Вильям Гилмор Беймер, которому мы обязаны исследованиями жизни и деятельности Ван-Лью, прямо указывает, что ее умение обратиться к президенту Джефферсону Дэвису в момент, когда он «меньше всего был начеку», свидетельствует о том, что она была «гениальной шпионкой» и талантливой руководительницей шпионской сети. У нее имелась необычайно смышленая молодая рабыня-негритянка, которой она дала вольную за несколько лет до войны. Эту девушку она даже отправила на Север и платила за ее обучение; но когда возникла угроза войны, миссис Ван-Лью попросила Мэри Баусер вернуться в Виргинию. Девушка послушалась, после чего бывшая хозяйка принялась готовить ее к трудной секретной миссии. Закончив с обучением Мэри Баусер, Элизабет Ван-Лью при помощи подложных рекомендаций, о которых мы можем только догадываться, устроила ее на должность подавальщицы в Белый дом — резиденцию главы конфедератов.

О дальнейшем мало что известно, ибо ни один из живших когда-либо мастеров шпионажа не охранял так ревниво тайны своих подчиненных, как это делала Ван-Лью. Что слышала Мэри, когда обслуживала президента Дэвиса и его гостей, и что из услышанного она передавала Элизабет? Как удалось ей, не будучи разоблаченной, передавать сведения в дом Ван-Лью? И были ли ее донесения настолько ценны, насколько этого можно было ожидать? На все эти вопросы нет ответа. Очевидно одно: никто так и не догадался о шпионской деятельности девушки-негритянки.

Мисс Ван-Лью нельзя назвать «авантюристкой» по натуре, как Эмму Эдмонс, Белл Бойд, Паулину Гашмен или миссис Розу Гринхау. Она не переходила линию фронта и не рисковала жизнью, попадая в окружение врагов, а жила среди соотечественников, в своем доме в Ричмонде, ставшем столицей отколовшихся южных штатов, где ее знал каждый и где общественное положение служило для нее такой же защитой, как и маска Безумной Бет. Она вполне могла передавать секретные сообщения, зашифрованные ее личным кодом и написанные рукой кого-нибудь из слуг. Преданные негры никогда не отказывали в чем-либо «мисс Лизбет». Успех налаженной системы связи в немалой степени определялся кажущейся обыденностью действий ее чернокожих курьеров. Вероятно, никто из них не сознавал до конца всей важности и опасности работы, маскируемой под выполнение обыкновенных хозяйственных поручений.

Раздобыв для своих слуг и рабочих военные пропуска, позволявшие им беспрепятственно перемещаться между городским домом и фермой Ван-Лью, находившейся в окрестностях Ричмонда, Элизабет поддерживала непрерывное перемещение посыльных с корзинами между обеими шпионскими «станциями». В каждую корзину с яйцами вкладывали, например, пустую яичную скорлупу со сложенной тонкой бумажкой, вставленной внутрь и запечатанной. Резвая молодая девушка, служившая швеей в доме Ван-Лью, сновала взад-вперед через линию фронта у Ричардсона, пронося шпионские донесения, зашитые в образчики ткани или в платье. Для демонстрации эффективности своей системы на «языке цветов» Элизабет Ван-Лью однажды после обеда нарвала в своем саду букет, который на следующий день был доставлен к завтраку генералу Гранту.

И только из-за своей преданности северянам мисс Ван-Лью также беспокоилась о своем брате Джоне. Играя роль «молчаливого партнера» в подпольной работе сестры, он содержал скобяную лавку, приносившую неплохой доход, который сестра щедро тратила на пленных «янки». И хотя по состоянию здоровья Джон не мог служить в армии, он был призван на службу, и ему было приказано доставить сообщение в лагерь генерала Ли. Но вместо того, чтобы поднять оружие против дела, которому служила его семья, Джон Ван-Лью дезертировал и был надежно укрыт сторонниками северян в окрестностях Ричмонда. У него, как у дезертира, практически не оставалось шанса пройти через линию огня живым, однако само его присутствие подвергало опасности семью, укрывавшую его.

Однажды мать и дочь Ван-Лью предупредили, что в Либби готовят побег и чтобы они были начеку. «Мы приспособили одну из наших гостиных, темными одеялами занавесили в ней окна, и в этом помещении днем и ночью три недели горел слабый газовый рожок; для беглецов там даже поставили кровати», — записала Элизабет в своем дневнике. Все это указывает на то, что дружественное отношение президента Дэвиса, генерала Уиндера и других вожаков южан в известной мере препятствовало проведению официального обыска в доме Ван-Лью и принятию эффективных контрразведывательных мер. Дамам, которые в Бельгии или в оккупированных немцами департаментах Франции вздумали бы в 1914–1918 годах «занавесить свои окна темными одеялами», пришлось бы в течение 48 часов объясняться с немецким фельдфебелем!