Глава 16

Легче всего было изменить вчерашний день.

Пространство поддавалось изменениям без усилий, неуловимо перестраиваясь, не нарушая целостности вновь образующихся слоев времени. Каждая уходящая секунда создавала новый пласт, в котором материя сперва казалась эластичной и хрупкой и лишь спустя мгновения обретала прочность и жесткость физического воплощения. И становилась тем тверже, чем глубже в прошлое уходили слои.

Книжник стоял в комнате Уварова и рассматривал пласты времени. Стоило сосредоточиться – и мир распадался на бесчисленные фрагменты. У каждого предмета, каждого объекта и явления была своя независимая временна́я структура, которая взаимодействовала с другими, постоянно формируя новую реальность. Книжник перемещался от слоя к слою, передвигал мебель, ломал и уничтожал предметы, наблюдая, к каким последствиям приводили его действия. Он видел, что сломанный в далеком прошлом предмет еще какое-то время существовал в настоящем, пока волна изменений достигала последнего слоя. И восстанавливал сломанное, ныряя на несколько слоев глубже того пласта, где разрушил предмет. Забирал его и возвращал в следующую секунду, рождая две волны преобразования времени. Одна убирала предмет из реальности, стирая его из всех последующих слоев, вместе с уничтожавшим этот предмет Книжником. Другая восстанавливала объект во всех временны́х слоях до настоящего.

Чем больше Книжник манипулировал пространством и временем, тем лучше у него получалось. Ему практически удалось справиться с болью от перемещений на длительные временны́е дистанции. Теперь он преодолевал толщу времени с той же легкостью, с какой двигался по комнате. И сейчас ему предстояло проверить, способен ли он проходить сквозь время за пределами комнаты Уварова.

Он перешагнул несколько слоев времени и вышел в коридор ночью месяцем ранее – в начале января 2016 года. Спустился по лестнице, взломал замок и покинул Центр исследования аномалий. Постоял во дворе, глядя под редким медленным снегом на темные окна пустующего в праздники здания. Лишь в одном окне на втором этаже горел свет – в кабинете профессора Вяземского. Еще не знающего о существовании Книжника. Еще пытающегося спасти мир. Книжник ухмыльнулся. Приятных чувств он к Вяземскому не испытывал, но признавал, что предложенная им сделка все же состоялась. Каждый получил что хотел. Профессор остановил аномалии, а Книжник обрел свободу. И возможность спасти Малютку. Ради этого Книжник был даже готов оставить Вяземского в живых. Если, конечно, профессор не станет слишком ему докучать.

Книжник обогнул ЦИА и вышел на улицу. Прошел несколько улиц, разглядывая украшенные рождественскими гирляндами витрины. Завернул за угол продуктового магазина и увидел здание онкологического центра. Там на четвертом этаже лежал Мозес Луццатто. Живой. От этой мысли у Книжника шевельнулось сердце. Непривычное странное ощущение. Ему захотелось увидеть старого друга, поговорить с ним, но он сдержался. Для Луццатто он сделает гораздо больше. Потом. После того как вновь увидит Малютку.

Он отправился дальше и вскоре нашел то, что искал. Большой неосвещенный пустырь между домами. Где никто не мог его увидеть и где он мог спокойно упражняться в перемещениях во времени и пространстве. Он переступил невысокий заборчик и пошел в глубь пустыря. Когда темнота полностью скрыла его, остановился. И почувствовал тяжелый сладковато-гнилостный запах. Вонь начавшего разлагаться трупа. Постояв с минуту, Книжник понял, что пахнет не человеческими останками. Скорее всего, сдохла крыса или кошка. В любом случае искать источник зловония Книжник не собирался. Отошел на пару шагов, где запах ощущался не столь явственно, и попытался сконцентрироваться.

В темноте временны́е наслоения были едва различимы и, ухватившись взглядом за ближайшую линию времени, Книжник переместился. Яркий свет неприятно резанул глаза, и Книжник ощутил на коже горячие солнечные лучи. Он стоял на пустыре в разгар жаркого летнего дня. Книжник выбрал новый слой и переместился на несколько лет назад. Едва он появился на пустыре, как под ноги ему бросился небольшой кокер-спаниель. Его хозяин, куривший неподалеку, услышав веселое собачье повизгивание, начал оборачиваться, и Книжник поспешил убраться обратно в 2016 год. Он понял, что может перемещаться во времени из любой точки на планете. Но для того, чтобы изменить прошлое, этого недостаточно. Он должен научиться мгновенно перемещаться в пространстве, независимо от времени, в котором находился. Иначе Малютку ему не спасти. Его дочь заслуживает лучшей участи, чем расти в семье убийцы и наркоманки и всю жизнь переезжать с места на место, прячась от прошлого. И влиять нужно не только на момент ее смерти. Чтобы спасти Малютку, нужно изменить судьбу.

Он сосредоточился на перемещении в собственное прошлое. Линии времени, окружающие тело, переносили Книжника в пространстве туда, где он находился в тот период. Время было расстоянием, сменой порядка последовательности движения от одной точки пространства до другой, а значит, Книжник мог перемещаться в абсолютном пространстве, свободном от времени. Теоретически. Но как осуществить это на практике?

Книжник задумался. Если стремительно перемещаться в разные периоды прошлого, меняя каждый раз точку выхода и оказываясь в разных местах, можно увидеть вектор пространственного смещения. Книжник начал движение, пытаясь разглядеть во временно́й сети линию, которая переносит его в пространстве, но ничего не заметил. Он пытался снова и снова, перепрыгивал годы, возвращался и начинал сначала. Безрезультатно. Пространство не подчинялось. Он двигался лишь во времени. Он был зависим от его течения и не мог свободно выбирать направление для перемещения. Не мог, минуя временны́е слои, перенестись в пространстве хотя бы на один метр.

Он вернулся на пустырь и уселся на землю. Глаза ломило от напряжения, и кружилась голова, но он чувствовал, что упустил что-то важное. Где-то на границе настоящего и прошлого находился ответ, и Книжник должен был его отыскать.

Изнутри поднималась темная ярость, как и всегда, когда ему не удавалось получить желаемое. Утолить эту ярость могла только чужая боль. Чужая мучительная смерть. Только она приносила ему истинное удовольствие – успокаивала, давала разуму власть над звериным безумием, стремившимся захватить его полностью. Хорошо, что Малютка никогда не видела его таким. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с настойчивым желанием пройтись по улицам и кого-нибудь найти. Мужчину, женщину, животное. Любое существо, чьи предсмертные хрипы принесут ему облегчение.

Он потряс головой и поднялся на ноги. Наваждение начало отступать, растворяясь в морозном воздухе. Книжник умел управлять собой и редко давал волю своей ярости. Хотя это было совсем нелегко. Особенно после смерти Малютки. Малютка. Вот о чем он должен помнить. Единственное, что имеет значение.

Он поддался желанию снова ее увидеть и пошел сквозь время. Один из слоев привлек его внимание необычным свечением. Книжник переместился туда и оказался в комнате с сиреневым сталагмитом. В тот момент, когда прикоснулся к нему рукой. Он подошел ближе и внимательно осмотрел кристалл. Под мерцающим основанием он видел тончайшую пелену, за которой виднелось исполинское тело. Теперь он видел, что сталагмит только часть чего-то большего – существа иного измерения, невольно вторгшегося в пространство планеты. Его длинные кристаллические отростки, разрастаясь, сминали и дробили временны́е слои. Таким образом существо двигалось сквозь Вселенную. Вырванные из общего временно́го потока пласты хаотично располагались в пространстве, создавая аномалии. Вероятно, когда умирающий Книжник коснулся сталагмита, он нарушил квантовое равновесие и заставил это существо ощутить разрушительную энергию смерти. Существо втянуло отростки и углубилось в свое измерение, но часть его потенциальной энергии передалась Книжнику, наделив его способностями перемещаться во времени и пространстве. Сейчас он видел разрывы пространственно-временно́го континуума, оставленные сталагмитом, и исходящие от кристалла исковерканные линии временны́х наслоений. Пространство же почти не поддалось разрушениям и являло собой единую многомерную плоскость, в одно и то же время пластичную и монолитную. И чтобы переместиться в пространстве независимо от временны́х сетей, Книжник попытался использовать момент его наибольшей проницаемости. Момент формирования нового слоя времени.

Он вернулся в настоящее, на пустырь, и снова почувствовал запах гниющей плоти. Уже рассвело, и, осмотревшись, Книжник увидел в глубине пустыря маленький кошачий трупик. Он подошел поближе и пригляделся – над кошкой кто-то поиздевался, вспорол живот и бросил умирать в заброшенном безлюдном месте. Сквозь временны́е слои Книжник увидел, что раньше кошка была домашней, но, отправившись погулять, нарвалась на двоих жестоких подростков, подманивших ее куском жареной колбасы.

Книжник внимательно посмотрел на кошку. Извлекать из времени живые объекты он еще не пробовал и решил, что для этих целей она вполне сгодится. Ему было интересно поиграть со временем, и он тщательно просматривал каждый слой. Перед его глазами возник бесконечный туннель из фрагментов, где кошка выходила из дома, прогуливалась по двору и бежала на ласковое «кис-кис-кис». К рукам, протягивающим ей вкусное лакомство. Поймав нужный момент, Книжник вытянул руку и перехватил тонкое черное тельце, когда кошка уже готовилась вцепиться зубами в колбасу. Не обращая внимания на ошеломленные лица подростков, втянул ее в свое время. Повиснув в его руке, кошка зашипела и попыталась вывернуться, но Книжник крепко стиснул ее пальцами. Он просматривал временны́е слои, пытаясь отследить, какие изменения произошли во времени. Через секунду с пустыря исчез кошачий труп и перестало вонять. Книжник вновь просмотрел слои, выбрал отрезок времени и забросил кошку во двор рядом с подъездом, где она жила. Кошка, шипя и прижимая уши, запрыгнула в открытую форточку в окне первого этажа и скрылась из виду.

Но Книжник вновь вытащил ее из времени. На этот раз сразу, как она появилась во дворе. За пару часов до встречи с подростками. Подождал, пока волна изменений сотрет его предыдущий эксперимент, и забросил кошку обратно на пустырь. Когда мальчишки расправились с кошкой, Книжник вернулся в настоящее. Кошачий труп лежал на своем месте, распространяя отвратительный смрадный дух. Книжник представил, как живописно смотрелись бы рядом с кошачьим телом трупы подростков, и хищно улыбнулся. Он чувствовал, как все в нем отзывается на желание буквально размазать их по асфальту. Он сознавал, что властен творить все, что ему захочется, воплотить самые зверские и жестокие фантазии, и еле сдерживался, чтобы не приступить к их исполнению прямо сейчас. И также понимал, что, начав, уже не сможет остановиться.

Книжник ушел с пустыря и немного побродил по городу, перемещаясь во временны́х слоях только по безлюдным улицам. Кое-что он, правда, себе все-таки позволил, и это значительно улучшило его настроение. Потом он переместился в комнату Уварова. Это место вполне устраивало его в качестве вре́менного убежища. И он решил, что останется там, пока не присмотрит вариант получше.

Он лег на пол и закрыл глаза, но услышал, как этажом ниже с кем-то разговаривает Вяземский. Прислушавшись, по смыслу понял, что профессор общается с Бельским. Это развеселило Книжника, и он переместился вниз. Прямо за спину Вяземскому. Несколько минут слушал их беседу, затем подвинулся так, чтобы профессор его заметил. Увидев его, Вяземский побелел, что-то тихо проговорил в трубку и отключился. Несколько секунд постоял, глядя перед собой, и повернулся к Книжнику.

– К-книжник, – пролепетал он, – как давно вы з-здесь стоите?

– Только подошел, – Книжник ответил издевательски дружелюбно.

– З-зачем вы здесь? Что вам угодно?

– Ничего из того, что вы можете предложить, Вяземский, мне не угодно, – Книжник посмотрел профессору прямо в глаза. Тот отвел взгляд и почти прошептал:

– В таком случае я пойду?

– Идите.

Профессор понуро вышел из кабинета, и вскоре Книжник услышал, как хлопнула входная дверь Центра. Вяземский сбежал от него в город. Он боялся того, что Книжник может сделать с ним, но не понимал главного. Книжник с алчной улыбкой провожал его взглядом. Не рассказывать же этому трусливому болвану, что он уже убивал его сегодня. Дважды.