Захват китайского трона узурпатором Ван Маном в 9 г. н. э. оказал большое влияние на весь ход событий в Центральной Азии, как в Монголии, так и в Кашгарии. Ван Ман во многих отношениях являлся одной из самых интересных фигур в истории Дальнего Востока. Чтобы каким-то образом скрыть его реальное величие, более поздним китайским летописцам приходилось очернять эту личность, но в последние годы из ранних источников удалось получить более адекватное описание действий и устремлений этого великого узурпатора.

В последние несколько десятилетий I в. до н. э. императорский дом Хань неуклонно вырождался. Со временем реальный контроль над государственными делами все больше и больше переходил в руки семейства Ван. Одна из императриц (жена императора Юаня-ди) принадлежала клану Ван, и благодаря ее влиянию различные члены ее семьи обеспечили себе высокие государственные посты.

В конце концов, самый энергичный и блестящий представитель этого семейства Ван Ман добился почти полной монополии власти. Юный император Пин-ди из императорского дома Хань, который правил с 1 по 5 г., был марионеткой в руках властного Ван Мана. Когда этот юный правитель сделал попытку править по-настоящему, он очень скоро был отравлен амбициозным министром, и на трон посадили ребенка из императорской семьи. А Ван Ман вскоре стал основателем новой династии Синь (9—22 гг.).

Китайская традиция представляет Ван Мана чудовищным монстром, но в основном потому, что его жизнь закончилась катастрофой, а китайские историки никогда не умели прощать провала. Ван Ман действительно был беспощаден к тем, кто стоял у него на пути. Он не только отравил императора Пин-ди, но даже заставил одного из своих собственных сыновей и одного из своих внуков совершить самоубийство, когда они встали на пути планов великого узурпатора.

Однако, несмотря на эти черты характера, Ван Мана можно считать идеалистом, страстным и фанатичным идеалистом. Человек долга, он посвящал все свое время делам государства, не позволяя себе отдыхать и оставляя совсем мало времени для сна. В отличие от других высоких сановников своего времени он избегал расточительности и распутства, ел самую простую пищу и носил самую простую одежду и все свое огромное личное состояние потратил на достижение достойных целей.

В отличие от основателя династии Хань Гао-цзу (Лю Бина), который был невежественным мужланом, Ван Ман являлся выдающимся ученым и покровителем образования и литературы. Особенно он увлекался изучением древних классиков китайской литературы и пытался переделать все институты империи, чтобы привести их в соответствие тому, что существовало более тысячи лет назад. Несмотря на то что он назвал свою новую династию Синь, то есть «Новая» династия, большую часть времени Ван Ман потратил, чтобы восстановить старые, отжившие ведомства, и давал существующим ведомствам названия и прерогативы, которые были у них давным-давно в золотом веке. Он восстанавливал религиозные ритуалы и обряды, совершенно забытые уже больше сотни лет назад.

По странной и даже забавной иронии судьбы попытки Ван Мана оживить обычаи и формы правления древних времен в действительности привели к целому ряду поразительных радикальных инноваций, которые позволяют нам считать его предвестником «плановой экономики», «корпоративного государства» и даже социализма.

За предшествующие два-три века в жизни Китая произошло множество изменений. Мелкое крестьянское землевладение уступило место системе своего рода сельскохозяйственного капитализма. Большая часть свободных земель перешла в руки крупных земельных собственников, и арендаторов заставили платить непомерно большую ренту. Значительная часть крестьянства была доведена до такого бедственного состояния, что им приходилось продавать себя в рабство.

Ван Ман хотел исправить это зло одним ударом и выпустил эдикт, объявлявший, что вся земля и все рабы национализируются. Будучи собственностью императора, и земля, и рабы больше не подлежали купле и продаже. Более того, конфискованную государством землю следовало поделить между семьями таким образом, чтобы у каждой семьи было нужное ей количество. Ван Ман попытался также установить фиксированные государственные цены на сельскохозяйственные продукты, чтобы защитить крестьян от произвола торговцев. Чтобы обеспечить единообразие, Ван Ман сделал распоряжения, согласно которым в урожайные годы правительство покупало все излишки зерна, чтобы его цена не падала, а в неурожайные годы продавало эти излишки, чтобы цена не росла.

До этого времени большая часть доходов государства составляли поступления от земельных налогов. Чтобы уравнять финансовое бремя, Ван Ман приказал, чтобы в будущем торговцы и представители других профессий платили подоходный налог 10 процентов. Он продлил монополию государства на соль и железо и добавил к ним государственную монополию на мануфактуру, продажу вина и других алкогольных напитков.

В этих, как и во множестве других, вопросах Ван Ман показал себя предвестником многих пророков «нового курса». К несчастью для него самого и его планов, Ван Ман проводил свои реформы слишком быстро и без оглядки на требования практической политики. Он считал, что другие люди окажутся такими же идеалистами, как он сам, и был очень удивлен, когда возникшее недовольство достигло предела и в конце концов переросло в мятеж. Однако нас не удивляет, что многие представители высших и средних классов, почувствовав, что на кону их имущественные интересы, делали все возможное, чтобы подорвать новый режим. В конце концов разразилась гражданская война. В 23 г. н. э. мятежники штурмом взяли столицу, и злосчастный Ван Ман был убит.

Однако нас больше всего интересует, что за четырнадцать тревожных лет царствования Ван Мана Китай лишился почти всех своих владений в Центральной Азии. Когда Ван Ман пришел к власти, ухуани на северо-востоке, гунны на севере и усуни на северо-западе признавали себя вассалами Поднебесной империи, а китайский наместник Кашгарии держал практически под полным контролем все мелкие царства в этом регионе. К тому времени, когда Ван Ман был убит, Китай фактически потерял власть над всеми этими народами и территориями.

Рассматривая этот короткий 14-летний промежуток, лучше всего разделить его на три периода. Первый из этих периодов длился с 9 по 13 г., второй – с 13 по 19 г., третий – с 18 по 23 г.

В течение первого периода наблюдаются первые трещины в дружеских отношениях между китайцами и гуннами. В 9 г., вскоре после своего воцарения на троне Поднебесной, Ван Ман отправил посольство к гуннскому двору с требованием к шаньюю вернуть печать, пожалованную ему императорами династии Хань, и вручить ему новую печать. Это означало всего-навсего, что гунны признают легитимность нового порядка вещей в Китайской империи, и, поскольку это не предполагало никаких больших сложностей, замена печатей прошла, как положено. Однако случилось так, что Ван Ман, желая подчеркнуть господствующее положение китайцев по отношению к гуннам, слегка изменил надпись на печати. В новом виде печать не отличалась от той, которую давали менее знатным лицам, тем, кто был непосредственным подданным империи, а не правящим, пусть и вассальным, монархом.

Этот поступок сильно раздосадовал гуннский двор. Еще больше раздражение гуннов усилило поведение того же самого посольства на обратном пути в Китай. Во время своего путешествия в Поднебесную послы наткнулись на ухуаней, которых гунны взяли в плен и превратили в рабов за год или два до этого. Послы стали настаивать, что, поскольку эти ухуани являются прямыми вассалами китайцев, их нужно немедленно освободить и отправить назад в их страну.

Какое-то время гунны медлили, давая уклончивый ответ, но через несколько месяцев, вместо того чтобы выполнить требования китайцев, решили, что лучше рискнуть и начать открытую войну, чем и дальше терпеть оскорбления и попытки доминирования со стороны китайцев. И снова гуннские орды устремились через пустыню на юг и начали нападать на китайские аванпосты.

Все это было достаточно плохо, но еще хуже, что вскоре гуннов начали поддерживать другие народы севера, которые до этого соглашались разделить свою судьбу с Китаем. Как ни странно, одним из первых народов, присоединившихся к гуннам, стали племена ухуаней. И это несмотря на попытку китайцев защитить их от гуннов, которая и привела к открытым военным действиям. Такое изменение позиции произошло отчасти из-за недостаточно тактичного обращения китайцев с некоторыми из ухуаньских вождей. Другой причиной стал тот факт, что, по мнению ухуаней, китайцы оказались не способны достаточно хорошо их защитить, и они решили отдать свою судьбу в руки гуннов, чья звезда, похоже, снова начала свое восхождение.

Но с точки зрения китайцев, еще более серьезным, чем предательство ухуаней, было то, что признаки беспокойства и недовольства стали проявлять кашгарские царства, расположенные на западе. В 10 г. обнаружилось, что царь Северного Гуши (Урумчи) вел переговоры с гуннами. В попытке задушить бунт в зародыше китайский военачальник, наместник Кашгарии, схватил мятежного царя и казнил его.

Однако это стало, скорее, не концом, а началом проблем в этом регионе. Почти сразу же после этого младший брат убитого царя увел 20 тысяч своих соплеменников на северо-восток и нашел убежище у гуннов. Гунны не только устроили им радушный прием, но помогли организовать неожиданную атаку на китайский гарнизон, находившийся в их родной стране. Нападение оказалось в высшей степени успешным, и множество китайских командиров и воинов были убиты, хотя на тот момент казалось, что китайцы в состоянии сохранять оккупированную территорию под контролем.

В скором времени китайцы получили еще более сильный удар по своему престижу. До этого признаки мятежа наблюдались лишь у чужих народов, связанных с Китаем угрозой завоевания или надеждой на получение каких-то преимуществ. Однако теперь недовольство начало распространяться и среди некоторых китайских войсковых командиров и чиновников, расквартированных в Кашгарии. Четверо весьма значимых представителей китайской бюрократии в этом регионе вступили в тайную договоренность с целью перейти на сторону гуннов. Убедив несколько сот воинов местного гарнизона присоединиться к ним, они убили командующего войсками в Кашгарии, и после этого весь отряд мятежников бежал на территорию гуннов, где они были радушно приняты шаньюем. Когда весть об этом вопиющем событии достигла столицы Китая, это вызвало волну возмущения. Ван Ман, любивший выпускать эдикты независимо от того, могут они быть выполнены или нет, немедленно объявил о расчленении империи гуннов как единого целого и приказал, чтобы на ее месте было создано не менее пятнадцати отдельных княжеств, которые, безусловно, должны мгновенно стать субъектами китайской юрисдикции.

Заявлять об этом было очень приятно, но, к несчастью, оказалось, что осуществить план по разделению гуннских владений очень трудно, поскольку гунны просто игнорировали этот императорский эдикт и продолжали жить, как жили. Тогда, чтобы хоть как-то привести эдикт в исполнение, Ван Ман отправил на границу гуннских владений специальное посольство в сопровождении 10 тысяч солдат. Посольство везло много ценных подарков и имело приказ вступить в контакт с многочисленными сыновьями великого шаньюя Хуханье и распределить подарки между ними. Ван Ман надеялся с помощью подарков подтолкнуть по меньшей мере 15 из этих гуннских князей к восстанию против правящего шаньюя и стать главами того или иного из 15 новых княжеств, на которые должна была разделиться империя гуннов.

Посольство не добилось никакого успеха. Его члены не посмели войти на территорию гуннов, и им удалось встретиться только с одним из сыновей Хуханье. Ставка этого князя, которого звали Хиен (или, в другой транскрипции, Хьень), располагалась совсем рядом с границей Китая. Хиена пригласили посетить лагерь китайского посольства, где ему преподнесли подарки и торжественно провозгласили шаньюем. После этого Хиена отправили назад на территорию гуннов с приказом поднять мятеж против его брата шаньюя, царствовавшего на севере. Чтобы гарантировать лояльность Хиена Поднебесной империи, посольство доставило в Китай одного из его сыновей, который должен был остаться при дворе императора в качестве заложника.

Послы, безусловно, считали свои переговоры с Хиеном крупной дипломатической победой, но вскоре они поняли, что сильно ошибались. Потому что Хиен по возвращении на территорию гуннов, вместо того чтобы поднять мятеж, как от него ожидали, немедленно поскакал ко двору законного шаньюя и заверил суверена в своей преданности. Что же касается его кажущегося заигрывания с китайцами, то он делал это по принуждению.

Естественно, что китайцы, услышав о таком двуличии со стороны Хиена, страшно разгневались и вскоре, чтобы как следует отомстить, казнили сына Хиена, привезенного в Китай в качестве заложника. Позже казнь этого юноши обернулась катастрофой для китайской дипломатии, но на тот момент Ван Ман и его двор были гораздо сильнее озабочены тем, что провал попытки китайцев разделить царство шаньюя положил конец их надеждам на мирное разрешение проблем между китайцами и гуннами. Гуннский правитель удвоил свою военную активность, и набеги на северные части Китайской империи следовали один за другим.

Поскольку дипломатия потерпела неудачу, Ван Ману, чтобы защитить свои владения от нападений, пришлось прибегнуть к помощи армии. И раз уж дело дошло до оружия, Ван Ман не собирался ограничиваться обороной. Он заявил, что полностью уничтожит гуннов, и приказал собрать армию из 300 тысяч воинов с запасом провизии, достаточным, чтобы прокормить их в течение ста дней и чтобы они смогли провести в пустыне масштабную кампанию. Однако собрать такое войско, обеспечить его необходимой провизией и подготовить обоз для перевозки грузов оказалось гораздо более трудной и долгой задачей, чем он предполагал. В результате этой задержки первые войсковые части, достигшие северной границы, оказались деморализованы из-за бездействия задолго до того, как удалось собрать всю армию. Перспектива провести успешную кампанию становилась все более и более сомнительной.

Как раз в это время (13 г.) из-за смерти гуннского шаньюя отношения между китайцами и гуннами вошли в совершенно новую фазу. На время смерть правителя гуннов очень хорошо сработала в пользу Ван Мана и его империи. Возникли споры о том, кто станет преемником шаньюя на гуннском троне, и среди кандидатов нашлось несколько человек, настроенных более-менее благосклонно в отношении заключения мира с Китаем. Тот факт, что у Китая на границе уже стояла армия в четверть миллиона человек, безусловно отразился на решении гуннов выбрать правителя, который мог бы уладить миром дела с китайцами. Не менее важен тот факт, что в то время самым влиятельным министром при гуннском дворе был человек по имени Дан, находившийся под сильным влиянием своей жены, наполовину китаянки, поскольку она была дочерью китайской принцессы.

Жена провела работу с мужем, а муж – с другими знатными гуннами, и в результате человеком, выбранным, чтобы занять гуннский трон, оказался не кто иной, как князь Хиен, который однажды уже вел переговоры с китайцами и которому они пытались навязать титул шаньюя два или три года назад. Гунны, конечно, считали, что этот князь по-прежнему persona grata при китайском дворе и что его выбор в качестве шаньюя сделает проще установление дружественных взаимоотношений с Китайской империей. Гунны не знали, что в Поднебесной давно потеряли веру в этого князя и публично казнили его сына, которого князь отправил к китайскому двору.

Вскоре после своего воцарения Хиен (который получил титул «вулай шаньюй») отправил в Китай посольство, чтобы начать мирные переговоры. Весть о том, что Хиена посадили на трон, привела китайцев в большое смущение, и Ван Ман очень пожалел, что казнил сына нового шаньюя. Он мог лишь надеяться, что это небольшое недоразумение удастся скрывать как можно дольше.

Тем временем Ван Ман поспешно отправил к гуннам ответное посольство. Это посольство клятвенно заверило нового шаньюя, что его сын жив-здоров. Послы поздравили правителя с воцарением на троне, заверили его в дружбе и благосклонности со стороны Ван Мана и преподнесли ему и высшим сановникам его двора большое количество ценных подарков. Последним, но не маловажным, стало то, что с помощью крупных взяток послам удалось убедить шаньюя выдать им четверых зачинщиков недавнего восстания в Кашгарии, которые после убийства своего военачальника нашли убежище у гуннов. Эти неудачливые заговорщики вместе с женами и детьми были доставлены в китайскую столицу и при большом скоплении восхищенной публики зажарены до смерти на медленном огне, с тем чтобы их мучительный конец стал предостережением на будущее.

На тот момент Ван Ман был полностью удовлетворен. Главные мятежники были казнены. Гунны приняли решение в пользу политики мира, а новый шаньюй признал себя, по меньшей мере номинально, вассалом Китайской империи. Воспользовавшись этой ситуацией, узурпатор без промедления распустил большую часть огромной армии, которую он собрал на севере, оставив лишь несколько мобильных отрядов в стратегически важных пунктах на границе.

Однако вскоре обстоятельства снова изменились, и на этот раз к худшему. Весть о казни своего сына-заложника наконец достигла ушей шаньюя и вызвала заметное охлаждение в его отношении к Китаю. Он больше не прилагал никаких усилий, чтобы остановить грабительские набеги, и небольшие отряды налетчиков снова и снова прорывались через Великую стену и разоряли китайские селения, располагавшиеся вблизи нее.

Когда китайцы направили к гуннскому двору посланников, чтобы выразить протест в отношении этих набегов, шаньюй просто сказал, что гунны и их союзники грубые и непоседливые люди, которых трудно контролировать. Он напомнил посланникам, что начал свое правление недавно и еще не успел установить полный контроль над всеми отдаленными племенами, но заверил китайских дипломатов, что, как только он укрепит свои позиции и обеспечит себе абсолютную власть, то проследит за тем, чтобы эти безответственные банды понесли наказание. Китайцы были вынуждены довольствоваться таким ответом, поскольку, несмотря на продолжавшиеся набеги, они все же стали менее интенсивными. Положение Хиена, посаженного на трон прокитайской партией, не давало ему возможности объединить всех гуннов для организации массированного нападения на Поднебесную империю, и, пока он был жив, гуннский и китайский дворы поддерживали как минимум видимость дружеских взаимоотношений.

Но если в этот период китайцам все же удавалось держать в узде гуннов, то в Кашгарии им суждено было получить тяжелый удар по своему престижу. Как раз в это время взбунтовалось маленькое царство Карашар, и наместник Кашгарии был убит. В 16 г. н. э. Ван Ман послал в Кашгарию армию, чтобы подавить восстание и припугнуть соседние государства. Сначала все шло хорошо. Большинство мелких царьков и князьков поспешили заверить командовавшего армией военачальника в своей лояльности Китаю. Даже Карашар выразил раскаяние в содеянном и пообещал в будущем полное повиновение.

Однако вскоре после этого люди из Карашара подготовили ловушку, застали китайского военачальника врасплох и смогли убить не только его и его приближенных, но и большое количество его воинов. Одному из младших военных командиров, избежавшему ловушки, удалось добраться до Карашара и в отсутствие там местной армии устроить страшную резню гражданского населения. Китайская «честь» была отчасти восстановлена. Но даже несмотря на это китайский командир не мог сохранить контроль над регионом и вскоре после этого благоразумно удалился в Китай.

К счастью, главное государство Южной Кашгарии, Яркенд, оставалось лояльным Китаю, и благодаря примеру, который подавало это царство, Китай сохранил власть над южной частью Западного края. Кроме того, отдельные китайские гарнизоны смогли остаться в разных частях Северной Кашгарии. Одному китайскому военачальнику удалось даже в течение некоторого времени держать под контролем далекую Кучу. Однако Карашар и окружавшие его районы определенно были потеряны для Китайской империи, а после потери этих государств стало очевидно, что звезда Китая как империи быстро клонилась к закату.

В 18 г. отношения между Китаем и гуннами снова изменились в связи со смертью Хиена, который просидел на троне шаньюя всего пять лет. Открыто проводимая Хиеном политика мира и дружбы с Китайской империей не пользовалась особой популярностью среди большинства гуннов, и, когда трон занял его сводный брат Ю (с зубодробительным титулом «ху-ду-ер-ши-дао-гао шаньюй»), произошли заметные изменения внешней политики гуннского царства. Правда, новый шаньюй отправил ко двору Поднебесной посольство с льстивым посланием, но сделал это только в надежде получить в подарок привычное золото, вкусную еду и парчу. Вместе с тем посольство обозначило ужесточение позиции гуннов по отношению к Китайской империи.

С учетом изменившейся ситуации Ван Ман решил, что ему ничего не остается, как попытаться свергнуть нового шаньюя и посадить на гуннский трон более услужливого человека. С этой целью он пригласил влиятельного гуннского министра Дана с женой, которая была наполовину китаянкой, посетить императорский двор Китая. Когда Дан прибыл в китайскую столицу, узурпатор торжественно провозгласил его законным царем гуннов.

Все это было бы очень хорошо, но и Ван Манн, и его марионетка Дан прекрасно понимали, что прежде, чем он сможет получить реальную власть над гуннскими ордами, нужно, чтобы китайские войска вошли на территорию гуннов и поддержали его притязания на трон силой оружия. Ван Ману было не занимать храбрости, и он начал собирать очередную огромную армию не хуже той, которую он распустил пять лет назад.

Но Ван Мана снова преследовали неудачи. Задолго до того, как армию удалось набрать и подготовить, марионеточный шаньюй Дан заболел и умер. Это отсрочило приготовления на несколько месяцев, но в конце концов Ван Ман решил провозгласить законным правителем гуннов сына Дана, на тот момент находившегося в Китае, и использовать армию, чтобы посадить его на трон, первоначально предназначавшийся отцу. Как следствие, был отдан приказ произвести набор войск как можно быстрее. Ван Ман заявил, что отныне нет никаких препятствий для осуществления так часто отменявшегося плана широкомасштабного похода против гуннов, который должен навсегда привести этих мародеров в полное повиновение Поднебесной империи.

Однако план этой масштабной карательной экспедиции снова закончился ничем, поскольку, пока силы новой армии медленно стягивались к северной границе, в нескольких частях самого Китая вспыхнули восстания. Начавшись, восстания начали распространяться подобно пожарищу, и в 23 г. восставшие вошли в столицу и разорвали бедного Ван Мана на части. В ходе последовавшей за этим резни претендент на гуннский трон тоже был убит, так что законный шаньюй смог править без какой-либо серьезной оппозиции и опасений по поводу возможного мятежа.

В течение этого периода (18–23 гг.) в хрониках нет упоминаний о каких-то серьезных событиях в Кашгарии, за исключением того, что в это время гуннам удалось снова восстановить свое верховенство на значительной части этой территории. Мало-помалу разные царства и княжества Северной Кашгарии разрывали последние путы китайского правления, но, поскольку эти мелкие государства были недостаточно сильны, чтобы выстоять в одиночку, они вскоре вернулись к признанию верховенства гуннов, и это, в свою очередь, означало, что им приходилось платить гуннскому двору весьма обременительную дань.

Один лишь царь Яркенда смог противостоять всем посулам и угрозам гуннов. Этот царь сохранил абсолютную верность своим договорам с китайцами. Большинство китайских колонистов и чиновников, которые еще оставались в Кашгарии, бежали в Яркенд в поисках убежища, и благодаря усилиям мужественного правителя этого государства основная часть этих беженцев смогла вернуться на родину. Но еще более важно, что пример Яркенда вдохновил несколько других мелких государств Южной Кашгарии сопротивляться агрессии гуннов, так что гуннам удалось восстановить свое бесспорное доминирование только в Северной Кашгарии.

Смерть Ван Мана ознаменовала конец всех имперских притязаний и устремлений Китая на ближайшие несколько десятилетий. Кроме того, она, бесспорно, ознаменовала возрождение гуннского государства как отдельной и полностью независимой империи. За время правления Ван Мана гунны и обитатели мелких кашгарских государств открыто восстали против китайского доминирования, но Ван Ман ни на мгновение не отказывался от заявлений Китая об абсолютном сюзеренитете над этими народами. Если бы ему удалось править на несколько лет дольше, вполне возможно, что все эти народы были бы вновь включены в состав Поднебесной империи, и на этот раз не просто как автономные вассалы (какими они были до этого), а как полностью подвластные Китаю части империи.

Трагический конец Ван Мана полностью изменил ситуацию, поскольку после того, как его не стало, потребовалось несколько лет, прежде чем удалось восстановить порядок в границах самого Китая. Со всех сторон объявились многочисленные претенденты на трон, большинство из которых были потомками императорского дома Хань, но какое-то время ни один из них не мог обеспечить себе всеобщее признание. С учетом этой внутренней анархии неудивительно, что гунны и другие «варварские» народы отбросили всякое притворство и наотрез отказались признавать даже видимость китайского верховенства. В 24 г. один из претендентов на императорский трон, который на тот момент обошел своих соперников, отправил посольство к гуннскому двору в надежде убедить шаньюя признать, хотя бы номинально, вассальное подчинение новому режиму. Посольство встретило вежливый, но твердый отказ.

«В былые времена, – сказал шаньюй, – гунны были заложниками внутреннего конфликта, и тогда китайский император предоставил помощь моему отцу Хуханье. Эта помощь в дальнейшем позволила моему отцу объединить государство и стать правителем царства гуннов. Поэтому совершенно естественно, что он и его непосредственные преемники, мои братья, называли себя вассалами и присягали на верность дому Хань.

Однако теперь ситуация совершенно изменилась. Теперь Китай переживает внутренние распри. Более того, не следует забывать, что падение узурпатора Ван Мана и восстановление дома Хань произошло во многом потому, что Ван Ман столкнулся с твердым сопротивлением со стороны моих подданных, гуннов. Таким образом, на самом деле дом Хань обязан своим нынешним процветанием мне и моему народу. Поэтому вместо того, чтобы предлагать мне стать вассалом нынешнего императора Китая, этому правителю следовало бы самому присягнуть на верность мне».

Китайские послы были крайне расстроены такими дерзкими словами, но после нескольких тщетных попыток возражать так и не смогли изменить ситуацию. Вернувшись к себе на родину, они сообщили о полном провале своей миссии. Последующие события подтвердили, что шаньюй поступил очень мудро, отказавшись признавать верховенство принца и самопровозглашенного императора, приславшего к нему это посольство, поскольку в скором времени этот претендент на императорский трон лишился и своего положения, и своей жизни, и Китай снова погрузился в анархию.

В 25 г. еще один принц из дома Хань, Лю Сю, провозгласил себя императором Поднебесной, взяв себе имя Гуан У-ди (Гуанъу-ди), что означает «Просвещенный воин». Этот весьма способный и деятельный принц оказался, помимо всего прочего, очень удачлив, поэтому неудивительно узнать, что он смог медленно, но верно подчинить себе весь Китай и создать то, что стало называться Поздняя (или Восточная) династия Хань, которая правила почти две сотни лет, до 220 г. Но хотя в конце правления Гуан У-ди неизменно сопутствовала удача, его восхождение к абсолютной власти даже в границах самого Китая было довольно медленным, и с момента его номинального воцарения на троне в 25 г. прошло еще много лет, прежде чем он начал пользоваться реальной властью на какой-либо территории за его пределами.

Сначала Гуан У-ди отказывался участвовать в делах, касающихся варваров, обитавших далеко за границами Китая, но в 30 г. он последовал примеру своего предшественника и отправил посольство к гуннскому двору. Посольство везло много дорогих подарков, и посланники надеялись с помощью этих подношений склонить шаньюя вернуться к старому положению номинальной вассальной зависимости от Китайской империи. Шаньюй был очень рад получить все присланные ему подарки, но решительно отказался признавать себя вассалом в любой форме. Он знал, что императору было еще далеко до того, чтобы считать себя абсолютным хозяином в своем собственном доме и что он не в состоянии предпринять какую-либо масштабную военную кампанию за его границами. По этой причине неудивительно, что повелитель гуннов не пошел на компромисс в таком важнейшем вопросе, как независимость.

Император Гуан У-ди принял отказ спокойно. Он не собирался плакать от того, что не может достать луну с неба. Вскоре он оставил планы расширить границы Китайской империи до прежних огромных размеров и ограничился попытками заложить основы для мира и устойчивого правления в границах самого Китая.

Но, хотя император Поднебесной весьма охотно оставил все мысли об агрессии в отношении гуннов, оказалось, что гунны не были готовы отказаться от мысли об агрессии в отношении Китая. Они снова и снова разоряли северные китайские границы. Но еще более важно, что они решили вступить в старую игру «кто станет императором» и страшно досаждали Гуан У-ди тем, что стали активно поддерживать его соперника в борьбе за трон. Этим соперником был человек по имени Люй Фан, уроженец северо-западной части Китая, который в смутные времена после свержения Ван Мана стал вождем небольшой вооруженной группы полувоинов-полубандитов.

По мере того как анархия нарастала, Люй Фан смог установить некое подобие военной власти на довольно обширной территории и в результате начал вынашивать более амбициозные планы. Сознавая, что общественное мнение все больше склоняется к возрождению династии Хань, члены которой носили фамилию Лю, Люй Фан изменил свое имя на Лю Фан и объявил, что является потомком великого императора У-ди и гуннской принцессы. Эта история получила широкое распространение, и количество приверженцев Люй Фана сильно возросло.

Территория, которую контролировал Люй Фан, непосредственно примыкала к царству гуннов, и претендент на трон чувствовал, что было бы желательно установить дружеский контакт с могущественными соседями. На самом деле он пообещал гуннскому шаньюю, что согласится стать его вассалом, если тот поддержит его усилия стать правителем всего Китая. Это предложение, несомненно, стало причиной того, что в последующие годы гунны оказали Люй Фану столь необходимую ему помощь.

Период наибольших успехов Люй Фана продлился с 30 по 36 г. За это время он вместе со своими союзниками гуннами завладел значительной частью Северного Китая. Императору Гуан У-ди пришлось одну за другой отправлять экспедиции против своего северного соперника, и, хотя этими экспедициями руководили его лучшие военачальники, им едва удалось самим избежать поражения и не позволить влиянию Люй Фана распространиться на юг.

Однако Люй Фан не смог предотвратить брожение среди подчиненных ему командиров. В результате возникших внутренних конфликтов армия Люй Фана развалилась. В 37 г. он был вынужден оставить свое царство и бежать на север, где нашел убежище у своего патрона, правителя гуннов. В течение следующих трех лет претендент вел тихую жизнь при гуннском дворе, ожидая другой возможности нанести удар в борьбе за трон. К тому времени гунны поняли, что поставили не на ту лошадь, и делали очень мало или совсем ничего, чтобы помочь своей марионетке восстановить власть, что не мешало им со своей стороны продолжать набеги на Северный Китай.

В 40 г. н. э. гунны устали от постоянного присутствия Люй Фана, поскольку чувствовали, что он для них бесполезен. Кроме того, император Китая Гуан У-ди предложил большую награду за поимку своего соперника. Гунны решили, что было бы хорошо избавиться от этого нежелательного гостя и одновременно получить хорошие деньги, передав злосчастного Люй Фана китайским властям. До Люй Фана дошли слухи о том, что в отношении него затевается нечестная игра, и он спасся благодаря смелому маневру. Вместо того чтобы ждать, когда гунны схватят его и передадут китайцам, он сбежал, самостоятельно пересек китайскую границу и сдался властям со словами, что сожалеет о прежних проявлениях непокорности и желает отдать себя на милость императора Поднебесной.

Император, не знавший о планах гуннов передать ему мятежника, очень обрадовался тому, что такой влиятельный человек готов выразить покорность, и вместо того, чтобы казнить Люй Фана, осыпал его подарками. Кроме того, Люй Фан получил пост губернатора одной из северных провинций и титул царя. Гунны, естественно, страшно разгневались, но стыд удержал их от попыток получить хотя бы часть денег, причитавшихся за предательство.

Несмотря на новый успех, Люй Фана продолжали терзать муки совести. Всего через два года (в 42 г.), когда отношение императора Гуан У-ди к бывшему мятежнику, по-видимому, несколько охладело, Люй Фан начал опасаться за свою жизнь и, бросив свое новое царство, снова бежал на север и нашел приют на территории гуннов. На этот раз по той или иной причине гунны не стали делать попыток передать его китайским властям, и беженцу было позволено тихо жить в гуннских владениях до своей кончины, случившейся через несколько лет.

Но хотя после 42 г. Люй Фан перестал быть причиной беспокойства на северной границе, отношения между гуннами и китайцами не претерпели заметных изменений к лучшему. В 44-м и еще раз в 45 г. гунны вторгались в Северный Китай и наносили огромный урон, несмотря на то что не делали попыток аннексировать или поставить под свой контроль территории, которые они опустошали. В описаниях некоторых из таких набегов сказано, что заодно с гуннами действовали ухуани и сяньби, из чего можно заключить, что в течение всего этого периода (23–46 гг.) гунны имели какую-то власть над своими восточными соседями.

Но хотя возрожденная империя гуннов могла поддерживать абсолютный контроль над всей Монголией и вдобавок господствовать над народами, жившими в Западной Маньчжурии, ее попытки установить владычество над мелкими кашгарскими государствами и другими районами на западе провалились. Это само по себе означало, что вторая гуннская империя, какой бы великой она ни была, никогда не могла бы сравниться ни по размеру, ни по величию с первой гуннской империей, возникшей двумя веками ранее.

Следует помнить, что, когда узурпатор Ван Ман был убит (23 г. н. э.), большинство кашгарских государств вырвалось из-под власти Китая и вернулось к зависимости от гуннов. Кое-где еще оставались небольшие китайские гарнизоны и аванпосты, но в годы анархии, последовавшие за смертью Ван Мана, гунны без труда уничтожили эти последние остатки китайского владычества, и в течение нескольких лет казалось, что Кашгария, или по меньшей мере Северная Кашгария, снова стала составной частью гуннской империи. Но, как говорится, была одна капля дегтя в бочке меда, а именно тот факт, что небольшому царству из Южной Кашгарии под названием Яркенд удалось сохранить независимость. Эту независимость оно получило исключительно благодаря своим усилиям, а вовсе не поддержке Китая, но, несмотря на это, народ Яркенда сохранял прокитайские настроения и продолжал называть себя вассалом Поднебесной империи.

Возможно, неспособность гуннов завоевать Яркенд не была бы так важна, если бы гуннский правитель и его министры дипломатично обходились с другими кашгарскими государствами, большинство из которых готовы были по собственной воле присягнуть в верности шаньюю. Однако, к несчастью для них, гуннские чиновники, отвечавшие за дела в Кашгарии, оказались слишком ненасытными в своих требованиях дани и уплаты налогов, и вскоре многие мелкие царства, которые еще недавно относились к гуннам как к освободителям от гнета Китая, стали чувствовать, что, сменив хозяев, они попали из огня в полымя. Некоторые из этих государств были настолько разочарованы своим новым положением, что в поисках помощи начали снова поглядывать в сторону Китая. Сам Китай по-прежнему находился в состоянии такой анархии, что не мог предложить никакой прямой военной поддержки, зато друг Китая и его номинальный вассал Кан, царь Яркенда, был готов предложить помощь любому государству, пожелавшему восстать против гнета гуннов.

Действиям энергичного правителя Яркенда в большой степени способствовала моральная поддержка со стороны предприимчивого китайского военачальника, который в течение нескольких лет вел себя как самопровозглашенный губернатор Дуньхуана и других частей Западного Китая. Этот господин (по имени Ду Жун) некоторое время не мог решить, какому из претендентов на императорский трон Китая стоит присягнуть в верности, но все это время ему удавалось сохранять мир и порядок в подвластном ему регионе. Кроме того, он был очень заинтересован в поддержании китайского престижа в Кашгарии в надежде, что рано или поздно этот регион может снова войти в состав Поднебесной империи. В 29 г. н. э. этот достойный военачальник решил, что настала подходящая возможность, и под свою ответственность отправил к царю Кану посланца с грамотой, в которой жаловал ему титул «великого военачальника Западного края» и официально признавал его верховным представителем его величества императора Китая в Кашгарии, хотя в то время еще оставались сомнения в том, какой из соперничающих претендентов в действительности является императором Китая.

Грамота китайского военачальника была далека от того, чтобы считаться законным документом, но она, похоже, побудила царя Яркенда к новым действиям, и в результате этих действий большинство кашгарских государств сбросили гуннское ярмо. Насколько мы можем судить, некоторым кашгарским народам достаточно было просто помочь своим правителям выгнать гуннских послов и чиновников, пытавшихся надеть на них это ярмо. Таким образом, хотя было бы неверно говорить, что царь Яркенда завоевал всю Кашгарию, вследствие его действий он стал восприниматься как ведущая фигура кашгарской политики и дипломатии. Не говоря уже о том, что его успех во многом способствовал восстановлению упавшего престижа Китая, хотя нельзя забывать, что Китай по-прежнему был не в состоянии послать в Кашгарию ни воинов, ни чиновников, чтобы возродить свою былую власть.

В 33 г. царь Кан умер, и его место на троне Яркенда занял его брат Хиен, которому суждено было стать одной из самых интересных и деятельных фигур в истории всей Кашгарии. Хиен быстро доказал, что он еще более энергичен и амбициозен, чем его предшественник. Предшественник очень мало вникал во внутренние дела окружающих царств, довольствуясь исполнением функции общего надзора над ними. В отличие от него Хиен был одержим жаждой власти и вскоре после своего воцарения на троне захватил два соседних государства, сбросил их царей и посадил на освободившиеся троны двух своих племянников.

Это стало лишь первым проявлением агрессивной политики, которую Хиен впоследствии проводил в отношении многих других кашгарских царств. Однако уже в ранние годы Хиен, по-видимому, полностью главенствовал над всеми государствами юго-западной части бассейна реки Тарим.

Несмотря на свои ранние успехи, в отношениях с Китайской империей Хиен продолжал придерживаться самого смиренного тона. Известно, что в 37 г. он послал дань ко двору императора Гуан У-ди (Гуан У-ди, который к тому времени уже прочно утвердился на «троне дракона». Четыре года спустя (в 41 г. н. э.) Хиен снова отправил в Китай посольство с грузом дани, но на этот раз, помимо подарков, послам было велено просить императора Китая восстановить в Западном крае ведомство китайского наместника, которое прекратило свое существование во времена узурпатора Ван Мана.

Это предложение вызвало настоящий переполох в китайской столице. Сам император не имел ни малейшего желания тратить людей и деньги на попытку воссоздания эффективного военного и политического доминирования в Кашгарии, поскольку он еще не до конца навел порядок в самом Китае. Поэтому на идею назначить кого-нибудь на пост наместника его императорское величество смотрел несколько косо.

Однако старый генерал Ду Жун, прежде пожаловавший царю Кану почетный титул «великого военачальника Западного края» и теперь живший в столице на правах близкого друга императора, выдвинул план, который, по его словам, позволил бы китайцам поддержать свой престиж, воссоздав пост наместника Кашгарии, но не повлек бы за собой новых расходов и ответственности. План сводился к тому, чтобы пожаловать титул наместника в Кашгарии Хиену, уже являвшемуся доминирующей фигурой в этом регионе. Этот титул не только стал бы наградой царям Яркенда за их лояльность в прошлом, но и сделал бы их еще более услужливыми в будущем. Несмотря на некоторые сомнения, император решил принять этот план, и официальный документ, подтверждавший, что Хиену пожалован титул наместника, был оформлен согласно всем правилам и передан послам из Яркенда с указанием вручить его своему хозяину.

Вскоре после этого, но задолго до того, как послы смогли добраться до своей родины, императору официально вручили меморандум, где выражался решительный протест против назначения варвара на столь высокий пост в китайской табели о рангах. Утверждалось, что подобное действие вовсе не добавит Китаю популярности у западных варваров, а, напротив, вызовет всеобщее презрение к нему. Меморандум произвел на императора сильное впечатление, и он немедленно издал приказ остановить послов из Яркенда и попросить их обменять документ о назначении Хиена наместником на другой, согласно которому он просто назначался военачальником китайской армии.

Китайским чиновникам действительно удалось перехватить послов из Яркенда, но последние наотрез отказались обменять документ. Обеспокоенные этим отказом, китайские чиновники решили прибегнуть к силе и, используя жесткие методы, сумели обеспечить возврат документа о назначении Хиена наместником. Когда вскоре после этого Хиен узнал о том, что случилось, его это возмутило. Неудивительно, что после этого он стал испытывать к Китаю и китайцам лишь неприязнь и решил, что если не может править Кашгарией как китайский представитель, то сможет сделать это как независимый суверен.

Всем царствам Кашгарии были направлены специальные послания с требованием официального признания Хиена их повелителем. Некоторые, как, например, Куча, выразили определенные возражения против этого, но их сопротивление было быстро подавлено силой, и в скором времени все кашгарские государства официально признали себя вассалами царя Яркенда. С учетом нового положения дел ему присвоили – или он сам взял себе – титул шаньюя, повторяя тот, что был принят у гуннов.

В течение четырех-пяти лет Хиен мог наслаждаться авторитетом правителя довольно большого государства-империи, не встречая серьезного противодействия. Но, не сделав выводов из ошибок, допущенных китайцами и гуннами в отношении больших поборов, он тоже потребовал от многочисленных подчиненных ему малых государств выплаты огромной дани. Это, естественно, вызвало недовольство, и в 45 г. правители 18 кашгарских государств, большинство из которых располагалось на севере и северо-востоке, поблизости от Китая, отправили ко двору императора Поднебесной специальное посольство с просьбой спасти их от тирании и гнета Хиена, включив в состав Китайской империи.

Эта просьба была чрезвычайно лестной, но император снова выразил опасения и нежелание ввязываться в новый проект, который мог потребовать напряжения сил и ресурсов. Он осыпал многочисленных участников посольства комплиментами и даже подарками, но напомнил им, что в самом Китае еще не окончательно восстановлен мир и что гунны снова создают проблемы на северной границе. В заключение император сказал, что в существующих на данный момент обстоятельствах Китай не в том положении, чтобы помогать или защищать своих друзей с далекого Запада.

Таким образом, послы недовольных государств так ничего и не добились. В действительности это посольство лишь послужило причиной для еще больших неприятностей, поскольку Хиен, узнав о попытках договориться с Китаем, немедленно повысил налоги и требования, добиваясь полного подчинения. Уже на следующий год (46 г. н. э.) он отправил посланника в Шаньшань (государство, которое раньше называлось Лоулань), требуя, чтобы правитель этого царства прекратил всякую переписку и связи с китайцами. Движимый отчаянием, царь Шаньшаня не только отказался выполнять требования Хиена, но и убил его посланника. Этот поступок сразу же вызвал открытые военные действия. Хиен привел в Шаньшань армию и после битвы, в которой войско этой страны было полностью разгромлено, царю Шаньшаня пришлось бежать, спасая свою жизнь, и затем какое-то время отсиживаться в горах.

После того как он преподал этот урок своему мятежному восточному вассалу, Хиен отвел свои войска назад в Яркенд. Но зимой того же года амбициозный монарх предпринял еще одну кампанию, на сей раз против Кучи, которая проявляла признаки беспокойства. В этой кампании Хиену снова сопутствовал успех, и, поскольку Куча находилась недалеко от Яркенда, Хиен решил покончить с ее существованием как независимого или даже автономного государства и включил ее территорию в состав своего непосредственного владения.