У любой хоть чего-то стоящей цивилизации есть армия. Мы так сильно и глубоко в этом убеждены, что применяем такое правило даже к нечеловеческим цивилизациям, таким, как та, что изображена в фильме «Планета обезьян». Приматолог смотрит этот фильм, вышедший в 2001 г., с ужасом: жестокий лидер обезьян выглядит как ходящий на двух ногах шимпанзе (однако принюхивается, как кролик), гориллы изображены тупыми и послушными, орангутан играет роль работорговца, а бонобо как бы случайно обойдены вниманием. Голливуду всегда проще давалось насилие, чем секс.

Насилие правит бал в этом фильме. Однако самое абсурдное в нем – это огромные армии обезьян, облаченных в униформу. У обезьян нет идеологической обработки, командных структур и согласованных действий, используемых в человеческих войсках для победы над противником. Поскольку такая четкая координация подразумевает абсолютную дисциплину, нет ничего столь же страшного, как хорошо вымуштрованная армия. Единственные существа, тоже имеющие армии, – это муравьи, но у них отсутствует командная структура. Если муравьи такой армии заблудятся, – например, когда фуражиры отделяются от основного отряда, – то иногда натыкаются на хвост своей колонны. Они начинают идти по собственному феромонному следу, образуя замкнутую траекторию, по которой тысячи муравьев ходят и ходят плотными кругами, пока все не умрут от истощения. Благодаря командно-административной организации с человеческой армией такого случиться не может.

Поскольку споры о человеческой агрессивности неизменно вращаются вокруг войн, то, учитывая наличие командной структуры в человеческой армии, стоит хорошенько подумать, прежде чем проводить параллели с агрессивностью животных. Хотя жертвы войны по понятным причинам воспринимают военные вторжения как агрессию, можно ли утверждать, что захватчики пребывают в агрессивном состоянии? Рождаются ли войны из гнева? У лидеров зачастую есть экономические мотивы, внутриполитические причины, или же они воюют для самозащиты. С величайшим цинизмом Наполеон заметил: «Солдат будет сражаться долго и тяжело за кусок цветной ленты». Не думаю, что будет преувеличением сказать, что большинство людей в большинстве войн руководствовались чем-то иным, нежели агрессия. Человеческие войны ведутся вполне рационально и хладнокровно, что делает их почти новым явлением.

Ключевое слово здесь «почти». Склонность к идентификации с группой, ксенофобии и конфликтам со смертельным исходом – а все это случается в природе – в сочетании с нашими хорошо развитыми способностями к планированию «возвысили» человеческое насилие до его нынешнего нечеловеческого уровня. Изучение поведения животных может оказаться бесполезным, когда речь заходит о таких вещах, как геноцид, но если мы переключимся с уровня наций и государств на человеческое поведение в небольших сообществах, различия перестают быть такими уж огромными. Как и шимпанзе, люди весьма территориальны и ценят жизнь тех, кто не входит в их группу, гораздо меньше, чем жизнь соплеменников. Высказывались предположения, что шимпанзе без колебаний использовали бы ножи и ружья, если бы они у них были, и точно так же люди из дописьменных культур, вероятно, не колеблясь обостряли бы свои конфликты, будь у них соответствующие технологии.

Один антрополог как-то раз рассказал мне о двух вождях деревни папуасов и народа эйпо в Новой Гвинее, которые впервые полетели на самолете. Они не боялись садиться в самолет, но высказали странную просьбу: вожди хотели, чтобы боковая дверь оставалась открытой. Их предупредили, что в небе холодно и что, поскольку на них только традиционные футляры для пениса, они могут замерзнуть. Вождей это не заботило. Они хотели прихватить с собой тяжелые камни, которые – если пилот будет столь любезен и сделает круг над соседней деревней – собирались сбросить через открытую дверь на своих врагов.

Вечером тот антрополог записал в своем дневнике, что стал свидетелем изобретения бомбы неолитическим человеком.