровых комнат, школьных кабинетов и парков. И продолжаться это должно в течение всей жизни. В компании Google собираются в специально отведенных для этого местах под названием “гаражи”, чтобы вместе что-то создавать из различных материалов. Идея проста: взрослые нуждаются в игре не меньше, чем дети. Используйте пространство и материалы, чтобы поощрять мышление, разговоры и новые идеи. Этот принцип можно перенести из корпоративных помещений в семейную жизнь.

Создавайте охранные зоны для беседы. В повседневной жизни семьи стараются выкроить для этого время и место, вводя запрет на использование цифровых устройств за обедом, на кухне или в машине. Познакомьте детей с этой концепцией, пока они еще маленькие, чтобы они не считали ее наказанием, а понимали, что на этом основывается семейная культура. Вполне обычной для матери четырехлетнего ребенка может стать такая установка: “Нашей семье следует периодически обходиться без всякой электроники, чтобы мы могли побыть одни, в тишине. И нам требуется время, чтобы поговорить друг с другом. Когда я за рулем, я не посылаю сообщений. Значит, поездка на машине становится для нас идеальным временем, когда можно побеседовать или просто посмотреть в окно”.

Помните: можно обучить навыкам уединения, сидя в тишине рядом с детьми и сосредоточив на них все свое внимание. Создайте такие условия, чтобы иметь возможность защититься от необязательного вмешательства в вашу жизнь. Прогуляйтесь в окрестностях своего города – в одиночестве, с семьей или друзьями – без цифровых устройств. Поэкспериментируйте, регулярно проводя один вечер или целый уикенд без интернета. Будьте реалистами, когда собираетесь показать, что теперь относитесь к своим детям по-новому и уделяете им пристальное внимание. Что детям по-настоящему нужно, так это понять, какие у вас намерения и ценности. Если вы не можете провести с детьми два часа в парке без телефона, значит, ваш план нуждается в корректировке. Отведите детей в парк на час, но при этом посвятите себя им полностью.

Охранные зоны требуются не только семьям, но и школам, университетам и офисам. В университетах будет расти спрос на помещения для учебы и отдыха, где нет WiFi. Когда мы провели интернет в университеты – причем буквально в каждый их уголок, – мы не подумали, что из-за этого студентам будет сложнее сосредоточиться не только на общении с товарищами, но и на собственных мыслях. Тем не менее у наших действий именно такие нежелательные последствия. В офисах у нас есть возможность выделить место и время для бесед без цифровой связи; мы можем заменить неформальные пятницы четвергами для бесед. Если мы это специально оговорим, это станет сигналом для сотрудников: в нашей фирме принято внимательно относиться друг к другу. У людей есть возможность сделать передышку.

Думайте об однозадачности как о следующем важном деле. Во всех областях жизни это поможет увеличить производительность и снизить стресс.

Конечно, следовать этому совету нелегко, ведь это будет означать, что мы ставим на первое место соображения личного характера, а не тот факт, что технологии, казалось бы, упрощают нам жизнь и повышают нашу продуктивность в краткосрочной перспективе. В многозадачности есть свой кайф. Наш мозг жаждет быстрого и непредсказуемого, хочет молниеносного вброса новизны. Мы знаем, что человек уязвим перед такими соблазнами. Если мы не организуем свою жизнь и технологии так, чтобы обойти эту уязвимость, нам придется довольствоваться сниженным уровнем деятельности.

Общаясь с менеджерами, родителями и педагогами, я понимаю, что они все больше узнают об исследованиях, показывающих, как многозадачность ухудшает работоспособность. Но на практике я наблюдаю многозадачность повсюду. А ведь однозадачность – ключ к продуктивности и раскрытию творческого потенциала. Беседа – один из наиболее доступных нам способов практиковаться в однозадачности.

Разговаривайте с людьми, с чьим мнением вы не согласны. Беседе в такой же степени мешают наши предрассудки, в какой и наша манера отвлекаться. В недавнем исследовании беседы на политические темы в соцсетях охарактеризованы как “спираль молчания”: люди стараются не публиковать свои мнения в соцсетях из опасений, что подписчики с ними не согласятся. Даже если технологии упрощают задачу общения с целым миром, это вовсе не значит, что все действительно будут общаться. Люди используют интернет, чтобы ограничить взаимодействие с теми, с кем не согласны. И пользователи соцсетей с куда меньшей готовностью говорят о своих суждениях в офлайн-режиме, чем те, кто не пользуется соцсетями.

Наше нежелание говорить с теми, чьи мнения противоположны нашим, распространяется и на мир общения лицом к лицу. Согласно недавнему исследованию, студенты по всей территории США, объявившие себя убежденными республиканцами или демократами, отказываются обсуждать политические вопросы в кампусе со своими оппонентами. Значит, они склонны избегать политических дискуссий с теми, кто живет с ними на одном этаже, кто пользуется той же ванной комнатой. Мы превращаем реальный мир в эхо-камеру того, что с такой легкостью создали в сети. Это уютная жизнь, но есть риск, что мы не узнаем ничего нового.

А ведь мы способны на большее. Мы можем научить детей общаться с людьми, чьи мнения они не разделяют, задавая им стандарт подобных бесед. Мы можем показать им, что такие беседы лучше начинать с обсуждения ваших представлений о причинах и ценностях. Если у собеседников есть хоть какие-то точки соприкосновения, из этого уже может возникнуть беседа.

Следуйте правилу семи минут. Это правило, предложенное мне одной третьекурсницей, основано на следующем наблюдении: нужно хотя бы семь минут, чтобы понять, в каком направлении развивается беседа. Согласно этой установке, вы должны позволить беседе развиваться, а не отвлекаться на свой телефон, пока не прошло нужное время. Если в беседе возникло затишье, так тому и быть. Правило семи минут предполагает ряд стратегий, которые помогут обогатить вашу жизнь уединением, саморефлексией и присутствием. Учитесь воспринимать скуку как возможность находить что-то интересное в себе самих. Позвольте себе заглянуть туда, найти какую-то ассоциацию, а потом вернуться к основному ходу своих мыслей или к беседе. Наш разум работает, причем порой лучше всего, когда мы предаемся мечтаниям. Возможно, в своих мечтах вы почерпнете нечто весьма актуальное, что пригодится вам в реальной жизни.

В беседе, как и в жизни, могут быть паузы и скучные моменты. Давайте повторим: нередко именно в те мгновения, когда мы запинаемся, колеблемся или вовсе замолкаем, мы по-настоящему открываемся друг другу. Цифровая коммуникация может повлечь за собой отредактированную версию жизни. Не будем забывать, что неотредактированная версия тоже достойна того, чтобы ее прожить.

Подвергайте сомнению картину мира как суммы приложений. “Поколение приложений” – именно так психологи Говард Гарднер и Кэти Дэвис окрестили поколение, выросшее с телефонами в руках и приложениями наготове. Это характеризует людей, привносящих сенсибильность инженерии в повседневную жизнь и, конечно же, в свой образовательный опыт. Мышление на основе приложений начинается с того, что мы уподобляем действия в жизни цифровым алгоритмам: то есть определенные поступки должны привести к предсказуемым результатам. Следуя этой логике, если вы учитесь в определенной школе, получаете там нужные оценки, занимаетесь на летних курсах усовершенствования, то приложение сработает: вы поступите в университет Лиги плюща.

А вот в дружбе мышление на основе приложений может выглядеть как отсутствие эмпатии. Дружеские отношения превращаются в нечто, чем нужно управлять; у вас их много, и вы подходите к ним с набором инструментов. В школе и на работе мышление на основе приложений может выглядеть как отсутствие творческого подхода и новаторства. Все варианты выложены перед вами, и вы можете выбирать, как в меню. Мы видели, как педагоги средней школы сталкивались с учениками, воспринимавшими дружбу как инструмент для достижения целей, а также видели родителей, рассматривавших школу как приложение, позволяющее устроить детей в университет. С точки зрения педагогов, у студентов не оставалось времени мечтать. Не было возможности структурировать собственное время. Они не могли узнать, что не все ситуации заканчиваются предсказуемым образом.

Столкнувшись с непредсказуемой ситуацией в учебе, молодые люди из поколения приложений становятся нетерпеливыми, беспокойными и дезориентированными. Их проблемы продолжаются и на работе. Один новый менеджер в HeartTech, большой компании по производству программного обеспечения в Кремниевой долине, перебрался туда, чтобы освоить инженерное дело и попробовать свои силы в менеджменте. “Я ушел с предыдущей работы, поскольку она была слишком предсказуемой. Я хотел работать с непредсказуемыми системами [здесь он имеет в виду людей]”. Однако этот менеджер принес с собой на новую работу старые привычки: “Все-таки я не привык работать с непредсказуемыми системами. У меня не слишком хорошо получается принимать решения на ходу”. Он уточняет: “Я не привык быстро соображать, когда люди находятся прямо передо мной… ну, понимаете, все это взаимодействие, предполагаемое беседой”.

Это очень распространенная проблема. От инженеров, решивших попробовать себя в менеджменте, требуют выполнения совсем других задач, чем те, к которым их готовили на предыдущей работе. Их готовили к сегодняшнему научному подходу в сфере менеджмента: он поощряет исследовательскую работу и способствует формированию инструментального и бескомпромиссного взгляда на мир. Однако в повседневной практике каждого менеджера ждут нелегкие телефонные разговоры, неоднозначные ситуации и трудные беседы. Если говорить конкретно, то это оценка эффективности работы, негативные отзывы, увольнение сотрудников.

Директор по управлению персоналом в высокотехнологичной фирме говорит: “У моих коллег популярен афоризм: «инженеры не ведут трудных бесед»”. В мире высоких технологий, когда я поднимаю тему беседы, я нередко слышу именно эту фразу.

Трудные беседы требуют навыков эмпатии и, конечно же, способности “принимать решения на ходу”. Чтобы инженеры смогли вести такие беседы, им требуется значительная подготовка. И все-таки сегодня, как отметили Гарднер и Дэвис, стиль мышления, представители которого выбирают предсказуемость, распространяется не только среди инженеров.

Подготовка нужна не только инженерам. По мере того как мы осваиваем инструментальный взгляд на жизнь, мы все испытываем проблемы с трудными беседами. В этом смысле все мы теперь инженеры. Перед нами стоит задача инициировать эти трудные беседы – и те, в которых участвуют другие люди, и те, что мы ведем сами с собой.

Выбирайте правильный инструмент для работы. Иногда нам удается найти такое замечательное устройство (к примеру, смартфон, несомненно, замечателен), что нам трудно устоять и не провозгласить его универсальным инструментом. Таким, какой по причине своей замечательности должен заменить все инструменты, которые мы использовали раньше. Но когда вы заменяете беседу электронным письмом только потому, что у вас есть такая возможность, вполне вероятно, что вы выбрали неправильный инструмент. Нет, электронное письмо, конечно, прекрасный инструмент для некоторых видов деятельности, но не для всех.

Нет ничего дурного в СМС, электронной корреспонденции или видеоконференциях. И абсолютно нормально, что мы стараемся улучшить их технически, сделать их интуитивнее, проще в использовании. Но какими бы хорошими они ни были, у них есть имманентное ограничение: людям требуется визуальный контакт с собеседниками для эмоциональной стабильности и легкости в общении. Отсутствие визуального контакта ассоциируется с депрессией, изоляцией и развитием антиобщественных черт, таких как черствость. И чем сильнее усугубляются эти психологические проблемы, тем больше мы уклоняемся от визуального контакта. Нам нужно взять на вооружение лозунг: если инструмент мешает нам смотреть в глаза друг другу, следует использовать его только при необходимости. Он не должен быть первым, к чему мы постоянно обращаемся.

Одно нужно знать наверняка: инструмент, оказавшийся под рукой, не всегда правильный. Например, электронное письмо нередко представляется самым простым решением проблемы с бизнесом, даже если на самом деле может ее ухудшить. СМС-переписка стала подручным средством, чтобы завершить отношения, хотя это расстраивает и принижает всех участников. Пока я это пишу, на рынок выпущен новый робот, призванный служить компаньоном для вашего ребенка. Выходит, ребенок будет искать понимания у объекта, совершенно не способного это понимание дать.

Пусть моменты трений послужат вам уроком. Мы встречали профессионалов, испытывающих конфликтные эмоции в связи с ролью технологий в их жизни. Горячий сторонник удаленной работы в конце концов записывает тишину у себя в офисе и отсылает аудиофайл жене домой. Архитекторы проектируют открытые рабочие пространства даже тогда, когда им известно, что те, для кого они устраивают эти пространства, как раз нуждаются в большем уединении. Молодые юристы не присоединятся к коллегам в буфете, хотя им отлично известно: найди они время для такой совместной трапезы, это помогло бы им укрепить деловые отношения на всю жизнь.

Если вы обнаружите, что оказались в подобной конфликтной ситуации, сделайте паузу и подумайте: ваше отношение к технологии помогает или мешает вам? Можете ли вы рассматривать такие моменты как возможность для нового озарения?

Помните, что вам известно о жизни. Мы уже убедились, что можно освоить навык уединения, когда мы “одиноки вместе” с другими людьми. Я также обнаружила, что, пока мы отвлекаем себя технологиями во время таких ключевых моментов, даже самые горячие сторонники постоянной подключенности начинают сомневаться. Так, когда родители пишут электронные письма во время купания ребенка или строчат СМС во время прогулки по берегу, они, возможно, упорствуют в своем поведении, но признаются, что радости от этого мало. Они чувствуют, что перешли какую-то границу. Один отец рассказывает, что берет с собой телефон, когда они с десятилетним сыном идут играть в мяч. Отец признается: “Я и сам вижу, что это не так хорошо, как в те времена, когда мы играли в мяч с моим отцом”. В самом начале моих исследований я встретила мать, у которой вошло в привычку переписываться в телефоне во время кормления грудью. “Возможно, я хотела бы избавиться от этой привычки”, – сказала она просто. Это глубоко человеческий импульс – пытаться избежать тех моментов, что ставят под угрозу разделенное с кем-то одиночество.

Такое одиночество заземляет нас. Оно способно возвратить нас самим себе и другим. Для Торо прогулки были чем-то вроде разделенного уединения, способа “стряхнуть с себя деревню” и вновь обрести себя, причем иногда в компании других. Когда Арианна Хаффингтон пишет о попытках людей раскрыть свой потенциал, она отмечает, как по-особому резонирует фраза Торо, ведь в наши дни нам приходится стряхивать с себя деревню другого рода. Скорее всего, речь пойдет о цифровой деревне с ее требованиями к производительности, скорости и раскрепощенному общению.

Хаффингтон напоминает нам: если мы обнаружим, что отвлеклись, не стоит судить себя слишком сурово. Даже Торо временами отвлекался. Его огорчало, когда он порой обнаруживал, что во время прогулки в лесу размышляет над рабочей проблемой. Торо признавался:

Нам известен ответ на этот вопрос. Даже если в своих мыслях Торо временами возвращался к работе или в деревню, он все же многого добивался за время этих прогулок. Как в любой медитативной практике, разум может блуждать, но потом он возвращается к настоящему, к дыханию, к моменту. Даже если Торо отвлекался, он и этому находил место в своей жизни. В наше время мы можем очень долго гулять, вообще не глядя по сторонам – ни на природу, ни на наших спутников. Мы полностью погружены в свои телефоны. Но, подобно Торо, мы можем вернуться к тому, что для нас важно. Мы можем использовать свои технологии, все свои технологии, более целенаправленно. У нас есть возможность попрактиковаться в том, чтобы приблизиться к самим себе и к другим людям. Не факт, что практика приведет нас к совершенству. Однако в этой сфере совершенство не требуется. Практика всегда позволяет нам подтвердить наши ценности, наши приоритеты.

Не избегайте трудных бесед. Мы уже убедились, что нам сложно общаться друг с другом не только в личной и профессиональной жизни, но и в публичном пространстве. Мы испытываем особые трудности с новыми вопросами о личном пространстве и самопринадлежности.

Я уже говорила, что это как раз примеры вещей-с-помощью-которых-лучше-не-думать. Они характеризуются отсутствием простых причинно-следственных связей. Опасность есть, но трудно определить, какой конкретно ущерб уже нанесен. Эти вопросы нас раздражают, из-за чего нам хочется обратить свое внимание на что-то другое. Вспомните, как радовалась Лана, что у нее на уме нет никаких противоречивых тем, а значит, ей не придется столкнуться с тем, что сетевая жизнь не предоставляет ей места, чтобы обсудить такие темы. Лана хотела уклониться от беседы.

Чтобы эти беседы все-таки состоялись, лучше уходить от обобщений. Мы утверждаем, что нас не волнует защита личного пространства, пока нас не спросят о ее специфике: о проверке наших телефонов, о которой мы даже не подозреваем, или о сборе данных, который проводит АНБ. И тут сразу выясняется, что на самом деле нас это очень даже волнует.

Одной из причин избегать разговоров о защите личного пространства в сети становится то, что мы чувствуем под собой неустойчивую нравственную основу. Если вы пожалуетесь, что Google хранит ваши данные вечно, а это вас не устраивает, вам скажут, что, когда вы завели аккаунт Google, вы приняли условия пользовательского соглашения, тем самым предоставив Google право собирать вашу информацию. И читать содержимое вашего электронного ящика. И создавать цифрового двойника. И продавать его контент. Поскольку на самом деле вы не читали условия пользовательского соглашения, вы начинаете беседу со слабых позиций. Кажется, что, соглашаясь быть пользователями, вы отказываетесь от прав, которые, возможно, хотели бы себе вернуть как граждане.

Но потом, если мы чувствуем, что наши цифровые двойники неправильно представляют нас или блокируют нам доступ к нужной информации, мы не знаем, как возразить. Может, нам следует поговорить с компаниями, которые за нами следят и превращают нас в товар? Следует ли нам вести беседу с правительством, вероятно, обладающим возможностью регулировать какую-то часть этой деятельности? И ведь правительство тоже заявляет свои права на наши данные. Мы вынуждены молчать, ведь нам не известно, кто в этой ситуации подходящее контактное лицо, а также поскольку не знаем точно, что у правительства “на нас есть” или как определить наши права.

Но даже если такие беседы трудны, вовсе не значит, что они невозможны. Они необходимы, и они уже начались. Тема одной из таких бесед – как нам сформировать реалистичное представление о личном пространстве сегодня. Понятно, что оно уже не может быть таким, как прежде. Тем не менее это не значит, что граждане могут жить в мире без права на личное пространство – в мире, где беседы тут же заканчиваются, потому что люди с озабоченным видом заявляют: “Это слишком тяжело, чтобы об этом думать”.

Одно предложение от юридического сообщества могло бы перевести дискуссию с языка, на котором обсуждается право на личное пространство, на язык контроля над собственными данными. При таком подходе компании, собирающие нашу информацию, должны были бы нести ответственность за ее защиту подобно тому, как доктора и юристы обязаны защищать информацию, которой мы с ними делимся. В обоих случаях человек, предоставляющий данные, сохраняет контроль над тем, как они используются.

И еще одна беседа, возникающая в связи с прозрачностью: насколько подробно мы имеем право расспрашивать об алгоритмах, отражающих предоставленные нами данные? Использование смартфона свидетельствует о нашей принадлежности к новому политическому классу, которому еще предстоит научиться заявлять о своих правах.

Идея развивается медленно. У тех, кто собирает наши данные, свои интересы. У нас – тех, кто эти данные предоставляет, – совсем другие. Нас убедили, что предоставление персональных данных является взаимовыгодной сделкой, в ходе которой мы получаем бесплатные услуги и полезные советы; это спорное представление о взаимовыгодной сделке замедляет нашу способность к критическому мышлению.

Придется все же политизировать эту беседу, чтобы она, наконец, развернулась. Если в беседе не используется политический язык, язык интересов и конфликтов, она затормозится, а потом уже будет идти на языке анализа экономической целесообразности. Согласитесь ли вы обменять свое личное пространство на удобство бесплатной электронной почты и текстовых процессоров? Все-таки Конституция не позволяет нам обменивать некоторые свободы на что-либо. Не от нас зависит, хотим ли мы отдать свободу слова.

Беседа также стопорится, если слишком быстро перевести разговор к обсуждению технических деталей. К примеру, я разговариваю с программным инженером за шестьдесят, особо интересующимся общественным порядком. Мы обсуждаем, какие последствия имеет для нас тот факт, что мы теперь знаем о наблюдении за нами. Я задаю инженеру вопрос: “Препятствует ли слежка желанию людей откровенно высказывать свои мысли в сети?” Мой собеседник снисходительно отвечает: “Разве им [публике] не известно, что алгоритмы глупы? Они ведь так плохи… они ничего не значат”. Ответ инженера должен был меня утешить, но легче мне не стало. С точки зрения моего собеседника, можно пока что повременить с дискуссией о правах людей на их персональные данные, поскольку алгоритмы, регулярно вторгающиеся в наше личное пространство, “недостаточно хороши”. “Недостаточно хороши” для чего?

Старайтесь избегать мышления по принципу “все или ничего”. Цифровой мир основан на бинарном выборе. Наши представления о нем не могут исходить из такого же принципа. Это справедливо во всех тех случаях, когда мы говорим о компьютерах в классах, о дистанционном обучении или об использовании телеконференций в крупных организациях. Однако, когда внедряются вычислительные возможности на всех этих площадках, происходит формирование лагерей, не оставляющее места для золотой середины.

Сложность наших обстоятельств предполагает гибкий подход, а внедрить его непросто. Когда мы снова поднимаем вопрос о защите личного пространства в интернете, общей для нас реакцией на то, насколько уязвимыми мы себя чувствуем, становится возвращение на позиции, где любое сопротивление бесполезно. Если интернет-компании сохраняют то, что вы говорите, ищете или публикуете, значит, вы предоставляете им столько информации, что возражать по поводу какого-то конкретного посягательства на ваши права кажется слишком мелочным. Это все равно что жить в городе, заполненном камерами наблюдения, и возражать против какой-то одной камеры на конкретном углу улицы. Таким образом, вместо того чтобы обсуждать то, что должно быть нашими правами, мы свыкаемся с правилами, которые на самом деле вызывают у нас протест.

Или, вместо того чтобы обсуждать, что должно быть нашими правами, мы реагируем весьма негибко. Когда ни у кого не возникает мысли, как обеспечить полную защиту личного пространства в сети, люди начинают говорить, что никакие перемены не возможны, если не будет обеспечена полная открытость. Исследователь технологий Евгений Морозов убедительно описывает достоинства менее бинарного взгляда, рассматривая историю другого побочного продукта технологического прогресса: шума. Участники движения против шума в начале XX века настаивали, что шум был не просто индивидуальной проблемой, но и политической. А потом активисты кампании, направленной против шума, пошли на компромисс, чтобы достичь реалистичных целей, благодаря которым удалось что-то изменить. Морозов поясняет:

Если индустриализация “хотела” шума, то информационное общество “хочет” неконтролируемого доступа к данным. Но одно дело – хотеть, а другое дело – все это получить.

Активисты кампании против шума не стремились повернуть индустриализацию вспять. Они добивались не безмолвных городов, а городов, где учитываются потребности людей в отдыхе, беседе и покое. По аналогии, в наших нынешних обстоятельствах мы не хотим избавиться от социальных медиа в целом, но, возможно, захотим переписать наш социальный договор с ними. Действуй они более прозрачно, возможно, мы бы не чувствовали себя такими потерянными в диалоге с ними и о них. Один способ начать этот диалог – политизировать нашу потребность в уединении, личном пространстве и пространстве мысли.

Вот такие ориентиры и способы начать действовать. Однако отвлекающие факторы слишком часто сводят беседы на нет. Мы не раз видели, как во время семейных обедов дети буквально умоляют, чтобы любящие родители уделили им внимание. Мы видели аудитории, где педагог стремится к контакту со студентами, а они уткнулись в телефоны. И мы создали политическую культуру, взяв за образец скорее распри, а не беседу. Мы мало заинтересованы в том, чтобы прислушаться к хорошим идеям, исходящим от политических оппонентов. В самом деле, мы наблюдаем, как политики неуклюже отрекаются от собственных достойных идей, если теперь эти идеи взяты на вооружение их оппонентами.

В таких обстоятельствах стоит вспомнить о том, что дает нам надежду: можно найти места для беседы, к тому же мы по-прежнему знаем, где найти друг друга. Родители найдут своих детей за обеденным столом; педагоги отыщут студентов в аудитории и во время офисных часов. Коллеги на работе могут обрести друг друга в коридорах, мини-кухнях и на совещаниях. В политике у нас есть институции для дебатов и действий. Глядя на все эти места и ситуации, мы постоянно сталкиваемся с дестабилизацией: совещания перестали быть совещаниями, а учебные занятия того и гляди целиком перейдут в цифровой формат. И, конечно же, вспомним, с чего началась эта книга: с семейных обедов и ужинов, где царит молчание, поскольку каждый член семьи увлечен своим цифровым устройством.

И все-таки очень важно вновь обрести места, где может происходить беседа, а не просто говорить: “Отложите телефон в сторону”. Дело в том, что такие места уже сами по себе предполагают продолжительные беседы, неделю за неделей, год за годом. Законодательные системы демократических стран выстраивались веками. Когда они переживают нелегкие времена, мы рассчитываем, что наступят другие дни и возникнут другие возможности, ведь в демократической системе некоторые беседы являются обязательными для граждан. Семейный обед у вас дома создается и выстраивается в течение продолжительного времени. По мере того как вы его создаете, вы учите детей, что проблемы не должны восприниматься как катастрофы: их можно проговаривать сегодня, а потом еще и завтра. Это место, где можно развивать чувство баланса. Может показаться безобидным, что родители слишком увлечены своими делами, чтобы обсуждать с детьми небольшие “взлеты” и “падения”, связанные с детством. Но у этого есть своя цена. Внимание родителей помогает детям узнать, какие вопросы требуют безотлагательного рассмотрения, а какие нет, и с чем дети в состоянии справиться самостоятельно. А невнимание родителя может стать для ребенка свидетельством того, что всякая ситуация – чрезвычайная.

Когда мы вновь становимся идеальными собеседниками и обретаем место для беседы, возникает потребность пересмотреть значение долгосрочного мышления. Жизнь – это не проблема, требующая быстрого решения. Жизнь – это беседа, а для беседы необходимо место. Виртуальный мир предоставляет нам все новые места для этих бесед, и это нас тоже обогащает. Но живой контакт ценен тем, что поддерживает последовательность другим путем; он просто так не приходит и не уходит, а выступает связующим звеном между людьми. Его нельзя с легкостью прекратить, как бывает, когда мы, например, завершаем сеанс на каком-то сайте. Благодаря живому контакту, вы учитесь проживать те или иные вещи.

Студенты, которые не хотят приходить к педагогам в офисные часы, пылко рассказывают о том, что, когда они наконец-то приходят, то обнаруживают наставников, долго добивавшихся, чтобы они их навестили для разговора. В моей памяти отпечаталось, как один студент процитировал своего педагога, то и дело повторявшего: “Вы же придете завтра, верно?”

Я уже говорила, что кризисная ситуация, в которой оказалась беседа, может быть также охарактеризована как кризис наставничества. Многие стремятся уклониться от наставничества и используют технологии в качестве оправдания. Работодатели отправляют по электронной почте оценку деятельности сотрудников, а ведь работодателю следовало бы встретиться с сотрудником лицом к лицу и выступить в роли наставника. Педагогов призывают найти эквивалент тому, что они могут предложить учащимся на занятии, составив цикл из шестиминутных видео. Родители не просят детей отложить смартфоны за обедом, как будто это поколение вправе пользоваться телефонами бесперебойно; многие родители, кажется, готовы принять роботов в роли нянь, если будет доказана их безопасность. Во всех этих случаях я вижу, как мы отворачиваемся от того, что нам известно о любви и работе.

А отворачиваемся мы, поскольку чувствуем свою беспомощность. Очень многие люди жалуются на одиночество: им со столькими вещами приходится иметь дело самим, начиная от настроек приватности в Facebook до чувства, что их данные используют, а они так и не понимают, как и почему. Но мы можем вместе продумать все эти моменты.

Публичные беседы позволяют нам возродить частные разговоры, придавая им определенную форму. Например, благодаря публичным беседам, мы можем научиться терпимости и искренней заинтересованности в том, что говорят другие люди. Можно также освоить постепенное течение беседы: ведь это не декларации и не основные тезисы, а умение говорить по очереди, договариваться и разными другими способами поддерживать ритм уважения.

Люди уже давно почувствовали, что такого рода публичная беседа принципиально важна для демократии. Как мы знаем из истории, существовали рынки, городские площади и собрания горожан. Кроме того, были клубы, кофейни и салоны. Философ и социолог Юрген Хабермас связывает английскую кофейню XVII века с подъемом “публичной сферы”. В этом заведении представители всех классов могли беседовать о политике, не опасаясь ареста. “Как это поучительно, – отмечал в 1728 году аббат Прево, – наблюдать как один или два лорда, баронет, сапожник, портной, виноторговец и еще несколько человек того же сословия внимательно изучают одни и те же газеты. Поистине кофейни… места английской свободы”.

Конечно же, идеальной публичной сферы не существовало. Для посещения кофейни требовалось свободное время и определенная сумма денег. Женщины туда не допускались. При всем при этом в кофейнях можно было говорить о политике и учиться о ней говорить. Джозеф Аддисон, публицист, драматург, поэт и политик, один из основателей и ведущий автор журнала The Spectator, писал в 1714 году, что ему нравятся дебаты в кофейнях, поскольку там можно учиться: “С тех пор кофейни стали для меня главными местами отдыха, где я добился наибольших улучшений; для этого я прилагаю особые усилия, чтобы никогда не быть одного мнения с моим собеседником”.

Посещая кофейни, Аддисон хотел говорить только с теми, чьих мнений не разделял. Его позиция очень далека от позиции нынешних политически подкованных студентов, которые избегают разговоров о политике с теми, кто с ними не согласен, даже если эти люди живут с ними на одном этаже. Однако, как бы ни были далеки эти позиции друг от друга, образ Аддисона вдохновляет: он использует публичную беседу, чтобы всегда иметь возможность поменять свою точку зрения.

Публичная беседа помогает формировать свободу слова. Она может также способствовать развитию храбрости и компромисса.

Размышляя о нашей ответственности за то, чтобы жить в настоящем, Торо рассказывал, как старался лучше понять фразу “как раз вовремя”. Чтобы больше проникнуться этим понятием, Торо берет минуту на раздумья и даже делает зарубку на своей трости:

Формула “как раз вовремя” актуализирует вопрос наследия. Мы представляем прошлое, которое нужно видеть четко, даже тогда, когда создаем новый мир. Какой бы ни была погода, Торо решает улучшить это мгновение. Он призывает нас вернуться к самим себе.