Сильвия Фекетекути
Везение в садах

В жизни меня называли по-всякому: врунишкой, пройдохой, сволочью… даже героем пару раз. Но хуже всего слышать: «Везучий ты человек!» Везение приходит и уходит, и нечего тут суеверничать.

«Вот так-так! Повелитель Фортуны – и не верит в удачу?»

Очень смешно, умники. Удача – это искусство видеть счастливую возможность или создавать такую. Вот разве нам не повезло, что мы собрались здесь нынче вечером? Что сидим у огня за бочкой пива, час назад выкаченной из подвала, – лучшие собутыльники во всем Дарсмуде? И смею добавить, вы самые терпеливые слушатели, с которыми я вот-вот поделюсь этой скромной историей.

Ведь сколько ни жалуйся, а в Минратосе, видно, удача была на моей стороне. Иначе не знаю, как мне вообще удалось там выжить. Ну-ка, выпьем еще по одной, это освежит воспоминания. Ах, Минратос! Самое древнее, удивительное и гнусное место, где мне когда-либо перепадало деньжат.

Для меня города не затмят чистых берегов Ривейна, а крепкие ферелденские парни – других парней. Но Минратос все-таки впечатляет. Он весь из башен! Эти титанические сооружения заслоняют солнце. Некоторые даже парят, удерживаемые в воздухе древней мерцающей магией. Всюду – от храмов с их благовониями до смердящих невольничьих рынков и вырезанных на каждом камне драконов – история так и кровоточит. А эти толпы, подобных которым нигде не увидишь, эти потоки людей в руслах улиц – людей потеющих, бранящихся, вопящих, хохочущих!..

И уверяю вас: манеры тевинтерских дворян хорошо видны из окна паланкина, когда он останавливается перед разбитой телегой с парой волов или танцевальной труппой. И оттуда же звучит такая ругань, что часть ее, верно, родилась еще на заре империи!

Далее: смотрите, у кого воруете в Тевинтере, и не только потому, что порядки в местной тюрьме умудрились сделать более зверскими, чем в Старкхэвене или в Орлее. Срежете кошелек не с того пояса – и любой, наслышанный о нечистых на руку рабах, обвинит незадачливого телохранителя или зашуганную гувернантку. Может, вам безразлична их судьба, но у Повелителя Фортуны должны быть принципы, отличающие его от обычных искателей славы. Вот и у меня они есть.

Поэтому настоящей отрадой было увидеть мужчину в наряде работорговца, явно без сопровождающих; он кричал паре гибких танцовщиц, чтобы убрались с дороги. Один кувырок, нижайшие извинения («Смотри, куда прешь!» – «Пардон, пардон, господин!») – и я удаляюсь с мешочком монет, которых он все равно не заслуживал.

Мне подсказали, где разузнать о работе в городе. Какое-то время ушло на подготовку. Себя я считаю мастером преображения, вдобавок знаю мой идеальный фасон. Искусству ношения макияжа и париков меня учили на подмостках Ферелдена, а о том, как менять осанку, повышать и понижать голос, рассказала моя подруга-эльфийка. Если ей верить, у меня феноменальный вокальный диапазон, хотя по части акцентов мне с ней не тягаться. (До сих пор не могу превзойти ее имитацию акцента марчан.) И как бы меня ни называли на протяжении этой истории, господином или мадам, для себя я – просто я, что дает лишний повод повеселиться.

Ну и еще, разумеется, я умею маскироваться под других людей. Понимаете, есть вещи, за которые взгляд цепляется в первую очередь. Гномов мы узнаем по их низкорослости и по ширине туловища. Эльфы стройные, но мы видим только их глаза и уши. У людей до невообразимого варьируется форма плеч, а у кунари мы запоминаем разве что рога и высокий рост…

Что, говорите? Да, вы правы. Довольно мне хвастать ремеслом. Вернемся к истории.

И вот я в гостинице, которая из-за близости к докам провоняла рыбьими потрохами. Жду, когда луна взойдет над башнями дворца архонта. Затем направляюсь к высокому тощему зданию, подобному сотням других припортовых домов. Скольжу по дорожкам вдоль каналов; над водой низко клубится туман. Слышен плеск. Ничего необычного.

Но вскоре от этого плеска в сочетании с тем, как взвихрился туман, стало не по себе. Словно что-то всколыхнуло пелену слишком быстро, чтобы его заметить. Дальше – больше: в какой-то момент послышался вздох в темноте за одной из решеток канала.

«Это все нервы, – говорю себе. – Просто рыбешка ищет путь назад в море». И тут же натыкаюсь на кровавые потеки, покрывающие пологую кирпичную стену.

Стою и тупо таращусь. И правда кровь. Еще свежая. Забрызгала стену доверху. Может статься, здесь потрошили улов, ну а в худшем случае кого-то убили. Думая об этом сейчас, я вижу и другие варианты, но в тот момент на ум пришли только эти. Знай я, что вот-вот произойдет, увидь я на стене предзнаменование, – велика вероятность, что ноги сами понесли бы меня в порт, на первое же уходящее судно.

Когда мне все-таки удалось добраться до цели – высокого дощатого дома, покрытого коркой соли, – на двери уже висел замок. Пришлось лезть в незапертое цветное окно тремя этажами выше. Что-что, простите? Нет, никаких веревок. Только крючья. Пять лет в «Невероятном цирковом шоу мастера Игнальдо» в Ривейне любого избавят от страха высоты.

Короче говоря, внутри здание оказалось таким же скучным, как и снаружи. По крайней мере, первые два этажа. А вот третий превратили в роскошный салон с золотыми подушками. Бархатные диваны и кресла, накрытые шелком, расположили, словно для вечеринки. На мраморных столиках кубки, кувшины да хрустальные чаши. Каким-то беднягам пришлось через три лестничных марша волочь сюда огромный стол из цельного дуба, отполированный до блеска. Последняя диковинка – свисающие с потолка десятки шаров из цветного стекла. Они звенели, задеваемые мной по пути вниз.

После моей инспекции бутылок в шкафу поубавилось, но только слегка. Нужно было оставаться начеку. Со стропил, выбранных мной в качестве укрытия, было видно все, а вот меня на них не замечали.

Спустя час прибыли эльфы (одетые как наемные слуги, а не рабы, что меня удивило) и принялись наполнять чаши фруктами, а кувшины – вином. Металлическими палочками они постукивали по стеклянным шарам, а те в ответ начинали сиять.

Ну, в Минратосе такая магия повсюду. Нас, бедных варваров, восхитило и поразило бы то, что в Тевинтере считается элементарными удобствами.

Слуги оставили салон, куда вскоре ворвались их хозяева. Не все эти прекрасно одетые маги были членами Магистериума: кое-кто просто был сказочно богат. Они расселись вокруг стола, слуга принес колоду карт – и пошла игра на интерес.

– Твой ход, Маниус.

– Брось, старина, тебе не отыграться!

– Зато потом он явно отыграется на девочках в «Тоскующей Перл»…

Под шумный хохот собравшихся Маниус бросил карты – недурственные, но для выигрыша их не хватило бы. Начался новый кон. А я сижу и радуюсь, что наводчик не обманул: это и впрямь тайная партия в «порочную добродетель» для трущобной элиты – магов, открывших притон там, где никто и не подумает искать. Проигрывая такие груды монет, что скупердяй бы разрыдался, они весело чирикали, как стайка птиц, и цапались, как орлесианские вдовушки.

– Эй, Ксантин! Что, не ладится работа над последними договорами? Ты почти не загорел этим летом.

– Думай, что хочешь, Паллетра, но у меня все отлично.

– Слышал, племянник Отона снова набедокурил.

– Восхищаюсь тем, сколько усилий приложил Отон, чтобы это скрыть. Какая трогательная забота!

– Кстати о семьях: из Вирантиума приехал мой кузен. Вы слыхали, что произошло с Форфексом, постижером?

Лишь через несколько часов их пьяный разговор докатился до самого интересного; за это время у меня затекли спина и шея.

– А вы видели плакат розыска на двери?

– Поверить не могу, что увеличена награда за этого монстра, или демона, или кто он там.

– Это Элоранна решила раскошелиться? Она в последнее время скупает самых разных тварей.

– Должно быть, платит одна из школ. Сойдет за экзотичную новинку, которой старшие чародеи будут хвастать на следующем балу архонта.

– И все же пять тысяч золотых! Зверюга наверняка убила кого-то важного, раз так выросла цена.

Нет, не убила, насколько мне известно. Пара часов кропотливой работы с пером и промокательной бумагой, и получились сносные подделки объявлений. Завышенная цена нужна для привлечения внимания. Мне оставалось только расклеить плакаты на самом здании и окрестных улицах в надежде, что заинтересуются маги с хорошими связями и начнут сплетничать о монстре. Здорово, что трюк сработал. И я рискую подобраться поближе, чтобы ничего не пропустить…

– Ладно, будем надеяться, что кто-нибудь изловит эту ужасную тварь, пока нет жертв среди чиновников.

– Может, храмовники выследят треклятое чудовище и докажут, что Церковь не зря платит им жалованье?

– Держу пари, этот монстр – обыкновенный демон, которого не удержал какой-то ленивый болван.

– В башнях их пруд пруди.

– Болванов или демонов?

– Я слышал, все это как-то связано с венатори.

Эта реплика сразила остальных наповал. Все маги оторвались от своих карт и кубков и повернулись к худощавому мужчине с хохолком. Тот скривился и бросил карты:

– Не надо так на меня смотреть! Я давным-давно расстался с этим культом.

Ему улыбнулся маг с завитыми усами и аккуратной бородкой:

– Брось, Кастиллий. Всем и так ясно, что ты не ходил с венатори на юг и не сражался с Инквизицией. Иначе бы тебя здесь не было.

Кастиллию заметно полегчало.

– Вот именно! Я посетил всего-то пару собраний. В рядах венатори, знаете ли, состояло несколько влиятельных магистров. Мне было любопытно, о чем они там говорят.

– Ну разумеется. И это же любопытство побуждает тебя время от времени ужинать с магистром Дульсией. Всегда держишь наготове несколько вариантов, да? Как дальновидно.

Судя по кислой мине Кастиллия, магистр Дульсия принадлежала к культу венатори. Вы никогда о них не слышали? В самом деле? Так называют себя ищущие магической силы фанатики, что стремятся «вернуть Империи Тевинтер былую славу», ну или как там звучит их слюнявый вздор…

Возможная причастность венатори переполошила магов за столом. Поднялся гвалт. Мне удалось подползти на пядь ближе.

– Так эта мерзость – дело рук венатори?!

– Что еще задумали эти кретины?

– А ведь Дульсия до сих пор не нашла себе нового мужа, да?

Кастиллий махнул рукой:

– Скажу, только если перестанете на меня лаять.

И они успокоились. Подо мной заскрипела опорная балка – и мое сердце замерло. К счастью, внизу не услышали, как я сглатываю.

– Вот что я знаю. Венатори не создавали и не будили монстра. Они просто столкнулись с ним, разыскивая какую-то старую пещеру под городом. Это не демон, но он перебил всех магов из экспедиции. Дульсия утверждает, что культ не назначал награду за монстра. Не то чтобы она была венатори, – поспешил добавить он. – Однако ее контакты поведали весьма занятную…

И тут моя деревянная балка треснула.

Я как заору – и давай превращать стремительное падение в серию неуклюжих прыжков по стене, а потом как шлепнусь кулем свинца на благословенно мягкий диван!

Тишина катастрофически затягивалась. Моя голова была зарыта в блестящих подушках.

Затем слышу, как усатый маг громко и раздраженно произносит:

– Во имя священного чрева Андрасте! Тебе всего-то надо было глядеть в оба!

Вскидываю голову – а маг стоит над диваном. Подмигивает мне серым глазом и говорит:

– Ты же знаешь, что моя матушка жаждет найти эту берлогу, пока сын не спустил семейное состояние. Зачем я сажал тебя на стропила, если не для того, чтобы ты высматривала ее слуг на дороге?

Хныча и дрожа, я бросаюсь ему в ноги:

– Простите, господин! Дерево выглядело твердым, но внутри совсем сгнило!

Вот так нашлось объяснение моему присутствию. Часть магов за столом посмеивалась, другие потеряли ко мне интерес. Величавая блондинка спросила, обмахиваясь картами:

– Так она с тобой?

– О да, Мэй, – развел руками маг. – Скажу прямо: не будь любезная… Холликс самым метким стрелком из всех, кого я знаю, она бы драила горшки до конца своих дней. Не порезалась? Ничего не сломала?

– Меня мучает лишь стыд из-за оплошности, господин.

– Ясно, – тяжко вздохнул он. – Мой вечер порядком испорчен. Пожалуй, я оставлю вас, леди и джентльмены. Идем, Холликс.

Тут я встаю, кланяюсь, потупив взгляд, и ковыляю следом.

Внизу обнаружилась свита моего избавителя – те самые слуги, что подготавливали салон. Все вместе мы вышли на улицу, где маг обернулся ко мне:

– Признаю, все это отчасти забавы ради. Могучие тевинтерские маги, улизнув от жен и любовниц, играют в «порочную добродетель» в «опасном» квартале, под защитой лишь колдовства и армии слуг! И все же им кажется, что это придает некоторую остроту их вечерам. Кстати, я Дориан Павус. Сказочные у тебя трюки. Как твое имя?

– «Холликс» мне по душе.

Он как засмеется!

– Вообще-то так звали любимого покойного нага моей матушки. «Холликс» на старом тевене – нечто вроде «неугомонного вредителя».

– Восхитительная этимология.

– Позволь предложить ужин. Клянусь, если бы я хотел причинить тебе неприятности, я бы уже это сделал. Кроме того, – он вынул торчащий из-под моего жилета плакат – объявление о награде с заметно завышенной суммой, – думаю, нам есть что обсудить.

Потом был замечательный легкий ужин в беломраморных залах вдали от порта. Мы сидели так высоко, что мой взгляд скользил над верхушками деревьев в общественных садах. Их орошали водой из огромного круглого резервуара, который возвышался над кронами, декорированный резными ревущими драконами. Люди прогуливались между беседками при мерцающем свете растений.

Нет, мерцали не фонари, а именно растения. Свет исходил от листвы.

И вот Дориан, допив свой бокал, обращается ко мне:

– Говорят, что Минратос никогда не спит. Это не так: рассвет придет – и горожане залягут отдыхать от всяких изнурительных афер. Как тебе сады?

– Они зачарованы?

– Само световое действо – да, безусловно. Как по мне, из-за него померк весь ореол таинственности.

Тут он видит, как я прихлебываю из своего бокала.

– Это вино – подарок моей бесценной подруги. Леди Монтилье всегда присылает несколько отборных бутылок со своих виноградников. Но ты же ривейни, думаю, тебе положено кривиться от антиванского красного?

– Антиванцы делают приличное вино, – признаю я. – А Повелители Фортуны не слишком серьезно относятся к соперничеству Антивы и Ривейна. Где в этом слава?

– Как вообще зарабатывают на жизнь охотники за сокровищами? – Пауза. – Постой, я сам себе ответил. Позволь перефразировать: как выживают, зарабатывая на жизнь охотой за сокровищами?

– Да по-разному. – Пью и чувствую, что это и впрямь превосходное вино. – Но вы удивитесь, как часто в нашем деле мешает здравый смысл.

Мой бокал будто сам собой опустел, и Дориан кивнул поднявшемуся к нам слуге с кувшином.

Я говорю Дориану, что впервые вижу мага его положения, который держит наемную прислугу, а не рабов. А тот морщится:

– К моему стыду, мне и самому это в новинку. Одна встреча на юге… изменила мои взгляды на рабский труд.

– Ты на многое стал смотреть по-другому с тех пор, как вернулся, – звучит за моей спиной.

Я поворачиваюсь: к нам шествует высокая, прекрасно одетая женщина, с которой Дориан общался за карточным столом. Вы бы ее видели! За такой невольно хочется следовать, как за первым весенним ветерком.

– Магистр Мэйварис Тилани. Но пусть титул тебя не пугает, моя дорогая. Если хочешь знать, Дориан и я повздорили с большинством членов Магистериума.

Я беру и легонько целую протянутую руку:

– Вы осчастливили вашу покорную слугу Холликс одним своим присутствием.

Мэйварис заулыбалась, качая головой, – ее золотые локоны запрыгали.

– Поосторожнее с ней, Дориан. Такие комплименты удаются лишь изощренным обольстительницам.

Дориан махнул кубком в сторону дивана:

– Мы с моей гостьей прекрасно ладим.

– Не сомневаюсь. – Мэйварис, сев и взглянув на меня, кивнула в сторону Дориана. – Он не зовет сюда кого попало.

– Ваше внимание льстит мне, магистры.

– Ты никогда не была в услужении, я угадала?

– Лишь недолго. – Пришлось признаться под этим проницательным взором. – Но время от времени полезно оттачивать старые навыки.

– Ну ладно, – потянувшись, сказал Дориан. – Довольно вина и остроумных бесед. Мы здесь по делу.

– А как же дружеские сплетни?

– Все, о чем ты способна говорить, Мэй, это Магистериум. Почему тебе так нравится вгонять меня в тоску, не понимаю.

Мэй пожала плечами:

– Знать все о происходящем в Магистериуме – это наш долг перед страной. И я не шучу, дорогуша. Так что тебя тревожит?

– Это.

И он выкладывает на стол объявление о награде. Утверждающее, что пять тысяч золотых (ну хорошо, одну тысячу) получит тот, кто принесет останки чудища в специально уполномоченную имперскую канцелярию.

– Знаешь, кто назначил первоначальную, более скромную награду? – спрашивает Дориан.

Отваживаюсь предположить:

– Вы?

– Быстро схватываешь! Или здорово угадываешь. В любом случае, я надеялся, что за дело возьмется кто-нибудь перспективный?

– А почему?

Мне показалось, что вопрос его задел.

– Этот монстр людей убивает. В высших кругах не все бессердечны, есть и парочка таких, как мы. Лично мне не по душе, что подобное происходит в моем городе.

– Мне тоже, – взяла листовку Мэйварис. – Холликс, ты ведь слышала наш разговор за карточным столом? Здешним магам нет дела до монстра, пока он не сцапает кого-нибудь из них. Что вряд ли произойдет скоро, если вообще произойдет.

Мое внимание привлек железный посох, оставленный Дорианом в углу. Хм? Нет, я не маг, просто разбираюсь в оружии. На этом были сколы и царапины, явно заработанные на поле битвы. При Мэйварис оружия не было, но мне-то известно, что в чиновничий аппарат Тевинтера не пробьешься без боя.

И я спрашиваю:

– Так почему бы вам самим его не выследить?

– Как бы удручающе это ни звучало, мешает политика. В Магистериуме плетутся грязные интриги, и тамошних мерзавцев ни на секунду нельзя выпускать из виду, – вздыхает Дориан. – Ты уже видела кое-кого из них. Мы с Мэй стараемся их переиграть.

– И пока далеко не продвинулись. – Мэйварис положила листок. Выглядела она по-прежнему элегантной, расслабленной, однако ее тон стал жестче. – Но мы хотя бы даем им шанс доказать, что они не полные идиоты.

И я киваю. Разговор перестал мне нравиться. А каково было бы вам? Сижу в гостях у двух приятнейших людей, но как же не терпится перейти от тевинтерской политики к угрозе, засвидетельствованной лично мной.

– Расскажите о монстре.

Дориан достал карту. Буквы четкие, чернила яркие, мастерски выписана каждая деталь. Великолепная работа.

– Он убил уже девятерых. Здесь, здесь и здесь. Все жертвы обезглавлены. Глашатаи и менестрели наделили нашего убийцу очаровательным имечком Цекоракс. И оно подозрительно напоминает слово из старого тевене, означающее «палач».

Свернутую карту Дориан вложил в цилиндрический футляр, инкрустированный темно-синими сапфирами, и вручил его мне. Все сомнения в том, что он сможет отстегнуть тысячу золотых, разом отпали.

– Вот, держи. Боюсь, это все, чем могу помочь.

– Будь очень осторожна, дорогая, – с серьезным видом сказала Мэйварис. – В этом городе хватает чудовищ, чью природу… изменили магические эксперименты.

– Не говоря уже о зачарованных хищниках, природных обитателях Тевинтера, – добавил Дориан. – Все они опасные, проворные и зачастую голодные.

– Вы явно не ждете, что Цекоракс окажется исключением.

– Да. Особенно зная, что стража так и не нашла головы жертв.

Моя благодарность Дориану за щедрость не помешала обчистить его кладовые. Правда, не думаю, что после моего ухода он заметил ущерб.

Затем пришлось отсыпаться в гостинице, пока не сошли набитые при падении синяки. Просыпаюсь – а на дворе ярчайший полдень, и мысль о тысяче золотых гонит меня вон из постели.

И я направляюсь в швейный район. В этом лабиринте из красного камня, за горшками с красителями и рядами ткацких станков монстр совершил несколько последних убийств. Пользуясь обаянием, я распределяю содержимое кошелька работорговца. Был непростой момент, когда парочка воров увидела во мне конкурента и шпиона. Но стоило объяснить, что я из Повелителей Фортуны и ищу Цекоракса, как они мрачно рассмеялись и пожелали удачи.

Расспросы? Ткачи были счастливы поболтать. Людям, живущим в страхе перед убийцей, только дай пожаловаться. Собранные слухи утверждали, что кто-то якобы выжил, сбежав от монстра.

Дав знать, что мне охота побеседовать с выжившим, я прячусь в тени увядающей пальмовой рощи и достаю листовку с обещанием награды. Все места гибели жертв – около воды и вдали от основных трактов. Увы, под такое описание подходит половина Минратоса. Мне нужна хоть какая-то зацепка!

Как вдруг кто-то роняет мне на голову фруктовую косточку. И вопрошает капризным голоском:

– Что читаешь?

Поднимаю глаза и вижу меж пальмовых ветвей дитя, что подсматривало за мной. Насчет детей: лучше сразу выбрать тактику общения с ними и придерживаться ее. Та девочка выглядела скучающей, а значит, честность вполне подходила.

– Этому городу нужен истребитель чудовищ, – отвечаю, помахав плакатом. – Мне вот доводилось их убивать.

– А это не убьешь, – заявляет девчонка. У нее отсутствует один зуб, а темное лицо покрыто веснушками, точно дождевыми брызгами. – Никто не знает, где оно живет.

– А ты откуда знаешь, что никто не знает?

– Так люди говорят, – произносит она с таким видом, словно беседует с тупицей, что и мухи не обидит. – И потом, если бы его увидели, то нарисовали бы на объявлении.

Тут она меня подловила.

– Тебе там не высоко?

– Не-а.

И она перевернулась, держась коленями за ветку, головой вниз – и снова вверх. На ней были симпатичные такие лохмотья. Явно стащила одежку у богачей.

– Спорим, ты так не можешь?

И вот тут, пожав плечами, я приседаю и запрыгиваю на изогнутый ствол пальмы, делаю сальто назад и устраиваюсь в густой кроне рядом с девочкой. Пальмовые фрукты красны, с пурпурным отливом.

– Этот спелый?

Подобрав отвисшую челюсть, та задумалась.

– Сорви другой, на этом пятна.

Так я и делаю. Вгрызаюсь в плод: он теплый и мягкий, а под сладостью ощутим резкий привкус.

Отерев сок с лица, говорю:

– Скажите-ка, юная леди…

– Миззи, господин.

Я снова машу плакатом:

– Итак, Миззи, что ты знаешь о Цекораксе?

– Ну…

– Да-да?

– Он убил моих друзей, – произносит она нарочито будничным тоном. – Храмовники увезли их, чтобы сжечь, но я чуть раньше забралась в дом, где погибли бедняги, и увидела тела. Лежат рядами на столах – и все без головы.

Я перестаю жевать.

– Сочувствую.

– Да все хорошо. – Она вытягивает перед собой тонкие руки, разглядывает ладошки. – Близко мы не дружили.

– Клянусь честью, я убью зверя, отнявшего у них жизнь! – говорю я, стараясь показать бесстрашие.

И сразу пеняю себе: зачем давать ребенку столь непростое обещание? Кабы знать.

– Можешь рассказать, как выглядел Цекоракс?

Миззи качает головой:

– Когда это случилось, я как раз бежала к сестре. Она так здорово готовит, что ее освободили от рабства и теперь платят ей за стряпню. Я заглянула на улицу Синего Крюка, потому что мои друзья жили там вместе с родителями, на заднем дворе у торговца коврами. И у канала услышала, как кто-то визжит и вопит, и увидела что-то в воде; но когда сказала сестре и та кликнула стражу, все уже были мертвы.

Мы молча перевариваем эту картину. Наконец я спрашиваю:

– Так ты ничего не видела?

А она отвечает:

– Почти ничего. Зато я знаю, как монстр пробрался в дом.

Миззи отвела меня к канализации за лачугой, в которой жили ее друзья. Канализационная решетка пропустила бы трех мужчин, вставших друг другу на головы. Если бы не прутья. Мне подумалось, что никто не протиснется между ними, но Миззи настаивала, что виденный ею монстр «уполз» именно этим путем. По карте выходило, что всех жертв убили вблизи одного из этих гигантских водостоков. В глубине виднелась дыра, достаточно большая, чтобы пролезли рабочие и все такое.

Я слышу, вы с ухмылкой повторяете старую поговорку? Несколько лучших улиц Минратоса и правда облицованы мрамором, но вонь из канализации там такая же, как и везде, уж поверьте.

Брожу я по туннелям и спустя несколько минут замечаю свет – то тут, то там. Он бледно-синий, как от подземных грибов, тянется полосами по потолку и стенам. Словно жгуты толщиной с вашу руку макнули в краску и прилепили к каменной кладке. Света хватало, чтобы разглядеть прибитые к потолку бронзовые пластины с названиями менее пахучих улиц.

Чем дальше иду, тем ярче это свечение. И вот я что-то слышу… Не плеск. Слабый, неясный звук. Продолжаю шагать – звучит. Останавливаюсь – затихает. Мне пришло на ум вытащить саблю, что и спасло меня, когда появился Цекоракс.

Заворачиваю за угол – а из трещин в туннеле и воды выныривает масса щупалец. Кричу, рублю, отсекаю чуть ли не дюжину цепких молотящих конечностей! Червеобразное тело покачнулось, молочно-белая плоть разошлась, обнажив… Даже не знаю, как назвать. Клинок? Он походил на серебряный и будто бы расщеплял пространство, закручивая воздух вокруг себя. Он наискось резал камень за моей спиной, точно масло.

Я срываюсь с места. Мерцающие жгуты змеятся на потолке, гонятся за мной, и некоторые распахивают глаза, да-да, обыкновенные глаза: они усеивали плоть, как драгоценные камни усеивают роскошные ножны для меча.

Голос Цекоракса – это множество тонких сдавленных голосов, говорящих в унисон.

– Скользи с осторожностью…

Сзади расплескал воду сплетенный из щупалец жгут. Раздался тонкий звук, словно свист воздуха, и кусок моего плаща упал в жижу. Пришлось бежать еще быстрее – ноги так и мелькали. А тварь опять отхватила кусок ткани, словно играя.

– Останься с нами, – проворковала она.

Не передать всего злорадства, источаемого ею. Его прямо… чувствуешь, как мороз по зиме.

– Забирайся внутрь, в тепло. В короне слепцов есть свободное место…

Я разворачиваюсь на бегу, блокирую выпад клинком. Воздух гудит. Мою щеку жалит осколок, это сабля разбилась вдребезги. Оставшись без оружия, обливаясь кровью, с запаленными легкими, я шарю по карманам, достаю кое-что украденное в доме Дориана, и с силой швыряю в Цекоракса.

Секрет дымовых шариков очень прост: нельзя бросать их себе под ноги. Цельтесь в преследователя. И лучше всего – в глаза.

Из мешочка с шариками, заполняя туннель, повалили маслянисто-черные клубы. Мне это помогло, но не так, как вы могли подумать. По-прежнему удирая, я оглядываюсь и вижу: треклятое чудище обвивает своими щупальцами завитки мглы, тычет в них. Оно изучало дым. Его бледные конечности, касаясь друг друга, сливались воедино. А когда чудище нагибалось, они рассоединялись, возвращая себе прежнюю форму. Другие переплетались, лениво скользя по большому червеобразному телу и утопая в нем…

Честное слово, друзья, с тех пор я вообще не ем осьминогов.

Завернув за другой угол, слышу: «Возвращайся, гость», – так громко, будто Цекоракс кричит мне в ухо. Показывается тянущееся за мной вдоль труб одинокое щупальце.

– Тебе не познать смерти слаще. Восстание близится. – И он, понизив голос до шепота, обнажил свое серебряное лезвие. – Внутри меня безопасно.

Подобрав кирпич, бросаю его и слышу приятное «шлеп!» Тварь получает вмятину и отлетает назад, оставляя за собой след ярко светящейся слизи. И вот я у выхода. Взбираюсь по лесенке, с грохотом опускаю железный люк. Но это выход не на улицу, а к подножию лестницы.

«Спокойно!» – говорю я себе, а тело кренится, с лица капает кровь. Подъем даже в сотню лестниц не так страшен, как перспектива спуститься обратно. И пока кругом сухо и безопасно, меня все устраивает.

Вот так судьба привела меня из кладовых Дориана прямиком в храмовничьи казармы.

Что, осталась только вода? Возьмем еще бочку? Покорнейше благодарю.

Так на чем я?.. Ах да.

Следующие пятнадцать минут заняло бегство от этих бронированных животных, что пытались замести меня за «злонамеренное вторжение». Так они, по крайней мере, кричали мне вслед. Тевинтерские храмовники, в отличие от любых других, не умеют блокировать магию. Это просто стражники в красивых доспехах, сидящие на лириуме. У них на плечах лириумные осколки размером с дерево, вот не вру. Может, поэтому они такие неприветливые?

Уйдя от погони, пришлось соскребать с себя грязь на заваленном водорослями пляже. Заодно смылся макияж, но уж лучше соленая обветренная кожа, чем еще хоть мгновение канализационной вони! Я прячу лицо под шарфом и возвращаюсь в гостиницу, чтобы переодеться в чистое, а нечистое бросить в печь и изучить карту Минратоса.

Именно в тот момент мне подумалось: к демону деньги, пусть с монстром разбирается кто-нибудь другой. Однако долг требовал сообщить Дориану Павусу местонахождение Цекоракса и то, как он выглядит, а затем сердечно пожать руку на прощание. Поэтому я, радуясь смене платья, отправляюсь искать дом над стоками, где на меня напал Цекоракс. В канализацию я больше ни ногой, зато Дориан получит хотя бы приблизительные координаты, прежде чем я покину город.

И я бегу по многочисленным лестницам и окруженными стенами тротуарам Минратоса, держась в стороне от каналов и выгребных ям. Все залито солнцем в противоположность туннелям, где встретились мы с Цекораксом. Карта приводит меня к огромной террасе, нависшей над зарослями сияющих лоз и струйными фонтанами. Это те самые гигантские сады, что видны из апартаментов Дориана.

Что-что? Да, я тоже удивляюсь. Свет растений виден даже на солнце! Днем сияние чуть тускнеет, зато становится похожим на блеск драгоценностей. И все это – прямо над логовом Цекоракса, что таилось тремя подземными уровнями ниже. Несмотря на солнечную погоду, во время прогулки у статуй суровых магистров меня настигла меланхолия.

Повелители Фортуны не любят проигрывать. Правда, в тот раз дело было не в какой-то там роскошной драгоценности, молящей об освобождении. Мне противостояло чудище, которого не одолеть. Будь со мной вся команда… Но ведь нет ее. Не в этом городе.

И мне пришло в голову: раз уж орлесианская маска и плащ не бросаются в глаза напыщенным магам, здесь, в садах, я и вкушу напоследок роскоши Минратоса.

В тех садах звучал смех. Были там и беседки, увитые розами, и петли арборского благословения, и сладкие яблоки с особым ароматом, и торговцы липким инжиром в орехах, и пруд в зарослях лотосов. Водопады низвергались в пруды благодаря искусно спрятанным акведукам, соединенным с почти незаметным резервуаром. Повсюду порхали крошечные бабочки – иллюзорные, что выяснилось, когда одна невредимой пролетела сквозь мою руку.

Ну что, еще по одной? Большое спасибо.

Блуждания привели меня к деревьям у пруда, к толстоствольным березам с большими, как иногда бывает, дуплами. В дуплах птицы свили гнезда. Заглядываю в одно гнездышко: пусто. Как и в следующих двух. Чуть дальше еще дерево с дуплом; я прогуливаюсь до него не спеша, заглядываю внутрь – и вижу гнездо, наполненное трупиками. С дюжину обезглавленных птах разной величины аккуратно сложены в форме купола. Все повернуты в одну сторону, словно гонятся друг за другом.

Возвращаюсь я на поляну неровным шагом и, только схватившись за ветку, умудряюсь не сесть своей идиотской задницей в пруд. Тут береза возле меня как затрясется, и из дыры в ее коре выскальзывает белый ус… распахивая влажный карий глаз.

Цекоракс хихикал, пока мои ноги, прощупывая почву, медленно отступали к главной мощеной дорожке. Это не старая коллекция – кровь на шее нескольких убитых птиц еще свежа. Цекоракс принес на поляну пичужек специально для меня.

Я бреду в тихом оцепенении, видя тусклую голубизну в полых стволах деревьев, где по-паучьи затаился Цекоракс. И чем дольше гляжу, тем лучше различаю кольцевидные щупальца, которые стелются в траве у стены, обвиваются вокруг стволов, превосходно маскируются в свисающих лозах.

Меня едва не колотило. Всех нас, гуляющих на солнышке, окружал идеальный хищник. Цекоракс обитал по всему периметру садов. А ужас, увиденный мною в канализации, был лишь крошечной его частью.

– Гость, – прошептал сочный голос уже у ворот, и в тени возле меня моргнули глаза на перевитых жгутах, – смотри.

Внизу по тропе за болтливым магом устало шагал эльфийский раб. Скользнувшее в траве щупальце стегнуло по подолу рабского одеяния. Эльф стал, растерянно огляделся. Он не увидел, как из зарослей взвивается второй отросток, как размыкается плоть, обнажая режущий край…

Но тут я швыряю в щупальце кувшин с водой, и бросаюсь наперерез идущим, и громко кричу, как можно лучше изображая орлесианский акцент:

– Эй, вы! Берегитесь!

Маг повернулся. Его удивление тотчас переросло в раздражение.

– В чем дело?

– Там утиная гадюка, ядовитая змея! – Я упираюсь в колени ладонями, будто устав от короткой пробежки в тяжелом платье, и мотаю головой. – Не знала, что они водятся у вас в Тевинтере!

– Что за чепуха?!

– Вот, смотрите! – Я раздвигаю куст, в тени которого мягко сияет молочно-голубое пятно. – Змея, опаснейшая! У нас в Гислене их тьма-тьмущая. Боюсь, я лишь ранила эту тварь, но она точно готовилась напасть на вас!

Ох нет, мне даже отдаленно не сымитировать гисленский акцент. В жизни не доводилось бывать в Гислене. Но знаете, большинству тевинтерцев – тоже.

«Кровь» Цекоракса очень сильно воняла. Маг принюхался.

– Пахнет и впрямь отвратительно! – И попятился. – Что ж, благодарю, мадам. Вы избавили меня от необходимости обучать нового писца, верно, Флорикс?

А Флорикс, стараясь сохранить лицо, вымученно рассмеялся:

– Как скажете, хозяин.

И они удалились, по дороге из сада свернули к гигантской башне в изогнутой тени резервуара.

– Повезло, – прожурчал Цекоракс слишком близко ко мне.

Было не похоже, что он злился. Уж не знаю почему, но у меня возникло ощущение, будто я его забавляю. А что, вполне возможно. Брошенный мною кувшин с водой не причинил чудовищу серьезного вреда. Как и в канализации, мне удалось лишь замедлить Цекоракса.

Садовые ворота маячат так близко… Сумею ли я его обогнать? Отпустит ли он меня? Или позволит сделать пару шагов, а потом отрежет голову и спрячет тело в пруду с лотосами?

– Больше никаких фальшивых лиц. Никаких масок. Стань же мягким и слепым звеном моей короны.

Это меня встряхнуло. Мое искусство принадлежит только мне, и никакое проклятое Создателем чудище его не отнимет!

И я мчусь в эти ворота, к спасительной тени и свободе.

– Будут и другие…

Может, это и был плод моего воображения, но мне почудилась задумчивость в последних словах Цекоракса:

– Внутри меня они соединятся.

Я проталкиваюсь сквозь толпу, направляясь к порту. Говорю себе: «Пошлю Дориану письмо». Он-то мне, по крайней мере, поверит. Хватит с меня здешних приключений. Этот город мне чужой.

В тот же миг мне встретилось подтверждение этому: под свист хлыста мимо грохочет телега, внутри нее – эльфы с померкшими глазами и люди в цепях. Я поворачиваю влево и в парусах клиперов и галеонов, готовящихся уйти с приливом, вижу свободу.

– Эй, ты!

В руке бронированного храмовника, что указывал на меня, сверкнуло серебро. Это потрясло меня не меньше, чем появление Цекоракса. Рядовой храмовник узнал меня в маскировке – при том, что нас разделяют несколько домов?

– Смотрите! – воскликнул он. – Та самая, с чудным футляром!

Ах да! Они видели во мне всего лишь дуру с приметной ценностью. Уйти от них удалось, но в этот раз было труднее: храмовники приняли меня за матерую воровку. Что, простите? А, ну да, я ворую, но в тот раз ничего краденого, что заслуживало бы погони, при мне не было.

Я порхаю с крыши на крышу с такой легкостью, что толпы внизу аплодируют, но на ближайшей улице, конечно же, сталкиваюсь с очередным храмовником – он как серебряный кулак у меня на пути. В итоге шестеро с мечами и булавами загнали меня в короткий тупичок.

Нет на свете злее существа, чем храмовник, которого вы только что вынудили пробежать полгорода в полной экипировке.

Стою и решаю: лезть по отвесной стене или молить о пощаде, пока мне не дали в глаз? Как вдруг кто-то роняет золотистую склянку на головы храмовникам.

Хлоп! Затрещала молния. Храмовники заорали и затряслись в своих доспехах.

– Сюда! – прошипел голосок: та беспризорница, Миззи, высунулась из окна, куда я могу добраться – с ее помощью.

Я подбегаю к храмовнице, запрыгиваю на нее. С новой вспышкой молнии чувствую что-то, похожее на змеиный укус, но все же, стиснув зубы, отталкиваюсь от воющей женщины – и мои пальцы находят край оконной ниши.

Оставив позади много-много крыш, я с радостью отмечаю, что мы избавились от погони. И поворачиваюсь к Миззи, чтобы поблагодарить, – а та пялится на меня.

– Что ты делал в порту? – спрашивает.

– Как ты поняла, что это я?

– По твоему футляру для карт. – И глядит еще пристальнее. – Да и походка была другая, пока храмовники тебя не увидели.

– Ты что, следила за мной?

– Мне было скучно. Ты весь чем-то измазан.

– В Орлее принято краситься, – отвечаю я, прикоснувшись к густому слою косметики. – И такой оттенок шеи – писк моды в Вал-Руайо. Что было в колбе?

Миззи достает из-под одежды еще одну. В емкости – нечто искрящееся, словно грозовое облако в миниатюре.

– Я служу на посылках у одной алхимички. Она мастерит такие бутылочки. Бракованные выбрасывает, и ей все равно, заберу я их или нет. Ма-а-агия. Каждый удар молнии ускоряет тебя. Ты же знаешь, что молния не дружит с металлом?

Минратос! Город, в котором магия настолько обыденна, что ее просто сливают в канаву!

– Что ж, спасибо тебе.

– Уплывешь теперь?

– Нет, – вру я. – Цекоракс найден. Мы с одним добрым магом прикидываем, как бы его убить. – Встаю, отряхиваю плащ. – Ты и глазом моргнуть не успеешь, а он уже будет мертв. Кстати, держись подальше от садов.

– Правда? Вот и хорошо.

И тут я замираю, услышав эти простые словечки. Гляжу на Миззи: у нее дрожат губы. Она распознала ложь, но прикинулась, что верит. Верит в то, что ее убитые монстром друзья заслуживают отмщения. Что кто-нибудь в этом перемалывающем судьбы городе поможет. Что потешный незнакомец в маскарадном костюме если и не герой, то его достойная имитация.

Все это время в колбе вращались искристые облака. У меня перехватило дыхание, и в голове что-то взорвалось. Безрассудный, самоубийственный план! Но подумалось: если я хочу и дальше с гордостью именовать себя Повелителем Фортуны, нужно рискнуть.

– Миззи, – спрашиваю, – не хочешь заработать сотню золотых?

Девчонка аж рот разинула. Но потом ее глаза заблестели: воображение взяло верх.

– Что нужно, господин? – Тут она взглянула на платье. – Госпожа?

– В этом наряде – госпожа. Как бы там ни было, нам нужны маги. И твой алхимик. И… – у меня дернулись пальцы, как всегда в момент душевного подъема. – И лучше провернуть это дело ночью.

Даже имея покровительство Дориана, после всех приключений с храмовниками и футляром следовало перестраховаться. Кроме того, мой план надлежало исполнять с осторожностью. Как только он осуществится, у горожан возникнут вопросы, хотя, вообще-то, им стоило бы меня поблагодарить! Уж я-то знаю: нельзя переоценивать признательность спасенных тобой.

И вот на глазах у горожан в алхимическую лавку входит магистр-человек. После тщательной консультации она покупает множество чрезвычайно опасных порошков у трепещущей перед ней магички.

Потом к торговцу подержанным оружием заходит гном в плаще, недавно перебравшийся на поверхность. То и дело жалуясь на солнце, он приобретает кунарийский гарпун.

А вскоре по общественным садам пробежалась чумазая эльфийская девочка, притворяясь, что собирает мусор. На самом деле дитя втихую прятало мешочки под скамейками и пакеты вдоль изогнутой стенки фонтана. Затем девочку встретила горбатая рабыня-кунари и заковыляла с ней к тесным улочкам.

Позже, смыв макияж со сморщенной мордашки Миззи, мы навестили Дориана Павуса. На мне был костюм, в котором он видел меня в день нашей встречи. Удивленно задрав бровь, Дориан впустил нас и, к его чести, не выгнал взашей, после того как выслушал мой план.

Уже стояла темнота, когда любовников, шпионов, поэтов, воров и магистров, все еще толпившихся в садах, изгнали оттуда волны едкого пара. Вещество было столь ядреным, что даже у меня струились слезы, хотя мы с Миззи восседали на акведуках под резервуаром. Оттуда он выглядел, как репчатая луковица на ходулях. Над нами резвились резные драконы.

– Вроде все ушли, – сказала Миззи.

На ее подбородке остались следы макияжа. Цекоракс про нее не знал, но Миззи все же настояла на маскировке, прежде чем ушла подбрасывать кульки. Их содержимое, как и обещала алхимичка, постепенно разогрелось за день, чтобы ночью испустить свои пары и вновь остыть. А заказано ей было «достаточно эффективное средство, чтобы изгнать крыс из моих владений». Я мягко подталкиваю Миззи:

– Пора. Поднимайся к Дориану и его подруге. Дам сигнал по готовности.

– А что за сигнал?

– Руками махать буду. Может, еще заору.

Та кивает:

– Красиво нарядилась.

А были на мне яркие пояса, накидки, брюки, рубашка, ремни, шарфы, амулеты и золотые украшения; носить их – священное право и привилегия любого Повелителя Фортуны, продержавшегося в нашем деле год или два. Да, все эти побрякушки сейчас вы видите на мне. Той ночью можно было шуметь ими без опаски.

Один из браслетов достался в подарок Миззи. Та округлила глаза и говорит: «Я буду хранить его вечно, даже если тебя убьют!» – а потом радостно убегает в темноту.

Я же туго завязываю мокрый шарф вокруг нижней половины лица. Сейчас будет худшая часть. По саду прогуливаюсь открыто, а светящиеся листья так и дрожат. Шарф не пропускает испарения, а кроме них, ничто не мешает бродить. Иду я покашливая и вижу, как щупальца уползают из поля зрения. И слышу звук, похожий на вздох, среди цветов, подпорок и деревьев.

– Гость! О, мой гость, иди же ко мне!

Вы бы на этот голос точно пошли. Слишком легко он завлек меня в сердце этого зеленого лабиринта, вниз, к террасам, где ветер гнал рябь в фонтане.

– И снова здравствуй, – выдавливаю из себя. – Как поживаешь?

Хихикает. А я вдруг вижу два голубых огонька на высокой башне за резервуаром. Два флакончика лириума. Маги пьют его в умеренных дозах, когда готовятся вершить великие дела.

Я снова кашляю. Затем, вовсю изображая мольбу, тоску и безнадежность, будто жизнь мне стала не мила, говорю:

– Цекоракс, я здесь… Сдаюсь… Забирай меня… Но! Прошу, сделай одолжение, всего одно! Ты показал мне лишь часть себя. И все, чего я жажду перед смертью, – узреть тебя целиком, о великий Цекоракс!

Фонтан заклокотал. Глаза повылезали из кустов и из-под воды; сплетенные жгуты бесстыже обвились вокруг деревьев. Волной накатил ужасающий голос:

– Изволь.

Плоть монстра хлынула на лужайки вокруг фонтана. Бурлящие комки червей соединялись и преображались. Один из них, дразня, срезал мой шарф и поднес к своему любопытному глазу. Все новые и новые щупальца поднимались передо мной из глубины сада. Я пячусь, карабкаюсь на борт фонтана, где четырехглавый каменный дракон извергает воду в чашу.

– Смотри, – говорит Цекоракс, вздымаясь и становясь величиной с дом. Потом наклоняется ко мне, раскрывшись, словно лилия, давая увидеть…

…Кольцо из голов.

Их были десятки, а вовсе не девять. Почти целые, если забыть о вырванных глазах. Их щек ласково касались корчащиеся усики. Корона из слепцов, бережно хранимая внутри ожившего кошмара.

Когда Цекоракс заговорил, все безмолвные рты открылись разом:

– Войди, и увидишь.

Тут-то я, видимо, и начинаю орать, размахивая руками. И сразу в нависающий резервуар с невероятной силой врезается шар из огня и камня, извергнутый двумя посохами. Строители явно не рассчитывали, что в водохранилище будут палить. И что какой-то умник начинит его пакетами с гаатлоком – взрывчатым порошком кунари.

Резервуар оглушительно затрещал. Кожей чувствовалось, как крошится камень, как выскальзывает на свободу огромная тяжесть.

Даже Цекоракс перестал извиваться. Он развернул свои усики – и на нас обрушился весь запас озерной воды.

Я хватаюсь за каменных драконов. Потоп сорвал с меня шарфы, амулеты и ожерелья. Водопад превратился в ручей, а ручей – в струйку, но еще долго мои легкие извергали воду. Руки саднило, ноги онемели; мне едва удалось вскарабкаться на драконьи головы.

А эта туша, эта… корона поднялась как ни в чем не бывало! Да еще покачивает сотнями щупалец, будто отряхиваясь после дождичка. Иные сплетенные жгуты кружат в чаше фонтана, как угри.

Мои руки нащупали небольшое углубление, где смыкались головы драконов.

– Подойди, – сказал Цекоракс, словно нас не прерывали. – Убедись, что ничто не причинит мне вреда. Приди же, здесь будет безопасно. Здесь навеки останется твое истинное лицо. Я подарю тебе свободу.

Тут я расслабленно киваю. Лезвия монстра гудят. Моя рука хватает гарпун, который заранее припрятала Миззи. Орудие с чавканьем дырявит громадное тело Цекоракса, который уже отсек драконью голову вращающимся клинком. А на воде теперь красиво покачивается катушка с проволокой, один конец которой намотан на гарпун. И я, увернувшись от еще одного клинка, кричу магам:

– Давайте!

В пронзивший монстра гарпун бьет молния.

Как же Цекоракс визжал… Все, что было в воде, воспламенилось, и когда огонь стал слишком ярким, в моих глазах заплясали пурпурные пятна. Плоть чудовища забилась в спазмах, скорчился каждый сучок и корень, соединенный с ней. Громадное тело Цекоракса опрокинулось и лопнуло; хлынула, моментально растворяясь в воде, бело-голубая жидкость.

– Гость… – только и булькнул он слабеющими голосами. С его короны падали головы. Последний шепоток был едва слышен: – Что со мной стало из-за тебя?

Я дожидаюсь, пока все червеобразные жгуты не прекратят подергиваться. С места двинуться не могу: вода по-прежнему искрит и потрескивает. Но знаете, хотелось как-то отметить эту победу.

– Мне велели передать, о Цекоракс, что это тебе от Миззи.

– Это была одна из самых омерзительных гадостей, что я когда-либо видел, – говорит Дориан, подъезжая со мной к торчащим вверх нагромождениям доков.

Сюда мы добирались в карете, запряженной очень популярными в Тевинтере ящерами величиной с лошадь. Здесь даже тягловые животные – чистое безумие!

– Хочешь знать, что мы с Мэй обнаружили в оставшейся от Цекоракса бурде? – продолжает Дориан. – По большей части, нечто вроде кожи.

– Как колбасная оболочка, – подсказываю услужливо.

– Молчи, умоляю.

– Не могу не спросить: чем вообще был Цекоракс?

Дориан пригладил усы:

– То мокрое месиво мало что прояснило. Древняя разновидность демона? Или ужасающее творение магистра? – Он как будто задумался. – Недавно я выпивал с одной южной некроманткой. После пятой чарки она поведала о «творениях за Завесой», которые не демоны и не духи. Может, зря я решил, что это просто пьяный бред?

Ящеры влекли карету по высокому арочному мосту. На этот раз в городе – по крайней мере, на той улице – было тихо. Дориан высунулся из окна, чтобы полюбоваться мостом, затем снова сел.

– Между прочим, Мэйварис шлет поздравления. Сомневаюсь, что без ее помощи та огненная феерия была бы столь великолепна. Мэй поехала бы с нами, если бы Магистериум не погряз в очередной интриге.

– Ей же не придется объяснять магистрам, каким таким загадочным образом лопнул резервуар?

– Конечно же, подлые вандалы давно удрали из города. Но вот молнию объяснить будет потруднее. Давненько я не метал ничего столь эффектного… Ее свет видели во всех уголках Минратоса!

Тут я взвешиваю на ладони свой кошель. Пятьсот золотых. Нет, Миззи не просила больше обещанной сотни. Но в ту ночь она была такой храброй – прямо начинающий Повелитель Фортуны! – что отдать ей меньше половины было бы жмотством. Они с сестрой на время покинули город – подождут, пока не затихнут тревожные расспросы о том, кто затопил сады.

Я ей говорю: если хочешь, можешь поехать в Ривейн к Повелителям Фортуны и чему-нибудь у них поучиться.

А она отвечает с укоризной:

– К югу отсюда живет прорва моих теток, дядек и племянников. Я теперь богатая женщина и должна заботиться о них. Но когда вырасту, – добавляет, – может, и к тебе загляну. Не забывай Миззи!

Затем обняла меня и исчезла в толпе.

Карета подъехала к клиперу с жемчужно-белыми парусами. Капитан уже ждал.

– Мэйварис все устроила, – объясняет Дориан. – Я поблагодарю ее за тебя. Судно быстрое и весьма комфортное даже по моим меркам, все расходы на путешествие уже оплачены.

– Вы оба чрезвычайно щедры, – со всей искренностью отвечаю я.

– Считай это нашей последней услугой. Мы с Мэй не хотим, чтобы у тебя остались плохие впечатления об этом прекрасном городе.

Я выбираюсь из кареты, захватив свои сумки, и гляжу на теснящиеся башни Минратоса, осиянные утренней зарей. В этот миг и с этого причала город выглядит безмятежным.

Затем поворачиваюсь к Дориану:

– Я не вернусь в Минратос, даже озолоти вы меня. – И пожимаю плечами. – Хотя некоторые его жители очень славные.

Смеясь, он помахал мне на прощание. И судно со мной на борту отправилось в Ривейн.

В одной из тех пятисот золотых монет просверлено отверстие. Я ношу ее на шее, видите? Просто дань памяти.

Ну а теперь я отвечу на самый первый ваш вопрос: вот так он мне и достался, этот футляр для карт, с сапфирами превосходнейшей огранки.