Тогда неудивительно, что при установлении континентальной блокады был немедленно брошен вызов целым штатам опытных тайных агентов, «готовых щелкать пальцами на все запреты и войти в контракт с британскими крейсерами, день и ночь маневрирующими на виду у французских берегов». В 1805 году полицейскому префекту Ла-Манша сообщили, что связь с Джерси налажена при помощи железного ящика, имеющего форму и окраску, напоминающую строительные камни, между которыми он размещался на острове Иль-Шоссе. «Четыре человека рыскали по всему острову с семи утра до пяти вечера, передвигая все камни, обшаривая укромные уголки, но так ничего и не нашли», — пожаловался префект. Случилось так, что название «Шоссе» относилось к пятидесяти двум островкам в этом регионе, так что контрразведчикам предстоял «очень долгий и трудный поиск», который не давал результатов.

Таким образом, «железный ящик» среди камней или песка на морском берегу, хранивший сообщения и маленькие бандероли, неоднократно упоминался в докладах британской секретной службы. После захода солнца лодка отчаливала от британской флотилии и приближалась к берегу. Для того чтобы избавить причалившую группу от длительных поисков железного ящика или «камня», роялистский агент отправлялся на скалу и дымом от курящейся трубки указывал направление поиска, рисуя искрами от трутницы знаки в соответствии с заранее условленным телеграфным кодом. Даже лодки, используемые на этом трафике, строились по-особому, чтобы выдержать досмотр. У них имелись секретные места для писем и пакетов, так что в случае необходимости их можно было разорвать на мелкие кусочки, дабы сохранить тайну. «Бумаги иногда помещались даже в весла, в которых для этой цели были специально просверлены отверстия».

Контрабандный трафик между двумя странами, официально закрытыми друг для друга, эффективно поддерживался и даже улучшался, несмотря на блокаду. Между Лондоном и Парижем регулярно проходила денежная консигнация, так что средства снимались со счетов английскими банкирами в парижских банках, как если бы Наполеон являлся мифом, а его декреты легкомысленным обманом. Английская переписка со временем усовершенствовала экспресс-курьеров, которым удавалось каким-то образом пересечь пролив Дувр по прямому тайному маршруту, перевозя документы, запрятанные между двойными подошвами ботинок или же зашитыми в воротники их сюртуков, а то и попросту в карманах. Это были решительные, сильные и бесстрашные люди, как правило, свободные от фанатичного рвения и тем не менее совершенно надежные. Этим они зарабатывали на жизнь — и, по всей вероятности, на хорошую жизнь, поскольку здесь были замешаны влиятельные интересы и правительственные лица, богатая знать и банкиры щедро платили за быстроту и надежность, которую «асы» контрабандистов могли им пообещать.

Гермелин, бритт, со времен Директории с регулярностью парома перемещался между Парижем и Лондоном. Полиция, информаторы, береговая охрана были ему нипочем, а континентальная блокада только играла на руку, удвоив его доход. В одно время муниципалитет Булони с легкостью «уговорили» изготовлять фальшивые паспорта, что послужило большим подспорьем для секретной службы и контрабандистов, однако вскоре закончившимся. М. Фуше напустился на незаконную коммерцию и определил в Булонь свирепого агента, Менго, которого называл своим «огромным бульдогом», и эта дыра в блокаде сразу же была помечена как «закрытая».

Барон Гайд де Нувель, роялистский агент, высадился в Нормандии, радуясь легкости своего путешествия, поскольку ему удалось достигнуть берега по воде, едва доходившей до плеч. Очень часто агенты и курьеры, видя, что могут попасться, избавлялись от документов, глотая их. Так что профессия срочного курьера имела множество изъянов, как и бонусов. Особо тонкая ткань или невероятно тонкая и плотная бумага, используемая корреспондентами того периода, была крайне малосъедобной. И тем не менее мадам Шаламе ухитрилась проглотить целую пачку писем, когда оказалась захваченной врасплох полицейскими ищейками Фуше.

Курьезные и неловкие ситуации возникали часто, но каждый, кто осмеливался бросить вызов блокаде, отдавал себе отчет в том, что подвергается смертельному риску. Как много отважных агентов было обнаружено и расстреляно? Один из авторитетных источников называет четырнадцать сравнительно известных сторонников. Десятки и сотни других храбрецов, должно быть, погибли, сопротивляясь поимке, или были расстреляны, не оставив следа в записях или хотя бы имен в скрупулезных французских архивах.