Предрассветную тишину нарушали быстрые шаги, эхом разносившиеся среди удушливого мрака улиц Кигена, по которым крались два человека, отбрасывая перед собой длинные тени. Они пробирались по разбитым булыжникам, сквозь завесы из дыма лотоса и запаха пота – две темные мужские фигуры. Лица их были закрыты черными платками, на головах – широкополые шляпы, на плечах – темно-серые плащи для защиты от осеннего холода. Они шли по пустым переулкам и разбитым дорогам, слушая, как глашатаи Гильдии выкликают Час Феникса. И совсем не думали о комендантском часе, объявленном даймё, как Богиня Солнца не думает о Боге Луны.

Хида топал впереди. Он был приземист, на широком плоском лице хлопали поросячьи глазки, а уши так сильно деформировались за годы кулачных драк, что напоминали дополнительный комплект костяшек пальцев, прилаженных по бокам головы. Следом за ним шел Сэйми. Он был выше ростом и сухопар. Вместо зубов у него торчали крошащиеся желтые пеньки. Резко очерченные скулы и подбородок выдавали в нем животную хитрость человека, рожденного в сточной канаве. Оба несли по сумке, в которых звякало, и по деревянной дубинке тецубо, усыпанной толстыми железными шипами. Оружие было покрыто пятнами с темные подтеками, которые только простак спутает с лаком.

Где-то вдалеке завывал снедаемый похотью кот: одинокий крик, который практически невозможно услышать в Кигене в эти ночи. Стая крыс-трупоедов навострила уши, будто они услышали звонок, приглашающий их на обед. Сверкнув глазами и искривленными клыками, они метнулись прочь сквозь удушающий смог.

– Трое железяк говорят, что достанут его, – сказал Сэйми.

Хида молча пожал плечами.

Они уверенно шли через район складов Доктауна, не сомневаясь, что их радушно примут, как женихов на свадебном пиру. Мимо ржавеющих снарядов, окон с выбитыми стеклами, похожих на незрячие глаза. Когда они пересекли реку Широй, вяло несущую вонючие черные воды, Сэйми посмотрел на юг, в сторону неболётов в сухих доках, висевших вокруг шпилей Доктауна, точно освежеванные трупы крыс в витрине мясной лавки. Справа вырисовывались пятиугольные стены капитула Гильдии – из желтого камня с потёками черного дождя. Сэйми снял шляпу, шутовски поклонившись в сторону здания.

Когда повстанцы Кагэ сбросили бомбы и устроили так называемые Бунты иночи четыре недели назад, Минкомсвязи отклонило все жалобы, касающиеся производства удобрений. Но это не означало, что сами участники беспорядков останутся безнаказанными. Черт возьми, нет. После восстания с завода Кигена не было отправлено ни капли чи. Эмбарго служило напоминанием о том, в чем должна заключаться человеческая лояльность. И когда заглохли двигатели, а цена на топливо взлетела до небес, люди опомнились чертовски быстро.

Нормирование началось практически сразу. После смерти Йоритомо воздушный трафик неболётов застопорился, а поезда вообще перестали ходить, как только тело сёгуна рухнуло на мостовую. Обычные вещи в одночасье превратились в роскошь. Город потряхивало от гражданских волнений, ужесточили комендантский час и продлили военное положение. Всё это звучало музыкой для тех, кто зарабатывал на жизнь в тени, кто плавал в море рынков, цвет которых менялся от мутно-серого до чернильно-черного. Для тех, кто делал свое дело, чтобы люди получали желаемое, нужное. И за подходящую цену.

Людям нравились Дети Скорпиона.

Хида и Сэйми, свернув с улицы, пробирались через сеть грязных переулков. Они были агентами Детей. Твердые, точно надгробия, они передвигались по запутанным лабиринтам так же легко, как рыбки кои в стоячей воде. Поблизости снова взвыл кот, зашипел, зафырчал. Запищали крысы, из темноты донеслись звуки возни и шорох лап.

Сэйми ухмыльнулся, обнажив пеньки зубов.

– Достали.

Проход был узким, под ногами хрустели битые булыжники, воняло мочой. Но парочка вполне могла протиснуться сквозь него, осторожно ступая по камням, где кишели гладкие черные крысы-трупоеды длиной с вакидзаси. Короткий путь пролегал вдали от патрулей буси на главной улице, не говоря о том, что сокращал их маршрут на несколько минут. Кроме того, Джентльмен сожрал бы их, если бы ему пришлось ждать до рассвета. К тому же у них не было ни малейшего желания драться.

Крысы оживились на кучах грязи и смотрели на приближающихся гангстеров глазами, похожими на черные шарики.

– Мэй так и парит тебе мозги? – спросил Сэйми.

Его товарищ что-то пробурчал в ответ. Хида никогда не говорил, если можно было обойтись бесформенным звуком. Он мог целыми днями молчать, не произнося ни единого предложения.

– Если она такая зануда, зачем она вообще нужна? – Сэйми пнул жирное тело, пробежавшее между ног. – Маленькие братья должны иметь дело с бандой Белого Журавля, а не потрошить друг друга из-за танцора. Яйца Идзанаги, мы нинкё дантай, а не…

Сэйми услышал, как сверху доносится мягкое царапанье по гофрированному металлу. Он поднял глаза и увидел дымчато-серую кошачью морду без ушей: на него ярко-желтыми глазами уставился огромный кот. Зверюга стоял наверху, на навесе, забрызганный крысиной кровью. Сэйми сдвинул шляпу на затылок.

– Ну, я б…

– Ах вот как вы себя называете, – раздался голос из смога перед ними.

Хида притормозил, зашуршав ногами по гравию и схватив тецубо пальцами толщиной с сосиску. Сэйми прищурился, вглядываясь в клубившуюся завесу выхлопов, и увидел одинокий силуэт в широкополой соломенной шляпе на выходе из переулка впереди.

– Нинкё дантай? – Даже под платком, прикрывавшим лицо человека, улыбка была очевидна. – Рыцарская организация? Кого ты обманываешь, якудза?

– Якудза? – Сэйми поднял тецубо, и они с Хидой направились к незнакомцу. – Это тяжелое обвинение – не стоит его бросать незнакомцам, друг.

– Стой где стоишь, друг, – предупредила фигура.

Якудза продолжали наступать, крепко сжимая рукояти боевых дубинок. Сэйми смог получше разглядеть соперника. На передней части его соломенной шляпы зияла четырехдюймовая дыра, будто кто-то нанес удар лезвием, да слегка промахнулся. Даже под черным платком было видно, что незнакомец молод. Бледная, грязная кожа и большие черные глаза. Тощий. Безоружный.

Сэйми рассмеялся.

– Твоя мама знает, где ты, мальчик?

Юноша потянулся к своему поясу и достал тупоносый предмет. Устройство издало легкое шипение, прерывисто щелкнуло. Хида и Сэйми резко остановились и уставились на ствол.

– Что за черт…

– Кажется, теперь моя очередь петь, друг, – улыбка в голосе мальчика исчезла. – А вам лучше взять подушку и прослушать мантру.

Якудза услышали тихие шаги сзади, увидели, как с крыши спрыгнула еще одна фигура и отрезала им путь к отступлению. Другой парень был в соломенной шляпе и темной одежде, с дубинкой, усыпанной кровельными гвоздями.

Сэйми не мог поверить своим глазам.

– Вы знаете, кто мы?

– Да откуда, я же неуч, – ответил юноша. – А теперь бросьте мне ранцы, Дети Скорпиона.

Хида встал в стойку, раскачиваясь вперед-назад на каблуках. Юноша, стоявший на входе в переулок, нацелил железомёт в грудь якудза, слегка надавив на спусковой крючок.

– Ты же игрок? – Юноша склонил голову. – На самом деле, я сегодня тоже в ударе.

– Не будьте дураками, – прорычал стоявший позади них. – Уходите, или вас унесут. В любом случае мы получим ваши сумки.

– Да и хрен с вами. – Большеглазый прицелился в голову Хиды. – Спорю, мы их сделаем. Два выстрела – и никаких проблем. Ведь у мальчика моего возраста куда больше козырей…

– Ну ладно, маленькие ублюдки. – Сэйми бросил тецубо и поднял руки. – Забирай.

Он снял сумку с плеча и бросил ее стоявшему сзади.

– А ты, Игрок? – Юноша нахмурился, глядя на Хиду.

Хида стоял совершенно неподвижно, с бесстрастным, как кирпичная стена, лицом. Целую минуту он пристально рассматривал ствол железомёта, потом уставился в спокойные черные глаза, внимательно следившие за ситуацией. Хмуро взглянув на своего напарника, он снял сумку с плеча и швырнул ее вору позади.

– Очень мудро, друг.

Юноша с железомётом подождал, пока его товарищ скроется в тумане. Якудза и вор смотрели друг на друга. Рука юноши была твердой, как у статуи, оружие всё еще было нацелено в голову Хиды. Якудза кивнул, слегка, едва заметно. Голос его звучал мягко.

– До скорой встречи. Друг.

Юноша приподнял шляпу.

– Несомненно.

Он исчез в пелене смога, как спинной плавник под черной водой.

Джентльмен впервые убил человека, когда ему было тринадцать.

Бандитская драка где-то на задворках Кигена, на участке, вполовину меньше городского квартала, покрытом грязью, битым кирпичом и бетоном. Он бросился врукопашную, желая показать себя старшим гангстерам. Заметил еще одного мальчишку в толпе и в мгновение ока уловил его страх. Поэтому он пробился сквозь людей с клинком в руке и вонзил его тому мальчишке в живот.

До сих пор он помнил тепло и запах крови, стекавшей по его рукам. Вязкая, с медным отливом, гораздо темнее, чем он думал. До сих пор он видел выражение лица мальчишки, когда он вытащил нож и снова вонзил на несколько дюймов выше. Пробивая ребра, прокручивая на ходу, ощущая хруст костей. Мальчишка схватился за плечо, а Джентльмен посмотрел ему в глаза, полные боли, вытащил нож и снова нанес удар. И еще раз. Не из-за нужды или желания. Он просто хотел знать, каково это. Когда забираешь то, что никогда не вернуть.

Оябун, глава семьи Детей Скорпиона, не был самым страшным человеком на острове. Честно говоря, он выглядел совершенно обычно и ничем не выделялся. Седеющие волосы зачесаны назад от изогнутых бровей. Темные глаза, загорелая кожа. Говорит мягко, неизменно вежливо. Даже враги называли его Джентльменом. Его настоящее имя исчезло вместе с пандами из бамбуковых лесов Шимы, вместе с тиграми, рыскавшими по острову во тьме вчерашнего дня. Оно ушло. Почти забылось.

Обхватив маленькую чашку мозолистыми руками, он сделал глоток красного саке. Бутылки доставили из Данро, столицы Феникса. Напитков такого качества в Кигене сейчас было не сыскать. Джентльмен смаковал вкус, и по языку растекалось тепло. Он подумал о женщине, которая ждет его дома, с мягкими руками и теплыми бедрами. Когда он придет с затянутых смогом улиц, его сын уже давно будет спать. Но она будет ждать, даже после рассвета. Сейчас она уже знала, что не стоит его разочаровывать.

Его контора была скромным заведением: старые кленовые столы, кипы бумаг, на потолке – вентилятор, трещавший в наползающей осенней прохладе. Сонные лотосовые мухи жужжали вокруг небольшого деревца бонсай, беззвучно страдающего от вони лотоса. Посетителя можно было простить, если бы он принял эту комнату за контору легального бизнесмена – человека, который зарабатывает на жизнь продажей мебели, ковров или двигателей с пружинным приводом.

Бухгалтер Джентльмена, Джимен, сидел за другим столом. Он был тощим, белым с чисто выбритой головой и темными проницательными глазами. Маленький человек раскладывал монеты в стопки. Построив башенку, он ненадолго прерывал свое увлекательное занятие, чтобы переместить косточку на старинных счетах, стоявших на столе рядом. Он носил уваги без рукавов, которая не скрывала рук, полностью покрытых татуировками. На правом плече дрались два скорпиона, сцепив когти и подняв жала.

– Ну что же, дела идут неплохо. – Джимен помахал бамбуковым веером перед лицом, несмотря на прохладу. – Прибыль в этом квартале выросла на семнадцать процентов.

– Напомни мне, чтобы я отправил письмо с благодарностью нашему, так сказать, будущему даймё, – пробормотал Джентльмен. – На хорошей бумаге и дорогими чернилами.

Он приподнял бутылку саке, вопросительно изогнув бровь.

– Да, никогда я не видел такого оживленного черного рынка. – Джимен кивнул и протянул чашку. – Гильдия скоро снимет эмбарго. Если этот щенок Тигра сохранит кресло даймё, он сможет даже запустить поезда, чтобы люди приехали на праздники в честь его проклятой свадьбы. Так что нам лучше использовать эту ситуацию по максимуму, пока она есть.

Тут Джимен нахмурился.

– А Белый Журавль по-прежнему проблема.

– Ненадолго, – ответил Джентльмен. – Даунсайд сейчас наш. На очереди – Доктаун.

– За Детей Скорпиона. – Джимен поднял свой стакан. – Последний оплот.

– Банзай. – Джентльмен кивнул, сделав еще один маленький глоток.

Проглотив саке, Джентльмен услышал скрип половиц перед конторой, а затем последовал тихий стук в дверь. Тяжелое дыхание. Запах дешевого спиртного и пота. Удары шипов тецубо о железные кольца. Хида и Сэйми.

– Заходите, – сказал он.

Его агенты вошли в комнату, опустив глаза. Он взглянул на них, собираясь отчитать за опоздание, но осекся, увидев выражение их лиц. Джентльмен заметил и неуверенные шаги, и руки, сложенные ладонями перед собой.

Пустые руки.

– Славное утро, да, братья?

За одну железную куку в городе Киген можно купить женщину на ночь. И не какую-нибудь подзаборную шваль из Даунсайда, а настоящую куртизанку – из тех, что умеют декламировать стихи Фушичо Хамады, обсуждать теологические или политические вопросы и в завершение вечера исполнять такой номер, который и облака вгонит в краску.

За куку можно провести ночь в хорошей гостинице с теплой едой, прохладной ванной и кроватью – и в ней с высокой долей вероятности не будет вшей.

За куку можно купить мешок приличной травы, бутылку первоклассного рисового вина (местного, конечно, не Данроанского) или обещание хозяина гостиницы закрыть глаза на некоторые ночные привычки гостей.

А перед Йоши валялась целая куча кук – уж точно больше сотни.

Они рассыпались по матрасу в спальне, освещаемой тусклым солнечным светом, который пробивался сквозь грязное окно. Джуру присел рядом и расплылся в широкой улыбке, едва удерживая свисающую изо рта пустую трубку.

– Яйца Идзанаги, интересно, сколько здесь?

– Достаточно. Это всё, что нам пока нужно знать, Принцесса.

Рядом с кучками кук на матрасе лежала шляпа Йоши, и Джуру сунул палец в четырехдюймовую дыру на полях.

– Интересно, хватит ли тебе этого на новую панамочку?

– Это моя счастливая шляпа. Если бы мне пришлось чем-то жертвовать, я бы сначала продал тебя.

Джуру скривился и пробормотал что-то неразборчивое.

Юноши сидели на корточках, освещенные лучами восходящего солнца, и слушали песни просыпающихся улиц. На коже всё еще блестел пот, выступивший после их забега по городу, в глазах по-прежнему мелькали улыбки. Это было намного проще, чем они думали. И намного чище. Несмотря на свой вес, эти якудза быстренько поплыли. Растаяли, как воск. Как проклятый снег. И всё благодаря маленькому куску железа в одной маленькой руке…

– Йоши? – донесся из-за спальни сонный голос Ханы. – Ты вернулся?

– Дерьмо! – прошипел он и кинулся за подушкой.

Сестра, тихо постучав, открыла дверь. Он прикрыл свой улов тощей, набитой перьями подушкой, потом улегся сам и придушенно выдохнул «уф!», когда сверху на него уселся Джуру. Их поведение привлекало к монетам внимание куда сильнее, нежели если бы они просто подожгли их.

Вслед за Ханой в комнату вошел Дакен и поглядел на Йоши сверкающим взглядом.

– Какого черта? – выдохнула Хана, и ее сонные глаза широко раскрылись. – Откуда у тебя?..

Йоши вскочил на ноги и втянул ее внутрь. Взглянув через гостиную на дверь спальни сестры, он быстро и тихо захлопнул свою. Хана полностью проснулась, и в ее хмуром взгляде медленно вскипало неодобрение.

– Откуда все эти деньги, Йоши?

– Их подарил мне дружелюбный ками, – прошептал он. – А если ты споёшь погромче, он, может, вернётся со второй порцией.

Она обличающе уставилась на него одним глазом.

– Я серьезно.

– Я тоже, – прошипел он, глядя на закрытую дверь. – Говори тише. Если не хочешь, чтобы твой кусок мяса-матраса подслушал.

Парочка молча уставилась друг на друга, соревнуясь, кто кого пересмотрит. Йоши не выдержал первым. Хана нащупала повязку на глазу, коснулась лба, пробежавшись пальцами по бледной, грязной коже. Она схватила крохотное зеркало на ветхом комоде Йоши и стала, прищурившись, разглядывать свое отражение, все ещё трогая пальцами лоб.

Джуру хмуро посмотрел на нее.

– Что это ты, черт возьми, делаешь, девочка?

– Ой, простите. – Она снова посмотрела на Йоши. – Я просто подумала, может, кое-кто сделал мне на лбу татуировку «Идиотка», пока я спала. Вы уходите ночью с железомётом и случайно обнаруживаете целое состояние? Куда ты влез, Йоши?

– Я хотел спросить тебя о том же вчера, но потом вспомнил, какими делами я должен заниматься.

– Меня? – Хана убрала волосы с глаза. – Мои дела – ночные горшки размером с мой гардероб.

– Должно быть, в этом дворце они наполнены особо страшной коричневой субстанцией, если тебе понадобилось пускать оружие в дело. – Йоши скрестил руки. – Или ты думала, что я не замечу, что железомёт стал на заряд легче? И кто, черт возьми, этот кусок говядины в твоей комнате? За всю свою жизнь я ни разу не видел, чтобы ты приводила хоть кого-нибудь домой, а этот калека торчит здесь уже два дня подряд.

– Не говори о нем так.

– Не тебе указывать, как мне говорить, сестренка. В этой яме мужчина – я.

– Продолжай трепаться – и разбудишь даму, брат мой.

Йоши невольно ухмыльнулся.

– Все в порядке, милая. Можешь оставить свои секреты при себе. Но эти монеты – мои. Решишь показать мне скелеты в своем шкафу – я покажу свои. А пока без вопросов. Я забочусь о нас. Обо всех нас. Кровь есть кровь. А знать больше тебе не надо.

Хана сердито посмотрела на Джуру в поисках поддержки, но тот лишь беспомощно пожал плечами. Выругавшись, она повернулась и вышла из комнаты. Дакен последовал за ней, подергивая остатками ушей. Кот понюхал воздух и презрительно сморщил нос.

Йоши оглядел крошечную грязную спальню и гостиную за ней. Со всеми этими монетами они могли бы позволить себе снять комнату в красивой части города, подальше от мест, где делали свои дела Дети Скорпиона. Еще несколько ограблений, и им хватит, чтобы уйти куда угодно. Больше никаких краж по мелочам или заурядного мошенничества. И Хане больше не придется таскать горшки с дерьмом богачей. И не нужно оглядываться через плечо и думать-гадать, где заработать на жрачку.

Он кивнул Дакену.

Йоши вглядывался в крохотное окошко, за которым начинался еще один день большого города. Он слышал, как Джуру считает монеты, кожей чувствовал колючий взгляд Ханы. Тяжесть железомёта на пояснице. Многообещающее покалывание в ладонях от монет.

Свобода.

Он закрыл дверь спальни.