Глава 5
Непонимающий взгляд несостоявшегося разбойника слишком долго блуждал по моей фигуре. И только лишь спустя долгие и томительные мгновения, когда он понял, что я ничего хочу дополнить, он решился переспросить:
— Работёнку? Ты?!
— Да, — уверенно кивнул я. — А что тебя смущает?
— Но ты же сопляк! — Возмутился юнец, как будто это не я сейчас отделал их обоих, не поднимая задницы с телеги. — Что ты можешь нам предложить?!
— Предлагаю вам один золотой на двоих, если вы сделаете все так, как я скажу.
Глаза грабителя тут же загорелись алчностью, и он подобрался, как готовящаяся к прыжку лисица. Но природная подозрительность жителя неблагополучного пригорода заставила его воспринять мое предложение с настороженностью.
— Ты врешь! — Безапелляционно объявил он. — У тебя нет ни одного золотого, иначе ты бы не ехал на такой развалюхе!
Белобрысый кивнул головой в сторону телеги, имея в виду, видимо, не только ее, но и запряженную в нее старую кобылу, которой совсем скоро уже предстояло отправиться на покой. Но я в ответ только ухмыльнулся.
— Откуда тебе знать? — Поддразнил я его, ненадолго выудив из-за пояса свой полупустой кошель и позвенев оставшейся медью.
— Покажи! — Тут же потребовал юный наглец, но был безжалостно послан.
— Облезешь! Сначала работа, потом награда.
— Тогда деньги вперед, — самоуверенно заявил разбойник, — иначе мы ничего не станем делать!
— Не-а, — весело помотал я головой из стороны в сторону, — вы не станете ничего делать по другой причине. Ведь если ты сейчас откажешься, я просто вас обоих прирежу, только и всего.
— Ты не посмеешь! — Разъяренно зашипел подросток, но я заметил, как испуганно расширись его зрачки. Он уже осознал, что попал в крутой переплет, и что от его решения зависит не только его жизнь, но и жизнь напарника. — Ты же…
— Я же что? — Перебил я болтуна. — Слишком юн? Разве это кому-то когда-то мешало? Вот, смотри…
Я сделал вид, что усиливаю нажим на сай и немного доворачиваю кисть, словно собираюсь медленно продавить острие в шею бессознательному грабителю.
— Стой, не убивай его! Не надо! — Голос сообщника зазвучал так надтреснуто, словно он готовился расплакаться, и я, вполне удовлетворенный его реакцией, показательно усмехнулся еще шире.
— Что такое? Ты же был уверен, что я не посмею?
Мне совсем не нравилось строить из себя кровожадного убийцу, но в конкретной ситуации это было просто нужно. Заставить более старших ребят иными способами сделать то, что нужно мне, не так-то и просто. Зачастую дети улиц понимают только один язык — язык насилия и жесткости. Особенно, если они выросли в таком неспокойном окружении, как наш пригород.
— Я согласен на твою работу! — Поспешил принять мое предложение юный бандит, пока я ничего не сотворил с его подельником. — Чего ты хочешь?
Окинув парня подозрительным взглядом, выискивая подвох, я все-таки не до конца поверил в его искренность. Однако с ним уже можно было начинать серьезную и более обстоятельную беседу.
— Растолкай своего дружка, — сказал я, утирая запачканный в крови кончик тонкого клинка об чужую рубаху, и поднялся на ноги. Отойдя на пару метров, я стал наблюдать, как белобрысый кинулся к своему товарищу и принялся нахлестывать того по щекам, пытаясь привести в чувство.
Когда же второй грабитель открыл мутные глаза и блуждающим взором начал осматриваться, я бесстрашно подошел в упор к этой парочке, не опасаясь нападения.
— Хочется вам до конца своих дней прозябать среди этих деревянных халуп, — вкрадчиво поинтересовался я, — пока толстосумы пируют, укрывшись за тремя стенами?
— Что за глупости ты говоришь?! — Рассердился блондин. — Разве может хоть кому-то хотеться подобного?
— А твой приятель что думает? — Я наклонил голову вбок и присел на корточки, чтобы мое лицо оказалось вровень с еще не до конца пришедшим в себя разбойником.
Тот глупо хлопал стеклянными глазами, пытаясь сфокусироваться на мне. И когда ему это все-таки удалось, он как-то излишне поспешно отвел взгляд.
— Э-э-э… я… тоже… в смысле, согласен… с ним.
Да-а, видимо, крепко я ему зарядил, если он до сих пор мысли в кучку свои собрать не может. Ну да ладно, попытка не пытка. Не получится с этими, еще кого-нибудь найду.
— Тогда слушайте меня внимательно. Я ваш счастливый билет в светлое будущее. Благодарите сегодняшний день за то, что встретили меня, ведь если вы будете делать то, что я скажу, то очень скоро переселитесь из этих трущоб вон туда.
Мой большой палец указал за спину, по направлению к стенам Махи, которые на фоне одноэтажных домишек выглядели как прибрежные скалы.
— Ты решил над нами поиздеваться?! — Нахмурился один из парней. — То, что ты оказался сильнее, не дает тебе права…
— Заткнись. — Коротко бросил я, и этого слова хватило, чтобы юноша опасливо прикусил язык. — Я в праве вас обоих тут прирезать, и никто мне даже слова не скажет. Более того, стража и не поверит, что десятилетний мальчик сумел заколоть двух… кстати, а сколько вам лет?
— Пятнадцать…
— Двух пятнадцатилетних лбов! — Пока я говорил, то украдкой пытался вспомнить, а каким я сам был в этом возрасте в прошлой жизни. Но в памяти ничего даже и не шевельнулось. — Вы же понимаете, что вы почти взрослые мужчины?
— Да…
— И как вы оцениваете свои шансы на то, чтобы выбраться из пригорода и зажить более сытой жизнью?
— Снова ты об этом… — парочка неудачливых разбойников переглянулась, а потом почти синхронно выдохнула, — никак…
— А вы вообще хотите этого? — Не прекращал я допытываться до них, видя, что мои слова бередят застарелые шрамы на их душах, которые оставили когда-то осколки разбитой вдребезги мечты.
— Ну а кто не хочет? — Резонно переадресовал мне вопрос темноволосый.
— Вот и отлично! — Я поднялся с земли и хлопнул в ладоши, отчего оба мои собеседника едва не подпрыгнули. — Даю вам ровно одну седмицу на то, чтобы вы привели на это самое место умелого воина. Имейте в виду, просто абы какой неумеха с дубиной не подойдет. Это должен быть человек с репутацией авантюриста, но с честью. И ему очень сильно должны быть нужны деньги. Приведете его ко мне, и каждый из вас получит по половине золотого. Что скажете, справитесь?
Двое подростков переглянулись, пытаясь в выражении лиц друг друга найти ответы на рожденные моими словами вопросы, но видели там лишь одинаковое недоумение. В конце концов, они повернули головы ко мне.
— И это все? — Поинтересовался брюнет. — Просто привести честного воина, желающего подзаработать?
— Не просто желающего подзаработать, — наставительно поднял я палец вверх, — а остро нуждающегося в деньгах.
— И за это ты дашь нам золотой?
— Дам. А что? Слишком сложное задание для вас?
— Кхм… вообще-то нет, наоборот. Тут ведь каждый второй воитель честный и бедный, — начал было гундосить грабитель со сломанным носом, но тут же получил локтем от своего напарника и понятливо смолк. Его приятель оказался явно посообразительней, и быстро смекнул, что если задание настолько простое, то я могу передумать на счет щедрой оплаты, и попытаюсь сделать все сам.
Я лишь улыбнулся краешками губ, забавляясь ситуацией. Да, мне было известно, что в империи Исхорос, где большинство населения поклоняется богу-воителю, выстроен целый культ Пути Воина. Каждый смертный, даже тот, кто только вчера взял в руки учебное копье, мечтает получить милость Воргана, мечтает стать его жрецом. Но местный бог суров и справедлив, он любит честь, отвагу и доблесть. И поэтому в среде воинов существуют целые кодексы, своды законов и правил, которым старается следовать каждый, кто считал себя ратником.
Нет, конечно, люд среди военного сословия попадался разный. Хватало и разного рода карателей, негодяев, предателей, клятвопреступников и прочего отребья. Но такие, как правило, были презираемы даже среди своих. Однако я в ближайшие дни буду слишком сильно занят, чтобы суметь уделить время поискам нужного человека. Поэтому, пусть этим займутся мои новообретенные помощники, которые так сильно хотят выбраться из простолюдинского гетто, что не побоялись опуститься на самое его дно, чтобы попытаться с него оттолкнуться.
— Вас как звать? — Спросил я у блондина, определив его как главного заводилу в их дуэте.
— Меня? Меня Чук зовут.
— Чук? — Удивился я. Почему-то это имя показалось мне очень забавным и невероятно знакомым. Нечто хорошо знакомое из прошлой жизни. — А твой друг, случайно, не Гек?
— Не-е, — отрицательно мотнул головой парень, — его зовут Чак. А Гека работорговцы поймали еще прошлой зимой. А ты его откуда знал?
— Так, слышал краем уха, — уклончиво ответил я. — А меня зовут Данмар, сын кузнеца Эпимоса. Мой дом, если что, найдете на восточной окраине. Ну а теперь, давайте за дело. Через одну седмицу, на этом же самом месте я буду ждать вас после захода солнца.
* * *
— Ты как? — Поинтересовался Чук у брата, когда странный мальчишка залез на телегу и уехал.
— Хреново… — простонал в ответ Чак, не поднимаясь с земли. — Башка разрывается просто…
— Скажи спасибо, что ты еще это можешь чувствовать…
— Ты это к чему? — Подозрительно прищурился темноволосый.
— А к тому, что этот чудак тебя едва не заколол на моих глазах, как свинину!
— Брешешь, падлюка… — недоверчиво прищурил глаз приятель.
— Кто?! Я?! — Незадачливый разбойник от возмущения даже вскочил на ноги, словно собирался кинуться на приятеля с кулаками. — Да я тебя от смерти спас, болван! А ты меня падлой… псина ты неблагодарная, вот кто!
— Так ты че… серьезно что ли? — Вмиг осипшим голосом переспросил второй и рефлекторно потянулся рукой к небольшому порезу на шее.
— Серьезней не бывает!
— Небесная тысяча, — Чак вскинул пальцы к переносице в ритуальном оберегающем жесте, бормоча молитву, — защити от ворога и деяния его, обереги меня от всякого зла и лиха, стань моим щитом и моим…
— Эй, дурачок, — перебил товарища по несчастью Чук, — дружина Воргана покровительствует и защищает только ремесленников и пахарей. А ты когда соху в руках-то держал последний раз? Про остальное и не спрашиваю, потому что знаю, откуда у тебя руки растут…
— Да ну тебя в пень! — Огрызнулся темноволосый грабитель. — Если б этот безумец тебя хотел прирезать, ты бы и демонам замолился!
— Так он и меня хотел… того… под нож, так сказать…
— Тьма… а ты чего?
— А ничего! Свалить хотел, да куда ж я тебя брошу, растяпу?!
— Спасибо, братка… — Перепачканный запекшейся кровью разбойник растрогался так, что аж слезу пустил, и кинулся обнимать своего приятеля. — Уберег, как есть уберег! Век тебе обязан буду!
— Да ну, чего ты… — Чук откровенно засмущался и зарделся, получив такую искреннюю благодарность. — Ты лучше скажи, что мыслишь про этого Данмара сына Эпимоса? Можно ему верить?
— Ой, не знаю, братка, — Чак покачал головой и тут же сморщился от бахнувшей по черепушке вспышке боли, — странный он шкет, видит небо, странный.
— Ну да… и как он только нас двоих уделал? В голове не укладывается…
— Да я не об том! — Досадливо махнул рукой брюнет. — Меня он совсем другим испугал. Как бы тебе объяснить… вот ты помнишь деда Хаммара, который нас тиранил в детстве?
— Вот ты спросил! — Всплеснул руками светловолосый. — Этого упыря старого забудешь! До конца жизни мне сниться будет, кровопийца…
— А ты помнишь, как дед на нас смотрел, когда заболел? Помнишь, как он зыркал перед самой смертью?
— И это помню… — Чук неприязненно поежился, словно его пробрал озноб от одних только мыслей. — Он уже тогда не ходил, постоянно жег дурман, чтобы притупить боль, и большую часть дня валялся в бреду. Но когда он ненадолго возвращался в сознание, в глаза ему было просто страшно смотреть. Этот его взгляд… полный осознания того, что боль скоро вернется. Он был еще живым, но смотрел как мертвец, словно уже одной ногой стоял в Чертогах Предков…
— Точно-точно, братка, вот прям как мертвец и смотрел… так оно все и было. И знаешь что?
— Что?
— У этого Данмара глаза еще даже хуже, чем деда Хаммара перед самой смертью…
— Это как, хуже? — Не понял Чук.
— Ну-у… не знаю. Такое ощущение, будто на тебя смотрит дряхлый старик, уже спешащий навстречу своим предкам, а не мелкий недоросток. Его взгляд как будто потух, залитый горькой влагой невзгод и несчастий, и он словно бы разучился смотреть на жизнь, как на нее смотрим мы. Ты разве не обратил внимания?
— Не-а, — растерянно протянул собеседник, — как-то не заметил. Да и откуда у недомерка может быть такой взгляд? Почудилось тебе все…
— Ну, как знать… — не стал спорить Чак, — вот только связываться с этим Данмаром мне все равно больше не хочется.
— Тогда как мы поступим? Свалим и забудем обо всем, что он нам сказал?
— Да, давай-ка так и сделаем. Наверное, это будет лучший выход. Подальше от беды…
— А как же обещанный нам золотой?
— Хм… — второй брат заколебался и на его лице отразилась напряженная борьба жадности и осторожности. — Ну ведь мы можем хотя бы попытаться, ведь правда?
* * *
Первая пробная партия самогона из браги тетушки Силии была готова уже к утру следующего дня. Я всю ночь дежурил у своего перегонного куба, поддерживая под ним огонь и регулярно подливая дешевую бормотуху. Я даже не выходил на улицу чтобы размять мышцы и немного полетать, купаясь в прохладных облаках. Я сидел в полутемной кузнице, освещаемой лишь отблесками импровизированного очага, сложенного подле горна, а вокруг меня кружили призраки прошлой жизни.
Я видел уютный деревянный домик, выкрашенный голубой краской, решетчатую веранду, аккуратный огород. Мне чудился приятный запах зелени и цветов, в который вплеталась терпкая вонь компоста, а где-то на самой границе воспоминаний бродили две безликие фигуры. Я не мог вспомнить ни их имен, ни их лиц, но та теплота и забота, что исходили от них, приятно грели мою изуродованную демонами душу.
Дедушка и бабушка… это ведь их домик. А это каморка деда, в которой тот точно так же гнал самогон втайне от супружницы. Это с ним я сидел вечерами, слушая его истории, сопровождаемые бесконечным аккомпанементом падающих капель и приглушенного бурления. Это мои воспоминания, которые, как я считал, давно и навсегда покинули меня. Мое прошлое, моя настоящая жизнь…
От этих мыслей почему-то очень-очень сильно защемило где-то под грудью, и я, вернувшись в реальность, с удивлением ощутил, как по моим щекам струятся слезы. Утерев влажные дорожки, я с недоумением глянул на мокрые пальцы. Нет, ну это надо же… кто бы мог подумать, что так со мной будет…
Отмахнувшись от своих садняще-сладких и невероятно тоскливых теней былого, я сосредоточился на своем текущем занятии. Нет, не хочу. Не хочу я ничего вспоминать о себе. Не хочу снова становиться человеком. Хватит боли и горечи. Я до сих пор помню отголоски этих чувств и то, как медленно и жестоко они сжирали меня. Я понимал, что если начну все вспоминать, то после возвращения в ад, мне придется переживать их утрату заново…
Эта мысль породила осознание, что мне нельзя привязываться к своей новой жизни. Я и раньше о чем-то таком смутно догадывался, неосознанно осторожничая и дистанцируясь от всего, что может вызывать привязанность. Но сейчас эти туманные домыслы оформились в твердую и монументальную убежденность.
Воспринимать свое существование в этом мире как второй шанс — это большая ошибка, которая очень сильно аукнется мне после смерти. Человеческий век скоротечен, и даже если тело мальчика Данмара проживет сотню лет, этого слишком мало, по сравнению с вечностью в Преисподней. Значит, чтобы возвращение в вотчину демонов было относительно безболезненным, я должен прожить тут предельно серую жизнь, лишенную любви, привязанностей или даже симпатий. Только холодный расчет и осторожность. Слава Воргану, я еще не успел совершить никаких подобных ошибок и в кого-либо влюбиться. Теперь главное, чтобы юное тело в дальнейшем не одержало верх над разумом, однако я думаю, что у меня все получится. Что ж, время покажет.
В общем, пора вернуться к делам! Прогнать через свой чудо-агрегат я успел за целую ночь только лишь половину одной бочки. Навскидку это составляло литров, наверное, двадцать. Но на выходе у меня получилось напитка в пять раз меньше, то есть, едва ли четыре литра самогона. И это при том, что после первой перегонки в моем далеко не совершенном аппарате, продукт получился вонючим и мутным, будто в нем полоскали половую тряпку. И где-то в глубинах памяти, словно под толщей прозрачного льда, таилось воспоминание о том, что даже мой дедушка результат первого перегона считал просто сырьем и обязательно перерабатывал его еще один раз. А уж не доверять его опыту у меня оснований никаких не было.
Пришлось повторять весь процесс с самого начала, только уже с вдвое меньшим количеством жидкости. Вдвое, потому что полученный сырец я развел колодезной водой. Не знаю, нужно ли это было, но мне казалось, что дед так делал всегда. А он руку набил в этом деле побольше моего!
Вдобавок к этому, проведя небольшую работу над ошибками, на вторую перегонку я стал заливать в свой импровизированный куб значительно меньше жидкости, чтобы брызги от кипения не попадали в трубку змеевика, разбавляя собой ценный спиртовой конденсат. Так что неудивительно, что второй подход занял у меня значительно больше времени. Проковырялся я с этим делом до самого полудня, и едва ли можно было сказать, что я приблизился к финалу. А потом я и вовсе спохватился, что у меня там валяется некормленый и немытый Эпимос, поэтому мне пришлось сворачивать любую деятельность и бежать заниматься домашними делами.
Закончив хлопотать по хозяйству и проведав кузнеца, который за прошедшие дни стал выглядеть откровенно паршиво, я наконец-то смог вернуться к своему занятию. В конечном итоге с целого бочонка у меня получилось около двух литров чистого и прозрачного самогона, без учета ядовитых «голов» и «хвостов». Так называли первые и последние капли самогона, содержащие в себя всякие крайне вредные и опасные для человека примеси. И коли уж я решил делать из этого товар, то мне следовало внимательно относиться к здоровью своих будущих клиентов, а не травить их всякой бурдой.
Тем не менее, даже вторая перегонка не смогла убрать окончательно противный кислый запах. Самогон хоть и отдаленно, но все же ощутимо пованивал брожением. Это было не то чтоб критично, но могло нанести удар по моему намерению сделать из этого напитка премиальный продукт. Какая же тут премиальность, когда он воняет, как пойло из придорожной харчевни? Пока я не знал, что с этим можно поделать, ведь несовершенное устройство для перегонки, моя неопытность и жесткий цейтнот загоняли меня в такие рамки, что первая партия товара обречена стать несовершенной. Но кое-какие идеи на этот счет уже имел. Во-первых, перво-наперво следовало раздобыть более дорогое сырье для перегонки, а во-вторых, пересобрать конструкцию своего аппарата, сделав ее более продвинутой. Но это все будет когда-нибудь потом, если вообще будет. На тот случай, если самогон не оправдает ожиданий, у меня была еще пара бизнес-идей…
Решив попробовать, что же за выпивка у меня получилась, я сделал один маленький глоток. Горло тут же обожгло огнем, который раскаленным комом провалился куда-то в утробно заворчавший желудок. Своих глаз я не мог видеть, но мне кажется, что они повылезали из орбит, словно пытаясь выпрыгнуть и ускакать от меня прочь. На лбу выступила испарина, а дыхание куда-то трусливо сбежало, оставив меня бороться с полыхающем в пищеводе пламенем в одиночку.
Когда же воздух снова сумел пробиться сквозь схваченное спазмом горло, я наконец утер выступившие на глазах слезы, пытаясь унять внезапно возникший шум в ушах. Ух-х, вот это забористая хренотень получилась! Уж не знаю, это такая персональная реакция моего детского тела, или я сотворил настолько ядреную вещь. Можно было, конечно, предположить, что так сильно должно шибануть любого аборигена, который крепче вина никогда ничего не пил. Но эта гипотеза нуждалась в подтверждении.
И у меня как раз был один доброволец, который явно не откажется испытать этот чудо-напиток на себе. Эпимос! И пусть мне не хотелось травить бедного больного кузнеца, тем более что он и так чрезмерно много браги хлещет. Но если принести ему один небольшой стаканчик под видом лекарства, то почему бы и нет? Вдруг сила самовнушения сработает и он все-таки встанет на ноги? А если нет, то хоть подивиться необычной выпивке на закате своих дней…
Немного пожурив себя за то что уже заранее похоронил отца Данмара, я толкнул дверь в его комнату, осторожно неся в руках медную чарку, доверху наполненную невиданной в этом мире огненной водой. В помещении царил полумрак и тяжелая духота. Спертый воздух словно бы вставал поперек горла, неприятно будоража обоняние запахом болезни, застарелого пота, засохшей пищи и стойкого перегара. Впечатления были такими, будто ты натурально входишь в обитель безнадежного больного, который доживает последние дни.
Эпимос лежал на скомканных холщовых простынях, которые не менялись уже несколько дней, и безучастно смотрел в дощатый потолок. Глаза его запали, словно углубившиеся под ними мешки засасывали их, как в трясину, а кожа пожелтела, что было видно даже при таком плохом освещении. В мою сторону он даже не повернул головы, когда я вошел, оставаясь безучастным абсолютно ко всему.
— Отец, может я открою окно? — Спросил я, чтобы изобразить заботу. На самом-то деле мне было абсолютно безразлично, что делал с собой кузнец, но мне нужно было учиться демонстрировать окружающим те реакции, которых от меня и ждут.
— Не надо, Данмар. Мне холодно…
Испустив глубокий горестный, но насквозь лживый вздох, я подошел к кровати отца мальчишки.
— Выпей это, — попросил я, — оно должно помочь.
— Помочь от чего? — Подозрительно взглянул бородач на металлический сосуд в моей руке.
— От твоей хвори. Мне сказали, что оно поможет тебе заснуть.
— Ты потратил деньги на лекарство для меня? — По лицу кузнеца стало видно, что внутри него сейчас идет жестокая борьба между трогательной благодарностью сыну и врожденной прижимистостью. Все-таки в этом мире монополия на целительство была в руках лекарей, и все связанное со здоровьем стоило довольно больших денег.
— Да, — кротко кивнул я, — лишь бы тебе полегчало…
— Спасибо, Данмар… — по щеке здоровяка скатилась скупая слезинка, тут же затерявшаяся в лохматой давно нечёсаной бороде, — но не стоило тебе тратить на меня монеты. Я чувствую, что конец уже близок, и боюсь, что моя хворь съедает меня все сильнее…
— И все же, попробуй! — На этот раз мне пришлось подбавить в голос немного подростковой пылкости, чтобы кузнец не подумал отказываться от заботы. И мне стало немного грустно, оттого что я играю с чувствами этого человека, который видит во мне родного сына. И зачем я только это делаю? Неужели, мне не на ком больше испытать свое пойло? Или мне на самом деле хочется, чтобы его попробовал и оценил именно Эпимос?
— Кхе… — кузнец смущенно кашлянул и протянул к чарке иссохшую костлявую руку, которая некогда была размером с половину моей головы. — Ну давай, попробую…
— Только будь осторожен отец! — Поспешил предупредить я его. — Мне говорили, что у лекарства очень паршивый вкус. Словно терпкий эль, только в сотню раз горче!
— Да ладно уж, — отмахнулся кузнец, — чай не хуже браги тетушки Силии…
Эпимос опрокинул в себя содержимое стаканчика залпом, и по проявившимся секундой позже красным пятнам на лбу и щеках, я понял, что продрало его ничуть не хуже, чем меня.
— Ы-ы-ы-х-х! — Отец мальчика глупо распахивал рот, словно выброшенная на берег рыба, не зная, что сейчас для него будет лучше, вдыхать или выдыхать. — Вот это… зелье! Что это, Данмар?!
— Если б я только знал, — пожал я плечами, — травники своих секретов так просто не раскрывают.
— Заня-я-ятно, заня-я-ятно… — пробурчал немного повеселевший великан слегка заплетающимся языком. — У меня в голове зашумело, словно я кувшин пойла опрокинул. Это так и должно быть?
— Да, о чем-то таком меня предупреждали, — снова соврал я, не моргнув и глазом. — А теперь попробуй поспать. Если тебе станет лучше, я попробую достать еще.
— Спасибо, сын… — прошептал кузнец, стыдливо пряча снова увлажнившиеся глаза. — Спасибо тебе за все, мой мальчик…
* * *
Отмеренное мной время Чуку и Чаку истекло как-то уж слишком быстро. За минувшие дни я сумел немного оптимизировать процесс самогоноварения и даже разработать прототип тары для своего товара. Первую пробную партию я залил в деревянный бочонок, который постарался искусственно состарить, словно он долгое время лежал в земле. Затем я обил его полосками позеленевшей латуни и приделал ржавую пластинку, на которой старательно и максимально ровно, насколько позволяла прямота рук, оттеснил надпись «Огненная вода».
Местной письменностью я никакой не владел, не умея ни читать, ни тем более писать. Так что пришлось прибегнуть к использованию языка из прошлой жизни. К моему удивлению, едва я сел за это занятие, как в памяти сами собой воскресли нужные символы и знаки, а потому осталось всего лишь кропотливо перенести их на металл.
Общий вид у тары был не то чтобы презентабельный, но интерес определенно пробуждал. По крайней мере у меня. И я надеюсь, что не промахнулся со своей маркетинговой идеей, потому что за прошедшую седмицу я растратил на еду все оставшиеся у меня медяки. Еще чуть-чуть, и придется выменивать провизию на кузнечный инструмент. А если об этом узнает еще и Эпимос, то его уж точно удар хватит…
Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, едва закат окрасил багрянцем небо, я натянул заранее подготовленную неприметную одежду из небогатого гардероба мальчишки, и отправился на встречу с Чуком и Чаком.
Притаившуюся возле кустов троицу я заметил еще издалека, но не стал подавать виду. Если они решили скрыться от любопытных глаз в подступающей темноте, значит, у них на это были причины. Главное, что мальчишки меня не подвели и разыскали нужного человека. Однако стоило мне приблизиться, как третий участник этой веселой компании, оказавшийся здоровенным мужиком с кривым шрамом на половину морды, шагнул в мою сторону с каким-то явно недобрым намерением. А когда следом за ним совсем неестественно засеменили Чук и Чак, я понял, что что-то у этих ребят пошло не по плану. Слава демонам, я готовился к чему-то подобному…
Сейчас лица подростков носили на себе следы побоев, которые появились явно после нашей встречи, поскольку были совсем свежими. Некоторые из них еще даже кровоточили. А в их странной походке оказалась виновата короткая веревка, которая связывала левую ногу одного парня с правой ногой другого. Сам же здоровяк отчетливо излучал агрессию и намерение оторвать руки любому, кого найдет поблизости, и у меня закрались серьезные подозрения на счет его адекватности…
— Так это ты тот «работодатель?!» — С нескрываемым презрением пророкотал воин, нависая надо мной огромной скалой. Голос у него был под стать внешности. Громкий, как водопад, и низкий, словно медвежье рычание.
— Да, все верно, — ответил я с невозмутимостью канцелярского клерка, чем, похоже, еще сильнее разозлил его. — Меня зовут Данмар. А вас?
— Данмар! — Голос подал белобрысый мальчишка. Чук, если я правильно запомнил. — Мы не специально, так вышло…
— А ну-ка, пасть закрыл! — Рявкнул гигант, бросая уничтожающий взгляд за спину. А я так и не услышал, что именно «так вышло», потому что избитый подросток захлопнул рот так поспешно, что аж клацнули зубы. — С вами двоими я разберусь позже…
— Наверное, у нас возникло какое-то недопонимание, — попытался я разрядить обстановку, но воин во мгновение ока оказался возле меня. Причем, мне сложно было не отметить ту хищную грацию и стремительность, с которыми он это проделал. Опыта и умения ему явно было не занимать.
— Я сейчас тебе покажу недопонимание, щенок! Ты ответишь за то, что решил надо мной подшутить! Клянусь бородой Воргана, я выбью из тебя всю правду, и ты мне расскажешь, кто тебя подослал!
Его огромная волосатая пятерня метнулась ко мне со скоростью атакующей кобры. Я не стану преувеличивать и говорить, что от нее невозможно было увернуться. Низшие демоны, порой, демонстрировали скорость куда более выдающуюся, но даже их бросков я научился избегать за бесчисленные годы, проведенные в аду. Но в этой ситуации я остался стоять неподвижно. Просто… просто потому что был готов к этому повороту. Чтобы предположить, что взрослый воин вряд ли станет слушать какого-то там сопливого мальчишку, да еще и воспринимать его слова всерьез, не нужно быть великим гением. А если так, то немного хитрости должно было помочь прибавить моим аргументам весомости.
— Сейчас я тебя… — едва здоровяк ухватился за мой воротник, намереваясь оторвать мое небольшое тельце от земли словно тряпичную куклу, как тут же вскрикнул и отдернул руку. — Ай! Это что еще за дрянь?!
В подступающем ночном мраке едва можно было разглядеть, как по ладони здоровяка заструилось нечто темное.
— Ах ты сученыш, — завопил воитель, утирая окровавленную ладонь об штаны, — да я тебя в порошок сотру!
Издав грозный клич, великан бросился на меня чтобы схватить, но его могучие лапищи смогли только потрогать воздух. А все потому, что мгновением раньше я проворно нырнул наискосок, прошмыгнув мимо мясистого бедра, больше похожего на колонну, и оказался у гиганта за спиной.
Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, воин прямо-таки пригвоздил меня к месту испепеляющим взглядом. Он твердо вознамерился что-нибудь мне сломать, и это столь отчетливо читалось в его глазах, что я еще сильнее засомневался, а подходил ли мне он? Все-таки, я искал человека достойного, в каком-то смысле даже авторитетного. А этот с таким остервенением и злостью гоняется за безусым мальчишкой, будто какой-то маньяк…
Чук и Чак на наш танец смотрели с выпученными глазами, боясь даже пискнуть. Они не могли поверить, что какой-то сопляк так легко уворачивается от матерого воителя, прошедшего не один десяток битв. Однако они не замечали, что с каждой новой попыткой поймать вертлявого меня, мужчина замедлялся все больше, а его дыхание становилось все тяжелее.
В конце концов, под непонимающими взглядами парочки подростков, великан грузно опустился на одно колено, ошалело мотая головой и пытаясь вернуть четкость расплывающемуся зрению.
— Что… ты сделал… мелкий? — Прохрипел он, силясь унять внезапно возникшую одышку. Наверняка такая плевая нагрузка, в обычное время, не могла заставить даже вспотеть этого могучего исполина. А тут он вдруг ощутил, как его легкие сдавило, словно стальным обручем, словно он пробежал несколько верст под палящим солнцем, закованным в стальную броню. Недоумение воителя этой своей резкой усталостью и слабостью слишком отчетливо читалось в каждом его жесте.
— Я не делал ничего, — холод моего юного голоса заставил мужчину вздрогнуть. Он никак не ожидал услышать подобный тон от десятилетнего мальчика. — Я просто стоял. Ты сделал все сам.
— Сделал… что?
Гигант попытался подняться, но его одолел столь сильный приступ головокружения и слабости, что он рухнул на задницу, поднимая своей немаленькой тушей клубы дорожной пыли.
— Так значит теперь ты готов меня слушать? — Усмехнулся я. — Ну что ж, давай поговорим…