Глава 15

Замок Джона Крылатого сложен из черного камня, а с вершины главной башни можно, наверное, увидеть весь Блэкпик. Башен было больше трех десятков, но тянулись они от основания дворца беспорядочно, словно поганки на огромном пне. Между башнями темнели каменные переходы и покачивались подвесные мосты. И первые, и вторые выглядели ненадежными. Складывалось впечатление, что замок перестраивали и надстраивали не один раз, совсем не заботясь о его внешнем виде. В целом логово короля Гардии, самого могущественного из правителей Олдии, казалось отталкивающим, неприятным. Даже днем. Ночью, когда зажгут огни, замок, пожалуй, будет выглядеть совсем скверно, предположил Габриэль, глядя сквозь узкую решетку темницы на высокие серые скалы.

Его привезли ранним утром, когда еще и слуги не проснулись, и спешно завели в замок с бокового входа, где, кроме полусонного охранника, больше никого не было. А тот, видимо, так толком ничего и не понял, раскрыв рот при виде Его Святейшества.

Сэт, гори он в Хьоле вечность, пытался спрятать своего пленника ото всех! Закутал его в длинный широкий серый плащ, чтобы цепи не бросались в глаза, накинул на голову капюшон, чтобы в его тени скрыть лицо. А как только караван пересек границы Гардии, отослал всех, кроме сыновей, в неизвестном направлении. И лекарь Зэд, и повар Манни, и плененные бездари – все они поехали другой дорогой. Гай и Алан, вне всякого сомнения по приказу своего проклятого отца, теперь называли его, мага, исключительно узником – очевидно, чтобы не выдать истинную сущность человека в сером плаще.

Плащ оказался теплым и мягким, в него можно было закутаться, как в покрывало. Но в темнице замка Джона Крылатого в нем не было никакой надобности, ибо тут стояла жара. Черные и блестящие камни, раскалившись днем, похоже, неохотно остывали даже ночью; то тут, то там били гейзеры.

Гардия была идеальным местом для спирфламов и совсем не подходила людям, подумалось Габриэлю. Суровая земля: много скал, много пустошей. И почти нет зелени, как и на Янтарном острове. Впрочем, дело было не только в том, что здесь почти не росли деревья. Там, на Янтарном острове, высились замки и крепости из белого камня, реяли на золоченых башнях разноцветные знамена, а на улицах всегда мелькали яркие платья и плащи, прогоняя серость, царившую на островах. Гардийцы же подчинились и скалам и пустошам. Местные жители, смуглые, темноволосые и невеселые, как будто выросли из этой жестокой земли и знали только два цвета: черный и серый. Хотя, казалось бы, до цветущей Фитии рукой подать.

В башне, куда сыновья старсана привели Габриэля, царила тишина, ее коридоры оказались заставлены, завалены старым хламом. Алану и Гаю даже пришлось кое-где расчистить путь, чтобы пройти дальше: переставить выцветшие портреты королей и старсанов, откатить гниющие ковры и перенести разбитые тумбы… Впрочем, о своем ценном пленнике они не забывали.

Его заперли в круглой комнате, где жутко пахло пылью, а под потолком, возле окна, колыхалась огромная паутина. К этому времени мэйт уже перестал роптать на судьбу и на бездарей. Перестал помышлять о побеге, слушая звон собственных цепей. Вот уже неделю не говорил ни с Аланом, ни с Гаем. И почти не молился богам о спасении, ища утешение лишь в счастливых воспоминаниях. Следом за отчаянием, от которого хотелось перерезать себе глотку, пришло смирение. И с ним стало легче, хотя сперва оно пугало.

Габриэль сидел в углу у двери, обхватив колени руками, и не сводил взгляда со скал в надежде увидеть спирфламов. Дважды он слышал рев, содрогнувший стены, но спирфлам так и не показался. Ни в небе, ни среди серых высоких скал.

Когда заскрежетал старый механизм замка, мэйт с равнодушным видом покосился на дверь и вновь уставился в окно. Вздохнул, слушая, как один из сыновей Сэта пытается открыть старую дверь.

Вошли Алан и Гай, поскрипывая половицами. Тихо зашелестели золотистые плащи; в косом луче солнечного света, падающем из узкого зарешеченного оконца, густо закружилась пыль. Запахло едой. Мэйт сразу почуял запах жареной курятины и лука. Поднял глаза: одной рукой Гай держал глубокую миску, откуда поднимался пар, другой – кувшин. Нет, не с вином… скорее, с водой.

Алан поставил перед Габриэлем табурет – такой же пыльный, как и все вокруг. Но вопреки ожиданию мэйта опустил на него миску, поданную Гаем, а не свой волистратский зад. Сам волист, добродушно улыбаясь, сел прямо на пол, прислонившись спиной к стене.

Гай поднес к губам Габриэля кувшин и осторожно наклонил. Несмотря на все усилия Гая, не вся вода полилась в рот. Впрочем, в такую жару было даже приятно, когда холодная влага капала на грудь.

Алан отщипнул кусок мяса и протяну его мэйту, а Гай, выглянув в коридор, закрыл дверь. Курица была сочной, божественно пахла, но не приносила никакого удовольствия, словно кашица из фламки. И, увы, дело было не в таланте повара, понимал Габриэль, глядя на железные варежки, на цепи, на кандалы, на решетку.

– Что – невкусно? – удивился младший сын старсана.

Габриэль ответил ему мрачным взглядом. Алан поддержал мэйта, тоже понимая, отчего тот жует сочное мясо точно солому.

– Гай. – Алан осуждающе покачал головой.

Гай принял обиженный вид и, поставив кувшин у ног Габриэля, неспешно пошел к окну. А Алан подал мэйту еще один кусок мяса. Где-то внизу что-то громыхнуло и сразу стихло.

Трапеза прошла в тишине. Лишь покашливал Алан да шелестел плащом Гай, стоявший у окна.

– Отец скоро придет, – сказал Алан, когда от куриной тушки остались одни кости.

Габриэль ничего не ответил. Во-первых, он знал, что рано или поздно Сэт навестит его, чтобы прояснить свои замыслы. Во-вторых, не первый день настраивал себя на судьбоносный разговор, желая сохранить разум чистым, а сердце – холодным. В-третьих, прекрасно осознавал, что вести от старого волиста вряд ли порадуют. Слишком много сил Его Святейшество потратил на то, чтобы доставить самого обыкновенного миркля в замок Джона Крылатого.

Алан поднялся, отряхнулся, шурша плащом.

– Я еще раз хотел сказать тебе… – Он указал рукой на свой бок.

– У меня не было выбора, – прервал волиста Габриэль.

– Нет, неправда, – не поверил Алан. – Выбор есть всегда. Ты мог соврать, сославшись на бессилие или серьезность ранения. Но ведь ты этого не сделал? Поэтому спасибо. Скажи, ты чего-нибудь хочешь?

Габриэль поднял руки в железных варежках, звякнув цепями.

– Снимите грузило и отпустите.

Гай тихо хихикнул. Алан отвел взгляд и тихо проговорил:

– Если тебе что-нибудь понадобится…

– Я знаю, вы за дверью.

Пыль не успела осесть после ухода Алана и Гая, когда появился их отец. Будто все время их визита стоял за дверью, желая услышать разговор. Возможно, так и было… Габриэль закипел от гнева при виде старсана.

Мэйт внушал себе, что останется хладнокровным, когда увидит Сэта. Но, громыхнув цепями, едва не бросился на волиста, лишь стоило тому переступить порог. Габриэль поднялся, всеми силами сдерживая ненависть, и глубоко вдохнул. Нужно успокоиться, превратиться в кусок льда, стать таким, как старсан Сэт!..

При взгляде на волиста мэйт вновь поразился тому, насколько Сэт похож на мага Готтилфа. Крепкий, высокий и лысый. Остатки волос над ушами и на затылке полностью поседели, но стариком его не назвать. Держится при шаге прямо и уверенно, точно на параде.

Зашелестел золотистый плащ, заскрипели половицы под твердым шагом, опять заплясала пыль, похожая в солнечном свете на рой мелких серебристых букашек.

Сэт встал посреди комнаты, зайдя в косой луч света. Повернулся к Габриэлю спиной. Волист пришел подготовленным, почуял Габриэль. От Сэта не пахло ни страхом, ни ненавистью. В комнате как будто стоял самый обыкновенный бездарь, не подозревающий, что позади него находится злой маг.

– На чем мы с тобой остановились? – спросил волист таким тоном, будто речь шла об уроке, причем не особо важном.

И этот вопрос, и этот тон лишь подхлестнули ярость мэйта. На чем… остановились?! Габриэль брякнул цепями, чтобы хоть как-то выпустить пар. После того что случилось в Фитийском лесу, после многих дней безмолвия и неведения Сэт пришел к нему – чародею, возненавидевшему его всей душой, и решил продолжить разговор, начатый больше месяца назад в вонючей сельской избе? При этом ничего не объясняя. С чего вдруг волист взял, что узник вообще понимает, о чем идет речь?..

– Вы что-то говорили про школы, – напомнил Габриэль, опуская тяжелые от железных варежек руки.

Ненависть все еще бурлила в нем, заставляя поднимать взгляд на волиста, на его потную голову, которую так хотелось снести. Но радость от ответа – спокойного ответа! – ее подавила. Да, он сможет. Он не наделает глупостей и превратится в кусок льда, убеждал себя Габриэль, понимая, что Сэт затеял очередную проверку. О, он неспроста встал именно так. Волист, безоружный, повернувшийся спиной, провоцировал, испытывал его, ожидая атаки. Хотел убедиться, справится ли маг с будущим заданием.

Сэт кивнул и подошел к окну, медленно повернулся, бросил хитрый взгляд на Габриэля.

– Да, ты прав, – задумчиво произнес старсан. – Больше половины школ были закрыты, их содержание обходилось слишком дорого.

Память у волиста была не хуже выдержки, с неохотой согласился Габриэль. Сэт дословно повторил фразу, произнесенную больше месяца назад.

– Ты ведь уже многое успел обдумать и понять, – с одобрением произнес старсан.

– Я понял, почему вы не стали искать Погорельца.

– Искать? Да зачем мне его искать? Я давно знаю, куда он забивается каждый день. И не только он. Я знаю, где прячется каждый миркль во всех пяти королевствах Олдии.

Не то чтобы эта новость шокировала Габриэля, но позабавила немало. Слышать подобное от Его Святейшества…

– Они, между прочим, должны быть тебе признательны. Я подумывал забрать кого-нибудь из них, пока ты не встретился мне на пути. – Он промокнул потный лоб платком, улыбнулся, вздохнул.

– А Первоцвет?

Волист явно погрустнел.

– Я думал, ты умнее, Ксэнтус. Ты ведь догадался, почему я до сих пор не уничтожил последних магов в Олдии.

– Исчезнут они – исчезнет и Волистрат.

– Верно. Чтобы чтить Лита, есть жрецы. Чтобы казнить преступников, есть палачи… Впрочем, уж если ты ничего не заподозрил, то моя затея действительно удалась.

Немыслимо! Габриэль не мог поверить в то, о чем говорил старсан. И волист как будто заметил сомнения узника.

– Да, Первоцвет придумал я. И нападение было спланировано мной, – подтвердил Сэт. – Услышал лет пять назад в придорожном трактире байку о Первоцвете и долго жалел, что тайный чародейский орден – всего лишь пьяные байки. Поэтому пришлось создать его самому. Жаль, что механизм был запущен раньше, чем я тебя встретил.

– Но Бак? Алан? Вы? – все еще не верил мэйт, поражаясь коварству старсана.

– Бак – дурак. Да и все равно был слабым звеном в моей команде. Из-за своей больной бабенки теперь кормит зверей в Фитийском лесу. Я… – Он задумался. – Меня оберегает Лит. И я еще пока ему нужен здесь, в Олдии. С Аланом – да, вышла промашка. Я приказал ему не сводить с тебя глаз и оставаться в карете даже в случае атаки. Но он меня не послушал. К счастью, все обошлось. – Волист улыбнулся. – Бог мой, как все-таки приятно иногда выговориться, не опасаясь собственных слов. Хм, удивительно, но единственный человек, которому я могу открыться, – миркль, в чьи слова не поверит ни один бездарь.

– А ваши дети? – Мэйт покосился на дверь.

– О, я их слишком люблю, чтобы подвергать такой опасности.

Странная любовь, усомнился Габриэль, вспомнив про Алана, который едва не погиб из-за безумия собственного отца.

– Не прислушивайся. Я их отослал. Так что мы с тобой здесь вдвоем. И нам никто не помешает. А под плащом у меня кинжал. Это я так, вдруг ты задумаешь бежать.

Сэт выглядел счастливым, часто улыбался. Но Габриэль ни на миг не расслаблялся, стараясь смотреть сквозь умиротворенную маску старсана и не обращать внимания на сладкий вкус его речей. Жива была в памяти мэйта пытка, устроенная в селе. Один раз он уже позволил волисту загнать себя в ловушку…

– Зачем я вам? – прямо спросил Габриэль.

Волист не ответил, стал вышагивать по комнате, гоняя пыль и размышляя над чем-то. Он достал из-за спины кинжал, вытянул его из ножен и махнул, будто стараясь рассечь косой солнечный луч.

– Это сложный вопрос? – напирал мэйт.

– Отнюдь. – Сэт остановился, перебрасывая кинжал из руки в руку. – Понимаешь, дело не только в выживании Волистрата. Под угрозой оказался наш образ жизни, который мне безумно нравится. Потому что мы не приносим младенцев в жертву, желая задобрить богов. Мы не хороним живых жен вместе с погибшими мужьями. И мы не бьемся насмерть ради развлечения. Увы, олдийские короли и старсаны слишком поглощены интригами, чтобы замечать то, что происходит в Грэйтлэнде. В Даркве подозрительно тихо. В степях Тахары появился лидер, способный подчинить себе все кланы кочевников. И если он породнится с Бессарией, которой, бог мой, вообще правит миркль… Острова Белого круга недавно объединились с Варлией. Их спирглассов все чаще видят у наших северных границ. И это далеко не все… Союз пяти королевств, когда-то гордо именуемый Олдией, похоже, остался только на бумаге. А волисты разжирели и погрязли в распутстве, охраняя тихие границы. И кто, спрашивается, даст отпор, когда из тьмы поползут твари Дарквы, а с севера попрут варлийцы? Ополчение? Гвардия? Нет. Ни один гвардеец, ни один ополченец понятия не имеет, как убить даркля или остановить варлоглота. Это знают лишь волисты. Но их осталось слишком мало, чтобы сдержать врага. И поэтому, пока еще не поздно, орден должен окрепнуть. А ты мне в этом поможешь.

Габриэль вздохнул, устав от болтовни. Если бы на нем, мэйте Семи островов, не было грузила, если бы в замке он был гостем, то, конечно, с удовольствием послушал бы рассуждения одержимого волиста. Но так… Габриэлю было плевать, что станет с волистами, с Волистратом, с Фитией и Гардией, со всеми королевствами Олдии. Ему нужно было лишь знать, чего хотел от него старсан Сэт, который, как выяснилось, не гнушался ничем, чтобы спасти священный орден.

– И что я должен сделать?

– О, думаю, тебе это понравится, – сказал волист и замолк, повернувшись к окну.

Габриэль напрягся, понимая, что желание волиста вряд ли придется ему по душе. Мэйт все еще не мог поверить в то, что старсан Сэт спланировал нападение на самого себя, погубил нескольких волистов и придумал тайный орден магов лишь для того, чтобы удержать Волистрат от забвения.

– Завтра здесь соберутся все короли Олдии, которые будут решать судьбу Волистрата. Ты должен будешь устроить для них представление и убить Джона Крылатого.

Габриэль не сразу сообразил, почему старсан Сэт решил, что его задание должно ему понравиться. Джон Крылатый – бездарь, чьи спирфламы решили исход битвы за Мирацилл. Да, эту идею, несомненно, одобрил бы Барталд. Но… Неужели Сэт так и не увидел, что его узник совершенно другой, не способный испытать радости от убийства? Хм, если только этой жертвой не станет сам старсан Сэт, хитрый, лживый и жестокий выродок.

– И как я получу обещанную свободу?

– Убьешь Джона, и ты свободен. Но выбираться тебе придется самому.

– А если не получится его убить?

– Будет печально, но не смертельно для тебя. Главное, чтобы эти четверо старых псов увидели представление и задумались над тем, стоит ли распускать Волистрат.

– Четверо? Я думал, соберутся все пять королей.

– Эдвард Однорукий слаб. Вместо него прибыл его сын, принц Райвин. Чуть не забыл, он ни в коем случае не должен пострадать. С остальными королями делай что пожелаешь. Хоть всех их убей.

– С чего вдруг такая забота о фитийском принце? – заинтересовался Габриэль. Раз уж Сэт откровенничал, то следовало этим пользоваться. Любая мелочь, связанная с грядущим представлением, могла пригодиться.

– Райвин мыслит так же, как я. Возможно, именно он вновь объединит все королевства Олдии и станет ее единственным владыкой.

Габриэль демонстративно громыхнул грузилом.

– И как в этих оковах я устрою представление?

– Не спеши. – Сэт медленно двинулся к Габриэлю, гоняя пыль.

Он остановился в шаге от мэйта. Поднял указательным пальцем цепь, связывающую железные варежки, и спустя звитту ее отпустил.

– Завтра к тебе придет шэн-лин по имени Паук. Он все устроит. Но не советую с ним шутить. Он вряд ли будет так же добр и терпелив, как Его Святейшество. Даже я побаиваюсь этого мерзкого ублюдка. – Сэт похлопал Габриэля по щеке. – Удачи, Ксэнтус.

Старсан, не убирая кинжала, вышел в коридор и закрыл дверь. Габриэль опустился на пол, прижался плечом к стене. За спиной скрежетал механизм замка; пахло пылью, которая кружилась в комнате; солнечный свет падал на половицы, подсвечивая каждую трещинку; за окном, над серыми скалами, висело голубое небо.

«Но выбираться тебе придется самому», – в голове крутились фраза старсана Сэта, вызывая лишь смех. Габриэль нисколько не сомневался, что как только представление будет окончено, исполнитель умрет. Сэт не станет оставлять такого человека в живых, иначе бы так не откровенничал. Да и посланный им шэн-лин… Про него старсан, конечно, сказал зря. Шэн-лины издревле считались лучшими наемными убийцами во всей Андрии. Скорее всего, именно шэн-лин и должен будет замести следы.

Габриэль со вздохом посмотрел на железные варежки. Если бы только он мог их разбить…

Собственное спокойствие, как ни странно, пугало Габриэля больше, чем будущее представление. Он сидел на полу, в комнате с зарешеченным окном, вдыхал пыль, позвякивал цепями и понимал, что уже завтра, быть может, расстанется с жизнью, но при этом не паниковал. А следовало бы!.. Мэйт разглядывая цепь между железными варежками. Сколько раз он пытался их снять и силой и магией – тщетно. И как давно он не видел собственных рук! В последний раз с него сняли варежки, когда ему пришлось лечить Алана.

Руки постоянно затекали. Габриэль подергал варежками, пытаясь разогнать кровь. Завтра его пальцы должны быть гибкими, как прежде. В противном случае представление завершится, так и не начавшись.

Нет, все-таки нужно было бежать тогда, в Фитийском лесу, во время исцеления Алана, укорил себя Габриэль, несмотря на то, что понимал, чем бы закончился тот побег. Но отчаиваться рано, твердо решил мэйт, тряхнув головой. Он здоров и сыт, а завтра, когда с него полностью снимут грузило, боги, быть может, дадут ему шанс обрести свободу. И он приложит все силы, чтобы им воспользоваться. Пусть в замке будет туча стражи, пусть за спиной маячит убийца, пусть над башнями летают спирфламы!..