44

— Да, это Дженни, я на беговой дорожке!

Голос радостно запыхавшийся, будто ректор Равенбюского университета снимает удачный инстаграмовский ролик и охотно сообщает об этом звонящему.

Как только Карен представляется и излагает свое дело, нетерпеливость в голосе Дженни Олдер идет на убыль.

— Да, конечно, я знаю, кто такой Фредрик Стууб, — говорит она, все еще учащенно дыша. — Хотя, честно говоря, только по имени. Он не работает у нас уже много лет. Можно спросить, в чем дело? Я не могу просто так делиться информацией.

Карен как можно короче сообщает, что Стууба нашли мертвым поблизости от его дома и что ее задача “собрать все сведения”. “Дело чисто рутинное”.

— О, в самом деле печальное известие, — безразлично роняет Дженни Олдер. — Но я пришла сюда на работу, как раз когда он вышел на пенсию, потому и знала его в первую очередь по имени, как я уже сказала. Отчего он умер? Я понимаю, вы не можете этого сказать, но ведь он был весьма стар.

Значит, СМИ не называли имен ни Фредрика, ни Габриеля, хотя ни для кого на Ноорё не секрет, какие имена подразумеваются в их анонсах. А вот Дженни Олдер, видимо, никак не связывала новость о двойном убийстве с Фредриком Стуубом. Карен не видит причин просвещать ее по этому поводу.

— Я не отниму у вас много времени, — говорит она. — Собственно, я хотела поговорить с кем-нибудь, кто может коротко рассказать, над чем работал Фредрик Стууб.

На другом конце линии короткая заминка. Но в итоге Дженни Олдер решает, что такая информация, пожалуй, не подпадает под гриф секретности.

— Он преподавал биохимию и занимался соответствующей научной работой. Во всяком случае, преподавал он до две тысячи двенадцатого, когда ушел на пенсию. После этого мы заключили договор, согласно которому он в течение еще пяти лет имел доступ к нашим лабораториям и оборудованию, чтобы иметь возможность завершить свои исследования. Это я помню, поскольку Фредрик Стууб заключал такой договор одним из последних. Сейчас у нас другая политика по отношению к бывшим сотрудникам.

— Какая же?

Дженни Олдер отвечает не сразу:

— В сущности, речь идет о приоритетах. Мы довольно долго обсуждали плюсы и минусы от работы пенсионеров. С одной стороны, передача знаний, с другой — новая ориентация деятельности и ресурсов. В итоге было решено более не позволять пенсионерам продолжать работу.

— А какими исследованиями занимался Фредрик Стууб?

— Он работал с микотоксинами. Ну, то есть с разного рода грибковыми ядами. В частности, СМИ нередко приглашали его как эксперта. Например, когда несколько лет назад поднялась шумиха по поводу афлатоксина в рисе.

Карен вспоминаются строки из анонсов вечерних газет, кричавшие, что рис, который ты спокойно ел всю жизнь, теперь опасен для жизни.

— Но он проработал не весь срок, а только до конца две тысячи пятнадцатого, если память мне не изменяет, — продолжает Дженни Олдер. — Как я поняла, он отошел от дел и, надо надеяться, нашел себе другое занятие. Многие не желают уходить на пенсию, но со временем обычно смиряются. Думаю, такие проблемы есть во всех профессиях.

Она произносит эту фразу с доверительным смешком, подразумевающим согласие собеседника. И Карен реагирует совершенно инстинктивно. Этаким учтивым снисходительным сожалением. А поскольку она не делает поползновений поддакнуть, Дженни Олдер продолжает уже другим тоном, намекающим, что, с ее точки зрения, разговор окончен:

— Последние годы мы, как я уже говорила, не видели его и не слышали, однако я, разумеется, немедля проинформирую всех на факультете. Вы не знаете, когда состоятся похороны? Хорошо бы сообщить нам по мейлу. Вполне вероятно, кто-нибудь захочет присутствовать.

Со вздохом Карен заканчивает разговор.

Черт, старость не радость, думает она, продолжая отсматривать материалы из компьютера Фредрика Стууба. Как и сказала Дженни Олдер, профессиональные интересы Стууба явно касались всяческих микотоксинов, и действительно, есть отсылки к ряду газетных публикаций, где он выступил в качестве эксперта и писал о токсичной плесени в рисе, о черной плесени при нарушениях в строительстве и о риске грибковых ядов в яблочном муссе и соке. Она пробегает глазами непонятные термины и цифры сравнительных замеров содержания афлатоксинов, охратоксина, патулина, бодуэнии, трихотеценов, зеараленона и фумонизинов, но не находит никакой связи с гротовской винокурней.

О находках грибковой плесени в крепком спиртном Карен в жизни не слыхала, но мало ли о чем она знать не знает? Надо постараться все проверить. Плесень при нарушениях в строительстве куда понятнее. Подобные случаи вызывают громкий скандал, в зависимости от масштаба и последствий, думает она. Может, здесь найдется связь со строительными планами Гротов. Не слишком правдоподобно, но все-таки возможно.

Надо, чтобы все это непременно просмотрел кто-нибудь еще, уныло думает Карен и смотрит на часы. Уже четверть второго, в самом деле, пора закусить, а то ведь голова разболится не на шутку. Она выключает компьютер, и в ту же минуту звонит телефон.

Карл Бьёркен не выказывает ни намека на дурное самочувствие, хотя только что присутствовал на вскрытии.

— Я на пароме и чертовски проголодался. Ты обедала?