Меня всегда привлекали птицы и рыбы, поэтому даже сейчас в моих офисах и лабораториях есть аквариумы, приглядывать за которыми я иногда прошу своих студентов. Они приходят ко мне, желая изучать приматов, а я сваливаю на них рыб! Это часть их образования. Поднаторевшие в антропоцентрических дисциплинах, таких как психология и антропология, они смеются над идеей, что скользкие животные, находящиеся внизу эволюционной лестницы, могут представлять какой бы то ни было интерес. Но рыбы могут многому нас научить. Как и у любого существа на земле, стремление к размножению лежит в самой основе их существования.

Одна маленькая рыбка из огромного тропического аквариума, встроенного в стену моего дома, произвела на меня глубочайшее впечатление. Живя вместе с другими рыбами, большими и маленькими, самец и самка крибенсисов начали ухаживания. Крибенсисы – один из образующих постоянные пары видов цихлид – семейства рыб, известного родительской заботой о потомстве. В период ухаживания брюхо самки стало темно-бордовым, словно спелая вишня, и у обоих партнеров на хвостах и боковых плавниках отросла яркая оранжево-золотистая бахрома. Они трепетали и плясали целыми днями и вместе гоняли остальных крибенсисов. Как обычно, самец преследовал самцов, а самка – самок. Парочка облюбовала уголок аквариума с густой растительностью. Брюхо самки начало раздуваться. Я не обращал на них особого внимания, потому что рыбы, пытающиеся размножаться в аквариуме с огромным количеством других рыб, обычно теряют потомство из-за всех этих прожорливых едоков вокруг. Так что я удивился, в один прекрасный день обнаружив, что самец охраняет мальков.

Не знаю, что случилось с его спутницей. Возможно, в своем рвении содержать уголок в порядке он ее прогнал. Отцовская забота широко распространена у цихлид, а этот самец был истинным Давидом, сражающимся против нескольких Голиафов, не подпуская к малькам рыб в шесть раз длинней его самого и в сотни раз тяжелее. Он компенсировал свои размеры, теребя, бодая и в конце концов прогоняя любую рыбу, подплывавшую слишком близко. После изгнания нарушителя границ самец возвращался к сборищу плавающих крошек и принимал особую позу ближе ко дну, побуждающую всех его детей собираться плотной группкой прямо под ним. Однако со временем мальки стали более предприимчивыми, отчего согнать их в кучу становилось все труднее и труднее. Другие рыбы пытались поглядеть поближе на эти плавающие закуски, а отец трудился без отдыха. Не думаю, чтобы он что-то ел в этот период, и, вероятно, был совершенно изможден. Через четыре недели доблестных усилий бедняга умер. Из здорового яркоокрашенного самца он превратился в бледный плавающий трупик, который я вытащил из аквариума. Тем не менее его потомство выросло достаточно сильным, чтобы выжить, и в итоге у меня оказалось около 25 крибенсисов, многих из которых я потом раздал.

Хотя жизнь этого самца окончилась преждевременно, она была успешной: он размножился. С биологической точки зрения производство потомства стоит всех этих неимоверных трудов. Его отпрыски унаследуют такую же склонность прилагать усилия к сохранению потомства, что в итоге приведет к целому циклу успешных размножений. Естественный отбор отсеивает тех, кто относится к этой задаче слишком легко или же избегает риска: такие индивиды не внесут в следующее поколение много генов. Мой самец крибенсиса явно получил свои гены от длинной линии героических отцов и дедов и добросовестно продолжил эту традицию.

Я рассказал эту историю о рыбах, чтобы подчеркнуть: то, что делаем мы или бонобо в своих сообществах, по своей глубинной сути не отличается от того, что делают все животные. В наше время, конечно, люди ограничивают размер семьи – у многих вообще нет детей, но 6 млрд человеческих существ в этом мире не стали бы тем, кем они являются, если бы размножение не занимало центральное место в нашей эволюции. Все до единого человеческие качества унаследованы от предков, которым удалось передать свои гены. Единственное, в чем наша эволюционная картина отличается от таковой у рыб, – мы размножаемся гораздо более сложным образом. Мы живем группами, мы растим и кормим своих детей многие годы, даем им образование, стремимся получить статус и привилегии ради них, сражаемся в войнах, противостоим инбридингу, передаем по наследству собственность и так далее. Для рыб, возможно, выживание после окончания репродуктивного периода не имеет особенного смысла, но это важная часть наших социальных взаимоотношений и это объясняет такой любопытный феномен, как менопауза – особый способ природы освободить старших женщин, чтобы те помогали заботиться о детях своих детей. Человеческое общество устроено гораздо сложнее, чем у рыб, и несколько более сложно, чем у других приматов, поэтому людям пришлось развить мощный разум, чтобы переиграть тех, кто нас окружает. Но в своей глубинной основе мы остаемся индивидами, стремящимися максимально полно быть представленными генетически в последующих поколениях.

Главная задача, лейтмотив природы позволяет нам объяснить поведение и людей, и бонобо и признать, что оба вида добиваются одной и той же цели разными средствами. В ходе успешной попытки пресечь инфантицид у бонобо сформировалось сексуализованное общество с доминированием самок, в котором отцовство остается тайной. Описывая это общество, трудно удержаться от терминов, созданных для нашей собственной сексуальной жизни, таких как «промискуитетное», «свободное», «гедонистическое», отчего создается впечатление, будто обезьяны делают что-то нехорошее или же достигли неслыханного уровня эмансипации. Ни то ни другое не верно. Бонобо делают то, что делают, просто потому, что это обеспечивает оптимальное выживание и размножение в тех условиях, в которых они живут.

Наша собственная эволюция пошла другим путем. Повышая уверенность мужчин в своем отцовстве, мы создали основу для все большего их вовлечения в заботу о детях. В процессе нам пришлось ограничить секс нуклеарной семьей: даже наши крошечные семенники могут рассказать о возросшей привязанности в отношениях и уменьшении свободы. Свободная смена партнеров при такой системе размножения становится недопустимой. В результате обуздание женской сексуальности превращается для человека в навязчивую идею до такой степени, что в некоторых культурах и религиях обычай предписывает удалять некоторые части женских гениталий, а секс приравнивается к греху. На протяжении большей части истории западной цивилизации самыми чистыми, достойными человеческими существами считались соблюдающие обет воздержания монах и девственная монахиня. Однако подчинить плоть окончательно никогда не удается. Я нахожу весьма показательным, что сны отшельников, живших на черством хлебе и воде, вращались в большей степени вокруг соблазнительных дев, чем вкусной еды. Для самцов секс всегда был на первом месте, что мои шимпанзе демонстрируют всякий раз, как у самки проявляется набухание гениталий. Самцы так рвутся по утрам выбежать из здания в ожидании целого дня активной деятельности и удовольствий, что можно показать обожаемый ими фрукт – и они его проигнорируют. Ум, затуманенный тестостероном, нацелен только на одно.

Возможно, для самцов одержимость сексом универсальна, но в остальном мы радикально отличаемся от наших ближайших родственников. Мы перенесли секс из публичной сферы в свои хижины и спальни, чтобы заниматься им только внутри семьи. Разумеется, нельзя сказать, что мы абсолютно строго следуем этим ограничениям, но они являются общечеловеческим идеалом. Общества, которые мы строим и ценим, несовместимы с образом жизни бонобо или шимпанзе. Наши общества настроены на то, что биологи называют «совместным выращиванием потомства», когда множество индивидуумов вместе выполняют задачи, приносящие пользу всем. Зачастую женщины сообща следят за детьми, пока мужчины занимаются коллективными делами, такими как охота и защита группы. Таким образом, сообщество реализует больше, чем каждый индивидуум мог бы когда-либо надеяться сделать в одиночку: например, люди сообща загоняют стадо бизонов на скалу, чтобы те упали в пропасть, или вытаскивают тяжелые сети с рыбой. И такая кооперация держится на том, что обеспечивает каждому мужчине возможность оставить потомство. Каждый должен быть лично заинтересован в итоге совместных усилий, благодаря которым он может принести добычу в свою семью. Такая деятельность зачастую разлучает их с партнершами на много дней или недель. Только если есть гарантии, что женщины не станут им изменять, мужчины будут готовы выйти вместе на тропу войны или на долгую охоту.

Сложная задача – обеспечить сотрудничество среди конкурентов в сексе, была решена одним махом благодаря появлению и становлению нуклеарной семьи. Такая форма взаимоотношений дала почти каждому мужчине шанс на размножение, а следовательно, и стимул вносить свой вклад в общее дело. Таким образом, нам следует воспринимать человеческую моногамию как ключевой фактор в достижении невероятной степени кооперации, отличающей наш вид. Семья и общественные нормы, сложившиеся вокруг нее, позволяют нам поднять взаимодействие между мужчинами на уровень, не отмеченный ни у каких других приматов. Это подготовило нас к осуществлению смелых масштабных предприятий, требующих широкого сотрудничества, которые сделали возможным покорение целого мира: от прокладывания железных дорог через континент до формирования армий, правительств и глобальных корпораций. В повседневной жизни мы можем разделять общественную и сексуальную сферы, но в эволюции нашего вида они тесно переплетены.

Бонобо столь привлекательны для нас, потому что у них нет необходимости в каком-либо разделении этих сфер: они радостно смешивают социальное с сексуальным. Мы можем завидовать «свободе» этих приматов, но наш успех как вида прочно связан с отказом от образа жизни бонобо и переходом к более строгому контролю проявления сексуальности.