Выйдя на пенсию с должности преподавателя университетского колледжа, моя мать оказалась одна в большом пустом доме, который было некому заполнить. Все дети жили в других, неблизких городах, а муж давно умер. И моя мать, профессор социологии, сделала то, что ретроспективно можно назвать умным социальным ходом: она стала сдавать свободную комнату аспирантам из ее университета, предпочитая выходцев из Восточной Азии, где принято ценить и уважать старших.

С тех пор прошло больше 30 лет, и она продолжает сдавать комнату студентам. У нее были жильцы, например, из Японии, Тайваня, а теперь и из Пекина, и это, похоже, благотворно повлияло на ее самочувствие. Когда у одной семейной пары родилась дочь, она росла, относясь к моей матери как к родной бабушке. Двухлетняя девочка каждое утро приходила в спальню матери, посмотреть, не встала ли она, а днем частенько ее обнимала.

Этот ребенок родился, когда матери было почти 90, но с этим клубком восторга, катающимся по дому, она словно сбросила несколько лет – как физически, так и умственно. Мы никогда не узнаем, насколько долголетие мамы обусловлено ее домашними обстоятельствами, но их создание уж точно было блестящим социологическим маневром.

Сети социальных связей старых людей рвутся по мере того, как один за другим умирают или уезжают друзья. Но старики и сами избирательно прореживают эти связи, сохраняя лишь позитивные отношения. Эта стратегия имеет разумный биологический смысл. Когда мы стареем, наше здоровье неизбежно становится все более и более хрупким: по мере старения и гибели клеток иммунная система и другие оплоты здоровья подводят нас всё чаще. Разрыв тягостных социальных связей может быть упреждающим ходом, который позволяет направить наше эмоциональное состояние в нужное русло. И действительно, одно знаменательное исследование американцев с благоприятным протеканием старения показало, что чем больше эмоциональной поддержки они ощущали, тем меньше производили кортизола и других индикаторов биологического стресса.

Конечно, самые значимые для нас отношения могут и не быть самыми приятными или даже просто позитивными: порой ближайшие родственники не то что не доставляют нам радости, а просто сводят с ума. К счастью, разрывая не столь значимые социальные связи, многие пожилые начинают лучше справляться с эмоциональными сложностями вроде смеси положительных и отрицательных эмоций, которые у них вызывает какая-то более важная связь.

Как показало одно исследование, если пожилые люди ведут увлекательную, полноценную социальную жизнь, хорошие когнитивные способности у них сохраняются в среднем на семь лет дольше, чем у людей со скудным общением. Это может показаться странным, но одиночество не связано с количеством времени, которое человек проводит наедине с собой, или с количеством социальных контактов в течение дня. К одиночеству ведет дефицит только близких, дружеских контактов. То есть значение имеет исключительно качество наших взаимодействий – их теплота или эмоциональная отстраненность, их поддерживающая или разрушительная сила. Одиночество напрямую коррелирует не с абсолютным числом знакомых или актов взаимодействия, а с состоянием здоровья: чем более одиноким ощущает себя человек, тем хуже у него работают иммунная и сердечно-сосудистая системы.

Есть и другой биологический аргумент в пользу повышения требовательности к своей социальной жизни по мере старения. Нейрогенез, ежедневное образование в головном мозге новых нейронов, продолжается до старости, хотя и происходит медленнее, чем в первые десятилетия жизни. И даже это замедление многие нейробиологи считают не неизбежностью, а лишь побочным эффектом монотонности жизни. Внесение разнообразия и сложности в социальную среду человека способствует усвоению новых знаний, а следовательно, и ускорению образования новых клеток мозга. По этой причине некоторые нейробиологи совместно с архитекторами проектируют дома престарелых: необходимо, чтобы их обитатели днем могли как можно больше общаться с другими людьми. Именно такие условия и создала для себя моя мать.

Однажды, выходя из продуктовой лавки в тихом провинциальном городке, я случайно услышал обрывок разговора двух пожилых мужчин, сидевших на скамейке у дверей. Один спросил, как дела у какой-то местной супружеской пары.

– Да сам знаешь, – последовал лаконичный ответ. – Как однажды начали ругаться, так до сих пор и не остановятся.

Такой эмоциональный износ, как мы видели, собирают свою биологическую дань. Почему разлаженный брак может серьезно вредить здоровью супругов, удалось обнаружить в исследовании выборки молодоженов, которые считали себя очень счастливыми в их новом статусе. Ради исследования пары добровольцев должны были устраивать 30-минутный спор о чем-то вызвавшем у них разногласия. Во время размолвки у испытуемых брали кровь для определения количества нескольких надпочечниковых гормонов. Уровни почти всех их изменялись, к тому же росло и количество АКТГ, что говорило о стимуляции гипоталамо-гипофизарной оси. У спорщиков повышалось артериальное давление и, судя по снижению специфических показателей, на несколько часов подавлялись функции иммунной системы.

Спустя несколько часов происходили долговременные сдвиги в сторону ухудшения способности иммунной системы противодействовать инфекции. Чем больше враждебности выказывали стороны конфликта, тем сильнее нарушался иммунитет. Как заключили ученые, эндокринная система “служит важным звеном, соединяющим личные отношения со здоровьем”, поскольку запускает секрецию гормонов стресса, которые могут вредить сердечно-сосудистой и иммунной системам. Когда пара воюет, у обоих партнеров страдают эндокринные и иммунные функции, и если ссоры становятся многолетней привычкой, их эффекты накапливаются.

К этому исследованию супружеских конфликтов ученые привлекли и пары, в которых супругам было за 60, а в браке они состояли в среднем 42 года. И снова ссора вызывала нездоровые изменения в работе эндокринной и иммунной систем – чем больше выливалось злобы, тем сильнее страдали их функции. Так как старение само по себе ослабляет иммунную и сердечно-сосудистую системы, враждебность между пожилыми партнерами может причинять больше ущерба их здоровью. Неудивительно, что негативные биологические изменения на фоне супружеских боев у пожилых людей были даже сильнее, чем у молодых, – но, правда, только у жен.

Вообще, этот неожиданный эффект наблюдали и у молодых, и у пожилых женщин. Вполне объяснимо, что молодые жены с самым сильным нарушением иммунитета на фоне экспериментальной ссоры спустя год испытывали максимальную неудовлетворенность браком.

Если мужчина во время спора в гневе покидал комнату, уровень гормонов стресса у женщины стремительно повышался. И наоборот, жены, чьи мужья во время разногласий проявляли доброту и эмпатию, страдали меньше, так как у них не происходило столь сильного выброса стрессовых гормонов.

Что касается мужей, то их эндокринная система реагировала вяло независимо от эмоциональной окраски дискуссии. Единственным исключением были запредельные по накалу домашние сражения, о которых сообщали участники исследования. В таких воинственных парах иммунитет страдал как у жен, так и у мужей, и со временем он всё больше уступал иммунитету супругов из более гармоничных пар.

Данные из многочисленных источников подтверждают, что жены расплачиваются здоровьем за перипетии брака куда сильнее, чем их мужья. Хотя, судя по всему, женская биология в целом не реактивнее мужской.

Один из ответов может заключаться в том, что женщины сильнее нагружают эмоциями близкие отношения. Многочисленные наблюдения за американскими женщинами показывают, что позитивные взаимоотношения всю жизнь служат для них главным источником удовлетворения и физического благополучия. Для американских мужчин позитивные отношения по важности уступают ощущению личностного роста и чувству независимости.

Помимо этого, женщины, проявляя заботу, возлагают на себя больше личной ответственности за судьбу подопечных, чем мужчины, что заставляет их сильнее расстраиваться из-за проблем любимых людей. Женщины лучше распознают взлеты и падения в отношениях, а значит, более чувствительны к колебаниям их эмоциональной окраски.

И еще одно наблюдение: жены тратят намного больше времени, чем их мужья, на раздумья о неприятных встречах и мысленно прокручивают их с большим числом живых подробностей. (Хорошие времена в женской памяти тоже сохраняются лучше, и на воспоминания о них женщины тратят больше времени, чем мужчины.) Поскольку плохие воспоминания могут быть навязчивыми и часто непрошено всплывают в памяти и поскольку припоминание конфликта может запускать те же биологические изменения, что и сам конфликт, склонность к мысленному пережевыванию неприятностей тоже может недешево обходиться здоровью.

По всем этим причинам проблемные близкие отношения вызывают у женщин более мощные биологические реакции, чем у мужчин. Например, в висконсинском исследовании уровень холестерина у женщин “класса-57” прямо коррелировал с количеством стресса в их браке, причем намного сильнее, чем у мужчин.

Исследование пациентов с застойной сердечной недостаточностью показало, что неблагополучный, с бурными разборками брак приводил женщин к преждевременной смерти чаще, чем мужчин. Инфаркт миокарда у женщин чаще развивается на фоне эмоционального стресса из-за развода или смерти супруга, в то время как у мужчин инфаркт чаще обусловлен физическими нагрузками. Пожилые женщины более чувствительны, чем мужчины, к опасным подъемам уровня гормонов стресса в ответ на внезапное эмоциональное потрясение вроде смерти любимого человека – врачи даже называют это синдромом разбитого сердца.

Повышенная биологическая реактивность женщин в ответ на превратности отношений, возможно, отчасти могла бы объяснить давно замеченную странность – почему мужчины, но не женщины, бывают здоровее в браке. Такие данные снова и снова всплывают в исследованиях – и всё же их нельзя считать непреложным фактом. Карты в этом вопросе спутал простой недостаток научного воображения.

Случилось это в 13-летнем исследовании с участием почти 500 замужних женщин старше 50 лет, которым задавали один простой вопрос: “Насколько вы удовлетворены своим браком?” Результаты были предельно ясны: чем довольнее была женщина, тем лучше было ее здоровье. Если женщина наслаждалась временем, проведенным с супругом, если считала, что они прекрасно общались и соглашались в важнейших вопросах вроде финансового, если у них совпадали интересы и вкусы, да еще и секс доставлял удовольствие, то это заметно сказывалось на результатах ее медицинского обследования. В частности, уровни артериального давления, глюкозы и “плохого” холестерина у удовлетворенных браком жен были ниже, чем у несчастливых.

Это и похожие исследования свели и сопоставили данные о несчастных и счастливых женах. Хотя женщины, похоже, биологически более уязвимы для перипетий супружеской жизни, эффект езды по этим эмоциональным ухабам зависит от преобладающего рельефа. Если провалов в браке было больше, чем взлетов, то здоровье женщины ухудшается. А если наоборот, то ее здоровье – как и здоровье мужа – оказывается в выигрыше.

Представьте себе женщину, лежащую в узком чреве магнитно-резонансного томографа. В этой пещере тесно, вокруг тела остаются лишь сантиметры пространства. Женщина слушает несмолкаемое жужжание мощных электромагнитов, вращающихся вокруг нее, и смотрит на монитор, расположенный в нескольких сантиметрах от ее лица.

На экране каждые 12 секунд мелькают цветные геометрические фигуры – зеленые квадратики и красные треугольники. Женщине сказали, что, когда на экране появится определенная геометрическая фигура особого цвета, она получит удар током, не слишком болезненный, но все же неприятный.

Иногда женщина страдает в томографе одна. Иногда ее держит за руку незнакомец. А иногда ее рука чувствует успокаивающее прикосновение ладони мужа.

Это испытание проходили восемь женщин, согласившихся участвовать в эксперименте лаборатории Ричарда Дэвидсона. С их помощью ученые должны были выяснить, в какой степени любимые люди помогают нам переносить моменты стресса и тревоги. Результат был таков: когда женщина держала за руку мужа, она ощущала гораздо меньше тревоги, чем при переживании стресса в одиночестве.

Поддержка незнакомого человека помогала, но далеко не в той мере, как это было с мужем. Группа Дэвидсона выявила и другой интересный феномен: исследование оказалось просто невозможно провести “вслепую” – так, чтобы женщина не знала, чья рука ее касается; на пробном прогоне жены всегда отличали руку мужа от чужой.

Когда женщины проходили фМРТ в одиночестве, у них активировались прежде всего те отделы мозга, которые отвечают за приведение ГГНС в состояние чрезвычайного реагирования и накачивание организма гормонами стресса. Если бы угроза заключалась не в безобидном ударе током, а в каком-то социальном потрясении – например, во враждебном отношении кадровика на собеседовании, – то эти области почти наверняка возбуждались бы еще сильнее.

Однако самым непостижимым образом эти нейронные области успокаивались, когда женщин брали за руку их мужья. Это исследование заполнило важный пробел в наших представлениях о том, как могут отношения воздействовать на биологию человека, на пользу ему и во вред. И теперь у нас есть снимки мозга в минуты его эмоционального спасения.

Не менее красноречивыми оказались и другие данные: чем удовлетвореннее женщина чувствовала себя в браке, тем больше она извлекала биологической выгоды от контакта с рукой мужа. Эта находка заключает в себе ответ на старую научную загадку о том, почему одни браки разрушают здоровье женщин, а другие – сохраняют его.

Кожные контакты особенно успокаивают, потому что стимулируют выработку окситоцина – так же, как вибрация и тепло (что во многом объясняет расслабляющий эффект массажа и нежных объятий). Окситоцин подавляет буйство гормонов стресса, снижая активность как самой ГГНС, так и СНС, которые при длительном возбуждении ставят наше здоровье под удар.

Высвобождение окситоцина вызывает массу благотворных изменений. Когда организм благодаря нему переходит в щадящий режим парасимпатической активности, снижается артериальное давление. Это переводит метаболизм из состояния стрессового возбуждения, предполагающего подготовку мышц к бегству или борьбе, в режим восстановления, направляющий энергию на запасание питательных веществ, рост и заживление. В крови падает содержание кортизола, а значит, снижается активность ГГНС. Зато болевой порог повышается, и мы становимся менее чувствительными к физическому дискомфорту. Даже раны начинают заживать быстрее.

Период полужизни окситоцина в мозге довольно короток – он расходуется за считаные минуты. Но близкие и позитивные долговременные отношения способны служить практически постоянным источником окситоцина: каждое объятие, каждое дружеское прикосновение и каждый момент нежности могут выжимать толику этого целительного нейрохимического бальзама. Если окситоцин выделяется снова и снова – а это случается, когда мы приятно проводим время с людьми, которые нас любят, – мы, видимо, напитываемся долгосрочным благотворным влиянием человеческой привязанности на наше здоровье. То же вещество, которое сближает нас с любимыми, преобразует эти теплые связи в биологическое благополучие.

Вернемся, однако, к семье Толстых. Несмотря на всю злобу, разлитую в их дневниках, супруги сумели таки произвести на свет 13 детей. Это означает, что они жили в семье с массой возможностей для проявления нежности. Супругам не приходилось рассчитывать исключительно друг на друга – они были окружены множеством эмоциональных спасителей.

В возрасте всего 40 лет Энтони Радзивилл умирал в отделении интенсивной терапии Нью-Йоркского госпиталя от фибросаркомы. Как рассказывает его вдова Кэрол, в этом положении Радзивилла навестил его двоюродный брат Джон Кеннеди – младший, которому и самому было суждено всего через несколько месяцев погибнуть в авиакатастрофе у берегов острова Мартас-Винъярд.

Узнав, что врачи пророчат Энтони всего несколько часов жизни, Джон сбежал с какого-то торжественного мероприятия и прямо в смокинге явился в больницу.

Взяв брата за руку, Джон тихонько запел “Мишуткин пикник”, колыбельную, которую в детстве пела им обоим Жаклин Онассис. И лежавший при смерти Энтони слабым голосом начал подпевать ему. Как выразилась Кэрол, Джон “отвел его в самое спокойное и безопасное место, которое можно было сыскать в тот момент”.

Эта ласковая поддержка наверняка облегчила тяжелый уход из жизни Энтони Радзивилла. Оно представляет собой вид контакта, который даже интуитивно кажется нам лучшим способом помочь любимому человеку в жуткие минуты.

Теперь у этого интуитивного чувства появилось мощное объективное обоснование: физиологи показали, что когда люди становятся эмоционально взаимозависимыми, то они начинают участвовать и в регуляции физиологических процессов друг друга. Эта биологическая вовлеченность означает, что сигналы, которые каждый партнер получает от другого, способны влиять на отправление биологических функций – как позитивно, так и негативно.

В поддерживающих отношениях партнеры помогают друг другу справляться с травмирующими чувствами – так же, как это делают любящие родители. Когда мы расстроены или подавлены, партнеры могут помочь нам переосмыслить причину дистресса, эффективнее отреагировать на него или просто взглянуть на вещи по-другому – в любом случае они станут преградой нашему каскаду негативных нейроэндокринных реакций.

Длительная изоляция от любимых лишает нас этой помощи; тоска по людям, которых нам не хватает, отчасти выражает нашу тоску по этим полезным биологическим связям. И в какой-то мере ощущение жизненного краха, часто вызываемое смертью любимого человека, без сомнения, отражает потерю этой виртуальной части нас самих. Эта утрата могущественного биологического союзника может объяснить повышение риска развития болезней и даже смерти после потери супруга.

Здесь поразительным образом снова проявляются гендерные различия. В условиях стресса женский мозг секретирует больше окситоцина, чем мужской. Это оказывает на женщин успокаивающее воздействие, и они начинают искать контакты с другими – усиленно заботиться о детях, например, или много общаться с друзьями. А уход в дружеское общение, как выяснила психолог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Шелли Тейлор, ведет к дополнительной секреции окситоцина, что еще больше успокаивает женщину. Этот импульс к опеке и дружескому общению может быть свойством чисто женским. Андрогены – “мужские” половые гормоны – подавляют успокаивающее действие окситоцина. Эстрогены, “женские” половые гормоны, наоборот, усиливают его. Эта разница определяет различия между реакциями мужчин и женщин на столкновение с угрозой: чаще женщины ищут компанию, а мужчины предпочитают одиночество. Например, когда женщин предупреждают, что скоро их ударит током, они, как правило, хотят ждать этого в обществе других участников эксперимента; мужчины же предпочитают ожидать разряд без свидетелей. Мужчин в стрессовой ситуации, видимо, больше успокаивает простое отвлечение – кому-то хватает телевизора и кружки пива.

Чем больше у женщины близких друзей, тем у нее меньше шансов заполучить с возрастом серьезное заболевание и больше шансов сохранить жизнерадостность в пожилом возрасте. Это влияние так сильно, что одиночество действует на женское здоровье столь же разрушительно, как курение или ожирение. Даже после таких тяжких ударов судьбы, как смерть супруга, женщины, имеющие близких приятелей, меньше рискуют приобрести новые болезни или потерять жизнелюбие.

В любых близких отношениях наш инструментарий борьбы с отрицательными эмоциями – от поиска комфорта до переосмысления причин расстройства – пополняется другим человеком, который может нам что-то посоветовать, как-то ободрить, а еще лучше – напрямую заразить нас своими положительными эмоциями. Шаблон для формирования тесной биологической связи с самыми близкими людьми закладывается в младенчестве, в глубокой физиологичности самых ранних взаимодействий. Выстроенные межмозговые механизмы остаются с нами на всю жизнь, биологически связывая нас с людьми, к которым мы привязаны сильнее всего.

Психологи назвали такое объединение двух сущностей в одну неудачным термином “взаимно регулирующая психобиологическая единица”, который подразумевает кардинальное размытие психологической и физиологической границы между “Я” и “Ты”, между ощущением себя и другого. Эта проницаемость границ между действительно близкими людьми допускает взаимную регуляцию, двустороннее влияние на биологические процессы друг друга. Короче говоря, мы помогаем (или вредим) друг другу не только эмоционально, но и биологически. Ваша враждебность повышает мое артериальное давление, а ваша заботливая любовь его снижает.

Если у нас есть надежный спутник жизни, близкий друг или добрый родственник, который может быть нашим надежным тылом, это означает, что у нас есть биологические союзники. Учитывая новое медицинское понимание значимости отношений для здоровья, больные с тяжелыми или хроническими заболеваниями могли бы извлечь большую пользу из тюнинга своих эмоциональных связей. Биологические союзники могли бы быть отличным дополнением к врачебным предписаниям.

Когда мне довелось жить в одном из сельских районов Индии, меня страшно заинтересовал тот факт, что в тех краях пациентов в больницах, как правило, не кормили. Еще более удивительной мне показалась причина: когда бы человека ни госпитализировали, семья следовала за ним и буквально разбивала лагерь в его палате. Родственники и еду готовили, и всячески помогали ухаживать за больным.

Как это чудесно, думал я, когда любящие люди находятся рядом с больными круглые сутки, снимая хотя бы эмоциональный груз с их физических страданий. Какой это был разительный контраст с социальной изоляцией, от которой так часто страдают пациенты на Западе!

Система здравоохранения, которая предусматривает социальную поддержку пациентов ради улучшения качества их жизни, может сильно способствовать и самому выздоровлению. Например, пациент, лежащий на больничной койке в ожидании серьезной операции, конечно же, не может совладать со своим беспокойством. В любой ситуации сильнейшие эмоции одного человека имеют тенденцию передаваться другим, и чем беспомощнее и уязвимее он себя чувствует, тем более восприимчивыми к его чувствам становятся окружающие. Если обеспокоенный пациент находится в одной палате с другим ожидающим операцию, эти двое могут внушить друг другу еще больше тревоги и страха. Но если тот же пациент делит палату с больным, который недавно успешно перенес такую же операцию и потому испытывает относительное спокойствие и облегчение, эмоциональное влияние будет скорее успокаивающим.

Когда я спросил Шелдона Коэна, проводившего экспериментальное заражение риновирусами, что бы он порекомендовал больничным пациентам, он ответил, что им нужнее всего сознательно искать биологических союзников. Например, на его взгляд, может окупиться “включение в свою социальную сеть новых людей, особенно таких, с которыми можно без опаски откровенничать”. Когда у моего друга диагностировали потенциально смертельный вид рака, друг принял очень умное в медицинском отношении решение: он начал искать грамотного психотерапевта, с которым мог бы общаться, когда со всей семьей погрузится в омут тревоги и страха.

Коэн сказал мне: “Самое поразительное открытие, касающееся связи отношений с физическим здоровьем, заключается в том, что социально интегрированные люди – состоящие в браке, имеющие дружные семьи и приятелей, принадлежащие к общественным или религиозным группам и принимающие активное участие в функционировании всей этой сети отношений – быстрее восстанавливаются после болезней и живут дольше. Минимум 18 исследований показали четкую обратную зависимость между вовлеченностью в социум и смертностью”.

Как полагает Коэн, посвящая больше времени и энергии общению с людьми, которых мы считаем самыми приятными в нашей жизни, мы проявляем заботу о нашем физическом здоровье. Кроме того, он призывает пациентов хотя бы во время болезни по возможности сокращать число токсичных контактов и повышать долю здорового, поддерживающего общения.

Коэн предлагает, чтобы вместо незнакомцев-медработников, которые сейчас обучают перенесших инфаркт пациентов профилактировать новый, этим занимались бы близкие люди, которым больничный персонал объяснял бы, как содействовать больному в изменении образа жизни.

Как бы ни была важна поддержка для старых и больных людей, есть факторы, которые противодействуют удовлетворению их потребности в теплом общении. Не последнюю роль в этом играют неловкость и тревога, часто ощущаемые друзьями и семьей рядом с пациентом. Особенно часто так происходит, если человек имеет стигматизируемый обществом диагноз или находится при смерти. В подобных случаях даже самые близкие люди могут впадать в такое волнение, что оказываются не в состоянии не то что помогать больным, а даже посещать их.

“Большинство людей отступилось от меня”, – вспоминает Лаура Хилленбранд, которая оказывалась месяцами прикованной к постели во время обострений синдрома хронической усталости. Друзья интересовались у других друзей, как она себя чувствует, но потом, после отправления по почте пожеланий скорейшего выздоровления, они пропадали. Когда Лаура взяла инициативу в свои руки и начала сама звонить старым друзьям, разговоры выходили такими неуклюжими, что она в итоге чувствовала себя глупо.

Но как и всякий человек, отрезанный от общения болезнью, Хилленбранд нуждалась в контактах, в подключении к так недостающим в это время биологическим союзникам. По словам Шелдона Коэна, научные данные однозначно указывают на то, что друзьям и родственникам не следует игнорировать больных и подвергать их мучительной изоляции: даже если вы не знаете, что сказать, достаточно будет просто прийти.

Это совет для всех, кто переживает за страдающих от болезни людей. Даже если рядом с ними мы теряем дар речи, мы можем подарить им наше любящее присутствие. Простое присутствие может значить неожиданно много, причем даже для пациентов в вегетативном состоянии, с тяжелейшим поражением мозга, которые вроде бы абсолютно не понимают, что им говорят. На медицинском языке это называют состоянием минимального сознания. Когда эмоционально близкий человек делится с пациентом общими воспоминаниями или слегка прикасается к нему, то в мозге больного активируются те же области, что и у людей с неповрежденным мозгом. Однако при этом они выглядят совершенно оторванными от реальности и не могут откликаться ни взглядом, ни тем более словом.

Одна знакомая мне рассказывала, что как-то ей подвернулась статья о людях, вышедших из комы, и они сообщали, что часто слышали и понимали разговоры окружающих, хотя сами были не способны шевельнуть ни единым мускулом. Так случилось, что она прочла эту статью в автобусе по пути к матери, которая как раз находилась в состоянии минимального сознания после перенесения клинической смерти от сердечной недостаточности. Прочитанное изменило поведение женщины: она начала проводить много времени возле матери, хоть и казалось, что та пребывает в каком-то ином мире.

Эмоциональная близость помогает сильнее всего людям с крайне слабым здоровьем: с серьезными хроническими заболеваниями, с нарушениями иммунной системы или просто в глубокой старости. Хоть эмоциональная поддержка, конечно, не панацея, накапливающиеся данные говорят о том, что иногда она может давать клинически значимый эффект. В этом смысле любовь – нечто большее, чем способ улучшения эмоционального фона пациента: это биологически активная составляющая лечебного процесса.

По этой причине врач Марк Петтус призывает нас распознавать мельчайшие признаки сиюминутной потребности больного в контакте и отвечать на это “приглашение войти”, которое может принимать форму “плача, смеха, взгляда или даже молчания”.

Малолетний сын самого Петтуса как-то ожидал операции в больнице. Ребенок был ошеломлен, испуган и растерян – он вообще не понимал, что происходит: из-за отставания в развитии он еще не научился говорить. После операции мальчик казался крошечным и беспомощным в этой паутине из трубок и проводов: в вену была вставлена капельница, в желудок через нос вел пищевой зонд, в ноздри входили кислородные катетеры, в спинномозговой канал – капельница для подачи анестетика, а в мочеиспускательный – катетер для отвода мочи.

У Петтуса и его жены разрывалось сердце от того ужаса, через который должен был проходить их любимый ребенок. Но они поняли по его глазам, что все же могут ему помочь, помочь маленькими проявлениями человеческой любви: успокаивающими прикосновениями, нежными взглядами и просто своим присутствием. Сам Петтус говорит: “Нашим языком была любовь”.