28
Так мы и сделали. И, поднимаясь по лестнице, увидели двух полицейских, которые разговаривали с соседом, живущим на три этажа ниже Вольфганга.
— Камера в гараже? — услышали мы голос соседа. — Нет, первый раз слышу. Спросите у кого-нибудь из правления.
Время начинало поджимать. Мы с Люси старались не привлекать к себе внимания, не бежали вверх по лестнице, пришлось силком себя сдерживать, ведь дело не терпело отлагательства. Мы остановились у двери Вольфганга, но, как раз когда Люси хотела нажать на звонок, я придумал кое-что получше.
— Черт, надо просто позвонить ему по телефону, — сказал я как можно тише.
Полицейские на лестнице слышали нас так же хорошо, как мы их. Они бы заинтересовались, почему мы звоним к своим соседям в такой спешке.
Мы бегом рванули в мою квартиру. Слава богу, Вольфганг ответил после первого же гудка.
— Я плохо вас слышу, — сказал он. — Я в магазине, продукты покупаю.
Я облегченно вздохнул.
— Слушайте меня внимательно, — сказал я. — Насчет камеры в гараже. По-моему, из-за нее могут возникнуть большие проблемы. Вам надо уехать на несколько дней. Можете?
Второй раз за день я просил человека уехать из города и спрятаться. Я был вестником смерти. Вольфганг, понятно, запротестовал. Сперва сказал, что поехать ему некуда. Потом сказал, что поехать есть куда, но он не хочет.
В конце концов он послушался. Обещал не возвращаться в квартиру. Мы договорились встретиться через два часа на выезде из города, на автостоянке у Королевского Поворота. Я доставлю ему сумку с одеждой и всем прочим, что может понадобиться.
— Надеюсь, мне не полиции надо бояться? — спросил он.
Что я мог ответить?
— Надеюсь, что нет. К сожалению, здесь у меня тоже нет уверенности.
Я не успел сделать никаких выводов. Замешана ли здесь полиция? Если да, на каком уровне — куплены ли отдельные полицейские в качестве информаторов или есть и такие, что замешаны в более серьезных вещах?
— Боже милостивый, — пробормотал Вольфганг.
Он был старый человек. Я надеялся, что не напугал его до смерти.
— Лекарства нужны? — спросил я.
— Они у меня всегда с собой, — ответил Вольфганг.
Старое поколение. Пережившее холодную войну и страшный Карибский кризис. У них подвал набит консервами и всегда при себе паспорт и лекарства.
— Отлично, — сказал я.
Мы с Люси прикинули, что у Вольфганга примерно тот же размер, что и у меня. Сообща сложили в сумку самое необходимое. Я здорово колебался, запихивая туда несколько пар трусов. У двоих мужчин может быть одинаковый размер, но не обязательно одинаковый вкус. Я не видал белье Вольфганга, но в этом все равно был совершенно уверен.
— Зубная щетка, — сказала Люси.
— Куплю по дороге.
— Если за тобой будет хвост, они обалдеют, что ты куда-то отправился и покупаешь туалетные принадлежности. Подумают, что ты решил смыться.
— Не обалдеют, — сказал я. — Я стряхну их по дороге. В противном случае плюну на встречу с Вольфгангом.
Я здорово наловчился стряхивать возможные хвосты. Если так пойдет и дальше, впору снова стать полицейским. Эту мысль я отмел. Не хочу даже вспоминать свою службу. Не хочу вспоминать тот выстрел, того парня, которого застрелил. И уж точно не хочу вспоминать жару и лопату в своей руке, когда копал могилу другому человеку.
Мы это похороним, Беннер.
Кошмары временно оттеснила еще более мрачная реальность. Но Люцифер оставался. Человек, который, по-видимому, знал, кто я такой, задолго до того, как я о нем услышал. Человек, которого мне нельзя искать и с которым я, по словам Сары, знаком.
— Что с тобой? — спросила Люси, она почувствовала, что я оцепенел в своей задумчивости.
— Ничего, — сказал я. — Или слишком уж много. Как посмотреть.
На прощание она наградила меня легким поцелуем. Первым за много часов.
— Белла, наверно, скоро будет дома? — спросила она.
— Да.
Я глянул на телефон. Никаких пропущенных звонков от Сигне. Тревога в душе не унималась ни на миг. Если Белла опять пропадет, я сойду с ума.
Я не додумал эту мысль до конца — в замке скрипнул ключ. Белла и Сигне прямо-таки ввалились в квартиру, потому что Белла толкнула дверь, а Сигне не успела вынуть ключ. Облегчение. Его невозможно описать словами. На глаза навернулись слезы.
Детские объятия — и я направился к выходу. На велосипеде доеду до нового пункта проката автомобилей. Заплачу наличными, как какой-нибудь бандит.
— Кстати, — сказал я Люси, одной ногой уже на площадке. — Мы знаем кого-нибудь по имени Себастиан? Или Себбе?
Она склонила голову набок. Из кухни донесся звон посуды. Кто-то играл в мойке с краном. Потом голос Сигне:
— Белла, мой руки, ты же большая девочка.
Будто на ручонках Беллы полно бацилл, серьезно угрожающих ее здоровью.
— Нет, — сказала Люси. — Хотя да. Мы знаем Себастиана Берга. Из министерства финансов.
Я рассмеялся:
— Это точно не он. Я имел в виду ребенка.
Люси тоже засмеялась. Не моей шутке, она просто нуждалась в смехе.
— С этим будет похуже. Не помню, чтобы у Беллы был знакомый мальчик по имени Себастиан.
Тут в переднюю вышла Белла.
— Или есть? — спросила Люси, которая куда выше ценит логические способности Беллы, нежели мои. — Есть у тебя знакомый мальчик по имени Себастиан, или Себбе?
Личико Беллы посерьезнело.
— Нет, — сказала она. — По крайней мере, хорошего мальчика по имени Себбе я не знаю.
Мы с Люси подмигнули друг другу.
— Ладно, хорошего нет. А как насчет плохого? — спросил я.
— Себбе с собачкой, — сказала Белла.
Вот оно, я чуял. Себбе с собачкой. Поискал в памяти, но там был полный ералаш.
— Собачка настоящая? — спросила Люси.
— Ну, такая, чтобы хлопать, — сказала Белла.
Вот. Вот оно. Воспоминание всплыло, как тайна, которую утопили, а она освободилась от груза, державшего ее в глубине. Минувшим летом Белла вернулась домой с какого-то дня рождения ужасно возмущенная. Настолько возмущенная, что я волей-неволей позвонил маме именинника и спросил, что произошло. Кстати, мама была весьма храбрая. Без колебаний пустила в свой дом десяток трехлетних малышей, причем без родителей. Уму непостижимо. В дни рождения Беллы мы устраиваем ей пирушку в каком-нибудь кафе и в присутствии всех родителей.
— Все хлопали в ладоши, а собачка, услышав этот звук, двигалась, — сказал я.
Голова у меня шла кругом. Как она могла помнить? Один из мальчиков, как и Белла, приглашенный на день рождения, принес с собой игрушечную собачку, которая движениями реагировала на разные звуки. Белла — она любит собак, но знает, что мы собаку не заведем, — пришла от игрушечной собачки в полный восторг. И ужасно расстроилась, когда мальчик спрятал от нее игрушку. Она все время говорила об этой собачке. Каждый раз, когда мы проходили мимо магазина игрушек. Она вспомнила собачку, а не мальчика.
Мама, с которой я тогда говорил по телефону, насмешила меня до слез. Потому что мальчик явно сказал Белле, что, если она не оставит его собачку в покое, его папа заберет ее. А папа действительно был полицейским.
“Вы, вероятно, его знаете, — сказала мама. — Вы ведь адвокат и часто имеете дело с полицией”.
Она назвала имя, и я расхохотался еще громче.
— Быть не может, черт побери, — пробормотал я теперь себе под нос.
Тревожный взгляд Люси следил за мной.
— Ты не помнишь, кто был папа мальчика с собачкой? — спросил я.
Люси покачала головой.
— Знаю, ты говорил, но я не помню.
— Это был Дидрик, — сказал я. — Собачку принес с собой сынишка Дидрика.
Я вернулся в квартиру. Сумка Вольфганга оттягивала плечо.
Люси схватилась за голову.
— Погоди, — сказала она. — Что ты еще придумал? Что сын Дидрика Себбе — крестник Германа Нильсона? Что не кто-нибудь, а именно Дидрик водил сына в тот же детский сад, где был Мио? Совершенно невероятно. Он ведь живет не во Флемингсберге.
Мысли в моей голове двигались с неотвратимой силой, как товарный поезд на прямом участке. Я думал о синяках на теле ребенка, которые заметили в детском саду. Быть не может, чтобы Дидрик поднял руку на своего ребенка. Или может?
— Мы считаем, что Ракель знакома с Германом Нильсоном, — медленно проговорил я. — А он в свою очередь крестный ребенка по имени Себбе. Который посещал тот же детский сад. Ты, вероятно, не помнишь, но Дидрик и Герман Нильсон знакомы. Дидрик тоже был на той вечеринке в Орсте. Мне не показалось, что они близкие друзья, но я точно помню, что их жены тогда полночи трепались на кухне. Так что, вероятно, эти семьи связаны друг с другом.
Люси все еще сомневалась:
— Не знаю, что и сказать. Слишком притянуто за уши.
Тут я хватил кулаком по стене — Люси и Белла аж подпрыгнули.
— Притянуто за уши? Детка, прости, ты в своем уме? Вся эта история притянута за уши. Это ее основа. Но все должно — должно! — быть взаимосвязано. И на самом деле взаимосвязано. Я встретил Ракель в тот вечер, когда был вместе с Дидриком. А он — отец Себбе. Что еще тебе надо?
— Стало быть, ты тоже веришь, что Дидрик бьет сына? И поэтому Ребекка уехала в Данию?
Я покачал головой:
— Нет. Нет. Нет.
Но в целом я испытывал облегчение. Наконец хоть какой-то порядок в обрывках следов, по которым я шел.
Белла подошла к Люси, обняла ее за талию. Когда она успела так вырасти?
Люси погладила девочку по голове.
— Все наверняка можно распутать очень просто, — сказала она. — Завтра позвоним в детский сад. Или спросим у кого-нибудь, кто знает.
Герман Нильсон. Мне снова пришло на ум это имя. Он, как никто, знал все, что нам необходимо. Возможно, сам того не понимая, но это роли не играет.
— Завтра я навещу Нильсона, — сказал я.
— Мартин, ты чертовски рискуешь.
— Ну и пусть. Должно же все это когда-нибудь кончиться.
— Понятно. Но, может, Сюзанна рассказывала что-нибудь еще про мальчонку, которого зовут Себбе? Например, как фамилия его родителей?
— Она не знала их фамилии.
Люси вздохнула.
— Много нас таких, кто не знает, что должен бы знать, — сказала она. — Ты вот даже не знал, что Дидрик переехал в Данию.
Тут я опять чуть не рассмеялся.
— Мы с ним о таких вещах не говорим.
Почему я опять должен оправдываться?
Я подмигнул Белле.
— Себбе с собачкой. Ав-ав.
Люси улыбнулась, но Белла осталась серьезна.
— Он был противный, — прошептала она. — Мальчишка с собачкой был противный.
