Патрик Уикс
Ужасный волк придет за тобой

Приземистый дом по соседству с портом Хантер-Фелла словно не хотел, чтобы его замечали. В дверях стоял безрогий кунари в ливрее из темной парчи, сжимая трость красного дерева с лазуритовым набалдашником в виде драконьего черепа. С одного взгляда на одежду этого кунари, на его покрытые шрамами руки матросы понимали, что дешевого пойла здесь не допросишься.

На вывеске не было рисунка, только надпись: «Чайная».

Внутри царили полумрак и подозрительная тишина. Лица здесь прятали под капюшонами, а слухи ценили дороже золота. В закопченных лампах дрожали огоньки, давая ровно столько света, чтобы зоркая прислуга легко сновала по крепким крашеным половицам. Никаких общих столов, лишь барная стойка и несколько просторных кабинетов, отделенных от зала плотными бархатными гардинами. Ткань с вплетенными нитями лириума зачарована так, чтобы не пропускать ни звука.

У дверей появилась эльфийка в дорожном костюме, ныне известная как Шартер. Кунари окинул ее взглядом, заметив, что под скромным плащом гостьи спрятано не меньше двух кинжалов.

– Надеюсь, вы пришли с мирными намерениями, – проговорил он почти без акцента, но Шартер все-таки уловила следы прежнего произношения.

Стало быть, дезертир. Наверняка он здесь уже давно, с тех пор, когда кунари захватили часть Киркволла.

– Я тоже на это надеюсь, – ответила Шартер.

Лакей сузил глаза, но не сделал попытки забрать у нее оружие. Посетителям чайной легко прощали осмотрительность, но не глупость, ведь только полный идиот не ждал смертельных сюрпризов от чаепития, хотя бы и дружеского.

– У меня назначена встреча. – Шартер намеренно заговорила с легким киркволльским акцентом, чтобы едва заметная дрожь кунари подтвердила ее догадку.

Да, похоже, это один из захватчиков, и воспоминания о том времени у него нерадостные.

– Сэйдж у себя за барной стойкой, он подскажет, где найти вашу компанию, – с притворной любезностью улыбнулся лакей. – Приятного вечера.

Шартер кивнула ему и прошла в чайную. Замерла на секунду, моргая в тусклом освещении. Затем разглядела служанку – человеческую женщину средних лет. Тонкий черный бархат ее платья, казалось, поглощал весь скудный свет. Держа в руках поднос со стаканами – черный чай, травяной чай, глинтвейн, – она остановилась посмотреть, впустят ли гостью.

Не важно, что Шартер опаздывала: сначала надо было понять, куда идти. По-прежнему моргая, она жестом отпустила служанку; та кивнула и исчезла в одном из приватных кабинетов. Пока его занавес был отодвинут, доносились голоса, принадлежавшие хартийскому гному и ривейни.

За спиной у Шартер вежливо кашлянул лакей, и она, чувствуя его взгляд, направилась к стойке Сэйджа, одетого в такую же ливрею. Это был гном, дряхлый на вид, его кожа – смуглая, точно дубленая – обтягивала кости так, что на предплечьях виднелись узлы сухожилий. Шартер догадалась, что в прошлом он орудовал кинжалами.

Сэйдж заулыбался при ее появлении. Вокруг его глаз собрались морщинки, точно складки орлесианского веера.

– Чем сегодня наше заведение может услужить дорогой гостье? – радушно спросил он с неваррским акцентом.

– Я пришла повидать друзей, – ответила Шартер. – Комната на пятерых, на имя Гош.

– Ну разумеется. Мы приготовили ее для вас. Все уже собрались. Желаете чего-нибудь? – Сэйдж обвел рукой стоявшие позади него бокалы.

После недельного путешествия Шартер больше всего хотела выпить бокал вина, хотя она не отказалась бы также от нагретого местечка у камина и объятий женщины по имени Тесса. Конечно, сейчас все это было бы некстати.

– Мятного из Андерфелса. Рассыпного, если найдется.

Сэйдж покивал:

– С двумя ложками сахара, правильно помню?

Шартер невольно улыбнулась: со времени ее последнего визита в эту чайную прошло десять лет, и она успела сменить несколько имен.

– Все верно. Благодарю.

Сэйдж жестом пригласил ее подняться по лестнице, для которой света не жалели. Ничто так не губит авторитет участников тайных собраний, как кувырок с невидимых во тьме ступенек. Шартер проследовала наверх, ее шаги растворились между лестничными маршами.

Вход на верхний этаж тоже преграждали звуконепроницаемые черные гардины. Раздвинув их, Шартер увидела просторную комнату с тусклыми лампами. На стенах – ни окон, ни даже картин, в которых можно проделать потайные щели для подглядывания. Веселый треск поленьев доносился от стенного очага, возле которого в удобных и мягких креслах расположились четверо гостей заведения.

Гном средних лет, с шевелюрой и бородой такого же черного цвета, как его кожаное облачение. На перчатках и сапогах – вышитые лириумными нитями руны. На поясе – тонкий клинок в ножнах из шкуры виверна. Большая чашка кофе перед гномом уже почти пуста. Убийца из Хартии. Стройный мужчина в ярких переливающихся шелках. Наряд дополняет полнолицевая маска, украшенная опалами для придания сходства с драконьей чешуей. Светлые кудри свисают с плеч. На столе возле него – чашка чая, несколько капель блестят в серебряной ложке на блюдечке. Орлесианский бард.

Бледная женщина в серой мантии мага из Неварры. На лице – явное недовольство. Посох гостьи прислонен к креслу, но навершие с кристаллом аметиста испускает слабое магическое излучение. Камень стиснут между фигурками из серебра, их рты распахнуты (в агонии или в экстазе, Шартер так и не поняла). Женщина покачивает бокал глинтвейна, в котором, размешивая напиток, сама по себе вращается серебряная палочка. Морталитаси.

Некто, с ног до головы закутанный в мрачное одеяние из вирантиумской парчи, в капюшоне, прикрытом тонкой прозрачной материей. Одежда расшита незнакомыми витыми узорами, кое-где затейливыми настолько, что больно глазам. Поодаль от рук в кожаных перчатках стоит кубок с темно-красной жидкостью, похожей на вино. Гость слабо пахнет морем – и чем-то заморским. Пристав.

Все четверо оглянулись на вошедшую. Шартер не пыталась ступать бесшумно – скрытничать было бы невежливо, – но ее шаги все равно звучали приглушенно, а пол слегка пружинил. Выходит, под половицами – пробковая подложка, еще одно средство для гашения звуков.

– Опаздываешь! – гаркнул Убийца. – Меня уже тошнит от разговоров ряженого павлина с магом смерти и этим вот… Да кем бы он ни был, – махнул он в сторону Пристава.

– Она явилась точно в назначенное время, – фыркнула Морталитаси.

– Месье, вам вряд ли доставила бы удовольствие беседа с самим собой, – произнес Бард.

Его орлесианский акцент дымом закручивался вокруг слов.

– Довольно. – Голос Пристава мог принадлежать и мужчине, и женщине любого возраста. Он казался искусственным – сымитирован сносно, но не идеально. – Все мы собрались здесь из-за нашего общего интереса к Волку.

– К Волку из Инквизиции, – ухмыльнулся Убийца. – Напоминаю, он работал на нее, не вызывая подозрений, целый год. Только представьте: среди вас – бог, а вы ни сном ни духом. Ну и каково это? – спросил он, взглянув на Шартер.

Та присела и состроила раздраженную гримасу. Пусть хартиец думает, что уел ее. Тогда у него, возможно, развяжется язык.

– Он не бог и сам это признал. Всего лишь очень древний и могущественный эльфийский маг.

– Может статься, что очень молодой, – предположил Бард. – Обыкновенный эльф, наткнувшийся на источник древней магии.

– Или же демон под личиной эльфа, – заметила Морталитаси и отпила глинтвейна.

– Нас не заботит, кем он является, – от бесстрастных, казалось бы, слов Пристава веяло такой силой, что вино дрогнуло в кубке. – Для нас, тех, кто за морем, важны лишь его цели и средства.

– Инквизитору он заявил, – заговорила Шартер, ерзая и втайне наслаждаясь тем, как ей внимают остальные, – что хочет возродить империю древних эльфов, вследствие чего наш мир, как он ясно дал понять, ждут колоссальные разрушения.

– Особенно в Тевинтере, – насмешливо сказала Морталитаси, – ведь большую его часть построили на обломках эльфийской империи. – Она с любопытством оглядела комнату. – Вы говорили, это будет встреча лучших шпионов континента. Где же тогда сиккари из Тевинтера?

– И агент Бен-Хазрат, – прозвучал голос Пристава. – Неужто кунари боятся говорить с нами?

– Шпионская сеть Тевинтера не дала нам ответа. Как и Бен-Хазрат. Последнее особенно печально, – поморщилась Шартер. – Кунари лучше всех осведомлены о действиях Соласа.

– И они же готовили неожиданный удар по южным странам, а когда просчитались, вторглись уже в открытую. – Натянуто улыбнувшись, Убийца отхлебнул кофе. – Я бы не стал сразу верить им на слово.

Шартер кивнула так, будто хартиец сообщил собравшимся что-то новое, а затем глубоко вздохнула:

– Инквизиция мало знает о намерениях Соласа, помимо уже названных. Но многие его исследования касались Завесы между нашим миром и миром духов. Он, называющий себя ее создателем, хотел, чтобы Инквизиция активировала артефакты для укрепления Завесы. Сначала мы можем разузнать об этом.

План был не ахти, но Шартер и так знала: сквозившее в ее голосе сомнение должно было подтолкнуть остальных.

Пристава сковала неподвижность. Орлесианец размешивал чай. Морталитаси закатила глаза.

Зато Убийцу из Хартии проняло, как и рассчитывала Шартер.

– Меня не было бы здесь, не попроси наместник Тетрас о паре любезностей, – начал он, широко улыбаясь. – Но я не ожидал, что окажусь самым осведомленным среди вас. Вы даже не в курсе, что нужно этому типу. Но я вас просвещу!

Стиснув зубы, Шартер откинулась на спинку кресла. Убийца неприкрыто наслаждался ее досадой. Надавить еще немного – и он выложит все.

– Знаем мы, что ему нужно! – горячо заговорила она. – Покончить с…

– Я не про его цель, – отмахнулся Убийца и сделал паузу, допивая кофе. – Я про средство. Пусть Хартия мало смыслит в магии, но послушайте вот это, может, чему и научитесь.

– Так вот, красный лириум. Сперва казалось: руда как руда, только новее. Дает больше магии, травит хлеще. Бартранд, который нашел красный лириум, спятил, но мы решили, что дело в самом Бартранде. То же подумали и про Мередит, когда та разнесла почти весь Киркволл. Храмовники всегда в шаге от помешательства, уж поверьте тем, кто толкает им лириум.

Позже, когда о новой руде заговорили, одна из наших лучших женщин-кузнецов покопалась в этой дряни и нашла следы моровой скверны. И даже после этого кое-кто пробовал возить красный лириум контрабандой – мы это безобразие быстро прикрыли.

Хартия – за деловой подход. Однако с Мором дел лучше не иметь.

Конкуренция в таких случаях только вредит, и наместник Тетрас, как мы думаем, не зря продлил карантин в Казематах. Там, где Мередит, схватив лириумный меч, все разворотила, а затем сама стала лириумом – долбаной статуей! Многие пытались втихомолку отколупнуть кусочек Безумной Мерри, но мы объясняли, что так делать не нужно. Улавливаете?

Так вот, когда нарисовался тот долиец и стал выспрашивать, можно ли как-нибудь извлечь лириумного идола, первой нашей мыслью было вернуть его в клан с парой свежих татуировок на физиономии, если вы понимаете.

Вдобавок идол-то исчез. Все же знали, что из него Безумная Мерри выковала свой меч, а тот возьми и взорвись. Но эльф уперся. Сон ему, понимаешь, навеяло о древней сказочке его народа. Мол, идол еще внутри Мередит, вынь его – и эльфийские боги освободятся, что-то вроде того. Признаться, эта нудятина про эльфийских богов у меня уже вот где. Без обид, Шартер, но у Создателя хотя бы хватило ума свалить и больше не лезть к людям.

Тут бы эльфу и конец… Не то чтобы мы сущие негодяи, просто если кому приспичило ковыряться в статуе из красного лириума, то либо мы – его, либо он – нас и еще уйму народу.

Вдруг эльф достает склянку с зельем и говорит: эта бурда размягчит сырой лириум, чуть-чуть ослабит его магию, а мы тем временем достанем идола. Мы смеха ради плеснули зелье на кристалл – и будь я проклят, если оно не подействовало в точности так, как он сказал! То есть эльф, может, и чокнулся, но кое-что разумел.

Он посулил нам столько золота, сколько весит статуя, да еще рецепт зелья. Запахло большой выгодой, и мы сочли за благо помочь эльфу: сам бы он убился.

Ты только не проболтайся Верховной Жрице Виктории, Шартер. Знать не знаю, что там сейчас осталось от Инквизиции, но имей в виду: я рассказываю все это по доброте душевной. И если однажды ко мне постучится стража с расспросами о том, что не должно было покинуть эти стены, Хартия очень расстроится, тебе ясно?

Я так, на всякий случай.

Как бы то ни было, мы втихаря пробрались на закрытую площадь, где несет бессменную стражу Безумная Мерри… Ее успели огородить, так что мы лезли через забор. Мы рассчитывали, что мелкая взятка и шорох в кустах намекнут киркволльским стражникам, что к чему, и те пойдут погулять. Но совесть заела их очень некстати – пришлось им маленько поплавать. Куда важнее то, что до статуи мы добрались. И я вам скажу: это та еще жуть. Вся площадь провоняла магией, столько ее скопилось, что волосы на руках встали дыбом; и в темноте, клянусь погребальной урной моей мамаши, ветер доносил до меня музыку. Вроде старой песни из детства, которую толком и не вспомнишь.

Двое наших ребят прямо там и упали. Но пока они тряслись и что-то мямлили, остальные не теряли головы.

И вот мы у статуи. В ней уже и человека-то не признать. Ни на что не похожа, только на извилистую жилу лириума, что растет прямо из земли в самом неподходящем месте. Кое-где лириум тусклый, а кое-где так и сияет.

А песня в башке становится все громче; тут еще пара братьев по Хартии – вот же кретины – заголосили и как драпанут! Я же стою и радуюсь, что статуя ничем не напоминает Мередит. Ковыряться в груди усопшей – занятие недостойное.

Затем наш алхимик выплескивает зелье аккурат над сердцем Безумной Мерри, как учил эльф, – а старушка давай таять, точно снежная баба в кипятке. И чтоб меня, если в груди у нее не было маленького идола, привезенного Бартрандом с Глубинных Троп! Смотреть там особо не на что: две фигуры, слишком худосочные для гномов, тискают друг друга. И все же – вот он, светится, словно рубин, осененный благодатью самого Создателя!

Тут я надеваю лучшие перчатки из натуральной кожи виверна, копаюсь в сыром лириуме, как в дождевой грязи, и вынимаю идола.

Лириум вообще весит больше, чем кажется, а этот был и того тяжелее. Когда я взвесил его на ладони, то решил, что изнутри идол жидкий, текучий. Не знаю. В общем, мы эту штуку спрятали в ящик – надежный, с двойной защитой, хоть спи на нем, накрыв подушкой. Песня сразу же стихла.

Мы возвращаемся в наше убежище, к эльфу – и тут все посыпалось.

После заварушки в Киркволле многие храмовники пошли по кривой дорожке. Они по-прежнему отоваривались нашим лириумом, но вели себя уже почти как бандиты. Не буду врать: мы угрожали прикрыть поставки в случае неприятностей и только так держали их в узде.

Вот эти-то храмовники и накрыли нашу берлогу. Должно быть, один из стражников, которых мы подмазали, навел их на нас. Потому как храмовники знали: у нас есть то, что им нужно. Кусочек старой доброй Безумной Мерри.

Их было больше, ведь от нас сбежали те ребята, которые испугались песни в башке. Пришлось зайти в дом, якобы для «переговоров». Выбегает эльф, затевает драку… Так храмовники его вздули. Мы оглянуться не успели, как он уже в отключке, с шишкой на голове.

Затем слово берет главарь храмовников. Хочу, говорит, зелье, воздействующее на лириум. Но все зелье у нас вышло, а единственный, у кого есть рецепт, лежит без чувств, что главарю, конечно, не понравилось. Эльфа он связал и сказал, что подождет, а заодно забрал наш сундучок.

Вскоре явился еще один тип – тевинтерец, судя по одежде, и вроде бы храмовники в беседе с ним обмолвились о доме Кинтара. Парень дал им большой кошель золота, забрал идола и был таков.

Сидят храмовники и ждут, пока не очнется эльф. Кое-кто из них прилег под утро, остальные по-прежнему караулили. Пара моих ребят тоже прикорнула, ну а я с главарем храмовников пил себе кофе и пытался уладить наши разногласия так, чтобы все ушли живыми.

Вдруг спящие заметались все разом, скорчились, словно в припадке. Были бы это одни храмовники, я бы решил, что их мучают кошмары, но то же самое происходило с моими ребятами, – а гномы, как известно, снов не видят. Тут же они тряслись, бились в судорогах неясно из-за чего, и когда все прекратилось, спящие были мертвы. Кровь шла у них из ушей. И я вам так скажу: храмовникам не по нутру, когда их людей убивает нечто демоническое. Их главарь вскочил с клинком наголо – и я тоже: не думает же он, что у Хартии в ходу такая магия, а если и в ходу, на кой мне убивать своих?

В тот же миг главаря пришпилили к стене стрелы, пущенные через окно.

Под обстрелом полегли все, кто не спал и был на ногах. Но не я. Я в деле давно и знаю, когда пора нырять в укрытие. Храмовники валятся, мои ребята валятся, а я ползу к спящему эльфу, слыша шаги снаружи; ползу и думаю: эльф с этим как-то связан, а я-то не пытался его обдурить. Если за ним пришли его же сородичи – может, он за меня заступится?

Да только помер тот эльф. Шальная стрела угодила ему прямо в горло.

Я помазал его кровью свои уши и разлегся на полу, изо всех сил притворяясь жмуриком.

Спустя миг заходят они, эльфы. Никогда прежде таких не видел. Лица чистые, без долийских загогулин. Спины прямые, не то что у сутулых городских: те вечно боятся, что на них обратят внимание. Броня моднявая, в руках луки. Комнату эти ребята шмонали очень профессионально.

«Идола наверняка забрали», – говорит один из них с акцентом самого обычного ферелденца. У долийцев-то рот будто ирисками набит.

Затем он видит мертвого эльфа и давай ругаться. Должно быть, стыдно сознавать, что твоя стрела убила мальца, которого хотели спасти.

Другой эльф наклоняется над телом со словами: «Брат, Ужасный Волк да упокоит дух твой». Тут уже слышу долийский акцент, но речь размеренная, словно тебе зачитывают поэму.

После этого эльфы молча убрались.

Так все и было, клянусь этим вашим Создателем. Ужасному Волку нужен идол, и он не побоится замарать руки, чтобы его достать. Не завидую я дому Кинтара, если Волк на них выйдет. Надеюсь, все они спят вполглаза.

Убийца откинулся в кресле в ту же секунду, как распахнулся плотный черный занавес. Собравшиеся повернулись к служанке, что несла чай для Шартер.

– Благодарю, – сказала эльфийка, когда чашка и блюдце очутились на столе перед ней.

Служанка оглядела остальных:

– Еще что-нибудь?

– Нет, мерси.

– А мне бы еще антиванского.

Та забрала у Убийцы протянутую кружку и испарилась. Хартиец обвел взглядом остальных:

– Кто-нибудь еще хочет поделиться?

Две чашки кофе. И некто, убивающий при помощи сна – даже гномов, которым ничего не снится.

Убийца из Хартии был напуган.

– Удивительно, что долийцы и городские вместе охотятся за той… штуковиной. – Морталитаси поморщилась, затем бросила взгляд на серебряную палочку в бокале с глинтвейном и предостерегла: – На дне виден осадок, висп.

Палочка дернулась и стала мешать быстрее.

– Значит, храмовники, – произнес Бард. – Как же они обнаружили ваше надежное убежище, месье?

– Видимо, не такое оно надежное, – скривился Убийца. – Чтоб ты знал, я им больше не пользуюсь.

– Дом Кинтара пал вместе с городом Вентус, – прозвучал голос Пристава из-под всколыхнувшегося капюшона. – Идол Волка мог достаться кунари.

– Полагаю, что нет, – улыбнулась Шартер. – Мои агенты внедрились в дом Кинтара еще до его падения. – Точнее, во время падения, но эта информация была излишней. – Идола выкупила или выменяла семья Данариус…

– Так ты знала об этом с самого начала?! – рассердился Убийца.

– И теперь нам известно, что на Ужасного Волка работают его собственные агенты, – добавил Бард и отбросил с плеча золотистые кудри; его маска блеснула в свете свечей. – И что он убивает своих врагов, пока те спят. Полезные сведения.

С волосами Бард управился эффектно, но слегка неуклюже. Обычно он укладывал их по-другому.

– Еще один признак того, что наш так называемый бог – на самом деле демон, – вставила Морталитаси.

– Или отравитель. Вороны пользуются ядами без запаха и тяжелее воздуха. Спящие задыхаются насмерть; те же, кто стоит или сидит, остаются невредимы.

– Я разбираюсь в ядах, – с рычанием ответил Приставу Убийца, подавшись вперед и взглянув на фигуру в плаще, – и в магии понимаю. Я точно знаю, что убило моих бойцов!

– Это знание не поможет нам устранить Волка. С тем же успехом можно бросить в него камень. – Стоило Приставу повернуться к Убийце – и под капюшоном сгустилась непроглядная чернота. – От тебя несет ложью и страхом.

Убийца подался ближе, уже наполовину вынув клинок из ножен, как вдруг между спорщиками очутился Бард. Одну ладонь он выставил перед Убийцей, другую мягко положил на кожаную перчатку Пристава.

– Друзья, прошу вас. Если будем ссориться, никто не узнает того, за чем он пришел сюда.

Надо отдать ему должное, подумала Шартер. Сама она не стала бы касаться Пристава, пока ее оружие в ножнах. Правда, у Барда оно могло быть ближе, чем казалось, – у таких, как он, особая репутация.

Бард был без перчаток. Вокруг вычурных колец на длинных бледных пальцах не виднелось линий загара. Украшения были частью костюма, обычно он не носил их.

– Я верю гному, – сказала Морталитаси, – и могу подтвердить сказанное им. Думаю, мне известно, куда исчез идол из дома Кинтара. Стоп.

Последнее относилось к палочке в бокале – та резко замерла. Морталитаси спрятала ее в потайной кармашек на посохе, прямо под кристаллом аметиста в окружении серебряных фигурок.

– Тевинтерские маги совершили глупейшую ошибку. Решили править самостоятельно – и стали пленниками собраний и аудиенций. Днями напролет они командуют людьми, хотя могли бы повелевать источниками магии, на которых зиждется мироздание.

В Неварре властвует король, и простой народ живет счастливо – насколько это возможно. А что же маги, морталитаси? Мы властвуем над королем. Мы тратим малую толику времени, помыкая одним человеком, а тот передает приказы дальше, чем избавляет нас от ненужных хлопот.

Мы занимаемся ритуалами. Их суть – не для вас: по-настоящему оценить ее могут лишь маги, которых здесь нет… Разве что Пристав меня поправит? Ах, эта загадочная тишина. Впрочем, морталитаси без труда извлечет из нее ответ.

Вам достаточно знать, что мы отыскиваем места, где Завеса тонка и Тень разливается могучей рекой. В таких местах наша магия позволяет делать с духами единственно верное и надлежащее, – связывать их, направляя течение нашей «реки». И та повинуется.

Это вовсе не ахинея, мой дорогой гном. Тот факт, что твой народ устойчив к магии, не отменяет ее влияния на весь мир.

У мага-морталитаси есть и другие занятия. Путеводцы надзирают за мертвыми, Дозор Скорби укрощает магию, вышедшую из-под контроля. Но такие, как я, подчиняют себе мир Тени… Мы – истинные маги, пусть кое-кто и критикует наши методы там, где мы их якобы не слышим.

Поэтому мы и приняли у себя тевинтерского мага, дабы совершить обряд. Он прибыл от имени дома Данариус с рассказом о злополучной судьбе его главы. Магу требовалась наша помощь, чтобы изменить мир к лучшему. Война с кунари, по его словам, далась Тевинтеру тяжело. Вы же слышали, что Антаам начал вторжение без одобрения других правящих ветвей кунари? Мы полагали, что без их поддержки экспансия замедлится, но на самом деле духовенство и ремесленники только сдерживали Антаам. В их отсутствие он разгромил войско Тевинтера на востоке. Опасаюсь, что все земли к востоку от Вирантиума, включая север Антивы, окажутся под контролем кунари самое большее через год.

Представляете, как Антаам станет управлять этими землями? Даже трусы с юга не ненавидят магию так, как кунари. Наши величайшие достижения, многовековые практики? Все будет уничтожено, нас заклеймят как «монстров», словно у кунари есть хоть какое-то право… Этого нельзя допустить. Я не снизойду до безмозглых глупцов, не способных даже увидеть демонов, которых я подчиняю лишь усилием воли.

И к тебе, орлесианец, это тоже относится. Твои доводы насчет безопасности и допустимости моего искусства я приму не раньше, чем ты войдешь в Тень и обуздаешь первозданный хаос одной силой мысли.

Маг, что обратился к нам, знал, как вынудить Антаам повернуть назад. Наш совместный ритуал мог направить Тень против кунари, чтобы каждый демон и хоть сколько-нибудь заинтересованный дух, беспрерывно являясь им во снах, побуждал их возвратиться на север и держаться подальше от человечества. Их решимость ослабнет, вторжение провалится, и все вернется на круги своя.

Весьма смелый план. Грубоватый, чего и следовало ожидать от тевинтерского мага, но, безусловно, манивший своей дерзостью. Мы ввели гостя в один из ритуальных залов в глубине Великого Некрополя, где покоятся наши величайшие маги. Их тела служат домом для связанных духов, которые подпитывают наши обряды.

Тевинтерца сопровождали рабы – мы не придали этому значения. Еще он принес то, что назвал вывезенным до падения дома Данариус древним эльфийским артефактом. Распахнув массивный сундучок с защитными рунами Хартии, маг достал артефакт – идол из красного лириума, изображавший двух любовников или скорбящего бога и его жертву, как вам больше нравится.

Шепот идола вмиг зазвучал в наших мыслях. Но обладатели магического дара постоянно слышат голоса в голове, в этом нет ничего особенного.

Мы подготовили большую пещеру для обряда. Нас окружали колдовские одержимые – останки наших величайших магов, внутри которых обитают демоны, надежно запечатанные с помощью ритуальных кругов. Все мы принимали лириум, пока не почувствовали, как в древних стенах пульсирует магия и не услышали песню: ее мелодия подчинялась нам. Мы, двенадцать морталитаси, знали свои роли. Я высвободила свою магию, усилила ее за счет колдовских одержимых и направила на идола, лежавшего на земле перед тевинтерским магом.

От меня зависела весьма сложная часть обряда, и я, сосредоточившись на ней, не сразу осознала, что тевинтерец начал умерщвлять рабов. Я видела, как они, будучи в трансе, ложились у его ног; вот он перерезал горло одному, другому, проливая жертвенную кровь на идола, – и дальше по кругу.

Безусловно, я остановила бы его при первой возможности, но ритуал был в самом разгаре. Разорвав привязку, я могла причинить сильнейшие разрушения и, вероятно, убить рабов. Оставалось лишь продолжать обряд и наблюдать за отвратительным действом, всей душой желая прекратить это.

Собрав воедино нашу силу, мощь колдовских одержимых и энергию, взятую из жизней рабов, тевинтерский маг поднял идола. Я увидела, что из его основания растет лириумный шип. Теперь это был не просто идол, а ритуальный клинок. Маг ударил им себя по руке, поток силы завибрировал внутри пещеры, и мы словно стали кровью, бегущей в ее жилах, и все вместе упали на землю: мощь ритуала утянула за собой разум каждого из нас – прямиком в первозданный хаос Тени.

Все кругом было светлым и полным красок. Ошеломительный вихрь магии, движущей миром духов, вращался вокруг тевинтерского мага и его ритуального клинка, точно мы угодили в эпицентр урагана. Что-то гигантское всколыхнулось рядом с нами. Дух, настолько большой, что содрогнулись области Тени, которые я считала нейтральными, необитаемыми. Высоко над нашими головами, там, где тенью заслоняет небо Черный Город, раздался громогласный рев.

Но прежде чем тевинтерский маг смог завершить обряд, явился Ужасный Волк.

Не эльф, не смертный маг. Чудище, подобных которому я не встречала. С виду волк – но размерами с высшую драконицу, с торчащей косматой шерстью и шестью пылающими, как у демона гордыни, глазами. Ужасный Волк прилетел на огненных крыльях: стоило ему встать перед нами, как они обернулись ордой низших демонов.

– Вы, маги, смертные глупцы, великий замысел сорвав, посеяли угрозу мирозданью!

Его слова хлестнули по нам штормовым ветром. Ужасный Волк сомкнул челюсти вокруг тевинтерского мага, кричавшего от ужаса, и в мгновение ока поднял его. Низшие демоны набросились на нас, блистая огнем и молниями, а мы, прервав обряд, прибегли ко всем своим магическим умениям, чтобы выжить.

– Дерзнули взять вы идол мой и изувечить Море Снов! Вкусите боли, вами сотворенной!

Мы разом проснулись все в той же пещере, где стены ходили ходуном. Затем под ее сводом открылся светящийся зеленый Разрыв. Демоны Ужасного Волка – сияющие воины с клинками, выкованными из первозданной Тени, – со всей праведной яростью вырвались в наш мир, а позади них, смутно видимая в мерцании света, распростерлась тень самого чудовища, из чьей пасти текла слюна. Последние слова оно прорычало уже не с гневом, но с тихим презрением:

– Хоть еще раз подчините бедных духов – и тогда ваши жизни мои.

Я едва не расхохоталась от такого лицемерия. Ужасный Волк запретил нам связывать духов, но разве низшие демоны напали не потому, что он их принудил? Кто-нибудь несведущий принял бы их за духов доблести или справедливости, однако, уверяю вас, ни один добрый дух не терзал бы нас так, как эти существа.

Я швырнула сгусток магии – заряды энергии и защитные заклинания отбросили их назад. Возле меня растянулся собрат-морталитаси. Тевинтерский маг – вернее, его иссохшая оболочка – лежал на земле в окружении рабов, принесенных им в жертву для кровавого обряда.

Другой мой собрат, сын дворянина, метнулся к телу, схватил идола (клинок из лириума исчез; уж не знаю, втянулся он обратно или разбился) и бросил его в увесистый сундучок Хартии, который сдерживал силу лириума. Он скрылся вместе с добычей, оставив нас умирать; я прокляла его сообразительность и его самого.

Разрыв закрылся. Демоны уложили на пол и принялись опустошать поверженных морталитаси. Я и еще несколько выживших ринулись прочь. Я должна была спастись, понимаете? И предостеречь других, чтобы демоны больше никому не причинили зла. Но они преградили мне дорогу, а с ними и колдовские одержимые, тела наших великих магов, хранящие в себе могущественных духов.

Со мной оставалась лишь одна моя старая знакомая. Она плакала. Ее посох сломался, он не помог бы ей, как не помогли ни словесные пикировки, ни мелочная политика. Демон настиг ее сзади и пронзил сердце одним точным ударом сияющего клинка. Ее жизнь утекала на моих глазах, а я была бессильна ей помочь.

Затем зашевелились, задрожали тела жертв-рабов: их находили духи. Спустя миг ведомые ими мертвые встали на ноги, навалились на демонов и колдовских ужасов, дав мне время, чтобы сбежать.

Позже эти недалекие дурни из Дозора Скорби спрашивали, почему трупы мне помогли. Словно моих добрых деяний недостаточно, чтобы привлечь сочувствующих духов, способных меня защитить. Словно я – обыкновенная преступница, подчиняющая духов магией крови, а не жертва самого Ужасного Волка!

Тем не менее дурни вернулись со мной для изгнания демонов, однако те уже исчезли. Колдовские одержимые оставили тела как магов, так и мертвых рабов. Почитаемых нами усопших мы похоронили заново, а пещеру запечатали.

Мы искали дворянского отпрыска с украденным идолом, но этот подонок бежал в Тевинтер, где преследовать его рискованно, так как большая часть империи погрузилась в хаос из-за войны. Боюсь, на этом мои сведения заканчиваются.

Отбросьте все, что вам известно об эльфийском маге. Я не знаю, вправду ли он Ужасный Волк из эльфийских мифов – нередко народы вроде авваров почитают могучих духов как богов. Но не важно, с чем связан страх перед Ужасным Волком: для этого есть причины. В Тени мы лишь гости, а для него она – родная обитель, и местные духи с радостью служат ему. Теперь они шепчутся в моих снах, винят меня в преступлениях, которых я не совершала, и клянутся отомстить, едва моя защита падет. Маг послабее уже почил бы или обезумел.

Чувство, что мы нарушили планы Ужасного Волка, было таким же сильным, как его гнев на морталитаси за подчинение духов, которых он считает своими, и на тевинтерца за использование запретной магии крови.

Его замысел включает в себя Тень. И если для этого ему нужен идол, то любые его намерения чудовищны.

Занавес сдвинулся, Убийца крякнул, и Шартер заметила, что он снова тянется к клинку. Но это всего лишь пришла служанка с очередной чашкой кофе. Убийца кивнул ей, и та удалилась. В гардине, создававшей тишину на этом этаже, слабо потрескивала магия.

– Это уже ни в какие ворота, – процедил Убийца и отхлебнул кофе, скривившись. – Я и так знал, что эльф опасен. А теперь он еще и демон?

– Или спелся с демоном, – отметила Шартер. – Как Корифей, который напал на юг и заманил в ловушку Серых Стражей, объединившись с демоном страха.

– Стражи сами загнали себя в ловушку, – пробормотал Бард с легким неодобрением, помешивая чай. – В любом случае теперь мы знаем немного больше.

– Он начал некий ритуал с целью возродить империю эльфов, – сказала Шартер, – и понимает, насколько это разрушительно для мира. Ритуал включает в себя Тень, а еще для него зачем-то нужен идол.

– Вдобавок идол реагирует на прочие виды лириума, – добавила Морталитаси. – Возможно, ритуал потребует лириума – обычного синего или необычного красного.

Убийца скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла.

– Да у нас хватает неприятностей и без красного лириума. Говорю же: он поражен скверной, а с Мором лучше не связываться. – Он взглянул на Пристава. – А вы все уши греете, да только сами ничем не делитесь. Что дадите в обмен на наши сведения?

Прежде чем прозвучал ответ Пристава, Бард поднял руки:

– Полагаю, мне известно, куда направился маг с лириумным идолом. Позвольте мне продолжить историю, s’il vous plaît.

Шартер кивнула, Убийца вновь крякнул и глотнул кофе. Бард, приняв это за знак согласия, заговорил.

– Война между Гаспаром и Селиной дорого обошлась моей стране. Много погибших, много трат. После ее окончания знатоки моего ремесла большей частью странствуют за границей, в поисках проданных или выменянных сокровищ Орлея.

Недавно меня попросили вернуть одно из них. Когда-то оно принадлежало самой императрице Селине. Это кольцо подарила ей предыдущая леди Мантильон перед своей безвременной кончиной. Я отследил путь украшения через весь Тедас, до нейтрального города Лломерин, где, по слухам, должен был состояться аукцион зачарованных ценностей со всего мира.

Раздобыв приглашение на аукцион, я прибыл в громадную крепость, охраняемую двумя големами-исполинами. Их каменные тела были украшены рунами и сияющими зелеными кристаллами. Изучив мое приглашение, големы пропустили меня внутрь. В зале для торжеств я обнаружил множество богатых, влиятельных людей, собравшихся со всех концов Тедаса.

Я увидел, как авгур авваров громогласно хохочет над скабрезной шуткой ривейни, капитана пиратов. Как строго одетый дворянин из Старкхэвена пожирает взглядом рыжеволосую эльфийку с кинжалом, узел на котором выдавал в ней агента Бен-Хазрат – шпиона кунари. Как Страж-Командор беседует с женщиной в маске и просторном одеянии – пройдя мимо нее, я узнал голос самой Верховной Жрицы Виктории.

За всеми этими гостями неподвижно следило иссохшее существо в кресле, достаточно большом, чтобы называться троном. Я бы принял это существо за труп, несмотря на его наряд, но оно то и дело подзывало к себе мальчугана с помощью некоего магического артефакта, и тот орошал водой его иссушенные конечности.

Моей задачей было купить кольцо, а если не удастся – выйти на его покупателя и осуществить обмен тем или иным способом.

Перед началом аукциона я несколько часов кружил по залу, подслушивал, вел светские беседы. Очень скоро я понял, что рыжая эльфийка была не единственным присутствовавшим агентом Бен-Хазрат. Она передавала сведения другим шпионам.

Мне стало любопытно, чем аукцион привлек кунари, чье отвращение к магии всем известно. Я прислушался к словам эльфийки. Та говорила на языке кунари, которого я толком не знаю, но мне послышалось слово «сиккари». И когда ее собеседник, ничем не примечательный человеческий слуга, отошел, я, охваченный любопытством, последовал за ним.

Он спустился на один марш. Я шел по пятам, притворяясь, что захмелел. У подножия лестницы слуга обратился ко мне, вынул тонкий клинок из-под туники, и мне, увы, пришлось познакомить его с моим собственным – не столь длинным, как у него, но доставшим до самого сердца. Затем я принялся изучать нижний этаж.

Вскоре стало очевидно, что он предназначен для прислуги. Но в коридоре, к моему удивлению, расхаживали тяжеловооруженные стражи и выискивали незваных гостей. Сокровища для аукциона, как я уже понял, держали в большом хранилище наверху. Я заподозрил, что и здесь, на нижнем этаже, разместили для сохранности что-то еще.

Держась в тени, я проскользнул мимо охранников. Моему клинку не хватало длины, чтобы достичь их сердец.

И вот, наконец, я нашел другого Бен-Хазрат – глубоко под замком, в туннелях, о которых, возможно, не знал и сам аукционист. Еще ниже повеяло соленым воздухом, и я предположил, что нашел путь к бухте контрабандистов, потайному выходу из замка. Но изучить его мне не довелось – на моем пути возникли кунари, занятые приготовлениями.

Это были уже не люди или эльфы, безрассудно посвятившие себя идеям Кун, но сами кунари – высокие, серокожие и, в отличие от силачей-тяжеловесов из Антаама, гибкие и проворные. Вместо факелов и фонарей они установили металлический жезл, увенчанный стеклянной колбой: сверхъестественный огонь пылал в ней ярче любой свечи. Они принесли клинки и свой взрывчатый порошок в тяжелых сумках из плотной ткани. И вот я увидел, как кунари кладут кисет перед мощной железной дверью и отходят подальше.

Я терялся в догадках: чего они ждут? Но затем уловил отголоски музыки сверху, с главного этажа: музыканты развлекали толпу гостей. Очевидно, мелодия была знакома не только мне, но и кунари, так как они кивали в такт. Потом звук стал громче, загрохотали барабаны, заревели горны, и один из кунари метнул в кисет маленький нож.

Кисет взорвался, ярко полыхнув. Сила взрыва была направлена внутрь, дверь сорвало с петель, она рухнула с оглушительным треском. Кунари стали озираться и, убедившись, что никто не слышал шума из-за музыки, направились в проем. Спустя минуту за ними последовал я.

Из темного угла я видел, как они входят в ритуальную комнату явно эльфийского происхождения – с высокими сводчатыми арками и древним эльфийским зеркалом на стене, окруженном статуями драконов и галл.

В центре комнаты, на атласной подушке, водруженной на каменный постамент с защитными рунами, покоился идол из красного лириума.

Стоило кунари войти, как появилась еще одна группа. Трое были людьми, в том числе два мага в мантиях тевинтерских магистров, хотя оба не надели масок и держали свои пылающие посохи не очень уверенно: скорее не правители, а солдаты. Третий человек, вооруженный луком, наложил на тетиву стрелу – ее наконечник искрился магией. Последним в тевинтерском отряде был голем. Предполагаю, что точно такие же охраняли вход в замок, но у этого голема в глазах светился разум, и он явно готовился защищать своих.

Какое-то время кунари и тевинтерцы оценивали друг друга. Затем медленно рассредоточились и встали на изготовку.

– Этот идол – не какая-нибудь безделица, – заявила женщина-кунари, возглавлявшая отряд Бен-Хазрат. – Его разыскивает опасный маг, что зовет себя Ужасным Волком. Он в равной мере угрожает всем нам. Уходите – и схватки сегодня не будет.

– А почему бы не уйти вам? – спросил один из магов. – Или вы в самом деле думаете, что примените магию идола успешнее тевинтерских чародеев? Нам известен эльфийский выскочка, маг по имени Солас. Его ритуал уже влияет на Тень. Мы не можем позволить ему забрать идола, чтобы он закончил начатое.

– Как и мы, – ответила кунари.

Они сказали друг другу еще многое, но по большей части в том же духе. Затем вскинули свое оружие.

А потом элувиан – эльфийское зеркало на стене – ожил. Все обернулись. Из зеркала вышел эльф в золотой броне, с волчьей шкурой через плечо.

Он бесстрастно взглянул на них. Сиккари и Бен-Хазрат, все как один, с паническими криками бросились прочь.

Глаза эльфа вспыхнули ярким светом – и все замерли, обращенные в камень чудовищной таинственной магией. Даже голем больше не был ожившей глыбой. Он застыл на месте, и его кристаллы потускнели и омертвели.

Эльф неспешно подошел к постаменту, медленно взял с подушки идола из красного лириума, что-то прошептал и с нежностью погладил пальцами в перчатке одну из фигур – коронованную, утешающую другую. Слов я не разобрал, боюсь, все они были эльфийскими.

Затем эльф повернулся к зеркалу, перешагнул мерцающую грань, и спустя миг в комнате стало темно и мертвенно-тихо.

Увы, это все, что я знаю об Ужасном Волке. Путешествие идола окончено. Он нашел своего хозяина. Того, кто готов без жалости и колебаний уничтожить любого на своем пути. И что бы он ни намеревался делать, я не верю, что мы предотвратим это.

Бард прервал свой рассказ и вздохнул.

– Отличная вышла байка, – разрезал тишину голос Убийцы, – но я бы лучше выслушал правду.

Бард повернулся к нему:

– Прошу прощения, месье?

– Пырнуть ножичком шпиона – это я еще понимаю, – ответил Убийца. – Но сесть на хвост отряду Бен-Хазрат, созданному для контрразведки? Я пару раз пересекался с рогатыми. Быть не может, чтобы ты подобрался так близко и незаметно подслушал их!

– А я много слышала о тевинтерских сиккари, – добавила Морталитаси. – Но чего я не слышала, так это чтобы их называли трусами и предателями. Большинство сиккари происходят из рабских семей. Безопасность их близких обеспечена соглашениями и шантажом, вот почему сиккари никогда не поступаются долгом. Ты утверждаешь, что они дрогнули и сбежали, увидев, как один-единственный эльф прошел сквозь зеркало. Но я уверена: они бы атаковали.

Шартер вздохнула:

– Как же много лжецов за этим столом. И некоторым ложь дается лучше, чем другим. Прошу сохранить мне жизнь.

– Ты это о чем? – взглянул на нее Убийца.

– О, не стоит, – фыркнула Морталитаси. – Думаешь, мы поверим, что отряд бывших храмовников нашел твое тихое убежище, и их было столько, что тебе пришлось отдать свои несметные сокровища? И неужели мы поверим, что шальная стрела влетела в окно и убила эльфа, спавшего на полу?

– Так, значит, да?! – Убийца вскочил и потянул из ножен клинок, блеснувший в свете огня. – Тогда нелишне спросить: как опытный маг вроде тебя не понял, что участвует в ритуале магии крови? Ты и твои друзья знали все с самого начала и дали ему убить рабов, чтобы увидеть, на что он способен!

Посох прыгнул в протянутую руку Морталитаси и занялся лиловым огнем. Глаза серебряных фигурок, сгрудившихся вокруг аметиста, замерцали, как горстка тончайших иголок.

– Никаких храмовников не было. Ты сам продал идола тевинтерцу, причем дороже, чем предлагал вам эльф. А потом, когда твои люди погибли во сне и в окно полетели стрелы, ты лично перерезал эльфу глотку, чтобы он не выставил виноватым тебя!

Убийца усмехнулся:

– Неплохо, неплохо. Вот ты мне скажи – я ведь просто гном и не разбираюсь в духах – с чего вдруг трупы стали сражаться за тебя? Не вынудила ли их магия крови? Как умерла твоя подруга, повтори-ка? Говоришь, ее ударили в спину? Я спрашиваю, потому что помню, как здоровенная псина из твоей истории поклялась: тебе не жить, если еще раз привяжешь духов.

– Шартер, – сказала Морталитаси, побледнев сильнее обычного, – из-за тебя я зря потратила время.

– Боюсь, из-за меня оно вышло. – Шартер, прикрыв глаза, медленно сделала глоток чая и тихо повторила: – Прошу, сохрани мне жизнь.

– Эльф, да не собираюсь я тебя убивать, – пробормотал хартиец. – Мне нужно извлечь из всего этого хоть какую-то выгоду. Говорят, ты каждый день видела того эльфийского гада в Убежище. Ты должна знать что-то еще, даже если в то время была слишком глупа, чтобы это понять.

– Я обращалась не к тебе. Думаешь, я не жалею, что в Инквизиции не разглядела истинной сути Соласа? Еще как жалею. Он меня переиграл. Я вечно буду раскаиваться в этом и никогда больше не совершу такой ошибки.

– Как вы можете быть настолько уверены, мадемуазель? – спросил Бард.

Она взглянула поверх стола на орлесианца, на маску, по-прежнему прятавшую его лицо.

– Все благодаря историям – трем длинным и парочке покороче, – наконец сказала она ровным голосом. – Во-первых, лишь немногим среди орлесианских бардов известен язык кунари, а знатоков эльфийского совсем мало. Еще меньше тех, кто говорит на эльфийском и знает, что словом «элувиан» называются зеркала, которые позволяли древним эльфам перемещаться из одного места в другое. Во-вторых, с той самой минуты, как ты коснулся руки Пристава во время спора с Убийцей, наш гость не шевелится. И в-третьих… Ты даже не притронулся к своему чаю.

Убийца и Морталитаси обернулись к Барду.

– Я же знаю, его вкус тебе ненавистен, – негромко произнесла Шартер. – Все в Скайхолде шутили над этим. Так почему ты заказал именно чай?

– Как раз потому, что над этим шутили в Скайхолде, – ответил мужчина в драконьей маске. Его голос звучал устало. – Я не был уверен, что костюма будет достаточно, поэтому вел себя так, как никогда бы не стал вести себя Ужасный Волк… Разве что так и не смог притронуться к чаю.

– Прошу, сохрани мне жизнь, – в третий раз повторила Шартер.

Убийца и Морталитаси разом выпрямились, но глаза за драконьей маской на миг вспыхнули жгучим пламенем.

– Ар ласа мала. – Орлесианский акцент уступил место протяжному, ритмичному произношению, лишь отчасти похожему на долийское. – Я дарю ее тебе.

Убийца и Морталитаси по-прежнему не двигались с места. Их кожа и одежды внезапно стали тусклыми, как камень.

Мужчина в маске поднялся и со вздохом взял посох из окаменевшей руки Морталитаси. Вынув палочку для перемешивания из-под аметиста в навершии посоха, он подержал ее в руках и пробормотал: «Ты свободен».

Палочка засияла на долю секунды – и висп испарился.

Мужчина обернулся, снял маску, небрежно бросил ее на стол – и перед Шартер вновь предстало лицо, которое она месяцами видела в Убежище и Скайхолде, ничего не подозревая.

Эльф, совершенно лысый – золотые кудри, как оказалось, крепились к маске. Овальное лицо с полными губами, крошечный шрам на лбу. Острые уши, прежде таившиеся под маской и париком.

– С Приставом все проделано блестяще, – отметила Шартер. – Тело окаменело, а одежда – нет.

– Должен предостеречь от общения с теми, кто за морем, – ответил он. – Они опасны.

– Опаснее эльфа, угрожающего всему миру?

В ответ на это эльф шевельнул губами, подтверждая догадку Шартер.

– Зачем ты пришел? Почему сам?

– Мне захотелось узнать, что известно всем вам. – Он обвел рукой стол. – Так много агентов – и ни одного глупца. Что же касается моего личного присутствия… Меня привлекло участие Инквизиции. А почему ты здесь? – спросил эльф, вернувшись в кресло.

Шартер беспомощно покачала головой:

– Ты сказал Инквизитору, что уничтожишь мир. Неужели думал, что мы не попытаемся тебя остановить?

– То была минутная слабость, – вздохнул он. – Я решил, что вы заслуживаете правды и покоя еще на несколько лет, пока мой ритуал не будет завершен… и миру не придет конец.

– Тогда, полагаю, мы не единственные, кому ты солгал. Ты не обязан этого делать.

Его взгляд пригвоздил ее к полу.

– Другого выхода нет. Я делаю это, чтобы спасти мир. И когда все свершится, вполне возможно, что оставшимся в нем эльфам – таким, как ты, – он покажется лучше прежнего.

Шартер уже подумывала, не солгать ли. Но затем вспомнила Тессу с ее живой улыбкой и сильными руками.

– Не всем, кто мне дорог, повезет так же сильно.

Он печально улыбнулся:

– Мне хорошо знакомо это чувство. Я ведь не бог, Шартер. Я гордый, опрометчивый, глупый эльф, и я делаю то, что до́лжно. Когда будешь писать Инквизитору… – Его голос дрогнул. – Передай, что я сожалею.

Он ушел. Шартер сидела неподвижно, пока за ним не закрылся занавес.

Затем она допила чай, держа чашку чуть дрожащими пальцами.

Взглянула на драконью маску на столе.

Гордый, опрометчивый, глупый. Делает то, что должен. Симпатизирует эльфам. Сожалеет.

Идол из красного лириума: две фигуры, одна из них, коронованная, утешает другую.

Сведений не так много, но больше, чем было раньше, подумала Шартер. Достав из кармана маленькую записную книжку, она взялась за отчет.

В конце концов, Ужасный Волк сам по себе не остановится.