Поскольку Валленштейн даже не пытался прислушаться к предостережениям Сени, которого он нанял, с которым советовался и которому доверял как верному помощнику, нет нужды доказывать, что эффективный шпионаж или армейская секретная служба спасли бы его от тайных заговоров его врагов. Шпионская и контрразведывательная организация другого мастера военного ремесла XVII века, Оливера Кромвеля, оказалась чрезвычайно эффективна в предупреждении покушений — так же, как и секретные службы Ришелье и его преемника, кардинала Мазарини. Эти системы, как и система преемника кардиналов, Лувуа, талантливого военного министра Людовика XIV, изложены в других произведениях. Итак, описывая почти застывший прогресс военной секретной службы в борьбе с ее более предприимчивыми политическими и дипломатическими соперниками, мы, наконец, приходим к четырем ярким звездам на военном небосклоне, которые — каждый по-своему и в разной степени — внесли свой вклад в профессиональное использование шпионов во время войны.

Карьеры Мальборо и принца Евгения, Морица Саксонского и Фридриха Великого имеют мало общего, если не считать их победоносной репутации, мастерства в военных искусствах и понимания значения военной разведки как одного из этих искусств. Мальборо в своих самых блестящих кампаниях, описанных его потомком и нынешним биографом Уинстоном С. Черчиллем, по-видимому, имел безошибочно наметанный глаз снайпера в поиске подходящего шпиона или информатора для подкупа, в то время как его великий соратник, принц Евгений Савойский, внучатый племянник коварного Мазарини, платил пансион почтмейстеру Версаля, который регулярно вскрывал переписку французских военачальников и копировал ценные в военном отношении фрагменты. Другим шпионом, нанятым принцем Евгением, был тот самый аббат Ленгле-Дюфреснуа — печально известный двойной агент, — который, выйдя из тюрьмы, куда его завели узы лояльности, с новой энергией принялся за дело и разоблачил заговор Челламаре. Во времена малолетства короля Людовика XV заговор ставил своей целью свергнуть французского регента в интересах Испании. Челламаре был испанским послом, который, по указанию пресловутого кардинала Альберони, «сочинял непристойные истории о регенте для последнего, дабы тот мог пересказать их королю и королеве, не столько для того, чтобы стимулировать их брачные отношения, сколько для того, чтобы встревожить их фанатизм».

Мориц Саксонский, прославленный победитель при Фонтенуа, которого Людовик XV удостоил чести, возродив для него титул Тюренна — «Главный Маршал королевских лагерей и армий», — не только пользовался «шпионами и проводниками», но и писал о них, что мы находим в десятой главе его посмертно опубликованного классического военного труда «Размышления о военном искусстве»:

Вскоре после этого Фридрих Великий привнес свой собственный дух в науку о грязной игре, на все времена положив конец шпионажу как развлекательной или благородной авантюре. Способность Фридриха к войне никогда не проявлялась так ярко, как в его искусном систематическом использовании шпионов. Его даже называли отцом организованного военного шпионажа, а матерью созданной им организации являлась необходимость. Но прежде всего Фридрих стремился быть остроумным, как француз. Он высоко ценил Вольтера, переписывался с ним и даже льстил ему колкими поддразниваниями. Когда папа пытался уничтожить иезуитов — в чем мог бы преуспеть, если бы не стоял вопрос выживания католического сообщества в протестантских землях, — он написал Фридриху, призывая его изгнать иезуитов из Пруссии. На что король пустил в ход свой лучший образчик вольтеровского ехидства: «Поскольку я считаюсь еретиком, святой отец не может освободить меня ни от выполнения моего обещания, ни от того, чтобы вести себя как благородный человек и король».

Фридрих называл Помпадур «Котильон IV», и его колкости в адрес Марии-Терезии и российской императрицы, пусть и не всегда столь остроумные, как у Франсуа-Мари Аруэ, несли в себе отпечаток долгосрочного влияния королевской манеры изъяснения. Тайные агенты и сплетники разнесли их по всей Европе. Пруссак, уже осужденный как грабитель земель — его кража Силезии у Марии-Терезии привела в ярость поклонников этой прославленной дамы, — ухитрился таким образом добавлять юмор и цинизм к своему списку чужеземных преступлений. В весьма влиятельных будуарах шли споры о том, как наказать зарвавшегося монарха. Фридрих, как и Вольтер, обнаружил, что полемика нескольких слов способна вызвать извержение вулкана.

Вместо упражнений в остроумии ему следовало попытаться стать величайшим военачальником своего времени, иначе его навсегда уничтожил бы мощнейший союз Франции и России, которые присоединились к Австрии, плюс возможность присоединения Швеции и Саксонии. Он провел инспекцию своего маленького, бедного королевства, своей вышколенной армии, своих богатых и могущественных врагов. Когда-то он смог одержать победу над Австрией, но с другой стороны — кто бы не смог? Фридрих понял: чтобы одержать победу над всеми, он должен их перехитрить. Поэтому он организовал секретную службу таким образом, чтобы подпитывать свои догадки всеобъемлющими и точными разведданными. Его секретная служба явилась уникальным военным новшеством эпохи, а применяемые ею меры и методы тайного ведения войны все еще эффективны после более чем почти двухсот лет перемен во всех областях вооруженных конфликтов. Известны слова Фридриха II о том, что на ратном поле при нем находился один повар и сотня шпионов. Но в большем количестве поваров он и не нуждался, поскольку был умерен в пище и часто хворал. Зато ему не редко удавалось позволить себе куда больше шпионов, донесения которых он прочитывал сам, сверяя одно с другим. Он имел обыкновение делить своих агентов на четыре категории: а) обыкновенные шпионы, вербуемые среди бедноты, которые довольствуются небольшим вознаграждением и готовы угодить армейскому офицеру; б) шпионы-двойники, гнусные доносчики и ненадежные ренегаты, пригодные главным образом для передачи врагам ложных сведений; в) высокопоставленные шпионы — царедворцы, знать, штабные офицеры и тому подобные конспираторы, неизменно требующие крупной взятки или существенной приманки; г) лица, вынужденные заняться шпионажем против своей воли. Энергичный пруссак занимался не только классификацией шпионов; он ввел и правила вербовки шпионов и их использования каждой категории шпионов или тайных агентов.

По четвертой категории он предлагал бюргера, которого следовало основательно запугать, лучше всего с помощью угроз сжечь его дом, уничтожить его состояние, покалечить или даже убить жену и детей. Бюргера, добропорядочного мирянина с благонадежной репутацией местного жителя, должным образом запуганного, можно было использовать для сопровождения обученного военного агента во вражеский лагерь, где внешность, репутация и характер бюргера прикрывали бы подлинную шпионскую деятельность. Несмотря на его вынужденное сотрудничество, на бюргера можно было положиться в том, что он будет вести себя достаточно надежно, если почаще напоминать ему, что члены его семьи являются заложниками тех, кому настоящий шпион, его компаньон, сообщит о результатах их совместной шпионской операции.

Классификации, установленные Фридрихом, не предусматривали одного — современного шпиона-патриота. Пруссак был реалистом, циником и самодержцем. Монархи его эпохи редко сталкивались с подлинным патриотизмом. Воспламенить Европу национальным энтузиазмом суждено было только Великой французской революции. Угрозы и подкупы, обещания повышения в чинах и крупной наживы — лишь на этих побуждениях и умели играть вербовщики шпионов школы Фридриха.