Обаятельная Белл, дочь федерального чиновника, родилась в Мартинсберге, в штате Виргиния. Ей было семнадцать, когда на Юге приступили к мобилизации, и уже в июле того же 1861 года она начала привлекать внимание северян. Вторгшиеся солдаты попытались водрузить федеральный флаг над домом семьи Бойд. Когда мать Белл, как преданная гражданка Виргинии, воспротивилась этому, один из ненавистных «янки» наговорил ей грубостей и с силой распахнул дверь, которую миссис Бойд пыталась захлопнуть перед его носом. Белл, по ее собственным словам, не выдержала, вспыхнула от негодования, выхватила пистолет и выстрелила в него. Смертельно раненного янки унесли, вскоре он умер.

Выражаясь современным языком, это была Гражданская война. В последующие месяцы федеральные войска не раз проходили мимо дома Бойдов в Мартинсберге, но никто из военных уже не пытался силой открыть дверь, которую миссис Бойд угодно было захлопнуть. Федеральные офицеры из штаба генералов Паттерсона и Кадуолдера учтиво произвели расследование убийства; и военный суд признал невиновной юную красавицу, которой не исполнилось еще и восемнадцати лет и чей палец, нажав на спусковой крючок, так убедительно сделал ее совершеннолетней.

Это непредумышленное убийство закрепило растущее убеждение Белл в том, что она не годится для северян. В скором времени она прославилась как ловкая шпионка. Она была прирожденной авантюристкой, чье благородное воспитание и кастовая принадлежность по большей части рассеялись в круговороте Гражданской войны. Пока в ее доме квартировали офицеры федералов, Белл удалось без труда вытянуть из них военную информацию. 23 мая 1862 года в ее руки попали настолько важные и срочные сведения о силах северян, что она попыталась с помощью нескольких сторонников южан передать секретное сообщение генералу Джексону. Однако тем не захотелось подвергаться опасности и лишать Белл Бойд славы. Так что она была вынуждена отправиться в путь сама, нарядившись в «темно-синее платье, белую шляпку и маленький кружевной фартук». Ей пришлось бежать сквозь пехоту северян и метаться между линиями огня; и, несмотря на то что она была ранена снайпером, пробираясь под артиллерийскими залпами и железным градом падавших вокруг нее осколков, ей удалось помахать шляпкой Первому Мэрилендскому полку и встретить восхищенные крики солдат Луизианы.

Ее высоко ценил генерал южан Джексон. После очередной победы он писал:

«Мисс Белл Бойд.

Благодарю вас от своего имени и имени всей армии за огромную услугу, которую вы оказали сегодня вашей родине.

Белл Бойд продолжала оказывать свои тайные и почти всегда импровизированные услуги, и газеты Нью-Йорка наперебой спешили превозносить ее красоту, военные заслуги и храбрость. Война против этой красавицы из Виргинии казалась почти проигранной. Но Белл совершила крупный промах, доверив одно из своих писем генералу Джексону — секретному агенту северян, случайно облаченному в серый мундир Юга. Военный министр Стэнтон получил это письмо от генерала Сайгола и тотчас же отрядил сыщика федеральной разведки Криджа доставить мисс Бойд в Вашингтон.

Кридж, по словам юной пленницы, был человеком «малого роста, грубой наружности, с подлым выражением лица и подернутой сединой бородой. Все его черты были крайне отвратительны и выражали смесь трусости, жестокости и коварства». Словом, Криджа нельзя было растрогать даже «исключительным обаянием», и дверь, которую он захлопнул, оказалась надежной.

Белл оказалась арестанткой строптивой. Немного погодя ее обменяли и отправили в Ричмонд в сопровождении некоего майора Фитцхью. В Ричмонде солдаты взяли перед ней «на караул», а вечером городской оркестр сыграл под ее окнами серенаду.

Позднее она путешествовала морем, посетила Англию и познакомилась с федеральным морским офицером Сэмом Уайлдом Хардингом, который был покорен ею с первого взгляда и вышел в отставку, чтобы предложить ей руку и сердце. Миссис Хардинг предстояли долгие годы семейного счастья и популярности, а также ряд благотворительных турне с чтением лекций, когда война за независимость закончилась. При этом она отнюдь не стыдилась своей славы «шпионки мятежников», и никому из ее слушателей не пришло бы в голову счесть это обстоятельство позорным.