Развлечение

Отто как раз смахивал обрезки волос с плеч эсэсовского офицера, когда тот сказал:

– Конечно, это все шутка. Оберштурмфюрер Эйхман просто хочет нас позабавить, вот и расшевелил евреев! Жалко только, что эта сумасшедшая тетка не может забрать вместе с детьми их родителей.

Отто наигранно усмехнулся, снимая с офицера парикмахерскую накидку. Спорить с этими людьми – что плевать против ветра, себе дороже.

– А где все это происходит? Я тоже хочу повеселиться, – сказал он.

– На Зайтенштеттенгассе. В той синагоге, которую пришлось тушить. Вокруг нее столько других домов, что все могли сгореть с ней вместе.

Проводив клиента, Отто повесил на дверь табличку «Закрыто» и взялся за телефон.

Женщина из Амстердама

Отто нехотя шагнул через порог крохотной унылой комнатушки. Фрау Нойман сидела в кресле на колесах. Худая, белая, едва ли не прозрачная, она была похожа на сахарную фигуру из витрины какой-нибудь чайной. Казалось, дунь на нее – и рассыплется. Вальтер читал вслух своему кролику: пуговицы на синем пальтишке плюшевой игрушки были застегнуты вкривь и вкось. Надо же, такой малыш, а уже читает. В комнате один на другом громоздились предметы мебели, но кровать была тщательно заправлена – приличие соблюдено. Наверняка и это тоже дело рук маленького Вальтера, пришло в голову Отто. Кто, кроме малыша, заботится теперь о маме. Правда, здесь им могут помогать соседи.

– Фрау Нойман, – начал Отто, – я случайно услышал, что в Вене кто-то… какая-то женщина, кажется, из Амстердама… собирает детей… еврейских детей, чтобы отвезти в Англию, где они будут жить в семьях, ходить в школу… пока этот ужас не закончится. Я сразу подумал про Штефана и Вальтера. Если вы позволите, я отведу их туда, где проходит запись. Пусть их зарегистрируют. Они…

– Вы настоящий посланец Божий, герр Пергер, – перебила его фрау Нойман, поразив Отто легкостью, с которой она согласилась на разлуку с детьми, хотя знала, что в ее случае разлука будет вечной.

А он-то всю дорогу сюда от Бургтеатра ломал в трамвае голову, выстраивал аргументы, подбирал слова так, чтобы они были проникновенными и в то же время нежными.

– Но надо найти Штефана, – продолжала она. – Он не…

– Да, – понял ее с полуслова Отто. – Я подумал, что возьму сначала Вальтера…

– Без Штефана? – Глубоко запавшие глаза бедной женщины наполнились слезами, слова явно давались ей с трудом, и не только из-за плохого здоровья. – Хотя спасти одного ребенка из двух – это уже что-то…

– Зофия Хелена разыщет Штефана, обещаю вам, фрау Нойман. Я позвонил ей, как только услышал про ту женщину. Они с сестренкой уже заняли очередь для ваших мальчиков. Штефана мы найдем, и я устрою так, чтобы их вывезли вместе, чтобы Штефан мог заботиться о Вальтере. Но сейчас нам надо торопиться.

– Вальтер, – тут же обратилась женщина к сыну, и сила в ее голосе удивила Отто, – давай собирать чемодан.

Вальтер сунул плюшевого кролика матери в руки и изо всех сил обхватил ее ручонками за шею.

– Мне кажется, пока идет запись, – сказал Отто. – Если окажется, что нет, то я пришлю Зофию Хелену за чемоданом. Но думаю, пока только составляют списки.

Бедная женщина оторвала от себя сына и с отчаянной нежностью поцеловала.

– Ты пойдешь сейчас с герром Пергером, – сказала она малышу. – Будь хорошим мальчиком. Делай все, как он тебе скажет.

– Петер останется здесь, – ответил Вальтер. – Он приглядит за тобой, мамочка.

Всякий ребенок, которому угрожает опасность

Отто оглядел длинную очередь. Уже человек шестьсот, не меньше. Хотя нет, меньше – взрослых ведь не возьмут.

– Вальтер, вон они! – воскликнул он, заметив Зофию Хелену, которая стояла, прижав к себе сестренку.

Вальтер поднял голову и молча посмотрел на Отто. С тех пор как они вышли из квартиры, мальчик не произнес ни слова. Он еще так мал. Откуда ему понимать, что его ждет?

Отто повел малыша к своим внучкам. Они были уже совсем рядом, когда Иоганна пожаловалась:

– Зозо, я замерзла.

Зофия Хелена крепче прижала малышку к себе:

– Ничего, мышка-малышка. Сейчас я тебя согрею. Я о тебе позабочусь.

В очереди перед ними стояла красивая молодая мать – фиалковые глаза, выразительные брови, хрупкие плечи, младенец на руках. Услышав слова его старшей внучки, она обернулась и сказала:

– Какая ты замечательная сестра!

Неужели и эта молодая мать собирается отослать своего младенца в Англию? Рядом с красавицей стояла женщина постарше, ее рыжеволосая внучка, кося на левый глаз, держалась за бабушкину юбку.

– А разве для регистрации на транспорт детям обязательно быть здесь? – спросил у них Отто, беря у Зофи Иоганну.

– Почему та женщина так на нас смотрит? – перебила его Зофия Хелена, и все: бабушка с рыжеволосой внучкой, красавица-мать с младенцем и сам Отто – обернулись, услышав ее слова, словно они сделали очевидным то, что давно чувствовали, но в чем не отдавали себе отчета: упершийся в них чей-то взгляд.

Какая-то женщина, светлокожая и светловолосая, судя по всему иностранка, стояла в нескольких шагах от них – не в очереди, но так, будто имела к ней какое-то отношение. Она была некрасива – тяжелый подбородок, крупный нос, густые брови, широкий, как щель почтового ящика, рот казались бы насмешкой природы, если бы общее впечатление не смягчали ласковые серые глаза. Она переступила с ноги на ногу. Заметив тревогу на обращенных к ней лицах, она подняла руку в желтой перчатке, словно в знак приветствия, и легким, уверенным шагом вошла в синагогу – так, словно здание принадлежало ей.

– Обязательно, – произнесла бабушка и в ответ на недоумевающий взгляд Отто добавила: – Детям обязательно быть здесь для регистрации. Их фотографируют, а потом они проходят медицинский осмотр.

– Зофи, срочно найди Штефана, – сказал Отто. – Пусть идет сюда и встает в очередь. Я с Вальтером и Иоганной пока постою, а ты беги за ним. Я пообещал их матери, что зарегистрирую обоих. Здесь именно это и происходит – еврейских детей регистрируют, чтобы отвезти в Англию, где им не будет грозить опасность.

– Не только, – сказала красавица-мать.

– Не только в Англию? – переспросил Отто.

– Не только еврейских. Любых детей.

Отто перехватил собравшуюся бежать Зофи, положив ей на плечо руку, и повторил:

– То есть ребенок не обязательно должен быть евреем?

– Детей коммунистов и политических противников режима тоже берут.

– А моих внучек возьмут, как вы думаете? Их мать арестована за публикацию статей против Рейха. – (Женщины посмотрели на него скептически.) – Наша Зофия Хелена – математический гений. Она с девяти лет занимается математикой с профессором из университета. С Куртом Гёделем, он очень известный человек. Так что она могла бы учиться в Англии.

– Что вы нас уговариваете, здесь ведь не мы принимаем решения, – ответила ему бабушка.

– Возьмут всех детей, которым грозит опасность, – возразила женщина с фиалковыми глазами. – Так сказал герр Фридман. Главное, чтобы они ничем не болели. И чтобы им не было восемнадцати.

Отто вступил в недолгую победоносную схватку со своей совестью.

– Зофия Хелена, тебе придется остаться, – сказал он.

– Дедушка, я вернусь. Я успею до того, как подойдет наша очередь, обещаю. Я приду, даже если не смогу отыскать Штефана. – И она умчалась, не оборачиваясь на тревожный зов деда, который, окликая ее, разрывался между страхом за внучку и собственной совестью, шептавшей ему, что, если с молодым Нойманом случится беда, он никогда себе этого не простит.

– Деда, мне холодно, – пожаловалась Иоганна.

Отто прижал девочку к себе. Ему и самому было холодно. Его леденил страх перед выбором, который незадолго до того на его глазах сделала фрау Нойман и который ему еще предстояло сделать. Решится ли он отослать своих девочек одних в чужую страну, языка которой они не знают? И если да, то увидит ли он их когда-нибудь снова? А Кэте – простит она ему этот выбор или она сама поступила бы на его месте так же?

Вальтер протянул Иоганне свой шарфик:

– Вот, возьми. Мне не очень холодно.