С того дня, как король Яков II в страхе покинул свой трон, и до неопределенной даты, возможно, связанной с коронацией Георга III или преклонным возрастом принца Карла Эдуарда Стюарта, Британские острова постоянно были охвачены якобитскими заговорами. После тщательного исследования мы вполне можем согласиться с тем, что сторонники якобитов одержали победу и до сих пор удерживают рекорд всех времен по количеству различных заговоров. На это ушло очень много времени и денег, и даже человеческих жизней, но нет почти никаких доказательств тому, что это что-то дало.

«Паписты, якобиты и разъяренные Высокие тори» оказались в моде, и не разделять их фанатизма, фантазий и предрассудков было почти так же достойно порицания, как заниматься торговлей. Якобиты были многочисленны и упорны, упрямы и оптимистичны, питая ложные надежды по мере того, как реальных шансов на реставрацию Стюарта становилось все меньше. Их вероучение легко передавалось от отца к сыну не только среди изгнанных Стюартов, но даже среди самых мелких слуг вождей кланов на севере Шотландии, поэтому все слои мятежа удерживались вместе обильным слоем наледи из деятельности секретной службы, причем два серьезных восстания, 1715 и 1745 годов, происходили на расстоянии целого поколения друг от друга. В промежутке между этими событиями якобитские заговорщики развязали «тридцатилетнюю войну» интриг и агитации в эпоху, бурный характер которой будет лучше понятен американским читателям, представившим себе, какой была бы Америка, если бы в 1861 и 1891 годах произошла капитуляция фортов Самтер и Апоматтокс.

Даже когда на горизонте не маячил настоящий конфликт, в стране было мало примирения и много приглушенных дебатов о гражданской войне. Это была не просто игра, в которую играли пылкие шотландские авантюристы и тайные посланцы Рима или Сен-Жермена; похоже, что к ней приложили руку все. Мать Джона Уэсли была якобиткой, а его брат якобитским заговорщиком. Архивы якобитской «секретной службы», хранящиеся в шотландском колледже Сен-Жермен, сами по себе являются библиотекой. При Георге III, прочно восседавшем на троне, и Куллодене, оставившим плачевные воспоминания, поток вступающих в сговор и интриги скитальцев не ослабевал. Даже зрелый Карл Эдуард Стюарт, как известно, нанес в Лондон «пару» тайных визитов, вероятно опасаясь быть обнаруженным не более, чем быть лишенным любой ответственной власти.

Такое постоянное передвижение якобитов через Ла-Манш снова приведет нас из Великобритании во Францию, когда мы будем следовать курсу исследования секретной службы и политической полиции. Мы приходим к заключению, что полиция обоих королевств гораздо жестче расправлялась с местными заговорщиками, чем с иностранными агентами военного шпионажа. Однако военными шпионами, которых Франция вербовала для работы против Великобритании, были в основном якобиты, которые подвергали себя двойной угрозе, добавив к политическому заговору еще и шпионаж, и которые, как бы ни была важна миссия или щедра компенсация, никогда не скрывали свою веру в то, что французские кампании являлись не более чем диверсиями, призванными сгладить путь реставрации Стюарта. Морис Саксонский, назначенный верховным главнокомандующим, предпринял немедленные шаги по организации французской разведывательной службы, а его договоренности с якобитами в 1743 году продемонстрировали концепцию целей и оперативного замысла военной разведки, намного опередив идеи, превалирующие среди других победоносных генералов того времени. После болезни, отставки и смерти маршала Саксонского заслуги французской разведки быстро пошли на убыль.

В 1755 году одним из его самых влиятельных директоров стал месье де Боннак, «способный и активнейший человек», который состоял французским посланником в Голландии. Двумя агентами, отправленными им в Англию, являлись Моберт и Робинсон. Первый написал в Париж из Лондона, выдвигая схему финансового саботажа. Он начал с диверсии против Банка Англии, распространяя поддельные банкноты, которые должны были быть изготовлены для него лучшими граверами во Франции. Людовик XV стремился напугать или смутить любое британское правительство, но не мог заставить себя согласиться на подобный противозаконный эксперимент. Сохраняя спокойствие даже перед честностью Бурбона, Моберт сообщил, что смог «купить» члена кабинета. Он намекнул, что его тайным приобретением стал лорд Холдернесс. Но из предполагаемой теневой сделки не вышло ничего выдающегося. Робинсон, коллега Моберта, со своей стороны, настолько безобидно шпионил за англичанами, что, когда его на этом поймали, он оказался заключенным в лондонском Тауэре всего на шесть месяцев.

Это было время изрядного бессилия и халатности и то время, когда виконт Диллон, одиннадцатый из своего рода и потомственный полковник Диллонского полка регулярной армии короля Людовика, мог управлять делами этого знаменитого корпуса, находясь в Англии. Франция и Англия отправились на войну, но ирландский виконт, солдат, презирающий военные действия, как не изменил своего места жительства, так и не подал в отставку. Де Боннака отозвали из Гааги, и на его месте появился новый французский посланник, д'Аффре, чья неосведомленность привела его прямо к переговорам с Фальконне, двойным шпионом, сильно зависимым от золотых гиней, которые ему платили англичане. Мистер д'Аффре, купив пачку искусных фальшивых планов, помог Фальконне и с благодарностью обратился к более коварному фальсификатору по имени Филипп, специальностью которого являлась ложная информация, предназначенная для разоблачения британских планов и операций в Канаде.

Другой двойной шпион, Вотраверс, швейцарец, обнаружил, что д'Аффре настолько не соответствует его находчивости и хитроумию, что перешагнул через голову простофили и написал письмо непосредственно Людовику XV. Он сообщил, что не способен оценить силу или цель новой британской экспедиции в Нидерланды. Англичане оказались чрезвычайно опасны и умны, если смогли одурачить даже его, Вотраверса, признавал он, и королю Франции было бы неплохо заключить мир. Людовик в ответ предложил швейцарцу отказаться от дипломатии и возобновить свою работу в качестве шпиона — за что ему и платили. В этот период (1757 год), в отсутствие Мобера и Робинсона, некий доктор Хенси являлся единственным французским резидентом в Англии. Он был братом аббата Хенси, французского дипломата, и считал, что он находится в Лондоне в безопасности. Похоже, его разведывательные отчеты мало что дали для осведомленности французского правительства; и тем не менее британцы раскрыли Хенси и решили, что он представляет опасность. На этот раз они не проявили той снисходительности, как в случае с Робинсоном.

Суд над Хенси состоялся в июне 1758 года, и он испытал глубочайшее потрясение, которое передалось всему европейскому шпионскому подполью, когда услышал, что приговорен к повешению. Выражая крайнее негодование, брат аббата обратился к суду с требованием узнать, может ли шпион надеяться, что его будут судить, как обыкновенного преступника.