Глава 17
Рывок каратеки становится для меня полной неожиданностью. Резкий переход от состояния покоя к активным атакующим действиям я упускаю из виду, банально моргнув. Вот — он стоит на месте, изготовившись к прыжку, я на мгновение теряю его из виду и вот — каратека уже летит в сторону представителя Ёкайдо, делая полный оборот вокруг своей оси с выносом правой ноги в сторону уже не противника — врага. Движения Шоты после появления призрачной тигриной морды преображаются, становятся более хищными, в них проявляется грация не присущая человеку.
Его Тоби Уширо Гери с разворотом на триста шестьдесят градусов, с легкостью покрывает расстояние до патлатого. Тот пытается увернуться, пробует хотя бы немного сместиться с траектории опасного удара, но не поспевает за преобразившимися движениями Шоты. И дело даже не в скорости последнего, просто каратека, ведомый каким–то шестым чувством, доводит атакующую ногу в сторону, пытающегося скрыться от возмездия, врага. Стопа Шоты на полном ходу впечатывается в область правого легкого, снося воздвигнутую в спешке защиту патлатого и отправляя того в затяжной полет.
Но хищник в лице Шоты, почуяв запах крови, взял след и не думает останавливаться. Наоборот продолжает развивать свой охотничий успех. Представитель Ёкайдо не успевает выйти из переката, которым смягчил падение, когда ему вдогонку, прямо по позвоночному столбу прилетает очередная подача. Шота закрепляет успех еще одним ударом в прыжке, на этот раз без затей — обычным прямым Тоби Мае Гери.
Патлатый еще не до конца справившийся с инерцией от прошлого попадания получает дополнительное ускорение и впечатывается в один из агрегатов газобетонного мини–завода. В последний момент он успевает сгруппироваться, но делает это не очень удачно, из–за чего левое плечо при столкновении с дозатором сыпучих материалов вылетает из суставной сумки. Минус одна конечность — счет сравнялся. Могло быть и хуже, но патлатому свезло — валяющиеся рядом с дозатором мешки смягчили его падение.
От следующего попадания бойцу Ёкайдо удается уйти лишь чудом — пятка Шоты пробивает один из спасительных мешков вместо его черепа. От раскуроченного мешка, прямо по воздуху стремительно распространяется серебристая взвесь, ухудшая мне обзор, — кажется, я догадываюсь, что было внутри. Следующие несколько секунд патлатый банально выживает под обстрелом. Шота, подгоняемый кровотечением, обрушивает на врага весь свой богатый арсенал. Представитель Ёкайдо в свою очередь делает все, чтобы выжить: рвет дистанцию, уворачивается и во всю пользуется окружением. В очередной раз, скрываясь за бетонной стенкой от града ударов, патлатый пытается вправить поврежденное плечо. Эта заминка чуть не становится для него фатальной, в этот момент каратека делает ход конем — поворачивается к преграде спиной, поднимает правую ногу согнутую в коленном суставе под углом в девяносто градусов. Замирает на мгновение, аккумулирую необходимую мощь, а затем по восходящей траектории впечатывает пятку в помеху на своем пути. Да это же Уширо–гери–кеаге, которым он не так давно вынес ворота склада банды банчо.
В момент удара тигриная морда широко скалит пасть и издает беззвучный рык. Бетонная преграда разлетается на куски, не выдержав чудовищного импульса, осколки камня, словно шрапнель, ранят бойца из Ёкайдо. Патлатому несказанно фартит — за мгновение до импровизированного взрыва он «отклеивается» от стенки и немного смещается, поэтому отделывается лишь несколькими глубокими ссадинами и открытой кровоточащей раной на затылке. Но взамен полученных повреждений все–таки умудряется вправить плечо на место.
— Лады, поиграем. — первые слова, которые мне довелось услышать во время этих «переговоров», исходят от представителя Ёкайдо.
После разрушения бетонной стены территорию стройплощадки заволакивает цементной пылью, повисшей в воздухе. Поэтому я не сразу замечаю, как от патлатого начинает расходиться Рейки, формируюсь в какой–то копошащийся, облепивший его со всех сторон, полупрозрачный клубок, состоящий из мелких зверьков с лезвиями вместо лап. В которых я без труда опознаю Кама–итати* - демонов–ёкай из местного фольклора.
Вечер перестает быть томным — констатирую я, когда обогнувший полуразрушенную преграду Шота «зарабатывает» одним махом сразу несколько кровоточащих ран на груди. На этот раз представитель Ёкайдо не ограничивается одним пальцем, а наносит удар всей пятерней, растопырив и немного согнув свои смертоносные пальцы на манер звериной лапы. Цветастая футболка Шоты пропитывается кровью. Раны не глубокие, но от этого менее опасными они не становятся — каратека и так потерял слишком много крови.
Осознавая этот факт и понимая, что противник принялся играть по крупному, Шота решает идти ва–банк. Поначалу я не понимаю, зачем на такой близкой дистанции каратека рискует и без предварительной подготовки пробивает ногой с разворота. Но когда увернувшийся от столь очевидного удара патлатый «ловит» окровавленное предплечье Шоты своим лицом, до меня наконец доходит. Этот хитрюга замаскировал при помощи вертушки свою недееспособную руку. И суть этой хитрости была не в том, чтобы нанести представителю Ёкайдо урон, а дабы ослепить последнего.
Патлатый, в глаза которого попала кровь Шоты, пытается дистанцироваться, чтобы, проморгавшись, вернуть потерянное зрение. Но куда там — каратека нагоняет и в прыжке вгоняет колено точно в голову противнику. Тот оступается, от пропущенного удара его ведет и Шота мощным маваши гери по верхнему этажу завершает начатое. Плотный аналог хай–кика срубает бойца из Ёкайдо, и тот, как подкошенный, валится на бетонку.
Шота по привычке склоняется над противником, чтобы добить того при помощи гедан цуки. Каратека отводит локоть назад и слитным движением вместе с выбросом кулака опускается всем телом вниз, обрушиваясь на поверженного врага.
И лишь в последний момент, перед самым ударом, когда нижняя часть лица патлатого, покрытая запекшейся кровью из сломанного носа, расплывается в довольной улыбке, я понимаю, что босодзоку попал в расставленную ловушку. Кричу Шоте в попытке предостеречь — поздно.
Рука–копье представителя Ёкайдо вонзается в неуспевающий распрямиться до конца локтевой сустав ударной конечности Шоты. Выпрямленные, напряженные до предела пальца, обрамленные острыми, словно бритва, ногтями рассекают мясо, связки и хрящевую ткань, практически полностью ампутируя предплечье каратеки. В противостоянии гедан цуки и ёхон нукитэ победу одерживает последний.
Я с замиранием сердца слежу за тем, как потерявший сознание, то ли от болевого шока, то ли от наконец настигнувшей его кровопотери, Шота всем своим весом обрушивается на представителя Ёкайдо, Рейки вокруг него рассеивается — дерьмо, кажется, пора сваливать. Нужно трезво оценивать собственные силы, у меня нет шансов против этого мясника из Ёкайдо. Задержусь здесь и рискую оказаться в столь же плачевном состоянии, что и Шота.
Вот только есть парочка подводных камней. Вдруг Шота выживет после этой бойни и решит меня наказать за то, что я его кинул. Или Акихико окажется в курсе всех деталей встречи, тогда у боса банды Красный Они могут возникнуть ко мне ненужные вопросы. Не уверен, что в подобном случае смогу отбрехаться.
Чертов выбор без выбора, как бы бесчеловечно это ни звучало, но лучше бы патлатый прикончил Шоту. Не хочется играть в героя, но разбираться с последствиями своих необдуманных действий хочется еще меньше.
А придется — израненный, покрытый свежими гематомами и истекающий кровью из разбитого затылка боец Екайдо скидывает с себя безвольное тело Шоты, чем вновь поднимает в воздух клубы цементной пыли от разрушенной ранее бетонной стены.
В лихорадочно мечущемся разуме возникает план. Идиотский, безумный и очень рисковый, но другого у меня попросту нет. Никогда не славился особым умом — даже по моим скромным меркам, план, что я собираюсь воплотить в жизнь, заслуживает премии Дарвина.
Бросаюсь к помятому после столкновения с патлатым дозатору. Три метра, мне нужно подобраться к нему на три гребанных метра. Я успею, должен успеть, иначе мне конец. Никогда прежде я не отдавался бегу настолько самозабвенно, даже цементная пыль, забивающая легкие, никак не могла помешать моему отчаянному порыву.
Представитель Ёкайдо, усиленно трущий глаза после попадания в них крови Шоты, замечает меня не сразу — лишь когда звук моего суетливого бега доносится до его ушей. Это дает мне пусть небольшую, но фору — успеваю заскочить за полуразрушенную бетонную стену.
Успокойся Антон, дыши глубже, ты сможешь, все будет хорошо. А, если не будет, то ты этого все равно не застанешь — попросту не переживешь. Так к чему лишняя суета, ты ведь уже умирал. Во второй раз будет попроще. Да, у тебя трясутся поджилки и яйца сжимаются до размера горошин, но, знаешь, если ты спасуешь сейчас, то назад дороги не будет — мы это уже проходили. Хочешь повторить?
— Подумав — решайся, а решившись — просто не будь сыклом. — скалюсь я, встречаясь наконец взглядом с бойцом из Ёкайдо, который щурит в мою сторону покрасневшие глаза.
Дыхание выравнивается, взгляд устремленный в пролом, оставленный после Уширо–гери–кеаге Шоты, переключается с покрытого пылью патлатого на мешки, валяющиеся рядом с дозатором сыпучих смесей. Концентрируюсь. Волевое усилие, дающееся мне с заметным трудом, из–за «выплясывающего» сердца, и на строительной площадке появляется новый игрок.
Тень взмахивает суручином и утяжеленный металлическим грузом конец веревки вспарывает мешки. Все обозримое пространство заполняется серебристой взвесью — не видно не зги. Но мне это только на руку, пока патлатый, оказавшийся в эпицентре рукотворной пылевой бури, дезориентирован и пытается прокашляться, «тень», прихватившая возвратным движением ногу Шоты тащит того ко мне. Не думал, что прием, которым меня едва не прикончили, послужит средством спасения чьей–то жизни — это так иронично.
Выкидываю лишние мысли из головы — я слишком рано расслабился. А это всегда плохо заканчивается, Кохей не даст соврать. Усилиями «тени» Шота оказывается у моих ног, прикрытый бетонной стеной от пылевого облака. Но праздновать победу рано, распространяющаяся по воздуху мелкодисперсная пыль, грозит перекрыть обзор уже мне и тогда я рискую потерять контроль над «тенью» — этого я допустить не могу. План не был бы настолько самоубийственным, если бы не его завершающий штрих.
Суручин в руках «тени» сменяется боккеном. Фантом принимает уже набившую оскомину стойку, которую я созерцал внутри визуализации неисчислимое количество раз. Надеюсь, этот раз не станет последним. За миг до окончания приема я широко открываю рот и скрываюсь за бетонной преградой — вовремя. За стеной гремит взрыв и в образовавшийся после пинка Шоты пролом влетает струя огня.
Не думал, что это сработает. Ролики на ютубе не врали — алюминиевая пудра и вправду взрывоопасна. Надеюсь, этого страшного ублюдка разорвало на куски или хотя бы поджарило, как следует.
Трясущимися от усталости, после использования «тени», и выброса конской дозы адреналина в кровь руками рву футболку бледного, как смерть, каратеки на тряпки и перетягиваю тому обе конечности выше раны. Не жгут, но как временная мера сойдет. Щупаю пульс — едва уловимый, нитевидный. Плохи дела, парню срочно нужно в больничку. Сколько с него натекло, литра два?
Весь перемазанный чужой кровью я как раз заканчиваю делать перевязку, когда из–за края стены показывается порядком обгоревший, но на диво резвый представитель Ёкайдо. Волосы на его голове сплавились, одежда прикипела к телу, даже с расстояния в несколько метров я ощущаю выворачивающий наизнанку запах паленого. Ублюдок сумел выскочить из зоны поражения — констатирую я, в попытках разорвать дистанцию, чтобы призвать на помощь «тень», но выходит откровенно херово. Даже в столь плачевном состоянии этот обугленный кусок дерьма передвигается куда лучше меня. Не знаю, виной тому изнурительные тренировки или Рейки до сих пор окружающая его тело, но представитель Ёкайдо будто не замечает, как от каждого движения, покрытая гарью, кожа на открытых участках трескается, оголяя мясо.
Изнуренный призывом «тени» практически сразу пропускаю атаку и лишь в последний момент успеваю довернуть корпус, снижая ущерб. «Тигриная лапа» по касательной проходится по грудной клетке. Но даже легкого касания хватает, чтобы располосовать мне футболку и оставить на впалой груди несколько глубоких царапин — дрянное начало. Возникает желание развернуться и дать деру, но я быстро гашу в себе этот порыв. Повернусь спиной и я труп.
Вместо побега решаю собрать яйца в кулак и пойти ва–банк. Перестаю отступать и, резко припав на колено, делаю самый низкий в своей жизни проход в одну ногу. За подобное исполнение тренер по борьбе вырвал бы мне руки, но только таким способом я смогу хоть как–то обезопасить себя, оказавшись подальше от чересчур опасных рук этого паленного гангстера.
Я даже успеваю закрыть ручной замок под его коленом и прижаться кровоточащей грудью к обгоревшему бедру, когда осознаю, что план был откровенно паршивым. Мне банально не хватает физики, чтобы перевести патлатого в партер. А в следующее мгновение мне на затылок обрушивается мощный удар. Ручной замок разжимается, ноги становятся ватными, но воняющий паленным тип не дает мне осесть на землю, а наотмашь бьет ладонью по лицу, отправляя в полет. Падаю на спину, еще раз прикладываюсь затылком, отчего бетонные перекрытия над моей головой двоятся. Да и в целом вся картинка ведет себя так, будто я только что вернулся домой с выпускного.
Старые привычки сыграли со мной злую шутку — это ведь не соревнования по ММА, где запрещено бить в затылок или позвоночный столб. Я только что, как последний идиот, подставил хищнику спину. Мы с ним, как дикие звери в джунглях, сражающиеся за собственное выживание. А значит, нет никаких правил и ограничений, и даже добрый дядюшка–рефери не остановит бой, когда тебя начнут деклассировать, избивая, как последнюю сучку. Какой же я кретин, с тем же успехом мог попытаться удрать и то было бы больше шансов на спасение.
— Ты че, только что попытался трахнуть мою ногу? — сквозь звон в ушах пробивается хриплый голос представителя Ёкайдо. — Э, ушлепок, ты там сдох, что ли?!
Слух после устроенного мной взрыва понемногу возвращается и помимо ненавистного голоса я улавливаю вой сирен, где–то в отдалении. Помощь близко, нужно лишь продержаться. Пытаюсь подняться, но безрезультатно — ощущение, словно из меня вынули опорный стержень.
Так странно, раньше я всегда вставал, даже после самых тяжелых попаданий, а сейчас валяюсь на полу и жалею самого себя. Кстати, а почему я всегда вставал до этого — странно, не помню. Хотя, это ведь из–за него, он тоже был японцем этот маленький Убийца гигантов. Как же его звали? Точно, Юки Накаи!
Помню, как сейчас, ту VHS-кассету с записью турнира восьмерки, где чтобы дойти до финального боя нужно было одержать две победы за один вечер. И первым противником маленького самурая тем вечером стал Жерар Гардо — высоченный голландский ударник на несколько весовых выше, которому маленький Юки дышал в пупок. Но даже при столь большой разнице в габаритах, голландец не хотел честного боя, он моментально прилип к канатам, не давая маленькому японцу перевести себя в партер и принялся выдавливать тому правый глаз. Три раунда длился этот фарс, пока маленький самурай наконец не вцепился в ногу Гордо и не заставил того постучать. На следующий бой с огромным негром Юки выходил уже слепым на правый глаз, его не пугала даже разница в сорок килограмм со своим черным оппонентом. И эта разница в весе сыграла свою роль морской пехотинец целый раунд своими пудовыми кулачищами разминал лицо японцу. А во втором и вовсе принялся над ним издеваться, за что и поплатился — мастерский рычаг локтя от Накаи заставил огромного негра сдаться. На свой финальный бой этим вечером Убийца гигантов выходил практически полностью ослепшим, его глаза заплыли настолько, что даже узенькой щелочки не было видно. Его финальным противником этим вечером стал легендарный Хиксон Грейси представитель не менее легендарного клана основателей бразильского джиу джитсу. Уставший и ослепший, но не сломленный, Юки Накаи закономерно проиграл эту схватку. Но это было уже не важно, его стойкость поразила в тот день всех присутствующих. А еще через несколько лет она поразила всех еще сильнее, когда вскрылась правда. Во время своего первого боя на этом турнире Убийца гигантов полностью ослеп на правый глаз и даже после окончания карьеры маленький самурай продолжал хранить эту тайну, чтобы не навредить репутации любимого спорта.
Что за дерьмо, Антон, почему Накаи смог, а ты нет? Ты ведь помнишь их всех — легенд на чьих боях ты вырос, ты смотрел их бои каждый день, затирая магнитные ленты видеокассет. Герои твоего детства — бойцы, которые разожгли в тебе неумолимую страсть к боевым искусствам. Хаха, если бы они видели тебя таким, интересно, что бы они сказали?
— Хафу, лучше бы ты не вставал и что это за уродливая Рейки?
Прямо перед собой я вижу полупрозрачную фигуру маленького японца в облегающих шортах. Словно почувствовав мой взгляд, он оборачивается, на его лице искренняя улыбка, прямо как на той видеокассете. Они все здесь — рядом, следят за мной, как когда–то я следил за ними. Справа возвышается дерзкий Мухаммед Али, мне приходится задрать голову, чтобы опознать его. По левую руку в своем кимоно скромно переминается с ноги на ногу Хойс Грейси. Я оборачиваюсь вокруг своей оси, чтобы разглядеть их всех и упираюсь взглядом в широкую грудь. Тяжелый взгляд Последнего Императора, направленный будто сквозь меня, не сулит моему противнику ничего хорошего.
Кама–итати (яп. 鎌鼬) — демон–ёкай из японского фольклора, рассказы о нём наиболее распространены в регионе Косинэцу.
Есть несколько концепций о его внешнем виде и образе действий. Наиболее распространённым является описание кама–итати как трёх ласок с острыми как бритва когтями, кружащихся в яростном вихре и обрезающих у встреченных на пути людей кожу на ногах. Согласно этой интерпретации, первая ласка оглушает ничего не подозревающую жертву, вторая надрезает её плоть, а третья излечивает раны: и прежде чем человек успевает понять, что происходит, у него на ногах остаются только глубокие, но не причиняющие боли, раны с запёкшейся кровью. Иногда духи описываются, как братья или тройняшки.
