Он всегда стучал в ее дверь. Как будто она могла не разрешить ему войти.

Мичи налепила улыбку, когда Ичизо кивнул своей свите из бусименов и оставил их снаружи в шумном, полном прислуги коридоре. Она прошла через комнату ему навстречу с радостью на лице (но не в глазах), прижалась губами к его губам и задалась вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем змей в ее руках приподнимется, чтобы ударить.

– Любовь моя, – сказал он. – Я скучал по тебе.

– А я по тебе, – солгала она. – Мне так одиноко без тебя.

Ее руки скользнули к его талии, дрожащие кончики пальцев легли на его чейн-катану. Это было бы так легко – схватиться за рукоять в оплетке, вырвать клинок из ножен, нажать большим пальцем на кнопку зажигания и послушать, как воспоет двигатель…

Она начала развязывать его оби.

– Подожди, любовь моя. – Ичизо поймал ее руки и начал целовать пальцы – восемь нежных, как перо, прикосновений. Его глаза искрились. – Может, прогуляемся, хочешь?

Она слегка приподняла бровь.

– Походим по комнате, милорд?

– Мы могли бы пройтись до доков и подышать там свежим воздухом, – улыбнулся он. – Каким-никаким.

Она моргнула.

– Ты хочешь сказать, что я…

– Лорд Хиро разрешил тебе выйти на прогулку в моей компании. – Он приложил палец к ее губам, не дав ей закричать от восторга. – Сегодня в полдень прибывают даймё кланов Феникса и Дракона. Лорд Хиро желает, чтобы его придворные поприветствовали их.

– О боги! – Она обвила руками его шею. – Ты сделал это!

– Не совсем. Когда мы закончим, ты должна будешь вернуться в свою комнату. Но это только начало. Я сказал, что ты будешь со мной на свадьбе, дорогая. Тора Ичизо сдерживает свои обещания. – Он поцеловал ее в губы. – А теперь переоденься во что-нибудь, чтобы поразить всех своей красотой. Я подожду.

Мичи побежала в гардеробную, продолжая улыбаться даже после того, как отвернулась. Если за этим и скрывалось некое зерно истинного чувства, то лишь потому, что она почти месяц безвылазно просидела в своей комнате. А может, потому, что она могла мельком увидеть Аишу на приеме. Но не потому, что он сдержал свое обещание. Не потому, что даже посреди всего этого ему как-то удалось порадовать ее. Нет, вовсе не поэтому.

Вдали, у самого края залива Кигена, медленно тонуло солнце.

Даже сквозь респиратор Мичи чувствовала вонь, исходящую от воды, запах гнили, доносимый порывами морского бриза. Над выгоревшим на солнце дощатым тротуаром возвышались причальные шпили. В задыхающемся от черных выхлопов небе бесцельно кружила одинокая чайка. О гниющий пирс, журча, билась маслянистая вода, а кроваво-красный воздух вибрировал от ропота и гула тысяч и тысяч людей – не меньше половины населения Кигена, – которые, по приказу своего даймё, явились поприветствовать предводителей кланов Феникса и Дракона.

Множество лиц, закутанных в грязные косынки и в очках, покрытых слоем пепла. Шелка всех оттенков красного, какие только можно было вообразить, знамена с тиграми полощутся и щелкают на ядовитом ветру.

Мичи показалось, что она слышит недовольство, нарастающее, как грохот волны на разрушающейся дамбе. Оглядев тысячи лиц, гниющую оболочку этого больного города, она вдруг обнаружила, что улыбается.

Блистал парадными нарядами двор – магистраты и писцы, придворные и чиновники, солдаты и куртизанки. Гильдия Лотоса тоже явилась во всей силе, чтобы убедить своих гостей из кланов Дракона и Феникса, что они безусловно поддерживают клан Тигра. Десятки одетых в латунь фигур инсектоидов стояли посреди толпы, рядовые лотосмены вместе с фанатичными Чистильщиками в белых плащах и испачканных сажей перчатках. Еще дюжина окружала чопорную грозную глыбу сятей-гасиры Кенсая, Второго Бутона Кигена. Его маска в виде лица юноши отражала слепящий блеск заходящего солнца, а за спиной реяли знамена со знаками Гильдии, зеленые, как листья лотоса.

Но предводителя клана Тигра или его невесты пока видно не было.

Над водой звенели колокола, и песнь железа переплеталась с шипением черной соли, и Мичи обратила взор на армаду, приближающуюся к заливу. Полдюжины кораблей – настоящих старых парусных кораблей – разрезали пенящиеся волны. Это были тяжелые суда – настоящие трехмачтовые крепости с высокой кормой и оскаленными драконами на носу, прекрасные, мастерски изготовленные, но всё же практически антикварные. Мичи снова обнаружила, что улыбается за своим респиратором.

С тех пор как появились технологии неболётов, морские парусные суда стали редкостью, и при обычных обстоятельствах их определенно не сочли бы «надлежащими» для перевозки даймё и его свиты. Но в дикие времена, до создания империи, дзайбацу Дракона был кланом пиратов-налетчиков. Грозой морей. Они не подчинялись никаким законам. Лорд клана Дракона, Рю Харука, совсем не был дураком. Прибыв по воде, он как бы напоминал потенциальному сёгуну, каким был клан Рю и каким он может легко стать снова. Демонстрировал силу, наводя страх: чешуя дыбом, оскаленные клыки. Но если даймё Дракона и хотел произвести впечатление, он, несомненно, проклял бы судьбу за то, что ему пришлось появиться вместе с Фениксом.

На лицо Мичи упала тень, нарастающая воздушная волна взметнула вверх пепел и пыль, гул массивных пропеллеров заглушил хор звуков залива. Она взглянула в небо, и ее сердце екнуло вопреки ее воле и затрепетало, пораженное таким величием. В дымке над ними вырисовывались очертания гигантского корабля, который становился всё больше по мере приближения.

Они называли его «Плавучий дворец». Самый большой неболет из всех когда-либо построенных. Три сотни футов полированного дерева, высоченные стены и пирамидальные крыши, расположенные друг за другом. На бортах колыхались солнечно-желтые флаги и такого же оттенка шары аэростатов – всё это казалось огромным золотым солнцем, горящим над головой и извергающим фантастический шлейф выхлопов в уже задохнувшееся небо. Говорили, будто даймё клана Фушичо не ступал на измученную землю своей родины. И что в роскошных залах «Плавучего дворца» можно было найти все удовольствия, какие имелись на Семи островах. От мысли о том, сколько необходимо топлива, чтобы поддерживать на плаву это великолепие – не говоря уже о том, чтобы долететь до Кигена, – у Мичи заныло в животе. Экстравагантность и высокомерие – в равной мере – до тошноты.

Она посмотрела на нищих в толпе вокруг, на женщин и детей, которые не знали, когда смогут поесть в следующий раз. И вонзила ногти в ладони.

– Невероятно, правда? – произнес стоявший рядом Ичизо.

– Правда, милорд, – выдохнула она.

В воздухе вокруг «Плавучего дворца» роились быстрые корветы – трехместные неболёты с шарами в виде наконечников стрел, и на каждом был изображен пылающий феникс. Пикируя и поднимаясь, как заблудившиеся колибри, они танцевали в воздухе и приводили толпу в восторг. Когда великие старые корабли клана Дракона причалили к шпилям на пристани и небольшой отряд корветов полетел вниз из «Дворца» наверху, солнце, наконец, опустилось за край света. Небо взорвалось ослепляющим фейерверком: вертушки и драконья пушка осветили сумерки, и жители внизу зааплодировали прибывшим благородным гостям даймё. Взгляд Мичи бродил по свитам, по очереди останавливаясь на каждом клане, когда они выходили из своих кораблей.

Предводитель клана Дракона, Рю Харука, был пожилым мужчиной, невысоким и жилистым, с длинной бородкой и редеющими серыми локонами, собранными в пучок. Он носил кимоно цвета сапфира и тисненую кирасу. Под угольно-черными глазами, глубокими, как кровавое море, в котором когда-то рыскали драконы, был закреплен серебристый респиратор в виде драконьей пасти. Рядом с ним стояла элегантная женщина (Мичи предположила, что жена), лицо которой скрывал изящный респиратор с вентилятором. Вокруг пары стеной стояли железные самураи в серебристых о-ёроях, а их синие гербовые накидки волочились по грязной земле. Они бросали на всех мрачные взгляды черных глаз.

Свита Феникса, наоборот, была сплошь движение и цвета. Два их даймё шли бок о бок – высокие красивые мужчины с раскрашенными лицами, одетые в одинаковые кимоно из жженого желтого с золотом. Шин и Шу считались чудаковатыми среди правителей кланов Шимы – братья-близнецы предпочли править вместе, а не ссориться из-за того, кого вынули первым из чрева матери. Пара двигалась с жутковатой синхронностью, ни на йоту не отрываясь друг от друга. Их свита состояла из раскачивающихся танцоров с глазами, раскрашенными в цвета пламени, и стройных мужчин, перекатывающих шары из светящегося стекла между пальцами. Даже доспехи их железных самураев, казалось, были созданы в первую очередь для красоты – шлемы в виде головы феникса и накидки из перьев желтого цвета на плечах – и лишь во вторую – для выполнения функций.

Глашатай двора Тигра, великий старый Танака, стоял среди толпы. Его бочкообразная фигура была укутана в ткани алых оттенков. Из громкоговорителей, установленных под респиратором в виде тигровой пасти, лились теплые приветствия, когда он по очереди объявлял каждого даймё. Мичи накрыла кулак ладонью и поклонилась вместе с остальной частью двора, глядя в пол. Послушно. Почтительно. Изображая добродетель. Верную подданную. Ее взгляд переместился на цепные мечи на талии Ичизо.

Ее шепот предназначался только для ушей ее тюремщика.

– Простите, господин, но где же клан Кицунэ? Приедут позже?

– Даймё Кицунэ Исаму отказался от приглашения нашего предводителя, – прошептал Ичизо в ответ. – Дзайбацу Лиса не будет ни присутствовать на свадьбе, ни присягать на верность новому сёгуну Шимы.

– А можно спросить почему?

Ичизо пожал плечами.

– Может, Исаму-саме надоело жить…

В сумерках зазвенели барабаны. Яркие фейерверки погасли. Мичи повернулась вместе с остальной толпой и увидела, как катится по Дворцовому пути длинный конвой моторикш. У машин была низкая посадка, а формой они напоминали жуков с фонарями чи на мордах, из-за чего дым вокруг них светился. В авангарде маршировала дюжина железных самураев, одетых в золотые гербовые накидки элиты Казумицу, в доспехах цвета белой кости, изрыгавших черно-синий дым. За ними с грохотом следовал легион бусименов с нагинатами на плечах, под знаменами Тигра, которые развевались на ветру.

Оглядев толпу, Мичи увидела сплошное обожание – искреннее или надуманное, она не могла сказать. Аплодисменты и приветственные восклицания. Ржавые громкоговорители разносили по воздуху мелодию флейт, барабанов и струн. По мере приближения кортежа лорда Хиро, краем глаза Мичи заметила движение на крыше и оглянулась. Она заметила маленького заводного паука, выползающего из водосточной трубы на серебристых тонких лапках. На теле его вспыхнули красные огоньки. Мичи вздрогнула, распахнув глаза, и схватила Ичизо за руку.

– Что это, во имя богов?

Ичизо взглянул на устройство и что-то пробормотал себе под нос.

– Прошу прощения, милорд? – спросила Мичи, наклоняясь ближе, чтобы услышать его сквозь шум.

– Устройство Гильдии, – произнес Ичизо немного четче и снова перевел взгляд на приближающийся кортеж. – Дворец кишит ими.

– Что они делают?

– Передают Гильдии всё, что видят.

– Достопочтенный даймё Хиро согласился впустить Гильдию к себе в спальню?

– Видимо, так.

Она смотрела, как устройство тикает на крыше разрушающегося складского сарая, как крутится заводной ключ на его спине. Оглянувшись, она увидела несколько других – крохотные красные огоньки прятались в тени навесов или ливневых стоков, колыхались серебряные конечности.

– Гильдия много сделала для моего кузена, – пробормотал Ичизо. – Вернула руку, которую отрубила нечистая убийца. Дала ему власть, чтобы он мог претендовать на престол Четырех тронов. Но старая гвардия Йоритомо-но-мия предупреждала, чтобы мы не сходились слишком близко с Гильдией. Время идет, и мне интересно, была ли мудрость в словах стариков. – Он провел рукой по шее. – По крайней мере, как я вижу, Гильдия выставляет своих шпионов напоказ. А не прячет их среди теней.

Мичи взглянула на него, пытаясь понять, о чем он думает. Его голос звучал низко, размеренно, с металлическим оттенком из-за респиратора, но она могла поклясться, что уловила едва слышный акцент на слове «тени».

– Как ты думаешь, Мичи-чан, из моего кузена получится хороший сёгун?

Мичи моргнула и напряглась от этого вопроса. Она огляделась – ликующая толпа, солдаты только что выкрикнули приказ. Может быть, это произошло именно здесь, на публике, прямо на променаде. Гадюка оскалила клыки, чтобы напасть.

– Мой господин?

– Хиро-сама. – Ичизо кивнул в сторону приближающейся процессии. – Как ты думаешь, хороший выйдет из него правитель?

– Неважно, что я думаю. – Она посмотрела на землю, пытаясь изобразить смущение. – Кто я такая, чтобы судить.

– Но тем не менее ты осудила. Он всего лишь человек. Ты же немного знала его, когда он ухаживал за девушкой Кицунэ. Какое он производил впечатление? Достойный он человек? Уравновешенный?

– Он принадлежал к Элите Казумицу. Его честь была безупречна, а поведение – выше всяких похвал.

Они долго стояли молча, слушая треск от вновь вспыхивающих фейерверков, топот шагов приближающегося легиона. Ичизо смотрел на нее, но она не хотела встречаться с ним взглядом, чтобы не выдать себя. Если это была хорошо разыгрываемая пьеса, она не знала, как поступить. Он снова заговорил, его голос был тихим, и она едва могла слышать.

– Когда мы были детьми, мы с Хиро играли солдат. Сражались бок о бок с ордами гайдзинов или демонами из подземного мира Йоми. Единственное, чего нам хотелось, – это защитить трон. Сохранить мощь сёгуната. – Он взглянул на даймё кланов Дракона и Феникса, на их свиты. – Но ни разу за время всех наших игр мы и представить не могли, что нашим врагом станет наш собственный народ.

Ни один мускул не дрогнул у нее на лице. И дыхание не сбилось. Интересно, каким будет ее конец. Как далеко ей удастся пробраться, прежде чем ее изрубят в куски…

– Ты ничего не хочешь мне рассказать, Мичи-чан?

Она облизнула губы. Только раз. И наконец посмотрела ему в глаза.

– Мой господин?

– Я хочу, чтобы ты мне доверяла. – Он обнял ее за плечи.

Шум толпы нарастал.

– Я хочу, чтобы ты знала, что можешь рассказать мне всё.

– Если ты что-то скрываешь от меня, я не смогу тебя защитить.

– Защитить меня от чего?

– От тебя самой.

Вот оно. Он наверняка что-то подозревал. Возможно, он слышал, как она украла его ключи. Возможно, одна из этих проклятых машин Гильдии шпионила под потолком ее спальни или через окно. Она была в опасности. Никто была в опасности. Аиша была в опасности…

Мысли об опасности исчезли, когда кортеж Хиро с треском остановился у края променада. Ряд моторикш замыкал большой паланкин, который катился на танковых гусеницах и формой корпуса напоминал стаю рычащих золотых тигров. На их спинах, на массивном, богато украшенном двухместном диванчике, устроилась пара, которую все ждали. Лорд Тора Хиро был великолепен в своих белоснежных доспехах о-ёрой: лицо он спрятал под маской рычащего тигра, а искусственную руку протянул к ликующей толпе. Но не этот потенциальный сёгун нации привлек внимание Мичи, заставил ее преобразиться и вызвал вспышку гордости в груди.

Йоритомо-но-мия раскусил предательство своей сестры за несколько часов до своего убийства и в ярости избил Первую дочь почти до смерти. Но вот она. Наблюдает за своим народом. Всё еще дышит, а прах ее брата покоится в гробнице под дворцом. Вот это сила. Сила, благодаря которой она смогла восстать над роскошью и привилегиями и возродиться. Признать страдания народа за стенами дворца. Устремиться к лучшему. Сила говорить «нет».

– Аиша, – прошептала Мичи.

Первая дочь была красавицей, воспеваемой поэтами. Женщиной, вылепленной из алебастра и укутанной в тонкий черный шелк. Ее лицо напудрили жемчужно-белой пудрой, а проницательные глаза обвели черной как ночь тушью. Аиша носила респиратор в виде тигриной морды, а волосы ее были замысловато заплетены и уложены при помощи золотых заколок. Алое платье украшал волнистый узор из цветов лотоса и бродящих тигров, поднимавшихся к высокой горловине и сложному колье из золота и драгоценных камней. Хиро переплел свои пальцы с ее и поднял руки, приветствуя ликующую толпу. Молодому даймё приходилось притворяться, но в венах Аиши текла кровь Казумицу. Она была последним осколком могущественной династии, живой нитью, связующей их со славным прошлым Шимы. За это люди и любили ее.

Она сидела, полная достоинства, безупречная, неподвижная, глаза ее блуждали по обожающей ее публике, и в них отражались искры фейерверков. Ее сиденье окружали члены гильдии, которых Мичи раньше видела редко. Это были женщины с осиной талией и длинными, как у насекомых, хромированными конечностями за спиной. Их глаза светились красным, на груди стучали мехабаки.

Хиро выпустил руку своей невесты и сошел с паланкина в окружении целого моря одетых в белое железных самураев. Толпа как один упала на колени. Даймё Феникса и Дракона выступили вперед и низко поклонились сначала леди Аише, затем ее жениху. Хиро накрыл свой кулак ладонью и поклонился в ответ.

– Благородные даймё Харука-сан, Шин-сан, Шу-сан, – сказал Хиро. – Моя невеста, Первая дочь Казумицу, и я приветствуем вас в Кигене и смиренно благодарим вас за то, что вы почтили своим присутствием наши свадебные торжества.

Харука мрачно кивнул. Тогда заговорил Шин, и голос его звучал мягко и сладко, как свежая слива:

– Даймё Хиро. Наши сердца радуются. До нас доходили слухи, что вы заручились поддержкой Элиты Казумицу…

Шу взглянул на железных самураев и продолжил последнюю фразу брата:

– Но мы не могли в это поверить.

– Но почему же, достопочтенный Шу-сан?

– Честно говоря, благородный Хиро-сан, – ответил Шин, – мы ожидали, что каждый из них совершил бы сеппуку, чтобы восстановить свою честь, после того как их Сёгун был убит обычной девчонкой.

Над толпой внезапно повисло тяжелое, как камень, молчание, по краям побежал тревожный шепот. Бусимены переглянулись в звенящей тишине, заполненной клацаньем десятков мехабаков. Вперед выступил сятей-гасира Кенсай, скрестив руки на животе, и заговорил, потрескивая, словно сотня сдыхающих лотосных мух.

– Шин-сан, – сказал Второй Бутон, – вы позорите нашего хозяина. И его будущую невесту.

– Ну что вы, Второй Бутон, мы не хотели никого оскорбить. – Шу поклонился. – Особенно Первую дочь.

– Возможно, у нас, на западе, просто другие правила, – сказал Шин. – Если бы наша охрана из Элиты спокойно смотрела, как подросток гасит нас как свечи, ни один из них не остался бы в живых – все бы вскрыли себе животы крестообразным ударом…

Даймё Харука барабанил пальцами по рукояти чейн-катаны.

– Шин-сан…

– Благородный даймё Шин совершенно прав, – холодно и жестко произнес Хиро.

Близнецы даймё клана Феникса медленно моргнули.

– Вы согласны? – спросил Шу.

Хиро кивнул.

– Каждый из этих людей – все мужчины, которые носили золотые дзин-хаори во время убийства Йоритомо, покрыли себя невыносимым позором. Как и я. Но, чтобы восстановить честь рода Казумицу, мы решили вынести невыносимое.

Хиро протянул руку и расстегнул шлем, закрывавший его лицо. Когда он снял его, толпа ахнула и с ужасом уставилась на своего господина. Рука Мичи нашла ладонь Ичизо и крепко сжала ее.

Даймё измазал свое лицо пеплом.

Плотная белая пелена покрыла его черты, прилипла к ресницам, превратив его в труп перед преданием огню. Он впился взглядом в собравшихся даймё, когда его Элита сняла шлемы, открыв лица – такие же белые, покрытые пеплом, как и у их господина. Мичи почувствовала в животе холодный страх перед святотатством – инстинктивное отвращение к извращению традиционных похоронных обрядов.

– Достопочтенный даймё, – проворчал Харука. – Что это значит?

– О чем вы говорите, Харука-сан?

– Покрыть лица живых людей пеплом – значит навлечь на себя величайшее несчастье, – ответил предводитель клана Дракона. – Это обряд для мертвых. Он несет смерть тем, кто отмечен пеплом.

– Но мы мертвы.

– Даймё?

– Все самураи Элиты Казумицу опозорили себя, позволив погибнуть своему сёгуну. Как сказали наши благородные кузены Феникса, нам надо было совершить сеппуку. Но сначала мы должны направить свои клинки на казнь той, что низложила благородного Йоритомо.

Он смотрел на лордов других кланов, и ядовитый ветер трепал волосы вокруг его пепельного лица.

– Поэтому мы отправили наши души Энма-о. Сожгли наши дары Судье всех адов – деревянные монеты и благовония, – умолили его справедливо взвесить нас и посыпали лица оставшимся пеплом. Как делают со всеми мертвецами. Мы – сикабанэ. – Его глаза казались темно-нефритовыми на фоне пепельно-белого цвета. – Мы – ходячие мертвецы.

Мичи смотрела, как лорды кланов неуверенно переглянулись. Возможно, даже со страхом. Вся претенциозность их величественного выхода исчезла, осыпалась под этим горящим нефритовым взглядом.

– Я хочу пояснить раз и навсегда. – Взгляд Хиро метался с одного даймё на другого. – Я буду чтить нашего павшего сёгуна. Я женюсь на леди Аише, стану отцом нового наследника линии Казумицу и обеспечу будущее этого народа. Но как только выполню этот долг, я начну охоту за убийцей Йоритомо и всеми, кто поддерживает ее. Я буду служить этой нации как сёгун, пока не уничтожу нечистую шлюху Кицунэ Юкико.

Хиро моргнул, как человек, который разучился это делать.

– Ваши клятвы обязывают вас служить дому Казумицу. Как только мы с моей возлюбленной поженимся, я стану сыном этой знатной семьи. И мои сыновья понесут это имя дальше, в будущее этой страны. Так что знайте…

Хиро снова надел мемпо, закрыв посыпанное пеплом лицо. Теперь на благородных дворян рычал белоснежный тигр, и голос, доносившийся изнутри, был похож на звук шагов в пустой гробнице.

– Если вы решите нарушить свои обеты и выступить против меня, я убью ваши семьи. Ваших жен. Ваших сыновей. Я убью ваших соседей, ваших слуг, ваших друзей детства. Я сожгу ваши города дотла, засыплю ваши поля солью, уничтожу всё, что у вас есть и что имеет для вас значение. И, наконец, когда то, что вы любите, обратится в пепел, я убью вас.

Повисла тишина. Мягкая, как дыхание младенца.

– Пока всё. – Хиро указал своей искусственной рукой на дворец, сиявший огнями на холме. – Думаю, в столовой уже подают приветственные напитки.

Рука Ичизо снова обняла Мичи за плечи. Она старалась не напрягаться от его прикосновений.

– Я должен отвести тебя в твою комнату.

– Как пожелаете, милорд.

– Ты считаешь меня глупцом, Мичи-чан? – произнес он без признаков гнева.

Затем она взглянула ему в глаза, блестевшие над свернутыми в спираль дыхательными трубками. Глаза змеи, играющей со своей добычей? Или глаза верного человека, который разрывается между долгом перед господином и зовом сердца?

– Нет, – ответила Мичи, – Я не считаю тебя глупцом.

Ичизо посмотрел на даймё Тигра, который забрался в паланкин и взял за руку свою невесту. На лица потрясенной толпы – бледные, осунувшиеся и охваченные страхом. На лица свиты Дракона и Феникса, с которых испарились все бахвальство и пышность, и они занимали свои места в кортеже, молчаливые, как дети, которых отругали. На лица железных самураев, покрытые густым пеплом. И на лицо лорда Хиро – ходячего мертвеца, который был всего в нескольких шагах от власти над всей Империей. Его двоюродный брат. Его кровь. Его сёгун.

Лицо Ичизо было таким же бледным, как и лицо его господина.

– А я считаю, что мы оба – глупцы.