Ничего.

Они сидели вместе на конце черного отрога, спадающего в бушующее море. Буруу свернулся в клубок; прижавшись подбородком к камню, он создавал преграду из меха и перьев для завывающего ветра. Юкико прижалась к нему, их кровь пульсировала почти в одном ритме. Опьяненная его теплом, она внимательно изучала, строка за строкой, свою мрачную добычу.

Свиток Бишамона содержал в себе не тайны Кеннинга, как она надеялась. Скорее, перед ней лежал сборник мифов о Танцующих с бурей и их мистической связи с грозовыми тиграми, на которых они ездили. Хотя раньше Юкико никогда не задумывалась об этом, было логично, что каждый Танцующий с бурей в истории Шимы обладал таким даром – а как еще они могли быть связаны с арашиторами, вместе с которыми участвовали в битвах? Благодаря свитку она узнала легенды о битве Кицунэ-но-Акиры с Драконом Забвения. О победе, которую одержал Казухико Рыжий над Ста Ронинами. Неполный рассказ о героическом нападении Торы Такехико на Врата Дьявола (она предположила, что окончание его было написано на какой-то другой части тела брата Бишамона). Но там не было подсказок, как контролировать свою силу и власть, или хотя бы свидетельств о потере контроля над Кеннингом.

Юкико расстроилась и, едва сдерживая горькие слезы, закрыла глаза руками. Волосы спадали ей на лицо, липли к коже коже. Богиня Аматэрасу тихо погружалась в море, чтобы отдохнуть. Солнце окрасило закатные облака, полностью закрывшие небо на западе, в цвет паленой кровавой умбры. Наступала ночь, и вместе с нею исчезали все надежды Юкико.

Проскользнув в сознание Буруу и сжав губы, она пыталась сфокусировать Кеннинг на крошечной точке: будто лучик света хотел проникнуть в отверстие между плотью и костью. У нее болела голова, и в животе вспухала теплая тошнота, давила на горло. Боль затаилась под кожей, ощерившись.

Она поморщилась. Медленно облизнула обветренные губы. Она слишком устала и слишком разочарована, чтобы заново строить стену, ставить на место кирпичи, которые тут же снова рухнут.

От горькой и беспомощной ярости она сжала пальцы в кулаки. Посмотрела на черное море облаков, которые катились над головой, и попыталась найти в небе ответы, которых, она знала, там не было. Боль в черепе усилилась. От разочарования ей захотелось кричать.

Арашитора развернул свое механическое крыло, обнял им дрожащую фигурку. Статическое электричество покалывало кожу Юкико и окутывало запахом молнии.

Она улыбнулась, закрыла глаза и прижалась к Буруу головой. Крепко обнимая его, она наполнила его разум теплом и благодарностью, которую чувствовала, потому что он был рядом. Клятва, которую он дал ей, врезалась в память, словно гравировка на камне, служившем ей опорой.

Он тяжко вздохнул, ветер закрутил перья под сощуренными янтарными глазами.

Юкико надулась в своем уютном царстве меха и перьев.

Когда солнце присело на край света, Юкико изучала грозу, надвигающуюся с севера. Облака пронзила молния, и Буруу обернулся, чтобы посмотреть на нее. И в этот момент его разум стал мрачно-синим от охватившей его тоски. Юкико потянулась, чтобы прикоснуться к нему, всё еще не уверенная в силе Кеннинга, но, поборов себя, она поняла, что его тревожило.

В голове у нее неожиданно возник вопрос.

Ее чувства обострились, когда она услышала это слово и ощутила, как вздымается пиками его шерсть. Буруу смотрел в сторону горизонта и щурился в сгущающемся мраке, его уши напрягались, будто уловив звуки двигателей.

Юкико скользнула в тепло его зрачков и увидела мир таким, каким видел его Буруу – он вспыхнул слишком ярко, и ей пришлось помучиться, чтобы обрести контроль. Она чувствовала стекающую из носа кровь, которая струилась по губам, и сощурила глаза, будто взглянула на солнце. Она видела всё очень четко – бегущие облака, образующие замысловатый орнамент из волн и пены. На севере она заметила тень, крохотную, точно личинка лотосной мухи, совершенно черную на фоне серо-стального. Безошибочно узнаваемый тупоносый силуэт неболёта Гильдии.

Юкико посмотрела на самую северную оконечность Сейдая, затем – снова на крошечный силуэт. Она знала: им следовало лететь обратно к Кагэ. Им нужен был четкий план, как сорвать свальбу Хиро и спасти леди Аишу. Но если они дадут кораблю гильдии уйти, у них, возможно, больше никогда не появится шанс узнать, что те задумали. К тому же Юкико обещала жестко расправиться со следующим кораблем, который они отправят на север.

Она схватилась за рукоять Йофуна, вспомнив слова Даичи. Вспомнив бесконечные мертвые земли, над которыми они пролетали во время своих визитов в столицы кланов, – грязные пятна Гильдии проникали в каждую провинцию. Ржавые трубопроводы. Нищие с черными легкими. Пылающие камни.

Что бы ни делали гильдийцы, она была уверена: это не к добру.

Она кивнула.

Какими бы совершенными ни были чудеса механики, они больше всего страдали от множества ограничений, связанных с морскими путешествиями. Честно говоря, любой дирижабль находился во власти Бога Ветра Фудзина, независимо от мощности своих двигателей. Чтобы проплыть через шторм, требуется огромное количество топлива, а водород во чреве неболётов воспламенялся легко и быстро. Подтверждением тому могут служить обугленные останки трех броненосцев Гильдии и «Сына грома». А поскольку корабль Гильдии летел не просто против ветра, но направлялся прямо в шторм, Юкико поняла: эти ублюдки наткнулись на что-то на юге.

Они летели почти сутки, и Буруу совсем вымотался. Он периодически засыпал, паря высоко в океанических термальных потоках, и дрейфовал в полусонном состоянии. Пока он дремал, Юкико старалась держать всё под контролем, медленно восстанавливая стену в голове. Но Буруу продемонстрировал замечательную способность оставаться на лету, несмотря на то, что, по сути, он крепко спал. Юкико грызла рисовые лепешки, извлеченные со дна своей сумки, и запивала их водой из последней тыквенной бутыли. Она пристально наблюдала за кораблем на горизонте, который теперь видела своими глазами.

Неболёт Гильдии направлялся прямо в шторм. Гром сотрясал небеса, молнии рассекали горизонт тонкими стрелами. Расстояние между ними уменьшалось. Арашитора пробился сквозь встречный ветер, но дирижабль не смог. Юкико показалось, что это не броненосец – он выглядел слишком маленьким для военного корабля и двигался быстрее.

По мере приближения ночи шторм становился сильнее, буря тянула к ним нетерпеливые руки, и в крови Буруу бурлил адреналин. В ушах у него звучал грохот грома, а каждый удар молнии вызывал крохотный бело-голубой всплеск восторга в животе.

В его груди раздалось долгое скулящее урчание, по венам хлынул адреналин, зрачки расширились. В воздухе витал слабый запах – наполовину забытый, с примесью чего-то первобытного. На секунду он одолел и Юкико: Буруу потерял контроль над собой, и его мысли ярко вспыхивали в ее раскалывающейся голове, импульсом двигаясь по Кеннингу, наполняя их рты слюной, заставляя их дышать чаще, а их сердца биться быстрее. В животе вспорхнули бабочки, лица и шеи запылали жаром, задрожали бедра. Юкико впилась пальцами в мех, чувствуя каждую шерстинку на ладонях, по коже побежали мурашки.

С трудом выдохнув, она отстранилась, вырвалась из его разума и захлопнула свой, вытирая кровь, капающую из носа. Она поняла, что он прибавил скорости: мышцы напряглись, когти сжались. Она чувствовала, как колотится его сердце, ощущала волну крови в венах. Вспомнила возбуждение, которое испытывала в объятиях Хиро. Предвкушение момента, когда их губы соприкасались после целого дня ожидания. Тепло, бежавшее от ее живота вниз. Это же чувство вызвал в ней Кин на кладбище. Она прижималась к нему и вдыхала, как кислород и огонь.

Это была похоть.

Нет, хуже.

Нечто среднее между желанием и безумием.

Она потянулась к Кеннингу, пытаясь коснуться лишь небольшой частички разума, будто слегка приоткрывала дверь. Жар в его голове горел ярче солнца. Боль в основании черепа Юкико развернулась во всю силу – летали лавины и металлические дубинки. Она зажмурилась, пытаясь защититься от всего этого, и закрыла рукой лицо, чтобы не обжечься.

Но он лишь пробормотал, что надо лететь быстрее. Заклепки и болты в крыльях протестующе застонали, и он, несмотря на ветер, рычащий в лицо океану, поднялся выше, над штормом, в более спокойное небо. Буруу летел точно на север, как стрелка компаса, сердце колотилось и стучало, в венах кровь гудела, но он сосредоточился только на слабых фрагментах запаха, который заполнял его разум, цеплялся за кожу, заглушал ее голос и не оставлял ничего, кроме грохота пульса в висках.

Она перевернулась у него на спине и, чуть не упав, впилась ногтями в шею. Ей было невыносимо громко. Ужасно ярко. Давление и жар обратили ее череп в стекло и били внутри железными сапогами.

Она оглянулась. Не было видно ни острова Шабишии, ни монастыря. Как только погасли последние отблески солнца, остался один кровавый океан. Выл ветер, шумело и шипело бескрайнее море внизу. И в животе у Юкико поднял холодную гладкую голову страх, проникая пальцами во внутренности. Обхватив руками шею Буруу, она прижалась лицом к его теплу. Прислушалась к отзвукам его мыслей, к опьянению, наполнявшему его вены, как у обкурившегося лотосом наркомана. И там, среди песни его сердцебиения, среди заполнившего кровь желания, она уловила подсказку. На то, что подстегнуло его, лишило его всякого разума и снова превратило в зверя, которого она встретила в лесах Йиши, рыщущего во тьме и залитого кровью о́ни.

Где-то на севере остался запах, застывший на ветру, след, который запутывался в перьях Буруу и увлекал его вперед, как молнию к медному шпилю.

Это была самка.

Самка в течке.