Три дня.

Три дня рычащих бурь и ослепляющего дождя. Ноющих мышц и обжигающего холода. Красной воды, черного страха и белых как снег костяшек. Три дня. И посреди этих бесконечных темных часов возник единственный ужасный момент, который грозил сломить Юкико полностью.

И это случилось не тогда, когда она проглотила последний кусочек еды и сделала последний глоток воды. Не тогда, когда она обхватывала руками шею Буруу, боясь уснуть и свалиться в пустоту. Не тогда, когда ветер трепал ее, словно тряпичную куклу, у него на спине. И даже не тогда, когда вокруг исчезло всё, кроме укрытого облаками неба и залитого кровью океана, простирающегося от края до края горизонта.

А тогда, когда она осознала, что ее лучший в мире друг превратился в незнакомца.

Она просила его. Молила его. Взывала к его сознанию, пока из носа не пошла кровь и не начала раскалываться голова. Он едва отвечал, пользуясь односложными словами. В его жилах бурлила кровь, и возбуждение проникало в ее разум, когда она хотя бы на мгновение задерживалась в его мыслях. Он был самозванцем, облаченным в слишком знакомую кожу. Как один из тех автоматических глашатаев Гильдии, наделенных одной серией функций.

<найти>

<совокупиться>

<повторить>

Грозовые тучи направлялись к северу, сверкая черным взглядом, и по мере того, как Юкико и Буруу приближались, желание внутри него становилось всё сильнее. Запах был наркотиком: жар кольцами пульсировал в теле, возбуждение достигало предела. Но за раскатом грома в его жилах Юкико чувствовала крошечную искорку его самого, почти погасшую из-за всепоглощающего желания, переполняющего остальные части его тела. Часы превратились в дни, когда она, дрожащая и несчастная, скрючилась у него на спине и поняла: в Буруу есть нечто, о чем она не имела ни малейшего представления.

Раньше она лишь мельком видела животное внутри него. Ее человеческие качества проникали в него через Кеннинг с того самого момента, когда она впервые воспользовалась его глазами, меняя его натуру. Благодаря этому его природные звериные инстинкты смягчались даже в самые мрачные часы их заточения. Но теперь этот тонкий покров был сорван и разодран в клочья. Сквозь шторм летел зверь: молотили по воздуху крылья, напрягались мускулы, сияли глаза и раздувались от напряжения легкие, а сердце набатом билось в груди.

Юкико вспомнила его обещание, плывущее над Йиши, слова, которые согревали ей душу.

Ее пугало то, как легко он отбросил ее в сторону. Но если эта мысль и заставляла ее плакать, то дождь делал всё возможное, чтобы скрыть ее слезы.

На третий день в сером расплывчатом рассвете она заметила зазубренные вершины на островах среди волн под ними. Некоторые были размером с дом, другие – не больше щепки. Как будто под водой спрятался огромный зверь, открыв пасть к небу и обнажив зубы из темного камня. Ближе к полудню Юкико заметила обломки: останки покореженного неболёта, потерпевшего крушение над маленьким островом; на гондоле можно было заметить кандзи Гильдии. Позже, когда солнце, словно пес, которого пнули, покатилось за горизонт, Юкико могла поклясться, что увидела развалины другого неболёта, более тяжелого, бронированного, подготовленного к сражениям. И на его гондоле было нацарапано больше знаков Гильдии. Возможно, один из них они и преследовали в буре, но точно она не знала.

Ветер выл, словно стая рычащих волков, рявкал гром, и мороз покусывал кожу острыми зубами. Через несколько мгновений Юкико заснула, из последних сил вцепившись в шерсть Буруу, несмотря на переполнявший ее страх, что ее сдует, словно тряпичную куклу с карниза. Чем дальше на север они продвигались, тем сильнее сверкали молнии – ослепляющие, словно заградительный огонь ковровой бомбардировки, приводившие ее в коматозное состояние. В глазах мелькали черные полосы, в ушах стоял звон от ударов грома. Лил холодный дождь, действуя как обезболивающее, отправляя ее, насквозь промокшую и замерзшую, во временное небытие.

Утром четвертого дня она проснулась из-за кошмара. Ей приснилось, что она падает на острова, видневшиеся вдали. Некоторые из них напоминали огромной высоты башни, изогнутые под невозможными углами, как пальцы со сломанными и вывернутыми в разные стороны суставами. Другие казались плоскими, словно припали к земле, обезглавленные мечом разгневанного бога. Они были сделаны из чего-то похожего на черное стекло, которое сверкало, точно лезвие бритвы, когда молния целовала их края, окутанные дождем и туманом.

Нет ответа. Лишь волны вожделения в его разуме и яд усталости, отражающий ее собственную отчаянную усталость. Самка была уже совсем близко – так близко, что он чувствовал ее. Но он так же ощущал, что время спаривания с ней почти закончилось, что запах исчезает, точно отцветающие в конце весны цветы. И каждую вену, каждый мускул, каждый уголок его разума наполняло отчаянное желание найти ее до того, как она совсем остынет.

Время тянулось медленно, долго. Они летели низко, сквозь жалящие соленые брызги. Сначала Юкико показалось, что это мираж – лихорадочное видение, вызванное отсутствием нормального сна и безжалостной атакой бури. Но когда она всмотрелась в воду цвета крови внизу, она поняла, что под поверхностью океана за ними следуют какие-то существа. Змеиные хвосты рассекают зыбь, во рту плотно торчат острые, словно иглы, зубы, скрежеща о волны, спина утыкана шипами, напоминающими спинные плавники глубоководного тунца. Большие глаза размером с ее кулак, желтые, с вертикальным узким зрачком, как у кошки.

Юкико видела их изображения на стенах в кабаках, на рубашках игральных карт. Она видела их изображения, вытатуированные на руках соотечественников. Она думала, что они давно вымерли и исчезли. Но тогда она думала то же самое и о грозовых тиграх.

Морские драконы.

На вид чудища были совсем небольшими, всего лишь вдвое длиннее роста человека. Яркая чешуя, выпученные глаза и зубастая ухмылка. И хотя они не поспевали за Буруу, отставая и заставляя океан гневно пениться и бурлить, сам их вид наполнял Юкико холодным ужасом. Она открыла Кеннинг и пыталась достучаться до сознания Буруу, пока из носа у нее не потекла кровь и ее не начало трясти. Но он проигнорировал ее призывы, не ответил ни на один ее крик. И тогда она обнаружила, что крепко хватается за него, заставляя подняться выше над поверхностью, под которой скрывались эти монстры. От напряжения ее подбородок и губы залило кровью. Глаза закрылись. Сердце колотилось как ненормальное, а череп раскалывался от боли.

Юкико трясло от страха и истощения, болел живот, и ветер царапал кожу. И вот уже к ним потянулись обсидиановые щупальца, возникающие из тумана, как тени голодных мертвецов. В горле пересохло, а зубы застучали, когда она открыла рот, чтобы смочить дождем горло. Закрывая глаза, она увидела вспышку молнии над кожей. И вдруг, среди ревущего шторма и ветра, воющего между зазубринами черного стекла, она услышала этот звук.

Слабый гром хлопающих крыльев.

Буруу заскулил, долго, скрипуче подвывая – таких звуков она от него никогда не слышала. Юкико открыла глаза и сквозь освещенный молнией мрак увидела проблеск перламутра между вершинами из черного стекла.

На секунду весь страх, усталость и печаль отступили. Осталось только удивление, что мир создал такое великолепие.

Она вроде и походила на Буруу, но при этом была абсолютно другой. Меньше, изящнее, точно кромка булатной стали. Клюв крючком, черный, как камень вокруг; глаза цвета расплавленного меда, будто обведенные тушью. Голова – белая, словно снег Йиши. Оперение напоминало веер из кинжалов, спускавшихся вниз по горлу. Широкие крылья рассекали воздух, подобно клинкам, они были расправлены, как огромные белые руки, и обнимали бурю, точно летний ветерок. Она была мускулистой и пушистой, легкой и твердой, с острыми, черными как ночь когтями. Задние лапы и длинный хвост прорезали толстые полосы цвета черного дерева.

Буруу взревел, но самка, казалось, уже знала о его присутствии и поднималась по спирали сквозь чащу стеклянных шпилей. Он следовал за ней, как нитка за иголкой. Разум его вспыхнул ее ароматом, поэтому силой воли Юкико разорвала тонкую связь между ними и вылетела на холодный воздух и чистый дождь, а ее внутренности дрожали от силы его желания.

Они петляли в каменном лесу, ныряя и кружа между сверкающими клыками обсидиана. Она была меньше и быстрее, и Буруу изо всех сил старался не отставать от нее или бросался за ней в просветы между изломанными черными башнями, через которые, казалось, невозможно пройти. Она вела их на запад – навстречу приглушенному закату. Юкико потянулась за ней сквозь дождь крошечной частичкой, прищурившись от напряжения: ее почти ослепили искры сознания самки.

Вспышка агрессии. Замешательство.

Голос ее гремел, подобно раскатам грома, но в нем чувствовалось тепло меда, окаймленное мягкостью, как клубы сине-черного дыма отцовской трубки.

Самка повернула вправо и взлетела между двумя каменными клыками. Она быстро оглянулась через плечо, и Юкико почувствовала, как в ней нарастает любопытство, а под ним – презрение. Гнев. Чувство, близкое к ненависти.

Юкико взвизгнула и прижалась к шее Буруу, когда он резко повернул на 90 градусов, продираясь между двумя обсидиановыми вершинами. Она почувствовала, как камень прошел в нескольких дюймах от ее позвоночника. Сила тяжести потянула ее вниз, и она взмолилась, чтобы оби, завязанный узлом на шее Буруу, удержал ее. Она едва не слетела с его спины, когда он выпрямился и бросился под изогнутый выступ.

Самка белой вспышкой неслась сквозь дождь впереди.

Они неслись между островами на запад. Юкико могла поклясться, что самка играла с Буруу, то замедляя темп и позволяя ему подобраться ближе, то снова ускоряясь или маневрируя там, где он не мог протиснуться за ней. Юкико чувствовала вспышки мрачного веселья в голове самки, слышала недовольный резкий визг, когда они снова отстали. Но Юкико переживала из-за металлических крыльев Буруу – сможет ли творенье Кина выдержать такое испытание.

Мили красного океана и черного стекла. Сверкающие брызги и рычащие волны. Природа – во всей своей бездушной красоте. И когда сердце Буруу напряглось до предела, когда Райдзин забил в свои барабаны, она увидела это – огромную кривую конструкцию из металла и камня на железных опорах, торчащую из океана, которую венчали изогнутые по спирали медные шпили. На крыше стояло оборудование из стеклянных трубок, петляющих трубопроводов и толстого кабеля, дрожащих и пульсирующих во вспышках молний. С потолка свисал на цепях небольшой механизм, напоминавший гигантскую стрекозу с тремя комплектами лопастных пропеллеров. А вокруг бегали крошечные фигурки людей, закутанных в гладкую желтую клеенку.

Они кричали. Показывали на нее руками.

Она услышала внезапный рев – абсолютно непохожий на песнь шторма, и на них упала тень широких крыльев. Оторвавшись от мыслей самки, Юкико мельком увидела пылающий жар в Кеннинге, а затем они налетели на что-то. В голове у нее страшно грохнуло. Она почувствовала прилив боли от Буруу, закричала, когда свалилась с его шеи. Она цеплялась за воздух и летела вниз под дождем. Навстречу ей, распахнув объятия, словно давно забытый любовник, неслась вода цвета крови. Она ударилась о поверхность, как комета, и от смертельного пронизывающего до костей холода у нее перехватило дыхание.

Акихито научил ее плавать, когда она была ребенком: она и ее брат Сатору плюхались в ручей, протекающий возле их небольшого бамбукового домика. Но там вода была спокойной, гладкой, как глаз ворона, а не бушевала волнами высотой с капитул. Молотки из белой пены били Юкико по голове, одежда тянула вниз, катана на спине казалась невыносимо тяжелой. Течение несло ее к железным опорам кривой вышки. Она не могла выбирать направление, да и на плаву держалась с трудом. Наконец, вода сомкнулась над ее головой, словно удушающее холодное одеяло, затягивая ее вниз, вглубь. Последнее, что она увидела, были силуэты двух арашитор, столкнувшихся в освещенном яркими молниями небе.

Течение тащило ее сквозь подводный лес, легкие начали гореть. Крепость из скал заворчала извивающимися водорослями.

Нет ответа – только рев прибоя и подводного течения, разбухающий в ушах. Не желая умирать, она боролась до последнего, цепляясь за темную воду в тщетной попытке выбраться на поверхность. Но она даже не знала, с какой стороны верх. Океан ворвался в легкие, соленый, холодный и черный, и, когда свет погас и всё превратилось в ничто, она почувствовала хватку водного ками, явившегося за ее душой, чтобы утащить к Судье девяти кругов ада.

Будет ли он честно судить ее? Ведь никто не станет жечь дары и посыпать ее лицо пеплом?

Будет ли Буруу скучать по ней?

А Кин?