Тайна поместья Горсторп

По моему убеждению, родиться со скромным положением и самому пробивать себе дорогу не та участь, которая была предназначена мне природой. Иногда я с трудом верю, что двадцать лет моей жизни прошли за прилавком бакалейщика в лондонском Ист-Энде и что именно таким образом я приобрел благосостояние, независимость, а также поместье Горсторп. Взгляды мои консервативны, вкусы аристократически изысканны, душа моя с презрением отвергает вульгарность толпы. Мы, Д’Одды, уходим корнями в доисторические времена: это следует из того факта, что наше пришествие на британскую землю не упоминается ни одним солидным историком. Как подсказывает мне некий инстинкт, в моих жилах течет кровь крестоносца. Даже сейчас, по прошествии стольких веков, с моих уст иной раз само собой соскакивает: «Клянусь Святой Девой!» А еще я ощущаю, что, если бы того потребовали обстоятельства, я мог бы подняться на стременах и нанести неверному такой удар, скажем, жезлом, который бы его немало поразил.

Горсторп – феодальное поместье. Так, во всяком случае, говорилось в объявлении, в свое время привлекшем мое внимание. Это прилагательное весьма существенно повлияло на цену, а преимущества, приобретенные мной, оказались скорее сентиментального, нежели реального свойства. И все же мои силы укрепляет утешительная мысль, что над лестницей имеются бойницы, через которые я могу стрелять из лука, и что в моем распоряжении хитроумное устройство, позволяющее лить расплавленный свинец на головы нежданных гостей. Такие вещи сообразны с оригинальным складом моего ума, и я не жалею, что заплатил за них. Я горжусь зубчатыми стенами моего жилища и опоясывающей его открытой сточной канавой. Я горжусь опускающейся решеткой ворот, башней и цитаделью. Для вполне средневекового вида, до совершенной, так сказать, симметрической древности, моему приюту не хватает только одного – привидения.

Любой человек с консервативными представлениями о том, как надлежит обустраивать подобные сооружения, не может не быть разочарован таким недостатком. Что до меня, то я счел его особенно прискорбным, ибо с детства прилежно изучал потусторонний мир, в существование коего твердо верил. Я жадно поглощал книги о привидениях и, в конце концов, прочел едва ли не все написанное об этом предмете. Я выучил немецкий язык только лишь затем, чтобы проштудировать ученый труд о демонах. До сих пор во мне не ослабело то чувство, которое я испытывал ребенком, затаиваясь в темной комнате в надежде увидеть буку из рассказов моей няни. И я ощутил гордость, когда понял: привидение – это роскошь, но при моих нынешних средствах я могу себе ее позволить.

В объявлении о продаже поместья духи, сказать по правде, не упоминались, однако, осмотрев заплесневелые стены и темные коридоры, я счел наличие привидений само собой разумеющимся. Если видишь собачью конуру, то не спрашиваешь, есть ли собака, поэтому я решил, что жилище, столь подходящее для неупокоенных душ, попросту не может пустовать. Ведь, милостивые небеса, чего только здесь, наверное, не понаделало за сотни лет благородное семейство прежних владельцев! Неужто никто из старых хозяев не набрался храбрости прикончить свою любезную или совершить какой-либо иной шаг, необходимый для того, чтобы снабдить потомков фамильным привидением? Даже сейчас я не могу писать об этом без негодования.

Долгое время я не терял надежды. Стоило крысе пискнуть за обшивкой стены или капле дождя, просочившись сквозь крышу, упасть на пол чердака, меня охватывал неистовый трепет. Неужели, думалось мне, я наконец-таки напал на след чьей-то души, не обретшей покоя? Страха я не испытывал вовсе, хотя ночами обыкновенно посылал миссис Д’Одд, женщину крепкого и здорового ума, разузнать в чем дело, а сам, укрывшись с головой одеялом, предавался восторгу ожидания, увы, всегда напрасного. Причины подозрительных звуков неизменно оказывались столь абсурдно естественными и банальными, что даже самое пылкое воображение не могло сообщить им романтического очарования.

Я поневоле смирился бы с таким положением вещей, если бы не Джоррокс с фермы Хэвисток. Это грубый малый плотного телосложения и приземленных взглядов, знакомству с которым я обязан лишь тому независящему от меня обстоятельству, что его поля граничат с моими владениями. Так вот этот Джоррокс, при всей своей неспособности по достоинству оценить наследие старины, обладает самым что ни на есть настоящим привидением. Правда, оно не такое уж и древнее – бродит со времен правления короля Георга II, когда молодая леди перерезала себе горло, узнав о гибели возлюбленного в Деттингенском сражении. И все-таки даже такой дух прибавляет дому респектабельности, особенно в сочетании с пятнами крови на полу. Джоррокс совершенно не сознает своего счастья: мне больно слышать, какими словами поминает он привидение. Ему невдомек, как я жажду тех стонов и полночных завываний, которые он описывает со столь неуместной неприязнью. Вот до чего доводят демократические порядки, позволяющие призракам покидать почтенных землевладельцев и, уничтожая всякие сословные различия, жить в полной безвестности под кровом простолюдинов.

Как бы то ни было, упорства мне не занимать. Иначе из той противоестественной для меня обстановки, в которой прошла первая половина моей жизни, я не поднялся бы до тех сфер, где мне и надлежит вращаться. Итак, я вознамерился непременно обеспечить себе привидение, но вот как это сделать, не было ясно ни мне, ни миссис Д’Одд. Из прочитанного я знал, что такие феномены обыкновенно возникают вследствие преступления. Если так, то какое преступление надлежало совершить и кому? Меня посетила безумная идея уговорить дворецкого Уоткинса ради славы нашего дома принести в жертву себя или кого-нибудь другого. За вознаграждение, разумеется. Я попробовал упомянуть об этом полушутя, но мое предложение, по-видимому, не произвело благоприятного впечатления ни на дворецкого, ни на других слуг. По крайней мере, я не знаю, чему еще приписать тот факт, что все они до единого в тот же день покинули поместье.

– Любимый, – сказала мне миссис Д’Одд однажды после ужина, когда я предавался унынию за бокалом гишпанского (моему сердцу милы старинные слова), – поговаривают, будто у Джорроксов опять появлялось их гадкое привидение и даже что-то бормотало.

– Ну и пускай себе бормочет, – ответил я безучастно.

Миссис Д’Одд взяла несколько аккордов на своем верджинеле и задумчиво поглядела в огонь.

– Вот что я скажу тебе, Арджентайн, – произнесла она, назвав меня тем ласкательным именем, которым мы заменяем имя Сайлас, – мы должны выписать себе привидение из Лондона.

– Что за идиотические речи, Матильда? – сурово отозвался я. – Кто возьмется нам его доставить?

Она уверенно ответила:

– Мой кузен Джек Брокет.

Этот Брокет частенько становился яблоком раздора между нами. Молодой смышленый вертопрах брался за все подряд, но ни в чем не достигал успеха, ибо не был достаточно упорен. В ту пору он держал контору в Лондоне, называясь поверенным по любым вопросам. Крутился, как говорится, и тем зарабатывал себе на жизнь. Матильда устроила так, что наши дела проходили большей частью через его руки, и это, конечно, избавляло меня от лишнего труда, но комиссия Джека вечно превосходила все другие статьи расходов вместе взятые. Вот почему я отнюдь не был склонен продолжать деловые отношения с сим молодым джентльменом.

– Ах, он это может, – настаивала миссис Д’Одд, видя мой неодобрительный взгляд. – Помнишь, как он славно уладил дело с нашим гербом?

– Нам нужно было всего лишь восстановить наш старый фамильный герб, дорогая, – горячо возразил я.

На лице Матильды появилась раздражающая улыбка.

– А еще мы восстановили наши старые фамильные портреты, дорогой, – заметила она. – Ты должен признать, что Джек подобрал их очень ловко.

Стены моего обеденного зала украшает длинная вереница лиц: начинает ее дородный разбойник-норманн, продолжают все сорта шлемов, плюмажей и гофрированных воротников, а завершает элегантный, как сам граф Честерфилд, печальный юноша, который словно налетел на колонну в расстройстве оттого, что издатель возвратил ему его первую рукопись, которую он конвульсивно сжимал в правой руке. Нельзя было не признать: Джек на славу справился с той задачей и вполне заслуживал, чтобы я на обычных условиях поручил ему покупку привидения, если таковая возможна.

Одно из моих правил состоит в том, что ежели решение принято, то действовать нужно безотлагательно. Назавтра в полдень я уже поднимался по каменной винтовой лестнице в контору мистера Брокета, как указывали стрелки и пальцы на беленой стене. Эти знаки оказались излишними: бойкое притоптывание, которое я слышал и которое, однако, сменилось мертвой тишиной при моем приближении, могло исходить единственно из святая святых означенного джентльмена. Мальчишка, явно не ожидавший увидеть клиента, отворил мне дверь и провел к моему молодому другу. Тот яростно писал в большой конторской книге, лежавшей, как я позднее заметил, вверх ногами.

После короткого приветствия я, не теряя времени, изложил суть дела:

– Слушай, Джек, я хочу, чтобы ты, если сумеешь, достал мне духа.

– То есть подбодрил твой дух? – Кузен моей жены запустил руку в корзину для бумаг и с проворством фокусника извлек оттуда бутылку. – Ну так давай выпьем!

Я жестом отклонил предложение, столь неуместное в это время суток, но пальцы почти непроизвольно сжали бокал, который мой свойственник все же сунул мне в руку. Я быстро выпил содержимое, чтобы кто-нибудь, войдя, не счел меня пьяницей. Чудачества этого малого иногда, пожалуй, бывали довольно забавны.

– Да нет же, – объяснил я с улыбкой, – мне нужно привидение. Если такой товар можно достать, то я охотно поговорил бы о цене.

– Привидение для поместья Горсторп? – переспросил Брокет так невозмутимо, как если бы я попросил его подыскать мне гарнитур для гостиной.

– Именно, – подтвердил я.

– Нет ничего проще, – сказал он, против моего желания снова наполняя мой бокал. – Давай-ка посмотрим. – Он взял большую красную алфавитную книгу. – Привидение, говоришь? Значит, на «пэ»… папироса… пароход… пистолет… погоны… пони… Вот оно. Привидение. Девятый том, раздел шесть, страница сорок один. Минутку!

Вскочив на стремянку, Джек принялся рыться в тетрадях на верхней полке. Когда он отвернулся, я подумал было выплеснуть содержимое моего бокала в плевательницу, но потом решил употребить ненавистную жидкость по ее законному назначению.

– Нашел! – воскликнул мой агент и, шумно соскочив с лестницы, положил на стол огромный том. – У меня все сведено в таблицы: так мигом находишь что нужно. Ничего-ничего, оно некрепкое. – При этих словах он в третий раз наполнил наши бокалы. – Так о чем ты спрашивал?

– О привидениях, – напомнил я.

– Ах да, страница сорок один. Вот: «Дж. Х. Фаулер и сын, Дункель-стрит. Спиритические сеансы для знати, амулеты, любовные напитки, мумии, гороскопы». Это, как я понимаю, все не то?

Я печально покачал головой. Мой свойственник продолжил:

– «Фредерик Тэбб, проводник в потусторонний мир. Обладатель духов Байрона, Керка Уайта, Гримальди, Тома Крибба и Иниго Джонса». Вот это как будто подходит?

– Где ж тут романтизм? – возразил я. – Боже мой! Ты только представь себе привидение с синяком под глазом, по пояс голое и в панталонах, подпоясанных платком. Или оно будет выделывать клоунские кульбиты и спрашивать тебя: «Как вы завтра поживаете?»

От этих мыслей меня бросило в жар, так что я принужден был осушить бокал и снова его наполнить.

– Есть и еще, – сказал Джек. – «Кристофер Маккарти. Дважды в неделю сеансы, посещаемые духами древности и современности. Гороскопы, амулеты, заклинания, послания от умерших». Он, пожалуй, может тебе пригодиться. Но завтра я еще поищу и кое с кем повидаюсь. Я знаю, где такие крутятся. Наверняка найдется кто-нибудь, кто недорого возьмет. Считай, дело в шляпе, – заключил Джек и зашвырнул книгу в угол. – Ну а теперь давай пропустим по бокальчику.

Мы пропустили по нескольку бокальчиков, отчего на следующее утро моя изобретательность была несколько притуплена и я не сразу нашелся что ответить, когда миссис Д’Одд спросила, зачем перед отходом ко сну я повесил ботинки и очки на крючок вместе с костюмом. Та уверенность, с какой Джек Брокет взялся за вверенное ему дело, окрылила меня надеждой, посему я, преодолев недомогание алкогольного свойства, принялся расхаживать по извилистым коридорам и старомодным залам в предвкушении того момента, когда мне явится мое будущее приобретение. Как следует поразмыслив над тем, в какой части дома его следует разместить, я выбрал обеденный зал. Это была длинная комната с низким потолком, вся увешанная ценными гобеленами и любопытнейшими семейными реликвиями прежних владельцев. Отблески огня танцуют на оружии и кольчугах, ветер, просачиваясь под дверью, раскачивает занавеси, заставляя их зловеще шуршать. Две ступеньки в конце зала ведут на возвышение, где в старые времена накрывали стол для хозяина и его гостей. Вассалы же и слуги пировали внизу. Никаких ковров на полу нет. Вместо них я велел разбросать камыш. Во всей комнате ничто не напоминает о девятнадцатом веке, кроме стоящего в середине дубового стола моего собственного блюда из чистого серебра с восстановленным фамильным гербом. Стало быть, пускай именно здесь меня и посещает привидение, если, конечно, кузен моей жены сумеет договориться с поставщиками духов. Мне же покамест оставалось лишь терпеливо ждать от него новостей.

Через несколько дней пришло письмо – короткое, но по крайней мере обнадеживающее. Оно было нацарапано карандашом на обороте счета и запечатано, очевидно, пестиком для набивания табака в трубку. «Напал на след, – сообщалось в письме. – Ни один профессиональный медиум не взялся, но вчера в пабе я встретил парня, который сказал, что берется. Пошлю его к тебе, если не телеграфируешь об обратном. Зовут Абрахамс. Уже проделывал такое два или три раза». Письмо завершалось каким-то невразумительным упоминанием о чеке и наилучшими пожеланиями от моего кузена Джона Брокета.

Стоит ли говорить, что приезда мистера Абрахамса я не отменил, а напротив, стал ждать с большим нетерпением. До сих пор я, твердо веря в сверхъестественное, все же сомневался в том, что обычный смертный, располагающий презренным металлом, может иметь власть над таинственным миром, да еще и торговаться о входной плате. Однако я положился на Джека, и вот человек с библейским именем уже спешил в мое поместье, дабы положительно доказать мне, что я не обманываюсь. Каким вульгарным и банальным покажется соседский призрак, которому нет и полутора столетий, если мне удастся раздобыть настоящее средневековое привидение! Я даже чуть было не подумал, что мне выслали его заранее, когда решил прогуляться на сон грядущий вдоль рва и увидел какую-то темную фигуру, изучающую механизм опускающейся решетки и подъемного моста. Но той удивленной манерой, с которой она вздрогнула и удалилась в кусты, фигура тотчас выдала свою земную природу. Наверное, то был вздыхатель какой-нибудь из моих прислужниц, с тоской взиравший на грязные воды геллеспонта, преградившего ему путь к возлюбленной. Так или иначе, он исчез в темноте и больше не показывался. Напрасно я еще какое-то время бродил поблизости в надежде испробовать на его персоне мои феодальные права.

Джек Брокет сдержал слово. Лишь только над поместьем Горсторп стали сгущаться тени следующего вечера, я услыхал трель наружного звонка и шум подъехавшей пролетки, возвестившие о прибытии мистера Абрахамса. Я поспешил ему навстречу, в глубине души надеясь, что он ведет за собой ассортимент привидений. В действительности же он не только вышел из пролетки один, но и оказался, вопреки моим ожиданиям, человеком вовсе не романтической наружности. Вместо болезненно бледного господина с печалью во взоре я увидел толстого коротышку с проницательными блестящими глазками и ртом, постоянно растянутым в приветливой, но несколько ненатуральной улыбке. Весь его товар и инструмент, по-видимому, умещался в маленьком кожаном саквояже, запертом и заботливо перетянутом ремнями. Когда он поставил его на каменные плиты холла, внутри звякнуло что-то металлическое.

– Как поживаете, сэр? – сказал мистер Абрахамс, весьма энергически стискивая мою руку. – А миссис, она как? А другие? Как их здоровьице?

Я заявил, что наше здоровье не внушает разумных опасений, но мистер Абрахамс явно не желал этим удовлетворяться. Увидав в глубине холла мою супругу, он подскочил к ней и принялся расспрашивать о ее самочувствии в таких подробностях и с такой серьезностью, как если бы был врачом. Я бы даже не удивился, когда бы он в довершение всего пощупал ей пульс и велел высунуть язык. В продолжение этого допроса его глазенки бегали то по полу, то по потолку, то по стенам, подмечая каждый предмет обстановки одним непрерывным зорким взглядом.

Получив многократные заверения в том, что наши организмы находятся в удовлетворительном состоянии, мистер Абрахамс наконец дозволил мне проводить его наверх, где ему были предложены яства, которым он отдал полную справедливость. Пока он ел, таинственный саквояж лежал у него под стулом. Только когда со стола убрали и мы остались вдвоем, продавец призраков заговорил о том, ради чего приехал.

– Если я верно понял, – изрек он, попыхивая дешевой индийской сигарой, – вы желаете, чтобы я помог вам раздобыть для этого дома привидение.

Я ответил утвердительно, мысленно подивившись неустанной подвижности его глаз: они не прекращали бегать по комнате, как будто делали опись имущества.

– Может, мне и не полагается самому себя нахваливать, но лучшего человека для этой работы вам нигде не найти, – продолжил мистер Абрахамс. – Тому молодому джентльмену в баре «Хромая собака» я так сразу и сказал. «Можешь ты это сделать?» – говорит он. А я ему: «Ты меня испытай. Меня и мой чемоданчик. Все сам и увидишь». Вот так-то. Честнее не скажешь.

Мое уважение к деловым качествам Джека Брокета стало заметно возрастать. Определенно он справился с моим поручением превосходно.

– Однако вы ведь не хотите сказать, что носите привидения в своем саквояже? – произнес я с сомнением.

На лице мистера Абрахамса промелькнула улыбка превосходства, основанного на знании, которое доступно не всем.

– Погодите, – сказал он. – Нужное место, нужный час, капелька эссенции лукоптоликуса, – при этих словах он извлек из жилетного кармана маленький флакон, – и нету такого привидения, которого бы я вам не устроил. Вы их все увидите собственными глазами и выберете, какое вам понравится. Честнее не скажешь.

Поскольку свои заверения в честности мистер Абрахамс сопровождал хитрой ухмылкой и подмигиванием то одного, то второго маленького злобного глаза, моя уверенность в его прямодушии, напротив, ослабла. Тем не менее я спросил не без благоговения:

– Когда вы намерены приступить?

– Через десять минут после полуночи, – решительно ответил торговец привидениями. – Некоторые говорят, будто лучше ровнехонько в двенадцать, но я говорю, что надо обождать, как суматоха уляжется, а тогда уж и выбирать себе спокойно. Ну а теперь, – он поднялся, – давайте-ка мы с вами поглядим дом, и вы мне скажете, куда желаете, чтобы оно явилось. Потому как есть места, которые их привлекают, а есть такие, куда они ни за что не сунутся.

Критически инспектируя наши коридоры и с видом знатока ощупывая старинные гобелены, мистер Абрахамс время от времени вполголоса бормотал: «Годится, очень даже годится!» – однако в обеденном зале, который я выбрал заранее, его восторг достиг апогея.

– Вот! – воскликнул он, пританцовывая с саквояжем в руке вокруг стола, на котором стояло мое блюдо (от этой пляски он сам стал несколько походить на маленького гоблина). – Вот место, лучше которого не сыщешь! Хороший зал: все тут благородно, почтенно, места предостаточно и посуда всамделишная – никакого посеребренного хлама. Вот как надо комнаты обставлять. По этаким залам привидения шныряют за милую душу. Велите подать мне сюда бренди и табачку. Буду сидеть у огня и делать приготовления, а это труднее, чем вы думаете. С этими привидениями, знаете ли, иной раз намаешься, прежде чем они смекнут, с кем имеют дело. Вас, если войдете, могут, чего доброго, и на кусочки разорвать. Так что предоставьте дело мне одному, а в половине первого приходите. К тому времени, я вам ручаюсь, они уже угомонятся.

Сочтя просьбу мистера Абрахамса резонной, я оставил его готовиться к приему своенравных визитеров. Когда я уходил, он сидел, положив ноги на каминную доску, и подкреплял свои силы стимулирующим напитком. Я спустился к миссис Д’Одд в комнату, расположенную этажом ниже, и через несколько времени услыхал оттуда, что мистер Абрахамс встал и принялся быстрыми нетерпеливыми шагами расхаживать по залу. Затем он проверил прочность дверного замка, после чего подвинул некий тяжелый предмет мебели в направлении окна, чтобы использовать оный как приступку (окно расположено высоко от пола – человеку маленького роста не дотянуться). Судя по скрипу проржавелых петель, тюдоровские решетчатые рамы отворились. Миссис Д’Одд уверяет, что после того момента она стала различать быстрый шепот мистера Абрахамса, но я склонен относить это на счет ее фантазии. Сам же я, признаюсь, начал испытывать ощущения более сильные, нежели находил возможным. Я трепетал при мысли о том, как одинокое земное существо, стоя у распахнутого окна и вглядываясь в ночную тьму, призывает обитателей потустороннего мира. Силясь скрыть от Матильды мое волнение, я посмотрел на часы: стрелки показывали половину первого. Пришла пора нарушить уединение гостя.

Войдя, я застал мистера Абрахамса в прежней позе. Последствий тех движений, которые я слышал, не наблюдалось. Разве что упитанное лицо торговца привидениями зарумянилось от физических усилий.

– Все ли у вас благополучно? – осведомился я, стараясь держаться как можно непринужденнее, но притом невольно оглядывая зал в надежде на то, что мистер Абрахамс здесь уже не один.

– Для завершения дела нужна ваша помощь, – торжественно промолвил он. – Садитесь рядом со мной и испейте эссенции лукоптоликуса, которая снимет завесу с ваших глаз. Что бы вам ни довелось увидеть, не двигайтесь и ничего не говорите, дабы не рассеивать чары.

Голос моего гостя сделался тише, от вульгарных манер типичного кокни не осталось и следа. Я сел в указанное им кресло и принялся ждать. Очистив пол от камыша там, где мы сидели, мистер Абрахамс опустился на четвереньки и начертил мелом полукруг, внутри которого оказались мы сами и камин, а вдоль линии нарисовал какие-то иероглифы, довольно похожие на знаки зодиака. Потом он поднялся и стал произносить длинное заклинание, тараторя так быстро, точно это было одно гигантское слово на каком-то диком гортанном языке. Дочитав сию, если можно так выразиться, молитву, мистер Абрахамс достал уже виденную мной бутылочку и налил пару чайных ложек прозрачной жидкости в склянку, которую передал мне, с тем чтобы я ее осушил.

От эссенции исходил сладковатый аромат, несколько напоминавший запах определенных сортов яблок. Прежде чем поднести чашу к губам, я заколебался, но нетерпеливый жест мистера Абрахамса заставил меня отбросить сомнения. Вкус оказался довольно приятным. Не ощутив, однако, мгновенного эффекта, я откинулся на спинку кресла и сосредоточился на предстоящем. Мой гость тоже сел и стал повторять свои заклинания. Время от времени я ощущал на моем лице его взгляд.

Наконец я почувствовал, как по телу начала разливаться сладостная теплая истома, вероятно, от камина или по другой необъяснимой причине. Неодолимое желание уснуть отяжелило мои веки, мозг же, напротив, усердно работал: в нем замелькали сотни прекрасных картин и приятных мыслей. При этом мной овладела такая слабость, что, когда мистер Абрахамс поднес руку к моему сердцу, словно бы желая узнать, бьется ли оно, я хоть и был в полном сознании, но никак не воспротивился и даже не сделал никакого вопроса. Все, что было в комнате, словно бы закружилось вокруг меня в дремотном танце. Голова огромного лося на дальней стене торжественно кивала, а массивные подносы на столах исполняли котильон с бутылкой кларета в ведерке и вазой для фруктов. Моя голова под собственной тяжестью опустилась на грудь, и я совсем забылся бы, если бы скрип двери в другом конце зала не заставил меня очнуться.

Дверь вела на возвышение, где, как я уже упоминал, в старые времена пировали хозяева дома. Когда она медленно отворилась, я выпрямился в своем кресле и, крепко схватившись за ручки, устремил полный ужаса взгляд в темноту. В глубине проема возникло нечто. Оно было бесформенно и бесплотно, и все же оно было. Как только эта неясная тень пересекла порог, в комнату ворвался ледяной воздух. Пронзив меня, холодный поток сковал мое сердце. Сознавая присутствие таинственного существа, я услыхал его голос, подобный вздохам восточного ветра среди сосен на пустынном морском берегу. Оно изрекло:

– Я незримое ничто. Я электрическое, магнетическое и спиритическое. Мою бестелесную грудь вздымают мощные вздохи. Я убиваю собак. Смертный, избираешь ли ты меня?

Я хотел было ответить, но слова будто застряли у меня в горле, и, прежде чем я сумел их исторгнуть, тень перелетела через зал и растворилась в темноте, вздохнув протяжно и печально, отчего я ощутил вокруг себя дрожание воздуха.

Снова поглядев на дверь, я, к немалому своему удивлению, увидел крошечную старуху, ковылявшую по коридору. Она прошла несколько раз вперед и назад, после чего остановилась, сгорбившись, на самом краю очерченного мелом круга и явила моему взору лицо, зловещее безобразие коего никогда не сотрется из моей памяти. Казалось, нет такого греха, который не наложил бы своего отпечатка на эти гадкие черты.

– Ха-ха! – закричала старуха, протягивая ко мне высохшие морщинистые руки, похожие на когтистые лапы какой-то нечистой птицы. – Ты видишь, кто я. Я старая злодейка. Облачаюсь в шелка табачного цвета. Насылаю на людей проклятия. Сэр Вальтер был ко мне пристрастен. Буду ли я твоей, смертный?

Скованный ужасом, я все же принудил себя мотнуть головой. Старуха погрозила мне клюкой и исчезла, издав жуткий крик.

Когда мой взгляд в третий раз обратился к двери, я уже не удивился, увидев рослого господина благородной осанки. Мертвенно-бледное лицо обрамляли темные волосы, ниспадавшие локонами на спину. Подбородок скрывала короткая заостренная бородка. Просторное облачение было из желтого атласа, шею обхватывал широкий гофрированный воротник. Измерив зал медленными величественными шагами, этот мой гость повернулся ко мне и молвил самым что ни на есть изысканно-приятным голосом:

– Я всадник. Я пронзаю, и я пронзен. Вот моя рапира. Я бряцаю сталью. Кровь обагряет мою грудь. Я издаю замогильные стоны. Многие консервативные семейства оказывают мне покровительство. Я подлинное привидение дворянского дома. Работаю один либо в компании кричащих дев.

Призрак учтиво нагнул голову, ожидая моего ответа, но прежнее удушающее чувство опять помешало мне что-либо вымолвить, и он с глубоким поклоном удалился.

Не успел он исчезнуть, как меня охватил великий ужас: передо мной возникло отталкивающее существо нечетких очертаний и неясных пропорций. Оно то заполняло собой весь зал, то делалось невидимым, но даже и тогда я ясно ощущал его присутствие. Голос у этого привидения был резкий и дребезжащий.

– Я оставляю отпечатки ног, – сказало оно, – и окропляю пол кровью. Я топаю по коридорам. Обо мне упоминал Чарлз Диккенс. Издаю странные неприятные звуки. Краду письма и незримо хватаю людей за запястья. Нрав мой весел, а хохот мерзок. Угодно послушать?

Я сделал протестующий жест, но было поздно: по комнате эхом пронесся какофонический смех. Прежде чем он успел отзвучать, привидение исчезло.

Мой пятый гость вошел торопливо и крадучись. Это был обожженный солнцем детина могучего телосложения с серьгами в ушах и барселонским платком, свободно повязанным на шее. Склонив голову на грудь, он всем своим видом выказывал нестерпимые терзания совести. Пока он расхаживал из стороны в сторону, точно тигр в клетке, я заметил в одной его руке короткий поблескивающий нож, а в другой, насколько можно было рассмотреть, клочок пергамента.

– Я убийца, – произнес он низким звучным голосом. – Я разбойник. Хожу, пригнувшись к земле, и ступаю беззвучно. Знаю испанское побережье Америки. Опытен в поиске сокровищ. Имею карты. Крепок, вынослив, быстр. Гожусь для большого парка.

Он поглядел на меня с мольбой, но я не смог ему ответить, обездвиженный ужасом при виде следующего гостя. Передо мной стоял очень высокий человек, если можно назвать человеком того, чьи кости торчат из тлеющей плоти, а лицо приобрело свинцовый оттенок. Фигура была обернута в саван с капюшоном, из тени которого злобно сверкали и искрили, как два раскаленных угля, жуткие, глубоко запавшие глаза. Нижняя челюсть отвисла до самой груди, обнаружив иссохший язык и два ряда острых черных зубов. Я содрогнулся и отпрянул, когда кошмарное привидение подошло к меловой черте.

– Я подлинный ужас Америки, – молвил глухой голос, доносившийся словно из-под земли. – От меня кровь стынет в жилах. Все остальные лишь жалкие мои копии. Я воплощенная фантазия Эдгара Аллана По. Устрашаю множеством отвратительных деталей. Подавляю дух. Взгляни на мою кровь и мои кости – как они тошнотворны! Грим мне ни к чему. Орудую саваном, крышкой гроба и гальванической батареей. Со мной ты поседеешь за одну ночь.

Призрак умоляюще протянул ко мне истлевшие руки, но я покачал головой, и он исчез, оставив после себя омерзительное зловоние. Я бессильно откинулся на спинку кресла. Мой страх и мое отвращение сделались так сильны, что я готов был вовсе отказаться от намерения иметь у себя в доме привидение, лишь бы не видеть больше таких мерзостей.

Легкий шорох одежд сообщил мне, что процессия еще не завершена. Я поднял глаза, и моему взору открылась белая фигура. Когда она переступила порог, я разглядел в ней прекрасную молодую даму в старинном наряде. Руки ее были сложены, бледное гордое лицо хранило отпечаток страстей и страданий. Она пересекла зал, издав шорох, подобный шелесту осенних листьев, и, обратив ко мне свои прелестные, невыразимо печальные глаза, сказала:

– Я горюю, я трогаю чувства. Моей красотой дурно воспользовались. Меня покинули и предали. Я кричу в ночные часы, скользя по коридорам. Происхожу из самого что ни на есть почтенного аристократического семейства. Обладаю эстетическим вкусом. Меня устраивает эта старая дубовая мебель, но нужно побольше кольчуг и гобеленов. Возьмете ли вы меня?

Сделав изящную каденцию, ее голос стих, и она просительно вытянула руки. Я склонен поддаваться женскому влиянию. К тому же что было бы привидение Джоррокса против этого? Мог ли я найти призрак в лучшем вкусе? Стоило ли мне подвергать мои нервы угрозе новых встреч с полуистлевшими существами или же прямо сейчас ответить прекрасной гостье согласием? Она, словно угадав мои мысли, наградила меня ангельской улыбкой, которая решила дело.

– Она мне подходит! – воскликнул я. – Беру!

Воодушевившись, я сделал шаг ей навстречу, выйдя из защищавшего меня магического круга.

– Арджентайн, нас ограбили!

Я смутно слышал эти слова, но они были сказаны, вернее, выкрикнуты, много раз, прежде чем я смог наконец уразуметь, что они означают. Переняв их ритм, кровь неистово застучала у меня в голове, и монотонное «ограбили, ограбили, ограбили», подобно колыбельной, смежило мои веки. Когда же энергичное встряхивание заставило меня открыть глаза, я увидел миссис Д’Одд менее, чем когда-либо, одетую, и более, чем когда-либо, разъяренную. Впечатление, произведенное ею, оказалось достаточно сильным для того, чтобы собрать мои рассеянные мысли, и тогда я понял, что лежу навзничь на полу среди пепла, выпавшего из камина. В руках у меня была маленькая склянка.

Я с трудом встал, но от слабости и головокружения не мог стоять и снова упал в кресло. По мере того как мой мозг прояснялся, стимулируемый криками Матильды, я вспоминал события минувшей ночи. Вот дверь, в которую входили мои сверхъестественные гости. Вот меловой круг с иероглифами на полу. Вот бутылка из-под бренди и коробка из-под сигар, которые мистер Абрахамс почтил своим вниманием. Но где сам торговец привидениями и почему из открытого окна свисает веревка? И где, о где же гордость поместья Горсторп – великолепное блюдо, предназначенное услаждать взоры многих поколений Д’Оддов? Наконец, зачем миссис Д’Одд стоит передо мной в рассветной мгле, заламывая руки и твердя одни и те же слова? Прошло немало времени, читатель, прежде чем мой затуманенный ум нашел ответы на все эти вопросы.

Мистера Абрахамса я никогда более не видел, равно как и блюда с восстановленным гербом моего рода. Но огорчительнее всего то, что с тех пор передо мной ни разу не мелькнуло печальное привидение в колеблющихся одеждах. Больше я его не жду. Собственно говоря, события той ночи излечили мою манию сверхъестественного, настолько примирив меня с девятнадцатым веком, что я переселился в заурядное современное здание на окраине Лондона, давно облюбованное миссис Д’Одд.

Если же читатель желает получить объяснение произошедшему, то таковых объяснений может быть несколько. В Скотленд-Ярде не исключают, что мистер Абрахамс есть не кто иной, как Джемми Уилсон, он же Ноттингемский Домушник. Во всяком случае, приметы этого замечательного грабителя очень напомнили мне моего продавца привидений. Упомянутый мной саквояж нашли на соседнем поле. Внутри оказался превосходный набор отмычек и сверл. Глубокие отпечатки ботинок на грязи по обе стороны рва указывали на то, что сообщник, которого я видел накануне приезда мистера Абрахамса, принял у него мешок с ценными металлическими изделиями, выброшенный из окна. Несомненно, эти негодяи, рыская в поисках работенки, услыхали неосторожные речи Джека Брокета, хлопотавшего по моему поручению, и не замедлили воспользоваться соблазнительной возможностью.

Что же касается менее материальных визитеров, чьим причудливым видом я насладился в ту ночь, то стоит ли приписывать их появление какой-либо иной силе, кроме оккультных познаний моего Ноттингемского друга? Я долго колебался и, наконец, решил рассеять свои сомнения, обратившись к известному медику, которому я послал несколько капель так называемой «эссенции лукоптоликуса» со дна моей склянки. Полученный ответ прилагаю для сведения читателя. Счастлив завершить мое небольшое повествование весомыми словами ученого мужа.