Глава 2

На крыльце нас с братьями и Прохора с Иваном тут же «взяли в кольцо» шесть с виду обычных мужчин в темных костюмах. Приглядевшись, я узнал в некоторых из них тех колдунов из «Тайги», которые бывали у меня в особняке на дежурстве. Поморщившись, обратился к воспитателю:

— Прохор, тебе не кажется, что господину Кузьмину пора принять командование над… этими из «Тайги», с отцом и дедом я все это в ближайшее время согласую.

Воспитатель кивнул и повернулся к другу, реакцию которого нельзя было рассмотреть из-за натянутой на самый нос кепки. Как сам Ваня пояснил нам еще в холле общежития, он был чужд всякой публичности, а уж перед толпой курсантов училища уж точно светиться не собирался.

— Ваня, ты слышал?

— Угу, — буркнул недовольно тот. — А что толку? Только работы прибавится на старости лет. Меня другое удивляет, а что это наш царевич истерику не закатывает и по своему обыкновению не посылает этих недоучек из «Тайги» подальше? Неужели понял наконец-то, что один в поле не воин?

Колдун поднял кепку, этой же рукой прикрыл лицо и уставился на меня, ожидая ответа. Он хоть и улыбался, но вот глаза в улыбке не участвовали от слова «совсем».

— А сам-то как почти два десятка лет в одного воевал? — не удержался я.

— Так осознал, проникся и решил вернуться обратно в род. А государь, да продлятся годы его благословенного правления, понял и простил заблудшее дитя, — ухмыльнулся Кузьмин. — Да и не охотились на меня так, как на тебя. Так что скажешь, царевич?

— Понял я, понял. Доволен?

— Очень, — кивнул колдун. — Но на губу все-таки поперся, вместо того чтобы спокойно поехать к лепилам в больничку. Гордость или что-то еще?

— Гордость и что-то еще, — ответил я.

Кузьмин натянул кепку обратно и равнодушным тоном заявил:

— У тебя сейчас, царевич, после всей этой мутной ситуации есть уникальный шанс что-нибудь поменять, растревожить болото. Не профукай этот шанс, растратившись на личные хотелки и удовлетворение юношеских комплексов. Пафнутьева и Лебедева ты уже взбодрил, вот и остальных…

— Молчать! — зашипел на него Прохор. — Ты что себе позволяешь, сявка колдунская? Ты кому тут вздумал советы раздавать, дурачок малахольный?

— Успокойся, Прохор! — неожиданно веским тоном заявил воспитателю Николай. — Иван прав. Мы с Сашкой хоть и ничего не слышали, но с мнением господина Кузьмина полностью согласны. — Александр кивнул. — Нам с братом постоянно приходится участвовать в этих мутных событиях в роли зрителей, и от всего происходящего мы тоже не в восторге. А менять что-то надо…

— Фрондерствуете? Это за вас ваша молодость говорит, — теперь уже бурчал Прохор. — Разрушить до основания, а затем… Построить то же самое, но хуже, неповоротливее и неэффективнее. С одним я согласен, не стоит тебе, Лешка, использовать сложившуюся ситуацию на удовлетворение личных хотелок.

— Так и будет, — пообещал я.

Тут мы как раз добрались до оцепления из военных полицейских и сотрудников Тайной канцелярии, за которыми спиной к нам были выстроены ряды курсантов. А что, разумная предосторожность, хотя мы с Николаем и Александром и так «засветились» по полной программе в женском общежитии, да и «скорые помощи» с пострадавшими девушками прекрасное свидетельство того, что случилось что-то из ряда вон… Как отец с дедом будут это все «разруливать», не представляю, но в том, что пойдет очередная волна слухов, нисколько не сомневается. А тут еще Демидова с Хачатурян и остальные курсантки, с родичами которых придется объясняться. Беда… Да и хер с ними, с этими объяснениями, отбрехаемся как-нибудь, лишь бы с девушками все было в порядке!

Воспитатель же подозвал к себе одного из канцелярских из оцепления и дал тому какое-то поручение. Через пару минут нас догнала машина «скорой помощи».

— Попросил до губы нас подбросить, — пояснил Прохор недовольному мне, — пока доктора в общаге с девками возятся. Лешка, не кобенься, машину надо быстренько вернуть. А эти, — он показал на колдунов из «Тайги», — нас пешком догонят, никуда не денутся.

— Хорошо, — вздохнул я и полез в просторный салон медицинской «Газели».

Через три минуты мы уже заходили на гауптвахту, взятую под контроль канцелярскими.

— Ты чего мне одно и то же заладил, прапор? — орали изнутри. — Не мог тебе такого великий князь приказать! Еще и Бутыркой угрожать! Он у тебя здесь в качестве арестованного содержался или переночевать зашел? — В ответ раздался невнятный бубнеж и «хекающий» звук удара.

Если Иван только ухмыльнулся, то вот Прохор попытался дернуться вперед, но я его придержал, решив послушать до конца эту содержательную «беседу».

— Какой же ты трудный, прапор! Встать! Почему тут же не связался с дежурным по училищу, а сделал это только спустя две минуты?

И опять бубнеж со звуком удара.

— Встать, мразь! Спрашиваю еще раз, паскудник, кто тебе приказал не поднимать тревоги? Ответишь неправильно, и повезу я тебя в Бутырку. Ну?.. На, тварь! На! На! На…

— Надо с этим заканчивать, — посмотрел я на воспитателя, который быстрыми шагами направился в сторону дежурки.

Вскоре и мы наблюдали картину допроса: давешний дежурный по гауптвахте валялся на полу с разбитым в кровь лицом, на его запястьях красовались браслеты, а по стенам, вытянувшись, рассредоточилось трое канцелярских. Глядя на Прохора и избегая называть его по имени при посторонних, я сказал:

— Нам бы камеру побольше и поговорить насчет прапорщика.

Воспитатель кивнул и приказал канцелярским, указывая на дежурного:

— Посадить на стул, привести в порядок и ждать дальнейших указаний. Где остальные «мухоморы»?

— Заперты по разным камерам, — ответил, видимо, старший. — Ждем коллег и начнем с ними работать.

— Самое большое помещение нам освободите, и побыстрее.

— Есть.

Канцелярский сделал знак одному из своих подчиненных, который схватил со стола связку ключей и повел нас по хорошо знакомому мне коридору. Проходя мимо своей камеры, я пихнул Прохора в бок. Он кивнул, задержался на секунду, заглянув внутрь, и цыкнул:

— Ремонт надо будет оплатить. Вон, даже пол трещинами пошел…

Приглядевшись, вздохнул: бетонный пол действительно прилично так потрескался от повышенных нагрузок, да и дверь шла под замену.

«Самая большая камера» оказалась шестиместной и была раз в пять больше моей. Приглядев себе шконку около дальнего окна, я с облегчением на ней и развалился.

— Молодые люди, за мной, — скомандовал Прохор братьям и вышел из камеры.

Вернулись они через несколько минут с матрасами и свежим бельем, а два канцелярских несли несколько грубо сколоченных табуретов.

— Ну, а теперь подробности, — потребовал от меня воспитатель, когда они все уселись рядом. — И не переживай насчет прапорщика, его будет допрашивать лично Пафнутьев.

Кивнув с благодарностью, я доложился, сразу заявив, что вопрос с отступлением мной даже не рассматривался из-за кучи заложников в женском общежитии и претензий по этому поводу никаких принимать не буду. В конце же повторил еще раз:

— Прохор, я дежурному приказывал не как курсант Романов, а как великий князь Алексей Александрович, и еще Бутыркой угрожал. А теперь думай, как прапорщика из неприятностей вытаскивать.

— Лешка, мелко мыслишь, — поморщился воспитатель, а Кузьмин вздохнул. — Сейчас тут всех трясти начнут: и командира «мухоморов», и курирующего зама, и полковника Удовиченко, и нача училища. Думаю, достанется и Военному министру… Шутка ли, в расположении элитного военного училища на будущего наследника престола покушение произошло! Кто-то должен понести суровое, но справедливое наказание. А прапорщик твой при любых раскладах виноват, что тревогу сразу не поднял. Ну, не повезло «мухомору», что ему дежурить выпало, бывает. Тем двоим, что на проходной в общежитии службу несли, тоже не подфартило. Хотя это как посмотреть. Вообще-то, они свечки поставить должны, что вообще живы остались.

— И что делать? — совсем расстроился я. — Деду в ноги падать и просить никого не наказывать? Так-то это именно он всю эту ситуацию с церковью допустил!

Уже готового в очередной раз сорваться Прохора остановил резким жестом Иван:

— Царевич, только не вздумай государю на это даже намекнуть! Он и так все это прекрасно понимает, но в открытую никогда не признает. Прими как факт, что наказанные будут, и ты этому никак не помешаешь. А вот потом… — он многозначительно посмотрел на Прохора.

Тот кивнул и вздохнул:

— Если мне пообещаешь не выкобениваться, я тихонько переговорю с твоим отцом, и он возьмет судьбу пострадавших на контроль.

— Обещаю, — охотно согласился я.

— Вот и молодец. — Воспитатель улыбнулся и повернулся к Николаю с Александром. — Каково будет ваше мнение на этот счет, молодые люди?

Те переглянулись и выразили полную солидарность:

— Так действительно будет лучше всего.

— А теперь, молодые люди, ответьте мне еще на один вопрос: какого рожна вы здесь делаете, а не стоите вместе с остальными курсантами в строю?

Братья опять переглянулись, набычились и твердо в один голос заявили:

— Мы Лешку охраняем! — А Александр добавил: — Так-то, в случае повторного нападения от нас толку будет больше, чем от тебя! — Николай активно закивал, поддерживая брата.

Теперь взгляды друг на друга бросали ухмыляющиеся Прохор с Ваней, а последний еще и демонстративно оглядел братьев и спокойно сказал:

— Если нападение повторится, к числу жертв просто добавится пара упрямых великих князей, только и всего. — Николай с Александром нахмурились. — Ну как, внезапного и нестерпимого желания вернуться к остальным курсантам не возникло? — Реакция братьев состояла в том, что они с гордым видом выпрямили спины, но промолчали. — А теперь быстро извинились за обидные слова в адрес Прохора Петровича, который в то время, когда вы еще мамкины сиськи сосали, причмокивая от удовольствия, на государевой службе врагов империи вовсю штабелями резал!

Николай с Александром вскочили, уставились на воспитателя преданными и полными сожаления глазами:

— Просим простить, Прохор Петрович! Не подумали! Больше не повторится!

— Вольно, бойцы! — хмыкнул он. — Извинения приняты. И в качестве мировой предлагаю выпить кофейка. Только вот чайника, чашек и кофе я что-то не наблюдаю…

— Сейчас все будет! — братья бросились на выход из камеры.

— Так-то лучше, — ухмыльнулся Кузьмин и повернулся ко мне. — Расслабься, царевич, и закрывай глаза. Лечить тебя буду.

С облегчением послушавшись, я уже через несколько секунд почувствовал приятную теплоту, разливающуюся по всему телу, и, решив не сопротивляться, погрузился в сладкую дрему…

Под надзором курсовых офицеров и командования училища курсанты простояли более двух часов, пока к генералу Ушакову не подошел одетый во все черное мужчина, с которым они поговорили не больше пары минут.

— Господа курсанты! — начальник училища откашлялся и глянул вслед удаляющемуся «черному», в котором многие молодые люди опознали того сопровождающего, прибывшего с великим князем Алексеем Александровичем в его первый день учебы. — Довожу до вашего сведения, что нашему с вами училищу выпала огромная честь послужить первым учебным заведением в череде многих других, которые будут подвергнуты Тайной канцелярией комплексной проверке режима безопасности после всем вам хорошо известных событий, имевших место этой осенью, когда был произведен захват заложников в одной из московских школ. Мне только что сообщили результаты проверки, назвав их вполне удовлетворительными. В связи с этим, хочу поблагодарить вас всех за отличную службу! — И после довольно-таки вялого ответа продолжил: — Господа курсанты, не забываем о режиме дня. Вольно! Разойтись!

Учащиеся не услышали никаких пояснений насчет «скорых», на которых из женского общежития точно кого-то увозили еще до оцепления из военных полицейских и прибытия канцелярских, и того, почему весь курсантский состав выстроили спинами к этому общежитию и продержали по стойке «Смирно» битых два часа. В понимании многих молодых людей, видевших, как через окно второго этажа свой корпус покидали Николай и Александр Романовы, такое поведение великих князей никак не вязалось с учебной тревогой, да и девушки до построения успели поделиться увиденным в холле уже своего общежития. Второй курс так и вообще не досчитался в строю больше десятка курсанток и сразу связал их отсутствие со «скорыми».

Командование училищем, напротив, расходиться не спешило и наблюдало за тем, как курсанты втягиваются обратно в свои общежития. Заминка, как и ожидалось, случилась с девушками: они большой толпой собрались на крыльце казармы и все никак не решались переступить через порог покореженной двери. Наконец кто-то из них сделал шаг, второй и исчез в проеме. Это послужило сигналом и остальным, и через несколько минут крыльцо женского общежития опустело.

— Слава тебе, Господи! — перекрестился Ушаков, следом выдохнули и его подчиненные. — Господа офицеры, расположение училища никому до особого распоряжения не покидать, всем заняться прямыми обязанностями. И где, в конце концов, Удовиченко с Тетериным?

— Их, ваше превосходительство, такое ощущение, что под конвоем в сторону гауптвахты канцелярские вели, — ответил ротмистр, командир четвертого курса. — Я как раз с того края стоял, обратил внимание…

— Час от часу не легче! — помрачнел Ушаков, развернулся и направился в сторону машины.

— Спасибо, Прохор, — поблагодарил император Белобородова. — Держи меня в курсе. — И отключил громкую связь.

После чего откинулся на спинку кресла и посмотрел в сторону супруги, брата и сыновей, занявших диваны и кресла в уголке «неформального общения».

— Ну, какие будут предложения? — поинтересовался он.

Первым решил высказаться Александр:

— Отец, будь так добр, сформулируй вопрос корректней, а то первое, что приходит в голову, — это попить кофейку, потому как спать мы сегодня уже вряд ли ляжем.

— Не юродствуй! — поморщился император. — Ты прекрасно понял, что конкретно я имею в виду. Надо срочно сформировать наше общее отношение к произошедшему и составить план дальнейших мероприятий.

— Отношение? — цесаревич вскинул брови. — Отец, Лешка чудом остался жив! Ты и за это его собираешься наказывать?

Император вздохнул:

— Из описанной картины произошедшего ясно, что у Алексея была возможность сбежать, но он предпочел… предпочел опять погеройствовать! Вот я про что, Саша, а не про…

— Предлагаю забыть. — Александр повернулся к матери, дядьке и братьям. — Лешка, видимо, отступать не умеет.

Те кивнули, за ними через какое-то время и император, а цесаревич продолжил:

— Отлично! Что же касается мероприятий, то могу навскидку предложить следующие. Во-первых, необходимо забрать Алексея с гауптвахты и отправить пусть не в Кремль, куда он точно не поедет, а хотя бы к нему в особняк, где поместить под усиленную охрану «Тайги» и ждать звонка от церковных колдунов. Во-вторых, надо каким-то образом разрядить обстановку в училище и приложить максимум усилий, чтобы все пострадавшие девушки вернулись на учебу в полном здравии. В-третьих, надо будет объясниться с князьями Демидовым и Хачатуряном по поводу произошедшего. — Он многозначительно посмотрел на императора. — В-четвертых, продолжить поиски церковных колдунов. — Александр оглядел родичей. — Да, чуть не забыл, необходимо перевести Алексея обратно на учебу в университет. По моему мнению, для рода будет больше пользы, если он продолжит учиться именно там, а после окончания университета молодой человек вполне может пойти служить в органы военной прокуратуры или Тайной канцелярии, если для нас на тот момент ношение формы моим сыном останется таким же принципиальным вопросом.

— Саша, — обратился к племяннику великий князь Владимир Николаевич, — а почему я не слышу среди мероприятий небольшого такого пункта, который предусматривает соответствующее наказание для виновных лиц, допустивших сегодняшнее происшествие?

— Как скажешь, дядя… — опять пожал плечами цесаревич. — Даю вам с отцом срок до вечера, чтобы написать соответствующие объяснительные.

— Да как ты смеешь? — вскочил тот. — Ты себя кем вообразил?.. Главой рода, чтобы с меня объяснительные требовать?

— Сядь, Вова, — спокойно приказал император, дождался, пока кипящий праведным негодованием брат усядется обратно в кресло, и так же спокойно продолжил: — Александр, не зарывайся. И лучше сам подумай, что вы мне с Пафнутьевым говорить будете по поводу абсолютно провальной работы Тайной канцелярии.

— А я ничего выдумывать не буду, отец, — хмыкнул цесаревич, — а повторю за Алексеем: нашей с вами заслуги в том, что он сегодня не сдох, нет абсолютно никакой.

Остальные переглянулись, а нахмурившийся император поинтересовался:

— Когда это он такое сказал?

— Когда Пафнутьеву с Лебедевым с использованием гнева свое виденье ситуации обрисовал.

Императрицу после этих слов заметно передернуло.

— Почему я не в курсе? — еще сильнее нахмурился государь.

— Не успел сообщить. Просто мне Пафнутьев как раз перед докладом Белобородова позвонил и рассказал. Еще Виталий предупредил, что и о моих руководящих навыках Алексей высказался не особо-то и лестно. Так что, отец, извини, но, боюсь, твоя воспитательная беседа после Лешкиного гнева Пафнутьеву и Лебедеву будет как… слону дробина, а для меня же самым суровым наказанием станет невозможность без стыда посмотреть родному сыну в глаза.

— Я сейчас расплачусь! — довольно-таки жестко прокомментировал услышанное император. — С какого такого момента я перестал внушать подданным трепет и, самое главное, священный ужас? В том числе и Пафнутьеву с Лебедевым?

— Коля… — протянула императрица. — Прекращай. Я с тобой уже сколько лет живу, но до сих пор очень боюсь. Прям до ужаса! Про трепет священный вообще промолчу. А теперь давай уже вернемся к основной теме разговора, дорогой.

Император с досадой крякнул, встал и заходил туда-сюда.

— Так, Александр… — он остановился и уставился на старшего сына. — Втык Пафнутьеву и Лебедеву оформишь лично и в моем присутствии, хватит дружков покрывать. Коля, — теперь император смотрел на младшего сына, — поучаствуешь в воспитательной беседе вместе с братом, потому как под твоим чутким руководством в Епархии по колдунам тоже практически ничего не нарыли. Вышеперечисленные Александром мероприятия в общем и целом предлагаю принять и добавить еще одно: труп Тагильцева отвести в морг при Бутырке, вызвать туда на опознание патриарха, а потом под конвоем доставить Святослава в Кремль для беседы со мной.

— Отличная идея, — кивнул, потирая руки, Владимир.

Мария Федоровна же, вспомнив свой последний визит в Бутырку, хмыкнула и добавила:

— Дорогой, а если на эту беседу пригласить еще и Алексея, уверена, эффект будет в разы сильнее.

Сначала император явно хотел возмутиться, потом задумался на пару секунд и, наконец, кивнул:

— Действительно, так будет еще лучше, дорогая.

Он собирался сказать что-то еще, но его прервал звонок личного телефона. Взяв сотовый со стола, император глянул на имя вызывавшего абонента и чертыхнулся:

— Сан Саныч, приветствую тебя! Какие погоды во Владивостоке нынче стоят?.. Да не заговариваю я тебе зубы! Все с Алексеем в порядке, а Тагильцев скоропостижно скончался… Да, точно все в порядке… Я тебя позже собирался набирать, когда все обстоятельства прояснятся… Из самолета звонишь?.. Петро тоже вылетел?.. Конечно ждем! До связи.

Телефон прокатился по столу и не упал только потому, что врезался в стойку монитора.

— Про Сашку-то с Петром я и забыл! — раздраженно бросил император и оглядел родичей. — Уже летят в Москву, что, как вы понимаете, не есть хорошо. Как бы советом рода в нашу с Александром честь дело не кончилось… — и перевел подозрительный взгляд на родного брата. — Вова, это ты Сашке с Петькой инфу слил?

Тот начал краснеть и задыхаться от возмущения, но ответить не успел, за него это сделал Александр:

— Прекращай, отец! Дядька-то тут при чем? Ты забыл, что Тайная канцелярия вообще-то подчиняется не только здесь присутствующим? Вот и утекла информация дядьям в Киев и Владивосток, тем более приказа молчать о ЧП внутри канцелярии никто не давал.

— Верно… — кивнул император, подошел к брату и хлопнул того по плечу. — Извини, Вова, нервы…

— Проехали, — только отмахнулся тот. — На меня и племянников, ежели что, можешь смело рассчитывать.

— Спасибо, успокоил. — Император уселся обратно в кресло и устало помассировал лицо руками, после чего тяжело вздохнул. — Продолжим. Насколько я понимаю, для нас сейчас самое главное — это каким-то образом вытащить принципиально не желающего покидать губу Алексея хотя бы к нему в особняк. Особенно в свете прилета дорогих и любимых братиков. Какие будут предложения? — Молчание было ему ответом. — Хорошо, тогда ничего не остается, кроме как воспользоваться запрещенным приемом.

Император опять встал, подошел к столу и взял брошенный ранее сотовый.

— Мишаня, доброй ночи! Не разбудил?.. Да-да, я тебя тоже люблю, старый! Мишаня, чего звоню, не хочешь ли тряхнуть стариной, вспомнить молодость и заехать на родную гауптвахту?.. Нет, я не шучу. Не забывай, я все еще верховный главнокомандующий, а ты хоть и в отставке, но генерал… Да все в порядке с Лешкой, не переживай! Короче, через полчаса жду тебя в Кремле, время пошло. И размер одежды у тебя какой? Если не ошибаюсь, пятьдесят второй?.. Отлично! Берцы, кстати, захвати. Жду!

В этот раз телефон был аккуратно положен на стопку папок с бумагами и нажата кнопка интеркома:

— Толя, быстренько организуй два комплекта камуфляжа военных полицейских пятьдесят четвертого и пятьдесят второго размеров со знаками различия… подполковника и полковника соответственно, а также машину военной полиции.

— Марка, государь?

— Без разницы.

Тут в разговор вмешался цесаревич:

— Толя, — закричал он со своего места, — еще один комплект пятьдесят второго размера.

— Принято, Александр Николаевич, — ответил адъютант. — Знаки различия?

— Прапорщика.

— И еще один пятьдесят четвертого! — Это был Владимир Николаевич. — Толя, тоже хочу прапорщика! — и пояснил смотревшей на него с улыбкой Марии Федоровне. — Я такое ни за что не пропущу!

Удовиченко, сидевший на табурете в одной из камер гауптвахты, обреченно смотрел прямо перед собой, стараясь не встречаться взглядом с Пафнутьевым, который изредка поглядывал на него, общаясь при этом с непонятным мужчиной невысокого роста в плаще и кепке. Командир подразделения военной полиции капитан Тетерин сидел рядом с полковником и «грустил» еще больше: до него уже довели информацию о действиях подчиненных.

— Борисыч, а чего ты этого «мухомора» сюда приволок? — довольно-таки развязно поинтересовался «невысокий». — С ним же все и так ясно.

— Что тебе ясно?

— Отправляй его сразу в Бутырку со всей дежурной сменой, там пусть приговора дожидаются.

Тетерин громко сглотнул и завалился на пол.

— Ты чего несешь? — возмутился Пафнутьев. — Я с ним сначала нормально побеседовать хотел! А другие камеры все заняты!

— Да ладно, Борисыч, успеешь еще душу отвести с этим впечатлительным офицериком. — хмыкнул «невысокий». — Но чуть позже… Пока же распорядись, чтобы его убрали отсюда, а то еще очухается не вовремя и обделается от увиденного и услышанного, пахнуть неприятно будет…

Пока из камеры убирали бесчувственного Тетерина, Удовиченко изо всех сил себя успокаивал: тактикой «добрый-злой полицейский» его не удивить, сам так умеет, а самое главное, он и так ни в чем не виноват! Напрягало только одно: почему роль злого полицейского играет не Пафнутьев с его уже давно устоявшейся зловещей репутацией, а этот «невысокий» мужчина? И кто он вообще такой, раз так фамильярно общается с фактическим главой Тайной канцелярии.

Как только Тетерина унесли, «невысокий» уселся перед Удовиченко «на корты», откинул полы плаща, поправил кепку и широко улыбнулся:

— Ну что, полковник, думаешь, мы с Борисычем перед тобой сейчас спектакль под романтическим названием «добрый-злой следователь» будем разыгрывать? Хер тебе по всей морде! Не угадал! Следователь будет только один, но очень злой! К полету готов, полковник? — «Невысокий» демонстративно вытянул руки и защелкал пальцами. — Вижу, что готов. Ну-с, приступим, помолясь…

Удовиченко, уже догадавшийся, что перед ним колдун, способный полностью обелить его в глазах не только Пафнутьева, но и Романовых, действительно расслабился, закрыл глаза и… провалился в никуда…

— Колдун, а без вот этого ненужного пиzдежа перед допросом можно было как-то обойтись? — раздраженно бросил Пафнутьев, не обращая внимания на лежащего без сознания на нарах Удовиченко.

— Конечно нет, — хмыкнул колдун. — Клещ, когда ты уже удовольствие от работы научишься получать?

— Я получаю, иначе бы давно с катушек слетел, — буркнул тот.

— Бледный, худой, вечно хмурый, замечающий вокруг только грязь и человеческие пороки! Так ты удовольствие получаешь? Ладно, дружище, уговорил, вот отловим всех батюшек, я тобой плотненько и займусь.

Пафнутьев аж подскочил и зашипел:

— Только посмей, гаденыш! Урою! И Алексей Александрович не спасет!

— Вот видишь! — Кузьмин улыбался. — Что я говорил? Я тебе как другу помочь хочу, а ты сразу угрожать начинаешь.

— Только посмей! — повторил Пафнутьев таким же тоном. — И давай уже, приводи в сознание Удовиченко, благодетель хренов. — Он указал на дверь камеры. — Нам этого капитана еще надо допросить.

— Как там Алексия? — Кузьмин повернулся к нарам.

— Нормально, — голос Пафнутьева заметно потеплел. — Вчера на студию ездила, поздно вернулась. Настроение вроде было ничего. Сегодня у нее какой-то там корпоратив, готовиться с самого утра собиралась.

— Ее охраняют?

— Очень плотно, особенно в свете всех этих последних событий.

— Про меня спрашивала?

— Нет. Но думаю, они тебя с Алексеем между собой обсуждают.

— Я тоже так считаю. Надо будет потом у царевича поинтересоваться…

У очередной смены по КПП сегодня и так выдалась беспокойная ночка, так еще и с какого-то момента приходилось терпеть присутствие в «дежурке» двух сотрудников Тайной канцелярии. Вот и сейчас старший из этой парочки, выслушав что-то в гарнитуре рации, приказал пропустить через ворота без досмотра «Ниву» военной полиции с незнакомыми номерами и наглухо затонированными стеклами. Хотевший занести в журнал этот номер и время заезда прапорщик был остановлен ухмылявшимся канцелярским:

— Тебе показалось, не было никакой машины. Не слышу ответа, военный?

— Так точно, не было! — вскочил тот.

— Вольно. Продолжай нести службу.

— Есть, — уселся дежурный и вздохнул, мысленно мечтая оказаться подальше от всех этих жизненных трудностей.

А канцелярский переглянулся с напарником, но обсуждать с ним появление на объекте государя с наследником, еще и в машине военной полиции, даже не подумал: служба в Тайной канцелярии давно его от этого отучила…

— Часик в радость, господа арестанты! — сквозь сон до меня донесся голос деда, князя Пожарского. — Где можно вещи кинуть?

Нехотя открыв глаза, я с трудом привязал себя к реальности и рывком уселся на нарах. Про боль от резкого движения мгновенно забыл, как и про головокружение, ибо увиденное впечатляло: в дверях камеры стояли четверо в камуфляже, в красных беретах военной полиции и в обнимку с матрасами. Протерев глаза, опознал в «мухоморском» полковнике деда Михаила, в стоящем рядом с ним подполковнике деда Николая, а двух «скромных» прапорщиков идентифицировал как отца и деда Владимира Романова. Движение сбоку обозначило вскочившего и поклонившегося Прохора.

— Гляньте, корешки, — это был голос Александра, — похоже, к нам паханов подселили. Только вот почему они все в вертухайском прикиде?

Ответом ему был заливистый смех Николая. Практически сразу к нему присоединился и сам Александр, затем не выдержал и я, уж слишком нелепая была ситуация. Сквозь слезы поймал недовольный взгляд воспитателя, который строил нам страшные рожи, чем смешил еще больше. Когда наша истерика чуть поутихла, дед Михаил демонстративно повернулся к остальным «мухоморам»:

— Да, встретили нас по одежке… Ладно хоть про «пики точены и хуi дрочены» пытать не стали! Все, господа Романовы, заходим и располагаемся.

И все четверо, не обращая на нас внимания, прошли к противоположной стене, покидали на верхнюю шконку матрасы и уселись на нижнюю. Дверь распахнулась еще шире, и двое «черных» занесли в камеру небольшой стол, а еще двое — четыре больших пакета. Когда канцелярские вышли, дед Николай пихнул в бок сидящего рядом сына, который тут же поднялся, подошел к пакетам и начал их разбирать, выставляя на стол еду и напитки. Я тут же вспомнил Бутырку и прикинул, что и на гауптвахте будет весело. Отец же выпрямился и глянул на до сих пор лыбящихся Николая с Александром:

— Подсобить не желаете, племяннички?

Те «ломаться» не стали и вместе с Прохором помогли «сервировать» стол. Александр в какой-то момент опять не удержался от очередного комментария:

— Нормальная баланда! Живем! Даже вилки человеческие есть, а не только весла!

— Не раскатывай губу, Шурка, — хмыкнул отец. — Ваша миссия выполнена, и сейчас вы с Колей отправитесь досыпать перед очередным учебным днем.

— Дядька Саша! — возмутились братья в один голос. — Так нечестно!

— Все вопросы туда, — он указал себе за спину.

И расстроенные Николай с Александром поплелись к главе рода.

— Равняйсь! Смирно! — с улыбкой скомандовал тот. — Господа Романовы! За проявленную выучку и смекалку при выполнении приказа вышестоящего командования объявляю вам благодарность! — братья буркнули что-то в ответ. — В качестве поощрения продлеваю вашу увольнительную в эти выходные до утра понедельника. — Бурчание стало уже не таким недовольным. — А прежде чем вернетесь в казарму, можете быстро перекусить и попрощаться с Алексеем. Да, разрешаю принять с устатку пару рюмок «беленькой» для глубокого сна.

— Спасибо, деда! — Николай с Александром уже были около стола.

— Только по две, не больше!

Братья, принявшие для сна все же три полные рюмки, ушли через пятнадцать минут, пообещав навестить меня вечером, а ко мне подсели отец с дедом Михаилом.

— Как самочувствие? — поинтересовался первый.

— Нормально, — пожал плечами я. — Живой.

— А Кузьмин нам другое докладывал, — прищурился отец. — Говорит, он хоть тебя и подлечил, но пару дней показан постельный режим. А может, и больше.

— Кузьмину виднее, — опять пожал плечами я. — Но на утренний кросс сил точно нет. Ладно, со мной-то все понятно, а вы сюда надолго?

— Пока твой арест не закончится, — отец аккуратно похлопал меня по плечу. — Будем охранять будущего наследника престола от нападения коварных церковных колдунов.

— Ты серьезно? — не поверил я.

— Более чем, — кивнул он, а за ним и дед Михаил. — Нам твоя жизнь дороже всяких там текущих дел. Впрочем, мы и здесь работать сможем, главное, крыша над головой не протекает и кормят, да и колдунов из «Тайги» есть, где разместить.

Охренеть! Это они меня так решили измором взять под предлогом охраны? Да и охранять-то надо только от некоего Бирюкова, у других церковных колдунов уже была возможность меня кончить, но они ею не воспользовались. И даже наоборот, фактически спасли, грохнув своего одиозного лидера. Кстати, о «Тайге»:

— Отец, как там пострадавшие девушки?

— Состояние стабильное, но тяжелое, особенно у Демидовой с Хачатурян. До сих пор никто из них в себя не пришел. Если ситуация поменяется, мне позвонят.

— Кто девушками занимается, колдуны из «Тайги»?

— Да.

— Срочно отправляй туда Кузьмина! — буквально потребовал я. — А Лебедев… пусть временно здесь командует.

— Кузмин останется здесь и будет охранять тебя, — спокойно ответил отец. — Ты нам дороже, чем какие-то там девушки, хоть и из знатных родов.

— На принцип, значит, идем? — Меня начало потряхивать.

— С чего ты сделал такой вывод, Лешка? — так же спокойно спросил он. — Повторяю, ты нам всяко дороже, чем какие-то там девушки. — И без перехода выдал: — Сынок, что тебе из еды принести?

— Спасибо, ничего.

Я отвернулся, встретив осуждающий взгляд сидящего в углу Прохора, завалился на шконку и попытался успокоиться.

— Захочешь — позовешь. — Они с дедом встали и уселись за стол.

Через некоторое время в камере началась деловая суета: у царственного деда, отца и деда Владимира постоянно звонили телефоны, туда-сюда сновали канцелярские, несколько раз на доклад появлялись Пафнутьев, Кузьмин и Лебедев. Причем разговоры показательно велись вполголоса и даже шепотом, чтобы, значит, не тревожить мое больное императорское высочество. Даже дед Михаил, казалось бы, не занятый ничем особенно важным, сидел за столом спиной ко мне и даже ни разу не повернулся! А осуждающие взгляды воспитателя, которые я буквально чувствовал кожей!

Твою же!!! Ванюша был прав, я опять начинаю заниматься лютой херней! А «старшие» мне это наглядно демонстрируют, доводя ситуацию до полного и законченного абсурда! Одно то, что цельный ИМПЕРАТОР тебя охраняет, говорит о многом!!!

Лешка, соберись! Родичи перед тобой прогнулись по полной программе, настало твое время!

Усевшись на шконку, выбрал момент, когда родитель будет не так занят, и позвал:

— Отец, можно тебя на минутку?

— Конечно. — Он подошел, уселся рядом и хмыкнул. — Есть захотел?

— И это тоже, — я вздохнул. — Хорошо, я поеду в Кремль, только не в больницу, а в… те мои покои. Прохор едет со мной. Такой вариант вас устроит?

— Более чем. — Кивнул он. — Что-то еще?

— Да. Хочу, чтобы всей моей охраной заведовал только Кузьмин, и чтобы вы чуть позже прикрепили к нему полковника Литвиненко с двумя колдунами из его подразделения военной разведки. Пусть они меня охраняют вместо «Тайги».

— Это не ко мне. — Отец развел руками. — Проси у деда.

— Может, ты попросишь?

— Нет уж, — хмыкнул родитель. — Сам, сынок, все сам.

— Хорошо.

Я поднялся, отмахнулся от предложенной руки отца и под заинтересованными взглядами всех присутствующих медленно зашагал к противоположной стене, где царственный дед с братом устроили себе импровизированный «офис». Озвучив свое желание поехать на «реабилитацию» в Кремль, попросил деда о прикреплении к Кузьмину военных колдунов.

— Ничего не обещаю, но подумаю, что можно будет сделать, — задумался он. — А перед этим посоветуюсь с Кузьминым, ему же этими офицерами командовать.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Что-то еще? — повторил он вопрос отца.

— Да. Хочу попросить за командование училища и подразделение военной полиции: они ничего сделать не могли, и ты, деда, знаешь это не хуже меня.

— Знаю и учту твое пожелание. Вот это я тебе, Алексей, могу пообещать на все сто процентов. — Он встал со шконки, оглядел камеру и скомандовал: — Закругляемся и выдвигаемся в Кремль. Прохор, найди Кузьмина, вы с ним за Алексея головой отвечаете!

Генерал Ушаков, так и не попавший в ставшую на время резиденцией императора гауптвахту, с тоской смотрел на отъезжающий кортеж. Ему уже успели показать изъятые записи с камер видеонаблюдения, на которых видно, как первая группа злодеев беспрепятственно проникает в расположение училища и больше суток с перерывом, совпадающим по времени с отсутствием великого князя Алексея Александровича, прячется в одном из учебных корпусов. Вторая же группа, действуя практически аналогичным образом, без всяких проблем пролезает на территорию через одну из дыр в заборе и спокойно захватывает женское общежитие с охраной из военных полицейских на входе.

Начальник училища, имевший богатый боевой опыт, сразу догадался, что «гости» были далеко не простыми, а у охраны училища, состоящей из обычных вояк, шансов против этих двоих не имелось от слова «совсем», но от комментариев по этому поводу благоразумно воздержался. Не преминул он аккуратно поинтересоваться и состоянием девушек, которых увезли на «скорых». После завуалированного, полного намеков ответа генерал несколько успокоился, еще больше он расслабился, когда с гауптвахты сотрудники Тайной канцелярии выпустили капитана Тетерина и всю дежурную смену военных полицейских. Бледный Тетерин доложил, что «процессуальное решение по ним будет принято позже», а они все находятся под подпиской. Вслед за полицейскими на «свежий воздух» вышел и полковник Удовиченко, который по понятным причинам от комментариев отказался, но всем своим видом продемонстрировал уверенность в завтрашнем дне. Ушаков уже было задышал полной грудью, что продлилось как раз до того самого момента, как он не смог добиться аудиенции у государя: попахивало это не только отставкой, а кое-чем похуже…

— Господи, помоги! — генерал дождался, когда последняя машина скроется за поворотом, троекратно перекрестился, машинально потрогал место, где должна располагаться кобура, и со злостью бросил: — Позор в виде суда на меня точно не ляжет! Можете даже не надеяться!