Глава 23
16 апреля 1942 года
Восточная Германия. Бухенвальд
К концлагерю Книжник присматривался около недели. Запоминал расположение бараков, количество и порядок смены охранников. Во время перекличек, когда все узники и большинство надзирателей собирались во дворе, осматривал внутренние помещения лагеря. Подмечал и запоминал все, что могло пригодиться в организации побега. Все, что заключенные могли бы использовать в качестве оружия.
Побег должен выглядеть хорошо продуманным и спланированным изнутри. Книжник не мог просто вломиться в лагерь, перебить охрану и вытащить деда. Хотя эта мысль казалась ему весьма заманчивой. Он собирался сжечь это место после того, как узники разбегутся, и уничтожить бо́льшую часть следов. Но все, что останется, должно указывать на то, что заключенные подготовили побег сами.
Особую опасность для плана Книжника представляли собаки. Огромные псы могли учуять его и раньше времени поднять шум. Поэтому он отравил собак за два дня до побега, подстроив так, чтобы в корм животным попал порошок, использовавшийся немцами в газовых камерах. Вся вина легла на кормившего собак офицера. Его обвинили в диверсии и пособничестве Сопротивлению и отправили на допрос в генеральный штаб. Командование лагеря усилило охрану и увеличило количество дозорных, но замыслу Книжника это помешать не могло.
Ночью он прошелся по всем баракам и собрал тела заключенных, умерших от болезней, побоев и постоянного голода. Затем, мгновенно перемещаясь во времени, перебил бо́льшую часть охранников, создавая видимость того, что бунт начался одновременно из множества мест. Он использовал самодельные ножи из обломков кухонной утвари, отвертки и длинные ржавые гвозди. Книжник заранее сделал подкопы под несколькими бараками, откуда могли вылезти заключенные, сбил замки с дверей и разложил трупы узников по двору. Забрал у убитых нацистов оружие и открыл огонь по вышкам. Уже после третьего выстрела раздался оглушительный вой сирены. Надзиратели заметались по территории, громко крича и пытаясь понять, что происходит. Разбуженные выстрелами и громким звуком сирен из открытых бараков начали выглядывать первые заключенные. Увидев на земле тела немцев и своих сокамерников, они поняли, что кто-то пытается совершить побег. Значит, и у них появился шанс спастись. Через минуту во двор хлынули толпы узников. В суматохе стало трудно разглядеть что-либо, кроме мелькающих полосатых тел. Люди хватали оружие убитых, стреляли в оставшихся охранников и бежали к заборам с колючей проволокой. Книжник разобрался с вышками и сквозь временны́е слои наблюдал, как заключенные добивают нацистов. К утру лагерь смерти перестанет существовать.
Книжник переместился к домам, где располагалось командование, пинком выбил одну из дверей и увидел разбегающихся немцев. На их лицах читался ужас. Вчерашние распорядители жизни и смерти с трудом осознавали, что их власти пришел конец. Книжник позаботился о том, чтобы никто не пережил эту ночь. Оглядел заваленное трупами помещение. Он слышал приближающие голоса заключенных и понимал, что пора уходить. Но что-то держало его на месте, приковывало взгляд к мертвым нацистам. Безжалостные и жестокие, они не стеснялись удовлетворять свои чудовищные прихоти за счет мучений других и упивались своим превосходством. Они были такими же, как и он. Книжник словно смотрел во множество зеркал, и впервые в жизни ему не нравилось его отражение.
Услышав, как открывается дверь, он словно очнулся и переместился в один из опустевших бараков. Через щель в стене посмотрел во двор и увидел деда. Сергей Порох был изможден и очень худ, но все равно оставался одним из самых крупных узников лагеря. Книжник был очень на него похож. Гораздо больше, чем на отца. Дед стоял у ограды, придерживая руками колючую проволоку и помогая остальным узникам выбраться. Усталые и измученные люди, боясь поверить в то, что за ними никто не гонится, торопились быстрее достигнуть леса.
Книжник покачал головой. Он многое помнил из того времени, когда были живы родители, и сразу понял, кто воспитал в отце понятия о чести и справедливости. Отец всегда призывал их с братом помогать другим, использовать свою силу во благо и служить родине. Но Книжник еще ребенком убедился, что зачастую люди принимают благородство за слабость. А пощада воспринимается как признание их исключительности. Каждый раз поднимаясь с земли и зализывая раны, они думали, что ошиблись лишь самую малость и следующая попытка приведет их к победе. Книжник быстро научился не давать им второго шанса. Он помнил, как Луццатто все пытался с кем-то договориться, не понимая, что конкуренты всегда будут стараться его обмануть. И не раз доказывал Мозесу, что, когда пытаешься жить по чести, каждая ничтожная тварь стремится откусить от тебя кусок побольше.
Увидев, что большинство заключенных скрылись в лесу, Книжник переместился к складу. Растащил бочки с бензином по лагерю, пробил днища и поджег быстро растекающуюся вонючую жидкость. Он уже собирался переместиться в комнату Уварова, когда услышал выстрелы. Выглянув, увидел раненого надзирателя, стрелявшего в спину убегающим узникам. Нацист уложил уже троих и теперь целился в застрявшего у ограды Сергея Пороха. Дед не смог сразу разжать израненные колючей проволокой руки и с отчаянием смотрел в черное дуло пистолета. Надзиратель что-то прокричал, подошел к деду и направил пистолет ему в лоб. Сергей Порох закрыл глаза. В этот момент за спиной нациста появился Книжник. Он схватил немца за голову и резко дернув, опрокинул на землю. Раздавил горло ногой и снова переместился в бараки. На деда он не смотрел и не мог знать, что из-за поврежденного в бою века один глаз у Сергея Пороха закрывался не полностью. Дед все видел. И многие годы после войны он будет пытаться понять, не привиделся ли ему в дыму разгорающихся пожаров огромный русский солдат.
Книжник смотрел, как дед медленно ковыляет к лесу, и думал о том, что будет с заключенными дальше. Сквозь уходящие в будущее временны́е линии он видел, что большинство из этих людей не выживут. Многие из них были больны, остальные – истощены и слабы. Если им не помочь, они так и сгинут в этих лесах. К тому же фашистское командование не оставит побег без внимания – их будут искать. И тех, кого найдут, ждет еще более страшная участь. О да, – Книжник довольно потянулся. Фашисты отправят патрули, чтобы преследовать беглецов. Они будут прочесывать леса с собаками, будут идти по следам и искать, искать, искать. И найдут. Книжника. И свою смерть. А узники найдут дорогу домой. И каждый в итоге получит то, чего заслуживает.
Книжник переместился в комнату Уварова. Вонь от пожаров раздражала глаза и неприятно щекотала легкие. Отдышавшись, он присел на диван и погрузился в воспоминания. Всего несколько шагов отделяли его от цели – спасти родителей, слегка подправить детство Хедвиги, устроить будущему себе встречу с ней. Но сможет ли он полюбить ее? Книжник не смог. Она была очень красивой женщиной и почти сразу влюбилась в него, но Книжнику ответить взаимностью не получилось. И это стало, пожалуй, главной причиной, по которой Хедвига принялась за наркотики. Любовь не хранила ее, не оберегала от страха перед тем, что Книжник может с ней сделать. Притом что он никогда не поднимал на нее руку, она понимала, что беззащитна перед демонами, которые владели душой ее возлюбленного. Он уходил и возвращался весь в крови, со сбитыми кулаками. Спокойный. Безмятежный. И она знала цену этому спокойствию.
Когда она забеременела, то переехала в дом Луццатто, поближе к Габриэлле и их подрастающим сыновьям. Она боялась, что Книжник не позволит ребенку появиться на свет. Мозес сам сообщил ему, что Хедвига ждет дочь. Говорил, как он рад, что у Книжника будет настоящая семья. Он фактически вынудил его дать обещание не приближаться к Хедвиге до тех пор, пока она не родит. И через пару лет, крепко выпив, признался Книжнику, что и сам боялся и переживал за ребенка. Бедняга Мозес. С каким облегчением он вздохнул, когда понял, что Книжник принял Малютку. А когда ее не стало, он единственный не побоялся прийти к нему ночью в темный опустевший дом. Чтобы просто быть рядом.
Книжник встряхнулся. Совсем скоро все изменится. Малютка будет жива, а Книжник исчезнет. Каким станет тот, другой? Слабым? Посредственным? Счастливым? Впрочем, это не имело никакого значения. Каким бы ни оказался Александр Порох, он станет куда лучшим отцом для Малютки, чем Книжник. Ему не было жаль своего прошлого, он не умел сочувствовать даже самому себе.
Услышав за дверью осторожные шаги, Книжник поднялся. Это не Вяземский. Профессор ступал тяжело и неуклюже, и Книжник узнавал о его приближении раньше, чем тот появлялся в коридоре. Переместившись за спину гостя, Книжник увидел Бельского. Генерал стоял перед дверью, слегка наклонив голову и закрыв глаза. Прислушивался, пытаясь понять, есть ли кто-нибудь в комнате. Книжник знал, что Бельский не решится войти. Куда проще послать вместо себя Вяземского. Или Терехова. Генерал всегда предоставлял шанс умереть другим, часто оставаясь вне зоны им же спланированных операций. Поэтому до сих пор был жив. Убивать его не было необходимости. Ни сейчас, когда волна временны́х изменений вот-вот сметет настоящее, создавая новую реальность, ни в то время, когда Бельский охотился за ним, посылая на смерть своих людей. Смерть генерала позабавила бы Книжника, но сейчас у него не было настроения развлекаться. Он исчез во времени раньше, чем Бельский открыл глаза. Оставляя генерала наедине с его трусостью и бессилием.