Приложение Б
Социальный мозг
Для того чтобы в головном мозге возникла и закрепилась какая-то новая нейронная система, она должна обладать несомненной ценностью для своего носителя, то есть повышать его шансы дожить до передачи этого нейронного нововведения потомству, и так – из поколения в поколение. Одним из подобных приспособительных признаков на заре становления приматов была жизнь в коллективе. Все приматы живут среди себе подобных, которые могут помогать удовлетворять жизненные потребности, умножая тем самым ресурсы, доступные каждому отдельному члену группы – и наделяя высочайшей ценностью гладкие социальные взаимодействия. Социальный мозг, по-видимому, относится к адаптивным природным механизмам для решения проблемы выживания в коллективе.
Что имеют в виду нейробиологи, говоря о “социальном мозге”? Идея о том, что мозг состоит из дискретных частей, каждая из которых независимо от других отвечает за решение какой-то задачи, представляется столь же архаичной, как френологические карты XIX века, наделявшие разнообразными значениями шишки на черепе. На самом же деле узлы нейронных сетей, ответственных за решение той или иной задачи, не сконцентрированы в каком-то одном месте, а широко распределены по мозгу, и чем сложнее задача, тем бо́льшую часть мозга охватывает такая сеть.
Зоны мозга соединяются друг с другом в системы головокружительной сложности, поэтому термины типа “социальный мозг” всегда по сути будут фикцией, правда, фикцией полезной. Исключительно ради удобства ученые рассматривают сыгранные нейронные ансамбли, которые взаимодействуют при выполнении определенной функции. Так, центры, отвечающие за движения, концептуально объединяют под названием “двигательный мозг”, а центры, обеспечивающие ощущения, – под названием “чувствительный мозг”. Некоторые “мозги” соответствуют более компактным анатомическим областям. Таков, например, “рептильный мозг”, который представлен нижними структурами головного мозга, управляющими автоматическими функциями и столь древними эволюционно, что мы делим их с рептилиями. Эти эвристические ярлыки особенно полезны, когда нейробиологи хотят сфокусировать внимание на высоких уровнях организации головного мозга – на модулях и сетях нейронов, которые согласованно трудятся над обеспечением специфической функции.
Таким образом, социальный мозг – это обширные нейронные модули, управляющие нашими действиями во время общения с другими людьми. В мозге нет какого-то одного места, контролирующего наши социальные взаимодействия. Скорее, социальный мозг можно представить как совокупность различимых, но пластичных распростертых нейронных сетей, которые синхронизируются, когда дело доходит до отношений с людьми. Эти сети слаженно работают на системном уровне ради достижения единой цели.
До сих пор нейронаука не располагает общепринятой картой социального мозга, однако уже начаты исследования, концентрирующиеся на областях, которые чаще всего активируются в ходе социальных взаимодействий. Ранние работы указывали на вовлеченность структур префронтальной, особенно орбитофронтальной и передней поясной, коры, тесно связанных с подкорковыми структурами, особенно миндалиной. Более поздние исследования в основном подтвердили это и уточнили некоторые детали.
Какие именно нейронные сети из обширной проводки социального мозга задействуются в том или ином случае, сильно зависит от типа социальной активности, в которую мы вовлечены. Так, во время обычного разговора совокупная активность нескольких нейронных областей поддерживает синхронность общения, в то время как другая (хотя и перекрывающаяся с первой) система активируется для решения вопроса, нравится ли нам собеседник. Ниже я привожу некоторые современные данные о том, какие сети активируются на фоне той или иной деятельности.
Головной мозг буквально усеян зеркальными нейронами. Эти клетки в префронтальной коре или в теменных областях (не исключено, что и в других тоже) работают с общими репрезентациями – образами, приходящими на ум, когда мы говорим с кем-то о вещах, знакомых обоим. Другие зеркальные нейроны, связанные с движениями, активируются, когда мы просто наблюдаем действия другого человека, включая замысловатый танец жестов и телодвижений, сопровождающий любой разговор. Клетки правой теменной покрышки, которые кодируют кинестетическую и сенсорную обратную связь, начинают работать, когда мы координируем собственные движения в зависимости от поведения собеседника.
Когда речь идет о чтении эмоциональных посланий по интонациям и о реакции на них, зеркальные нейроны активируют нейронные сети, которые связывают островок и премоторную кору с лимбической системой, в частности с миндалиной. По мере ведения разговора связи миндалины со стволом мозга контролируют вегетативные реакции, учащая сердечные сокращения, например, если собеседники переходят на повышенные тона.
Нейроны области распознавания лиц в веретеновидной извилине (в височных долях) отвечают за считывание и интерпретацию эмоций по выражению лица, а также за регистрацию перемещений взгляда собеседника. Когда мы чувствуем состояние другого человека и отмечаем свою реакцию на это чувство, в игру вступают соматосенсорные области. Когда же мы адресуем собеседнику свой эмоциональный ответ, благодаря импульсам из стволовых ядер лицевого нерва получается улыбка, хмурая гримаса или подъем бровей.
Когда мы настраиваемся на другого человека, мозг порождает два варианта эмпатии – быструю и более медленную. Первая реализуется по нижнему пути, через связи сенсорной коры с таламусом и миндалиной – и далее следует реакция. Вторая реализуется по верхнему пути, идущему от таламуса вверх к неокортексу, а оттуда спускающемуся к миндалине – и тогда следует уже более обдуманная реакция. Эмоциональное заражение происходит по первому пути, что позволяет нашим нейронным сетям автоматически имитировать чужие чувства. Однако второй путь, выпетливающийся в мыслящий мозг, предлагает нам более взвешенную эмпатию, позволяющую “отключиться” от чужого состояния, если мы сочтем это нужным.
В таких случаях активируются связи лимбической нейронной системы с орбитофронтальной и передней поясной корой. Эти области активны при восприятии чужих эмоций и при тонкой настройке собственных эмоциональных реакций. Префронтальная кора в целом призвана модулировать эмоции наиболее подходящими и эффективными способами; если то, что говорит другой человек, нам неприятно, префронтальная кора позволяет продолжать разговор и не рассредоточиваться, несмотря на расстройство.
Если нам приходится думать, как реагировать на эмоциональное послание собеседника, дорсолатеральные и вентромедиальные префронтальные области помогают нам понять, что все это значит и каковы возможные варианты ответа. Эти области активны, например, когда мы подбираем ответ, который сработает прямо сейчас и не навредит достижению долгосрочных целей.
Расположенный у основания мозга мозжечок позволяет нам удерживать направленное внимание, чтобы мы могли следить за собеседником, улавливая даже слабые сигналы мимолетных выражений лица. Невербальная бессознательная синхронность, выражаемая, скажем, в затейливой хореографии разговора, требует от нас улавливания всех непрерывно поступающих социальных сигналов. А эта способность, в свою очередь, зависит от древних структур ствола мозга, в частности от мозжечка и базальных ганглиев. Благодаря такой роли в обеспечении бесперебойных взаимодействий эти нижние структуры можно считать дополнительными элементами социального мозга.
Все перечисленные области объединяются для координации социальных взаимодействий (даже воображаемых), и повреждение любой из них ухудшает нашу способность сонастраиваться. Чем сложнее социальное взаимодействие, тем сложнее и вычурнее схема активируемых нейронных сетей. Резюмируя, можно сказать, что многочисленные сети и области играют свои роли в работе социального мозга – нейронной территории, подробную карту которой мы только-только начали создавать.
Подступиться к идентификации главных нейронных систем, ядра социального мозга можно, например, выявив минимальный набор сетей, активных в ходе определенного социального действия. Например, для описания простого акта восприятия и имитации эмоций другого человека, нейробиологи из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе предложили следующую схему активности взаимосвязанных нейронных сетей. Верхняя височная кора обеспечивает первичное зрительное восприятие другого человека и посылает его описание нейронам теменных областей, которые могут сопоставлять наблюдаемое действие с механизмом его выполнения. Эти сопоставляющие нейроны добавляют дополнительную сенсорную и соматическую информацию к описанию. Укрупненный массив данных далее направляется в нижнюю лобную кору, которая кодирует цель имитируемого действия. После этого сенсорные копии действий поступают в исходную точку пути, верхнюю височную кору, которая контролирует последующее действие.
Когда дело доходит до эмпатии, “горячие” аффективные сети должны подключаться к этим “холодным” чувствительным и двигательным сетям, то есть бесстрастные сенсомоторные области должны сообщаться с эмоциональным центром в лимбической системе. Упомянутая выше группа ученых считает главным претендентом на роль анатомического соединителя островковую область, которая связывает лимбические структуры с участками лобной коры.
Ученые из Национального института психического здоровья (США) заявляют, что пытаясь создавать карту социального мозга, мы говорим не о какой-то единой, унитарной нейронной системе, а скорее о взаимосвязанных сетях, которые для решения одних задач могут работать совместно, а для решения других – порознь. Например, в первичной эмпатии – прямой передаче эмоций от человека к человеку – могут быть задействованы пути, соединяющие сенсорные зоны коры с таламусом и миндалиной, а далее ведущие к тем системам, которые необходимы для адекватного ответа. При когнитивной эмпатии – когда мы “читаем” мысли другого человека – нейронные пути, судя по всему, ведут от таламуса к коре, оттуда к миндалине и потом к системам для подходящего ответа.
Когда же речь заходит об эмпатии в отношении отдельных эмоций, сотрудники Национального института психического здоровья считают возможным дальнейшее различение. Некоторые результаты фМРТ указывают на то, что считывание чужого страха, например, может происходить одним путем, а гнева – другим. Выражение страха активирует миндалину и очень редко орбитофронтальную кору, гнев же активирует как раз орбитофронтальную кору, но не миндалину. Эта разница может отражать функциональные различия этих эмоций: на фоне страха наше внимание направляется на причину страха, а на фоне гнева – на поиск способов устранения этой реакции у разъяренного человека. При отвращении миндалина вообще оказывается вне игры, зато активируются зоны мозга в базальных ганглиях и передней части островка. Все эти специфичные для отдельных эмоций нейронные системы активируются и когда мы сами испытываем какую-то эмоцию, и когда наблюдаем, как ее испытывают другие.
Ученые из Национального института психического здоровья выявили еще одну нейронную систему, обслуживающую особую разновидность когнитивной эмпатии, которая предполагает понимание не только чужого образа мыслей, но и того, что надо делать в ответ. Здесь основные сети охватывают срединную лобную кору, верхнюю височную борозду и височную долю.
Связь между эмпатией и ощущением добра или зла поддерживается на нейронном уровне. Исследования пациентов, которые из-за поражений головного мозга перестали придерживаться прежних моральных установок или начали теряться при решении вопроса, что правильно, а что нет, указывают на зависимость морального поведения от сохранности областей мозга, которые вызывают и интерпретируют висцеральные ощущения. Эти активные во время моральных суждений области мозга – целый нейронный тракт, протянувшийся от структур мозгового ствола (в частности, мозжечка) к коре – включают в себя миндалину, таламус, островок и верхние отделы ствола. Все эти области участвуют в восприятии как собственных, так и чужих чувств. Предположительно, критически важна для эмпатии разветвленная сеть, растянувшаяся между лобной долей и передними областями височной доли (эта система также охватывает и миндалину с островковой корой).
Функции головного мозга можно картировать и с помощью иного подхода – изучая, какие способности страдают у неврологических пациентов с повреждениями разных эмоционально значимых сетей социального мозга в сравнении с больными, у которых мозг поражен в других местах. В исследованиях обе группы одинаково справлялись с когнитивными заданиями, например, проходя тест на определение коэффициента интеллекта (IQ), но только люди с поражением эмоционально значимых областей имели серьезные проблемы с межличностными отношениями: они принимали неудачные решения, ошибались в оценке чужих чувств и не справлялись с вызовами социальной жизни.
У всех пациентов с подобными социальными дефицитами выявили поражения в нейронных областях, которые изучавший этих людей невролог Антонио Дамасио, назвал системой соматических маркеров. Связанные с работой вентромедиальной префронтальной, теменной и поясной коры, правой миндалины и островка, соматические маркеры активируются всякий раз, когда мы принимаем решение, особенно если решение имеет отношение к нашей личной или социальной жизни. Социальные навыки, формирующиеся под влиянием этих ключевых элементов социального мозга, необходимы для поддержания гладких отношений с другими людьми. Например, неврологические больные с поражениями сетей соматических маркеров просто отвратительно считывают и производят эмоциональные сигналы и потому часто принимают катастрофические решения в своих отношениях.
Сети соматических маркеров Дамасио в значительной степени перекрываются с нейронными системами, которые рассматривают Стефани Престон и Франс де Вааль в своей модели эмпатии – модели восприятия-действия. Обе модели предполагают, что при восприятии чужой эмоции наши зеркальные нейроны активируют у нас нейронные сети той же самой эмоции, а также сети, генерирующие соответствующие ментальные образы и физические действия (или побуждения к действию). Независимые фМРТ-исследования указывают на то, что островок связывает системы зеркальных нейронов с лимбической областью, порождая тем самым эмоциональный компонент нейронной петли обратной связи.
Конечно, специфика каждого взаимодействия определяет, какие области мозга активируются в ходе нашей реакции – об этом говорят результаты фМРТ, выполненных в разных социальных обстоятельствах. Например, нейровизуализация добровольцев, слушающих рассказы о неловких ситуациях (вроде той, когда кто-то выплевывает еду на тарелку во время официального обеда), выявила повышенную активность в медиальной префронтальной коре и в височных областях (обе структуры активируются, когда благодаря эмпатии мы представляем чье-то психическое состояние), а также в латеральной орбитофронтальной и медиальной префронтальной коре (они активируются также в ответ на проявление злости или других негативных эмоций). Те же области, но в чуть меньшей степени, активируются и тогда, когда в истории еда выплевывается непроизвольно (человек просто подавился). Эта нейронная сеть, похоже, управляет вынесением любых решений относительно социальной приемлемости действий, то есть бесчисленным множеством мелких решений, которые нам приходится принимать в повседневной жизни.
Клинические исследования неврологических пациентов, не справляющихся с подобными задачами – и потому постоянно создающих неловкие ситуации в общении, – показывают, что эти отклонения обусловлены поражением вентромедиальной области префронтальной коры. Антуан Бешара, коллега Дамасио, пришел к выводу, что эта область играет решающую роль в интеграции работы мозговых систем, отвечающих за память, эмоции и чувства. Соответственно, ее повреждения подрывают способность к принятию верных социальных решений. При изучении поведения мозга в моменты конфуза удалось обнаружить и альтернативную активную сеть в дорсальной части медиальной префронтальной коры, в области, включающей переднюю поясную извилину. Эта область, как выяснил Дамасио, представляет собой критическое место, где соединяются сети, управляющие планированием движений, движениями, эмоциями, вниманием и рабочей памятью.
Для нейробиолога все это – очень заманчивые зацепки, и нужно еще очень многое узнать, чтобы распутать неврологическую сеть нашей социальной жизни.
