Глава 2

Голова просто раскалывалась от дикой боли, которая неумолимо распугивала любые мысли, желая занять господствующее место в моем разуме. Однако мне, прошедшему все пытки ада, она казалась чем-то не особо существенным. Просто небольшая досадная неприятность по сравнению с теми ужасами, что преследовали меня с момента моей истинной смерти.

Я попытался открыть глаза, но солнечный свет так сильно резанул по глазам, что рефлексы на короткий миг взяли верх над слабым телом. Я непроизвольно застонал и снова зажмурился. Ничего не сказать, вполне естественное и закономерное начало новой жизни. Через боль мы приходим в этот мир, и с болью покидаем его.

Почти сразу где-то поблизости раздались торопливые шаги, которым вторил скрип рассохшегося деревянного пола, и на мой лоб опустилась чья-то мягкая ладонь. Зазвучавшие следом за этим слова были нежны, как весенний ветерок, и теплы, словно утреннее солнышко. И хоть я отчетливо слышал женский голос, понимал его ласковые интонации, но вот сам смысл сказанного от меня ускользал напрочь. То ли ослепляющая головная боль мешала мне сконцентрироваться, то ли попросту мне не был знаком этот язык.

— Это моя мама. Она просит, чтобы я не пытался вставать, а продолжал отдыхать.

Если бы я мог, то наверняка б вздрогнул, но мышцы пока отказывались мне подчиняться. Что это за шутки?! Даже в аду мой разум являл собой священный храм, куда не было хода демонам. Он принадлежал исключительно мне, и никому больше. Да, отродья Преисподней могли играть на моем восприятии, внушая мне те или иные чувства, и только таким опосредованным путем влиять на мои мысли. Но чтобы вот так, звучать прямо в моей голове?! Такого никогда не было…

— Кто ты?! — Обеспокоенно спросил я, не понимая даже, как можно попытаться увидеть неизвестного гостя в моем сознании.

— Я Данмар, — незамедлительно раздалось в ответ. — А тебя как зовут?

Этот вопрос был задан с такой щенячьей простотой и детской непосредственностью, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что со мной говорит какой-то ребенок.

— Меня… у меня нет имени, — признался я, почему-то немного смутившись.

— Как это? Так ведь не может быть! У всего сущего есть имя, ведь таков порядок вещей. И уж тем более, его не может не быть у ангела! Может, ты просто не хочешь мне его называть?

— А при чем тут вообще ангелы? — Спросил я с легким подозрением, но уже стал догадываться, какой ответ получу.

— Как при чем? Я же вижу, что ты из Небесной тысячи! Я вижу твои крылья! — Эта фраза прозвучала настолько по-ребячески возбужденно, что я будто наяву увидел мальчишескую фигуру, всплескивающую руками в неподдельной искренней обиде.

— Так ты меня можешь видеть? — Уточнил я без особой надобности, пытаясь потянуть время и понять, что мне вообще следует делать в такой ситуации. Мой закаленный в сотнях тысяч боев и схваток разум заработал на пределе своих возможностей, пытаясь просчитать и предугадать последствия от той или иной моей реплики. Сейчас меня явно принимают не за того, кем я являюсь на самом деле, и, боюсь, в моих же интересах поддерживать это заблуждение в невидимом собеседнике.

— Конечно, — последовал гордый ответ, — я тебя заметил сразу, как только упал с лошади. Ну, то есть, сразу, как потерял сознание.

— А что ты еще здесь видишь, Данмар?

— Ничего, — признался невидимый мальчишка. — Только тебя, твои большие крылья и темноту. Пока ты спал, я пытался к тебе прикоснуться, но не смог увидеть даже своей вытянутой руки.

— Расскажи подробнее, — попросил я, — что случилось, прежде чем ты оказался в этой пустоте?

— Эх… — Данмар горестно вздохнул, и мое воображение дорисовало то, чего не могли видеть глаза — образ понурого мальчугана, смущенно чешущего в затылке. — Да по глупости, в общем-то. К папе приехал покупатель на телеге, и я не удержался от того, чтобы по ней полазать, пока они там решают свои дела. Да только кобыла оказалась запряжена совсем уж дикая, я только на мостки взобрался, а она как дернется. В общем, я вперед свалился, так эта падлюка гнедая меня еще в голову лягнула копытом. Это дня два назад, наверное, было. И с тех пор я сижу тут в темноте…

— И тебе совсем не страшно в этом мраке? — Осведомился я, продолжая прощупывать почву и осторожно знакомиться с личностью ребенка.

— Ну-у-у, — с сомнением протянул Данмар, — когда я был тут один, было по-настоящему жутко. Я думал, что умер, и что вечно теперь буду заточен в непроглядной мгле. Но потом я почувствовал чье-то присутствие, а когда огляделся, то увидел спящего тебя. Тогда я понял, что мне ничего не грозит. Ты ведь пришел не просто так, да? Тебя же наверняка ниспослал Во́рган, чтобы ты помог мне, ведь правда?

Ну, тут все очевидно. Малец, увидав за моей спиной подарок Князя Тьмы, принял меня за ангела в том классическом виде, в каком их рисовали в моем мире. Хотя, конечно, такое поразительное сходство должно стать поводом для настороженности. В том, что существуют демоны, я уже давно не сомневался. Но если здесь еще обитают и их пернатые антагонисты, то мне следует быть предельно осторожным. Почему-то у меня не было сомнений, что узнав об одном самозванце, они неизменно захотят покарать такого наглеца. Меня то бишь. Ну а Ворган, по-видимому, какое-то местное божество, в которое верят здешние обитатели. Кстати, вполне вероятно, реально существующее.

Следом за этими мыслями пришло осознание. Я узрел двойное дно у миссии Дьявола. Он не просто даровал мне шанс прожить новую жизнь, он отдал мне чужую! Теперь я вынужден был делить тело с несчастным мальчиком, сознание которого обретается где-то на задворках, способное только бессильно наблюдать за странным пришельцем со стороны. Воистину жесткая и бесчеловечная участь, которую не пожелаешь даже самому лютому врагу… Но вполне в духе Повелителя Демонов.

И пусть я был грешником, лишенным права на мирное посмертие, пусть я совершал в аду по отношению к другим душам ужасные и отвратительные вещи, но даже мне это казалось несправедливым и жестоким. В чем было виновато это дитя? За что с ним так обошелся Князь Боли? И откуда у него вообще было такое право?

От подобных размышлений мне становилось по-настоящему горько и скорбно, ведь у меня не было великого выбора. Я не знал, можно ли вообще уйти из тела Данмара, не навредив ему самому. Но, наверное, больше остального меня угнетало мое собственное малодушие. Ведь я с трудом, но признавался самому себе, что ни за какие сокровища нового мира не захочу лишиться небольшой передышки от адских истязаний. Это блаженное чувство спокойствия, когда ты не ждешь каждую секунду, что толпа низших демонов распнет тебя на земле, и не начнет сдирать твою кожу, как кожуру с персика. Ощущение покоя было слишком сильным, чтобы я мог отказаться от него и вернуться в Преисподнюю. Видимо, я не только самоубийца, но еще и жалкий трус…

Однако существовал еще один очень важный нюанс, о котором забывать было совершенно нельзя. Это гнев Князя Тьмы, который тот грозился обрушить на меня, если я не выполню его задания. Откровенно говоря, я жутко боялся его. То подавляющее могущество и сила, которые он мне продемонстрировал за время столь короткой беседы, теперь довлели в моих кошмарах, затмевая собой все остальные страсти загробного мира. Даже сейчас, когда я понимал, что нахожусь где-то далеко за пределами его власти, воспоминания о той беспомощности, что я испытывал перед его взором, подавляли и угнетали меня. Они не оставляли мне даже призрачного шанса на то, чтобы ослушаться приказа Короля Ада. Это попросту выше меня…

А обратной стороной этой угрозы была невероятная награда. Стать демоном, кто бы мог подумать, что в аду вообще возможно из жертвы превратиться в палача. Конечно, подобный исход опять будоражил мою недобитую совесть, которая вопрошала, а смогу ли я делать с несчастными грешниками все то, что прислужники Дьявола вытворяли со мной? Но трус, живущий внутри моего разума, уже знал ответ на этот вопрос. Да, смогу. Я стану делать что угодно, лишь бы никогда больше не познать этого черного отчаянья и безысходности…

— Извини, Данмар, — медленно проговорил я, тщательно взвешивая каждое слово, — но я не могу с тобой обсуждать намерения высших сил.

Признаваться в том, что меня подселил в чужое тело владыка всех демонов, я пока не собирался. Это может испугать мальчугана и настроить против меня. А мне делить голову с хоть и маленьким, но врагом, совсем не улыбалось. Так что пусть он пока считает меня ниспосланным ангелом. Может быть потом, когда мы с ним попривыкнем друг к другу, я уже попробую намекнуть ему на правду о своем появлении. Но вряд ли это будет скоро…

— М-м-м… Я понимаю. — Отозвался юнец несколько обижено, и мне почему-то показалось, что жизни в его голосе стало немного меньше. — Смертным нельзя знать о замыслах богов. Они настолько сложны, что мы, пытаясь их постичь, просто сойдем с ума.

— Да, пожалуй, что ты прав, — подтвердил я слова мальчика, делая вид, что не заметил досады в его речи.

Мы с Данмаром немного помолчали, потому что я не знал, с чего лучше начать расспросы, чтобы ненароком не вызвать подозрений у мальчишки, но в этот момент дала о себе знать его мама. Она снова погладила сына по лицу, и я ощутил эти прикосновения, как будто находился в собственном теле. А затем она о чем-то спросила, но я, как и прежде, не смог разобрать ни единого слова.

— Что она говорит? — Спросил я у ребенка.

— Мама спрашивает, не хочу ли я пить.

— А ты хочешь?

— Я не знаю, — почему-то мне привиделось, как щуплый угловатый силуэт пожимает худыми плечами на фоне непроглядного мрака, — я перестал чувствовать свое тело. Но, наверное, уже пора бы и попить.

— А можно… можно тогда я попробую ответить ей?

Я боялся, что Данмар воспротивиться, и наше невольное соседство сразу же перейдет в фазу борьбы. Однако малец вопреки моим опасениям как-то уж слишком легко согласился. Видимо, его степень доверия к «ангелу» была настолько велика, что его не пугал тот факт, что его телом управляю я, а не он.

Получив от мальчика добро, я еще раз попытался распахнуть веки. Боль тут же безжалостно сдавила череп огромной шипастой пятерней, однако на этот раз приступ оказался не столь сильным. Так что я сумел без особого напряжения разглядеть склонившееся надо мной миловидное женское лицо… кхм… точнее будет сказать над Данмаром. Все-таки не стоит забывать, кто истинный владелец этой плоти, и что я здесь просто гость, каким-то противоестественным способом заполучивший полную власть.

Мама мальчишки оказалась настоящей красавицей. Я бы даже сказал, что слово «красавица» недостаточно емкое и красочное, чтобы описать ее привлекательность, однако, распыляться на эту тему не стану. Не думаю, что моей изуродованной душе позволено судить о красоте. Вполне возможно, что мое восприятие до неузнаваемости искажено, и я пока просто не в состоянии трезво оценивать свое окружение.

Но все же ее темные волосы, шелковыми каскадами спускающиеся ей на плечи, не могли не притягивать моего взора. Ровно как и глубина ярких зеленых глаз, в которых, казалось, можно утонуть. Прекрасный образ женщины довершала светлая без единого изъяна гладкая кожа и пухлые губы, цвета темного амаранта. И ее ослепительное великолепие резко контрастировало с откровенно крестьянским убранством комнаты, которое мне открылось.

Увидев, что я смотрю на нее, мама Данмара что-то успокаивающе зашептала и принялась поглаживать нежной теплой ладонью по его щеке. Затем она поднесла ко рту ребенка какую-то плоскую пиалу, и я послушно сделал чужими устами большой глоток прохладной воды.

Да, это была самая обычная вода, но мне мой самый первый глоток показался вкуснее самой изысканной божественной амброзии. Первые же капли влаги просто взорвали мое сознание фейерверком блаженства, и я совершенно неосознанно вспомнил свой родной, казалось, безвозвратно позабытый язык…

— Какой же кайф… — пробормотал я, силясь вспомнить, как звучат остальные его слова, и не является ли это внушенным погаными демонами бредом.

Мгновением позже, конечно же, я спохватился и тут же стиснул зубы, чтоб не ляпнуть еще чего-нибудь лишнего. Но было уже поздно. Невовремя выскочившее слово, похоже, несколько насторожило женщину. Она наклонилась ближе, и с тревогой стала всматриваться в мои затуманенные болью глаза.

— Данмар, как мне поблагодарить твою маму? Что нужно сказать? — Поспешил я обратиться к мальчишке, чтобы попытаться сгладить неловкую ситуацию.

— Скажи ей: «Efharisto, Mitera», — почти мгновенно отозвался голос в моей голове. — Это означает: «Спасибо, мама».

Я постарался повторить за мальчишкой эту короткую фразу наиболее точно, чтобы со стороны не казалось, будто я говорю на этом языке впервые. Но судя по тому, что обеспокоилась женщина еще сильнее, я полностью провалился.

— Милый, что с тобой? Почему ты так странно разговариваешь? — Перевел мне ребенок слова матери.

— У меня в голове один туман… — пролепетал я непослушными устами. — Кажется, я слишком сильно ударился…

Эту реплику мне юнец диктовал чуть ли не по слогам, потому что для моего слуха она звучала откровенной тарабарщиной, и воспроизвести нечто подобное с первого раза у меня не получалось.

В конечном итоге мама Данмара не то чтобы успокоилась, получив такое объяснение, однако пытать расспросами страдающего ребенка перестала. Когда она ушла, на прощание потрогав лоб мальчика, я снова заговорил с юнцом, пытаясь хоть немного прояснить для себя ситуацию.

— Слушай, а как так получается, что я не знаю ни слова из вашего языка, но понимаю тебя?

— Это мне неведомо, — честно ответил он, не выказывая никакого беспокойства, оттого что мы с ним на пару только что обманули его мать. — Я ведь даже не говорю, а просто думаю о чем-либо. Ты же ангел, ты должен больше понимать во всем этом.

— Хм… вот оно что… — задумчиво протянул я. — Значит, просто думаешь…

Похоже, наша ментальная связь с Данмаром оказалась чем-то более глубоким, чем простое словесное общение. Она была более всеобъемлющей, позволяя нам понимать друг друга с полумысли. И даже то обстоятельство, что ни один из нас не знал языка другого, не мог воспрепятствовать нашей коммуникации. Что ж, этим вполне можно воспользоваться, чтобы хоть немного изучить здешний диалект, а то насколько же странно будет выглядеть ребенок, подолгу вспоминающий слова и произносящий их по слогам?

За прошедшую ночь, нам с Данмаром никто не мешал. Я расспрашивал мальчика, пытаясь сделать хотя бы наброски картины окружающего мира, а он мне отвечал в меру своей детской осведомленности. Правда мне начинало казаться, что с каждым новым вопросом желания разговаривать у него словно бы убавлялось, будто он начинал засыпать на ходу и терять ко всему интерес.

Для меня время до рассвета пролетело почти незаметно. За минувшие часы мы не успели с мальчуганом даже как следует познакомиться. Что уж говорить о более пространных вопросах о его семье, городе, стране и вообще местном обществе. И, в принципе, ничто мне не мешало продолжить мысленную беседу, однако с первыми лучами солнца нашу с ним обитель посетило новое действующее лицо.

К утру следующего дня в крохотную комнату, где лежал мальчик, протиснулась целая делегация. Возглавляла ее уже виденная мной мать, на лице которой помимо искреннего беспокойства оставила свой отпечаток еще и бессонная ночь, полная волнений и переживаний за сына. За ней бочком, стараясь ничего не задеть и не свалить, протиснулся огромный медведеподобный здоровяк. Как сказал мне Данмар, это был его отец. Великан постоянно нервно оглаживал свою гигантскую бороду, которая своей пышностью могла посрамить иной веник, и тоже выражал своим видом крайнюю степень обеспокоенности. А последним вошел сухопарый мужчина, облаченный в иссиня-черные одежды. И незнакомец, в противовес тревожным родителям, совершенно не выглядел взволнованным. Он источал такое подавляющее спокойствие и монументальную уверенность, что их можно было почувствовать едва ли не физически.

Этот пришелец смотрелся раза в два меньше, чем папа мальчишки, но впечатление, которое он производил, оказалось во много крат сильнее. Его цепкий взгляд, казалось, обжигал кожу, вызывая постыдное желание за чем-нибудь спрятаться, лишь бы не встречаться с этими глазами. А та плавная грация, с которой он двигался, рождала ассоциации с сытым хищником, который, тем не менее, был способен разорвать любого в мгновение ока, если почует хотя бы мельчайший намек на угрозу. Сидящие на нем словно влитые одеяния, которые были больше похожи на изящный доспех, невольно притягивали взгляд к его мужественной фигуре и пугали своим грозным великолепием. Довершал облик воина щит, торчащий из-за плеча, и многочисленное клинковое оружие, развешанное по его экипировке в самых неожиданных местах. В общем, что ни говори, а шутить с таким человеком мало кому захочется.

Затуманенным от головной боли взглядом я наблюдал, как мама и папа Данмара встали чуть поодаль, не приближаясь к кровати с сыном, а суровый визитер подошел вплотную и склонился над телом ребенка, жгучим взором впиваясь ему в лицо. Дьявол и его приспешники! Мне показалось, что от его взора на самом деле исходило тепло! Причем, я бы не сказал, что приятное.

Я немного отвлекся, когда перед моим носом качнулся на длинной цепочке медальон, который мужчина носил на шее. Украшение было выполнено в виде меча с крестообразной костяной рукоятью, имевшего вместо навершия круглое отверстие для цепи. И этот кулон выглядел столь необычно и интересно, что я на некоторое время забылся, начав разглядывать его с огромным интересом.

Когда же я спохватился и понял, что все это время незнакомец пристально наблюдал за моей реакцией, попытался прикрыть глаза и сделать вид, что мне слишком плохо, чтобы происходящее в этой комнате могло меня хоть как-то тронуть.

— Данмар, — спросил я у мальчика, — что происходит? Кто этот человек?

— Это жрец Воргана, — пассивно отозвался юнец. За тот короткий промежуток, что мы с ним не общались, он стал еще более безучастным ко всему. Теперь уже у меня не вызывало сомнений, что чем больше времени я проводил с ним, тем меньше эмоций и искренности от Данмара исходило. Мальчишка становился больше похожим на бездушную машину, которая только и делала, что бесстрастно отвечала на мои вопросы или давала подсказки, но и только.

— Жрец? — Глупо переспросил я, наблюдая из-под опущенных век за странными и непонятными манипуляциям незнакомца над телом юнца. — Больше похож на матерого воителя.

— Так и есть, — сухо подтвердил ребенок. — Ведь все жрецы Воргана воители. Иных он не приемлет.

— И почему так? — Попытался я растормошить мальчика, чтобы услышать от него хотя бы намек на ту живость и интерес, которые я ощущал в первые секунды нашего с ним знакомства.

— Странно, что ангел не знает историю вознесения Воргана и его дружины…

Некоторый намек на недоверие, прозвучавший в словах Данмара, сперва немного обнадежил меня. Я посчитал, что малец снова начинает оживать. Однако после он продолжил рассказывать мне историю религии его мира совершенно безжизненным голосом, не проявляя вообще никакой заинтересованности в том, о чем говорил.

— Много-много веков назад наш мир стоял на грани уничтожения. Его пытались захватить и пожрать проклятые демоны, лезущие откуда-то из недр самой земли. Их было так много, что все близлежащие государства оказались обескровлены этой суровой войной. Но на спасение всему человечеству нашелся один мудрый герой, который предположил, что у темных отродий должен быть лидер. Тот, кто всеми ими руководит, словно королева своими пчелами. И собрал он вокруг себя невероятно огромную армию, в которую вступил каждый мужчина, умеющий держать меч. И имя тому герою было Ворган. Он уничтожал демонов столь неистово, что сам Нечестивый Царь не выдержал и пришел на помощь своей орде. Легенда гласит, что та битва длилась несколько недель. Людям приходилось спать едва ли не под ногами своих сотоварищей, которые сдерживали натиск чудищ. Говорят, что Князь Демонов оказался настолько могуч, что пыль, поднятая взмахами его жутких крыльев, не оседала больше десятка лет, заслоняя собой солнце. Но Ворган все равно оказался сильнее. Он одолел Дьявола одним могучим ударом, в который вложил все, что было в его душе. И его атака оказалась настолько ужасающей, что воздушная волна, разошедшаяся от его меча, не только разрезала пополам самого Повелителя Нечисти, но и ушла дальше в небо, столкнувшись с луной. С тех самых пор, вместо небесного светила на нашем небе мерцают лишь мириады его обломков. В той безумной схватке выжила лишь жалкая тысяча человек, из всех мужчин нашего мира. И после этого кровопролития, Ворган решил, что во что бы то ни стало должен положить конец подобным ужасам и не допустить подобной трагедии. Он вырезал сердце Дьявола и повесил его себе на шею, в качестве предостережения всем тем, кто вздумает покуситься на нас. Используя силу демонического сердца, он вознесся на небо, туда, где когда-то светила луна, чтобы навечно стать бессмертным стражем. И чтобы все выжившие воины, которые до самого последнего момента сопровождали героя в этой битве, не жалея ни крови, ни живота, смогли последовать за ним, Ворган даровал всем им крылья, сделав ангелами этого мира. Так он и стал богом-стражем со своей небесной тысячей… И теперь мы все поклоняемся им, как избавителям и спасителям, благодаря за то, что дали отпор проклятым захватчикам.

— Хм-м… — с сомнением пробормотал я, выслушав долгий рассказ мальчика, — пыль, не оседающая несколько лет, разлом естественного спутника… Больше похоже на какую-то природную катастрофу, вроде падения метеорита, чем на битву с демонами.

После этой длительной и монотонной речи, я уже не боялся вызвать у Данмара какие-либо подозрения своей неосведомленностью. Ведь он даже о героических битвах древности рассказывал как-то пресно и безынтересно, хотя эта тема, как мне казалось, должна была в любом мальчишке пробудить искренний энтузиазм.

Мне откровенно не нравилось, как Данмар начинает угасать и терять ко всему интерес, поэтому я старался задавать ему наиболее провокационные вопросы, чтобы выдернуть из кокона безразличия, в который он постепенно укутывался. Но даже так критическое мышление ребенка никак не желало пробудиться и помочь скинуть оковы дурмана со своего разума.

— Я не знаю, кто такой Метеорит, но Орден Костяного Меча и его жрецы рассказывают именно такую историю, — вяло отозвался мальчик, — и мы все верим именно в нее.

— Как зовут этого ребенка? — Внезапно раздавшийся над моим ухом голос чуть не заставил меня подпрыгнуть. Мой разум пока еще был весьма слаб, и связь тела с духом ощущалась не совсем полноценной, так что я успел позабыть, что мы тут с Данмаром не одни.

Немного приоткрыв глаза, я посмотрел на сурового жреца, который не сводил с мальчика своего пронзительного и колючего взгляда. В одной только сказанной им короткой фразе мне послышались отголоски карканья могильных воронов, звон металла и крики умирающих на поле боя. Было заметно, что незнакомец больше привык рвать голосовые связки стоя в строю, укрываясь от ливня стрел, или бросать в лицо врагу свой боевой клич, нежели вести светские беседы. И даже несмотря на то, что я прошел в миллионы раз больше битв и схваток в аду, стальная воля этого человека, сквозящая в каждом его жесте и слова, переполняла меня настороженным опасением. Этот представитель ордена казался по-настоящему грозным…

— Я назвала его Данмар, — перевел мне мальчик слова матери, которая подалась вперед, но тут же была остановлена повелительным жестом незнакомца.

— Почему именно это имя? — Продолжал допытываться он.

— Э-э-э… я не знаю. Так звали моего деда, и я решила, что…

Непонятно почему, но женщина смутилась, потупив взор, и принялась нервно теребить край своего белого передника, словно рассказывала о чем-то постыдном.

— Ты знаешь, что это означает на Айну?! — В голосе жреца послышались нотки подступающего грома, и оба родителя Данмара опасливо отступили на полшага, едва не вжимаясь в стены. Даже отец мальчика, превосходящий габаритами гостя раза в полтора, выглядел как перепуганный кролик перед подступающим к нему удавом.

— Нет… я не знала, что это слово из Айну, — промямлила вмиг побледневшая мать, — я думала, это просто красивое имя…

— А где был ты, — взор воина обратился на мужчину, — когда глупая женщина вознамерилась играть с судьбой твоего сына?!

Отец в ответ на это обвинение лишь гневно сверкнул глазами, но ничего не решился ответить. Он лишь покрепче стиснул руки на груди и насупился.

Я же в этот момент наблюдал за не совсем понятной мне сценой, и ломал голову над тем, что вообще происходит. Поэтому, когда в диалоге образовалась небольшая пауза, я поспешил уточнить у Данмара:

— А что такое Айну, и каким образом имя способно влиять на твою судьбу?

— Айну, — покорно отозвался ребенок, — это древний язык, на котором давно уже никто не разговаривает. Многие считают, что слова из него обладают великой силой, и что если дать человеку имя из этого языка, то это определит всю его дальнейшее будущее.

— И что означает твое имя?

— Я не знаю…

Хм… пока звучит вполне безобидно. По-моему, подобные суеверия есть вообще у каждого народа. Даже в моей прошлой жизни, кажется, было нечто подобное. Ну и мне совершенно понятно, когда люди стараются придумать своему отпрыску имя, надеясь, что оно ему поможет в жизни. Но почему тогда жрец так сильно ярится, отчитывая родителей мальчишки?

— Danmare с Айну переводится как «Проклятие», — припечатал воин, заставляя кровь отлить от лиц родителей юнца. Отец побледнел и насупился, а мать так и вовсе испуганно прижала к лицу ладони. М-да, похоже, в силу имен местные очень даже искренне верят.

— Но как же… — женщина начала всхлипывать, но под грозным взглядом жреца устыдилась своей слабости и попыталась совладать с переполняющими ее чувствами. — Что же теперь делать? Клянусь небом, я не знала об этом! Я не желала зла моему собственному сыну!

— Нашему сыну! — Зачем-то вставил отец Данмара, но на его замечание никто даже не обратил внимания.

— Уже поздно что-либо делать, — вынес вердикт закованный в доспех незнакомец, — теперь все только в руках Воргана. Если воля мальчика окажется сильнее его имени, то, возможно, он сумеет переломить судьбу. А если нет, то он не выкарабкается уже сейчас. Это все, что я могу вам сказать.

— Но подождите, домин! — Вскричала мать, увидев, что воин намерился покинуть комнату с больным сыном. — Вы уверены, что это не одержимость? Я же своими ушами слышала, как Данмар пробормотал что-то на незнакомом языке! А свой родной, наоборот, словно бы начал забывать! Это ведь…

— Во-первых, — грубо прервал женщину жрец, — я не домин. Я просто преданный последователь Воргана, и никаких титулов помимо этого мне не нужно. А во-вторых…

На этом моменте лицо воина немного разгладилось. Видимо, это должно было продемонстрировать участие и то, что он сочувствует беде этой семьи.

— Во-вторых, — повторил незнакомец, — я не ощущаю в этом мальчике демонического присутствия. Он абсолютно чист. Здесь моя сила бесполезна, поэтому простите. Вам лучше обратиться к целителю. Скорее всего, это просто последствия удара головой. Я много слышал о таких случаях, когда после особо сильной травмы люди лишались памяти или даже рассудка. Но мой Орден в этом вам не сможет помочь…

Мужчина в доспехах отошел от постели мальчика, направляясь к выходу, и никто не стал ему в этом препятствовать. А я только сейчас осознал задумку Князя Тьмы, который вместо миллионов бесконечно преданных ему демонов отправил в этот мир простого грешника. Если уж здесь бродят столь матерые жрецы бога-воителя, которые по совместительству еще и демоноборцы, то, очевидно, завладеть телом какого-нибудь местного аборигена задача для них отнюдь не из легких. Их быстро вычислят и уничтожат, не дав даже толком осмотреться по сторонам. Запоздало стало даже немного боязно, что этот храмовник мог почувствовать ту частицу ада, о которой говорил мне Дьявол, и изгнать мою душу обратно в огненную геенну.

Когда за воином закрылась дверь, отец мальчишки обратил на мать свой разгневанный взор, меча молнии из-под опущенных бровей.

— Что это значит, Ирида? — Требовательно воззрился он на супругу.

— Что именно? — Тускло отозвалась женщина, то и дело косясь на койку с неподвижным сыном.

— Не увиливай, ты понимаешь, о чем я! Я прекрасно помню тебя на сносях. Ты с самого первого дня была убеждена, что у нас родится сын, и имя ты ему выбирала без меня. И только спустя девять лет я узнаю, что оно значит…

— К чему ты клонишь, Эпимос? — Голос красавицы моментально сделался ледяным, как высокогорный ветер, но мужчина на эту перемену даже не моргнул. — Неужели ты думаешь, что я способна желать зла свое… нашему сыну?!

Мой слух снова царапнула ее оговорка, но бородатый великан ее проигнорировал.

— А о чем я еще должен думать, Ирида?! — Отец мальчика, к своей чести, на женскую манипуляцию не поддался, и продолжал стоять на своем. Я, проведший сотни и тысячи лет среди всевозможных пороков, насмотрелся за это время всякого. И мне сейчас было заметно, что мама Данмара не до конца откровенна со своим мужем. Она явно о чем-то недоговаривает или даже что-то скрывает. Какого-нибудь простого смертного ее показное негодование вполне могло обмануть, но не грешника, прошедшего тысячи тысяч километров адских троп.

— Лучше бы ты подумал, где нам взять денег на лечение Данмара! — Женщина перешла на крик и слишком поспешно сменила тему, не желая развивать разговор в том направлении, куда его вел здоровяк. Правда, очевидным это оказалось только для меня, потому как отец мальчика, услышав о деньгах, тут же поник и опустил плечи. Даже его окладистая борода стала выглядеть какой-то пожухлой и неухоженной, словно старая мочалка.

— Я могу продать свою кузню, — упавшим голосом проговорил он, — вырученного серебра должно хватить на услуги какого-нибудь целителя…

— Этого не хватит, — грустно покачала головой родительница. — Ты же видишь, что ему становится хуже с каждым днем. Данмар уже даже начал забывать слова. И если жрец Воргана сказал, что виной тому не нечистые сущности, завладевшие его разумом, то значит все очень серьезно! «Какой-нибудь» целитель тут не справится. Ему необходим мудрый и опытный лекарь, а таковые берут оплату только золотом…

— Я все это понимаю! — В отчаянье прорычал мужчина, хватаясь за голову. — Но что я могу сделать?! Где мне заработать столько монет, да еще за столь короткий срок?!

— Вот именно, Эпимос… — несмотря на то, что разговор между ними шел на повышенных тонах, женщина все равно подошла к супругу и нежно приобняла его. И столько в этом жесте было нежности и любви, что мне даже стало немного стыдно наблюдать за ними. Словно я подглядел нечто очень личное, чем ни с кем не положено делиться. — Ты ничего не сможешь сделать…

Вместе это парочка смотрелась несколько странно, но до невозможного мило. Маленькая и хрупкая Ирида, блистающая своей красотой даже в простом неказистом наряде, рядом с огромным мужем выглядела едва ли не ребенком. А рослый и хмурый Эпимос, заросший по самые глаза густой бородой, на ее фоне был как настоящая гора. И все же, несмотря на то что секунду назад они были на грани ссоры, они не забывали о чувствах друг друга. Мне, как выходцу из огненной геенны, такое было сильно в новинку…

— Это смогу сделать только я, — закончила свою реплику Ирида, и голос ее немного дрогнул.

— Нет! Не вздумай! — Ее муж сразу же отшатнулся и вырвался из объятий, чуть не снеся широкой спиной деревянную полку. — Я не позволю! Должен быть какой-то иной способ!

— Время уходит, родной, — медленно покачала головой в ответ женщина, — а с ним уходят и шансы Данмара на выздоровление. Что бы ты обо мне не думал, Эпимос, но ради сына я сделаю что угодно…

Не слушая возражений, которыми отец мальчишки сыпал как из рога изобилия, Ирида развернулась и покинула комнату. Супруг ринулся за ней следом, топоча так, что подпрыгивала кровать, на которой лежал Данмар, и их громкие голоса стали затихать где-то в недрах дома.

— О чем они говорили? — Спросил я мальчика.

— Не знаю.

— Что собралась сделать твоя мать?

— Не знаю…

— Так, значит, у твоего отца своя кузня?

— Да.

Да уж, с каждой минутой Данмар становится все более скверным собеседником. Он все меньше проявлял инициативы в разговоре, и никакие мои попытки развязать ему язык не увенчивались успехом. Его не смог растормошить даже столь эмоциональный разговор родителей и открывшаяся тайна его имени… И над всем этим нависало кое-что совсем скверное… Я считал, что причиной этого странного угасания было именно мое появление. Будто бы мое сознание, подселенное в разум мальчика, постепенно подавляло его.

— Выходит, твой папа кузнец? — Продолжил я пробовать разговорить Данмара.

— Да.

— А мама?

— Она помогает ему.

— А ты?

— И я. Мы все помогаем отцу, с этого наша семья и кормится.

— А что кует твой отец? Оружие?

— Нет, все хорошие оружейники обладают развитой Анима Игнис. Простому ремесленнику с ними невозможно тягаться. Поэтому папа кует только мелкую домашнюю утварь и некоторые инструменты.

Услышав про таинственную Анима Игнис я тут же навострил уши. Характер нашего необычного общения с мальчиком был таков, что за этим словосочетанием мне тут же открылся его таинственный и непостижимый смысл. Похоже, это и была та самая магия, о которой говорил Дьявол…

— А что такое Анима Игнис?

— Я слышал от родителей, что на языке Айну это значит «Искра Души».

— Ага, здорово. Но как понять, что у тебя есть эта Анима Игнис?

— Вообще-то, она есть у каждого…

— Вот прям у каждого? — Удивился я. — Даже у тебя?

— Конечно, — апатично подтвердил Данмар, — и у папы, и у мамы.

— Ну и как можно развивать эту искру?

— Ты смешной, — мне почудилось, что где-то в глубине непроглядной тьмы Данмар улыбнулся, — если бы я знал, как развивать Дар, то мы бы с родителям жили в золотом дворце, а не на отшибе пригорода. Владеть ей обучают в Дивинаториях, но стоит это очень и очень дорого. Если наша семья продаст все, что у нас есть, включая дом, то этого едва хватит на неделю занятий.

— То есть, по сути, у вас каждый является потенциальным магом, но вопрос развития упирается в финансы?

— Если под этим странным словом ты имеешь в виду золото, — отозвался мальчик, — то так оно и есть. Все и всегда упирается в золото… так говорит папа…

Что ж, по крайней мере, у меня уже наметился небольшой прогресс. Видимо, для выполнения задания Князя Тьмы мне придется сначала заработать некоторое количество местной валюты. Но для этого придется получше узнать о здешнем мироустройстве. Хорошо хоть я не изнываю в безвестности, а могу хоть что-то спросить у мальчишки…

— Ангел, ты еще тут? — Позвал вдруг меня мальчик.

— Конечно, — тут же откликнулся я, — я все еще с тобой.

— Мне почему-то показалось, что я остался один.

— Ты же говорил, что видишь меня?

— Больше не вижу… — печально ответил юнец. — А еще мне впервые за эти дни захотелось спать… Можно я немного отдохну?

— Э-м-м… — я замешкался, потому что не знал, что ему сказать. — Ну, наверное…

— Спаси… бо…

Голос мальчика стал совсем слабым, как шепот умирающего. А еще спустя несколько минут, ко мне пришло неприятное ощущение одиночества, словно я остался здесь совсем один. Как бы я не звал, как бы не пытался кричать в темноту чужого сознания, но Данмар больше мне так и не ответил…