Книга: Последний поезд на Лондон
Назад: Часть третья. Время после
Дальше: Невыбранные

Девятнадцать свечей

Штефан проснулся резко, как от толчка, и не сразу вспомнил, где он: все тот же постылый домишко, где они с братом делят койку. Сегодня ему исполняется восемнадцать. Будь он сейчас в Вене, программа «Киндертранспорт» стала бы ему недоступна. Но он в Англии, хотя в семью его до сих пор не определили. Неужели отправят обратно?

Закрыв глаза, он представил себя дома, в особняке на Рингштрассе. Никогда, даже после того, как в нем расположились нацисты, он не переставал быть Штефану родным. Вот Штефан спускается по широкой мраморной лестнице, над его головой хрустальные люстры, на каждом повороте он касается то одной статуи, то другой, пока не доходит до мраморной женщины внизу – груди у нее совсем как у Зофи. Вот он идет через холл, мимо картин на стенах – березовая роща с чудной перспективой; Климт, пейзаж города Мальчезине на озере Гарда – пару раз они всей семьей проводили там лето; Кокошка, портрет тети Лизль. Штефан входит в музыкальный салон – там уже играет Бах, Первая виолончельная сюита, его любимая. На столе торт, испеченный руками мамы, украшенный лучшим шоколадом с фабрики отца. Всегда, вплоть до его прошлого дня рождения, она пекла торт сама, хотя в последний раз это простое дело отняло у нее столько сил, что весь оставшийся день она провела в постели. Отец зажжет на торте свечи, как делал это каждый год. Свечей будет девятнадцать – по числу лет плюс еще одна на удачу. А Штефан будет то и дело подходить к окну, высматривая Зофи. В руках у него новая пьеса, которую он просто должен ей прочесть. Да, пора бы ему уже написать новую пьесу. Новую пьесу на английском, его новом языке. Вот только он сомневался, сможет ли написать хоть что-нибудь об этом месте.

Не надо никому говорить, что сегодня его день рождения. Ни Вальтеру. Ни даже Зофии Хелене.

Он встал, оделся в ледяном полумраке, одного за другим поднял детей, помог одеться им, после чего повел их через лагерь к большому дому. Там он отпустил мальчиков погулять. Вальтер тоже убежал с ними. Штефан был рад, что братишка заводит друзей. Проследив, куда они побежали, он повернулся и поискал глазами Зофи. Она стояла в длинной очереди за почтой.

Он подошел к ней, и они стали терпеливо ждать, развлекая малышку. Когда наконец подошла их очередь, Штефану вручили письмо и посылку. Но не успел он удивиться, как Зофи вскрикнула:

– Штефан, смотри! – и сунула ему конверт, надписанный не косым, заваливающимся назад почерком ее деда, как тот, что он держал в руках, а другим: ровным, круглым, с хорошо прописанными петлями.

Зофи сунула малышку Штефану и торопливо разорвала свой конверт.

Боясь уронить девочку, Штефан подошел к длинному столу и положил на него свои конверты и пакет. Имена на его конверте, как всегда, были написаны рукой мамы, но адрес выведен герром Пергером. Надо приберечь его до тех пор, пока Вальтер не наиграется. Хорошо все-таки, что у братишки появились здесь друзья. Но пакет был подписан только его именем, не Вальтера, да и рука совсем незнакомая: так не писал не только герр Пергер, но и мама. И почему-то без марки.

– Это от мамы! – вскрикнула рядом Зофия Хелена. – Они в Чехословакии! Маму отпустили на той неделе, и они сразу же уехали. Там Гитлер до них не дотянется.

И она заплакала. Штефан, перехватив малышку одной рукой, другой неловко обнял подругу за плечи и притянул к себе:

– Ну что ты, не плачь. Они живы-здоровы.

Но Зофи пуще прежнего залилась слезами.

– Они там все вместе, – всхлипывала она, – и в Англию никто не поедет, даже Иоганна.

Одной рукой Штефан взял у нее письмо и пробежал его глазами.

– Твоя мама пишет, что они все вместе подают на английскую визу, Зоф. Из Чехословакии это сделать проще, к тому же они не евреи. Вот увидишь, к весне они будут здесь.



Штефан вспомнил о своей почте, лишь когда Зофи, успокоившись, села за завтрак из овсянки с молоком, которое здесь разливали из больших белых кувшинов. Но едва он начал вскрывать пакет, лицо его подруги просияло улыбкой.

– Сегодня твой день рождения!

– Ш-ш-ш! – отозвался он.

Зофи тут же встревожилась. Восемнадцать лет.

Сняв с пакета обертку из грубой коричневой бумаги, Штефан обнаружил под ней книгу: она была завернута в подарочную бумагу и перевязана ленточкой. Он снял ее, и у него в руках оказался новенький томик: Стефан Цвейг «Калейдоскоп» – та самая книга, которая когда-то принадлежала отцу, пока отец не подарил ее Штефану, он – Зофи, а она сберегла ее и вернула ему в те страшные дни, когда он скрывался в подземельях Вены.

– Какая красивая, – произнесла Зофи.

Штефан открыл книгу и перевернул несколько страниц.

– На английском, – сказал он.

– С автографом, Штефан. Смотри: здесь подпись Стефана Цвейга. «От писателя писателю, с наилучшими пожеланиями от женщины, которая глубоко восхищается тобой».

– От писателя писателю, с наилучшими пожеланиями от женщины, которая глубоко восхищается тобой, – повторил Штефан вслух.

– Это от твоей мамы?

Штефан посмотрел на Зофи скептически. Шутит она, что ли? Если бы это написала мама, то зачем ей притворяться, будто это не она? К тому же она написала бы «люблю», а не «восхищаюсь».

Он еще повертел обертку в руках, думая, что раз это не от Зофи, то наверняка должна быть какая-то приписка. Но ничего не нашел – ни записки, ни открытки, ни даже обратного адреса или имени отправителя.

– Это пришло сюда не по почте, – сказал он. – Почтового штемпеля нет.

Значит, все же от Зофи.

– То есть кто-то сам привез книгу сюда? – переспросила она.

– Зофи, – начал он, – не хочу тебе об этом напоминать, но здесь никто, кроме тебя, не знает, что сегодня мой день рождения. Даже Вальтер забыл или просто не понимает, что это сегодня.

Выражение ее лица поразило его: стыд. Ей было стыдно, что у нее нет для него подарка. Ну конечно нет: откуда у них что здесь возьмется.

– Наверное, это все же от твоей мамы, – сказала она.

Но кто, кроме Зофи, вообще может знать, что эта книга здесь, с ним, что он прятал ее в чемодане, завернув в ком мокрых подгузников, а потом на нее стошнило Вальтера? Кому, кроме Зофи, может прийти в голову, что он сохранит ее после всего? Испорченную. Непригодную для чтения.

– Наверное, ты права, – с сомнением произнес он. – А вот письмо наверняка от мамы!

Штемпель чехословацкий. Значит, герр Пергер отправил его по маминой просьбе, когда фрау Пергер отпустили и они бежали из Австрии. Можно сказать, им с Вальтером повезло, что герр Пергер не забыл о нем в отъездной суете. Хорошо бы мама нашла кого-нибудь еще, кто сможет пересылать им ее письма. Только они давали поддержку Вальтеру, только ради них он каждое воскресенье вставал, умывался, надевал лучшую одежду, какая у него была, снимал пальто в большой, плохо протопленной комнате и часами сидел, ожидая, когда его выберут, а родители все шли и шли мимо. Штефан подумал, что надо подождать и открыть письмо потом, с Вальтером, но братишка весело играл с другими мальчиками, и к тому же сегодня ведь его, Штефана, день рождения.

Штефан вскрыл конверт, вынул из него тонкий, хрупкий листок и прочел: «С наилучшими пожеланиями из Вены».

Мама жалела, что не может послать ему подарок ко дню рождения, но он теперь мужчина, ему восемнадцать лет, и она хочет, чтобы он знал: она им гордится.

Назад: Часть третья. Время после
Дальше: Невыбранные