В Накхаране настало время скорби. Ширама оплакивали как мертвого, поскольку он и был теперь мертвым для накхов. Хуже того – он все еще ходил по земле, вызывая в людях ужас и отторжение. Ибо никого так не боялись бесстрашные накхи, как неупокоенных мертвецов. Они могли воспевать красоту поступка низвергнутого саарсана, помогать ему, восхищаться – и при этом гнать от своих дверей.

Впрочем, род Афайя всегда заботился о своих покойниках. Шираму и его людям было дано все необходимое для того, чтобы уехать из Накхарана. Неподалеку от крепости Афайя, в роще при въезде в долину, для него разбили большой шатер. Правда, когда Ширам добрался до него, никто из Афайя не встречал бывшего родича. А из всей его свиты остались лишь волколак Даргаш и полукровка Янди. И конечно, царевна Аюна.

Первые несколько дней после обряда прошли для Ширама словно в бреду. Там, на холме, он почти не почувствовал боли, но потом она нахлынула огненной волной. С тех пор он не спал ночами, баюкая жестоко дергающий обрубок руки. Настои, которыми его поила Аюна, едва помогали. Стоило ненадолго забыться, и вот уже он рубился с кем-то насмерть – и обе руки были при нем. Просыпаясь, Ширам снова видел обмотанную повязками культю и чувствовал, что как никогда близок к отчаянию.

Боль мешала думать, Ширам целыми днями молчал. По всему выходило, что пора ему умереть, и эта мысль, пожалуй, даже утешала его. Он сделал, что собирался, раздал все долги, и теперь, как ни крути, его жизнь кончена. Ему было жаль только Аюну. Они ведь успели заключить брак, а значит, останься царевна у накхов, после смерти мужа ее участь была бы незавидной. Ширам с грустной и непривычной нежностью глядел на ее, когда она, выстирав засохшие повязки, засыпала в его шатре. Он нужен ей, нельзя просто бросить ее и уйти… И будущее снова казалось ему туманным и безнадежным.

Они заночевали в роще, не имея возможности даже взглянуть издали на башни его родной крепости. А утром следующего дня в шатер заглянул Даргаш и сказал:

– Маханвир, там пришел Харза, сын Нимая, и с ним целая толпа воинов…

– Что ему тут надо? – нахмурился Ширам. – Ладно, пусть войдет… Если не побоится.

Харза смело вошел в шатер и слегка поклонился, во все глаза уставившись на Ширама. Голова у него была перевязана, но во всем прочем юный избранник белой кобры выглядел таким же дерзким, как прежде.

– Мои люди останутся снаружи, – сказал Харза. – Прости их невежливость, они опасаются порчи. Я принес тебе меч, Ширам.

Он развернул кусок замши, который держал в руках, и показал Шираму короткий изогнутый меч, сверкающий, как горный лед.

Ширам на миг потерял дар речи. Он узнал этот меч – в точности его собственный, один из пары, отданный Мармару.

– Откуда он у тебя?!

– Его изготовили по моему приказу, – гордо ответил Харза. – Еще на совете Двенадцати Змей я заметил, что у тебя всего один меч вместо двух. Потом твои воины рассказали, как ты отдал второй, чтобы пройти через перевал Арза Эреди… Вчера я пошел в посад возле твердыни Афайя и потребовал показать мне самого искусного кузнеца-сакона. Я объяснил ему, что, если он к утру не выкует такой меч, какой мне нужен, я сожгу его вместе с кузницей. Затем мы заперли его с подмастерьями и стали ждать рассвета. – Харза усмехнулся, вспоминая. – Всю ночь этот сакон крыл нас самыми страшными проклятиями, какие только породило их племя! Он призывал гнев Брата-Огня и ярость всех подземных демонов на наши головы, однако к рассвету меч был готов. – Юноша покосился на обрубок правой руки, туго примотанный к груди Ширама. – Пусть у тебя теперь одна рука, но небесных мечей должно быть два. Не дело воину ходить с пустыми ножнами. Возьми, он твой.

Ширам глядел на меч, чувствуя, как глаза ему застилают нахлынувшие слезы. Он подался вперед, поднимая руку…

Харза быстро отступил:

– Э нет, с мертвецами обниматься не стану! Сам знаешь, трогать покойника – дурная примета. Этак и сам скоро за ним уйдешь. А я пока не собираюсь… Мне еще многое надо сделать…

Юноша положил меч на войлоки под ноги Ширама.

– Впрочем, – добавил он, выпрямляясь, – мне сказали, ты мертв только в Накхаране. Когда пересечешь границу Аратты, снова станешь маханвиром тамошнего государя. Хотя, по мне, лучше уж быть самым распоследним накхом! Прощай, мертвый саарсан, удачи в Аратте!

Харза удалился; Ширам поднял меч и глубоко задумался.

Вскоре Аюна заметила, что после того разговора Ширам вышел из угрюмой мрачности, в какой пребывал все эти дни.

А потом приехала Марга.

– Привезла ли я посольство? Ну, если этого жреца можно назвать посольством…

– Меня и послом называть не стоит, – ввернул Хаста. – Сейчас назваться послом Аратты в Накхаране, похоже, самый верный способ остаться без головы…

Марга и Хаста сидели в шатре за накрытым столом. Ширам, однако, видел, что саари ничего не ест и постаралась сесть от него подальше.

– Нет, брат, я привезла не посольство, – сказала девушка, с глубоким сожалением глядя на искалеченного Ширама. – Я привезла войско.

– Шесть сотен отличных воинов, маханвир! – заметил Даргаш, стоявший у двери. – Там и Афайя, и Бунгар, и самое удивительное – множество накхов рода Хурз. Кажется, теперь они решили служить нашей саари…

– Так и есть, они присягнули мне, – кивнула Марга.

– А еще в войске и арьи, и жители поречья, и какие-то узкоглазые иноземцы с севера…

– Бьяры. Я потом отошлю их обратно.

«Что-то она затеяла, – подумал Ширам. – Вернее, они с Хастой…»

– Ты стал ходячей легендой Накхарана, Ширам, – произнес рыжий жрец. – Правда ли, что ты теперь вместе с конем обращаешься в шестиногого змея, распахиваешь черные крылья и летишь впереди войска? Я слышал, тебя не берут ни яд, ни клинок, а если обрушить на тебя лавину, ты отводишь ее в сторону одним взглядом. Выпущенные в тебя стрелы разворачиваются в полете и обращаются против трусливых врагов. Царь горных волков сам пришел к тебе и попросил принять его на службу…

– Только не вздумай нести эту ахинею при накхах, – строго сказал Ширам. – Опять песнь сложат!

– А ты думаешь, откуда я все это узнал? В крепости Афайя сейчас только и делают, что поют и плачут, плачут и поют…

Ширам расхохотался. При виде Хасты он вдруг подумал, что жизнь, похоже, все-таки продолжается.

Марга вновь взглянула на брата и быстро смахнула слезы:

– Что они сделали с тобой! Ну вот почему я не прибыла чуть раньше! Клянусь, мы отомстим за тебя…

– Кому? – горько спросил Ширам. – Самим себе?

– С тобой поступили подло, ты потерял власть – и все равно победил. Хаста прав: ты уже стал легендой! Пусть сейчас тебя изгнали, но когда-нибудь ты еще станешь сильнейшим из духов-защитников Накхарана…

– И не подумаю, – бросил Ширам.

– Ты простишь их когда-нибудь.

– Марга, ты сама понимаешь, что мое прощение никому здесь не нужно. Попытайся я сейчас вернуться, мне сразу же вцепятся в глотку, несмотря ни на какие песни о царе волков и шестиногом крылатом змее…

– Ну конечно, – кивнула Марга. – Как ты можешь вернуться? Ты же мертвый.

Ширам вздохнул:

– Расскажи лучше, как воевала в Бьярме. Как отыскала Аюра. Я слышал, что ты его нашла, но хочу знать все…

– С радостью, брат. – Марга ткнула в бок Хасту. – Начнем с «Песни о походе Марги за реку», а я потом доскажу остальное…

Рассказы затянулись надолго. Перед закатом Марга, спохватившись, поднялась на ноги.

– Не грусти, брат, – сказала она. – Тебя ждут в столице. Аюр будет счастлив, и не важно, сколько у тебя рук – две или одна. В Бьярме он постоянно вспоминал о тебе и печалился, что ты не рядом. Ты снова займешь место рядом с ним, станешь его правой рукой…

– Или левой, – добавил Хаста, заметив, как вздрогнул Ширам.

– Это и есть твоя судьба, брат! – торжественно закончила Марга. – Ну а я останусь тут, чтобы править за тебя Накхараном…

Ширам покачал головой:

– Это будет не так легко. Многое здесь поменялось, Марга. Ты знаешь, что вожди уже готовятся избрать нового саарсана? На мое место наметили Харзу, сына Нимая. Мальчишка считается избранником богов, он любит только битвы, управление страной его не занимает вовсе. Старикам будет очень удобно с таким саарсаном… Главное, чтобы не сложил голову раньше времени…

– Вот еще! – фыркнула Марга. – Никаких мальчишек из рода Пама на престоле Накхарана! В крайнем случае я возьму его в мужья. Но следующим саарсаном будет твой сын, Ширам.

– Мой сын? – в замешательстве повторил Ширам. – У меня нет сыновей.

– Теперь есть, – твердым голосом произнесла Марга.

– Но как…

Хаста кашлянул.

– Ты не поверишь…

– Хаста, сын Ширама, саарсан накхов, – проговорил Ширам, пытаясь переварить новость. – Боги, как странно! Впрочем, я уже отвык удивляться…

– Сегодня после заката я собираю совет сааров, – объявила Марга. – Хочу порадовать их новостью о будущем саарсане из рода Афайя, при котором я буду править, пока он не вырастет. Кроме того, им следует кое-что узнать о новом договоре, который я от их имени заключила с Араттой. Надеюсь, им понравится. Аратта оставляет Накхарану все хлапские земли. У Аюра новая большая война, ему недостанет сил, чтобы воевать на севере и на юге… Двару, правда, придется отдать арьям – но мои сородичи все равно не знают, что делать со столицей юга, кроме как разграбить и сжечь…

– Погоди, Марга, – прервал Ширам. – Ты сказала, у Аюра новая война…

– Да, война на севере, с какими-то ингри, – нетерпеливо отозвалась саари. – Мне пора идти, Хаста расскажет остальное. Ты, Хаста, не ходи со мной на совет, незачем. Прощай, брат.

– Что ж, род Афайя в надежных руках, – сказал Ширам, проводив сестру. – Марга не отдаст власть просто так… Но ты-то хоть вернешься со мной в столицу?

– Конечно, – сказал Хаста.

– Тогда садись, поешь, наконец, и расскажи мне, что происходит в Затуманном крае!

Небо над горами было усыпано звездами. Хаста глядел на них, и каждая звезда казалась ему буквой неведомого языка, на котором боги записывают судьбы всех живущих. Огромная книга была распахнута над головой жреца, и он сожалел, что ему не хватает знаний прочитать ее.

«Скоро я уеду из Накхарана, – думал Хаста. – Вероятно, навсегда. А Марга останется. Едва ли мы еще увидимся… Я всегда знал, что рано или поздно это произойдет. Отчего же мне так грустно?»

Ночной холод исподволь пробирался под одежду, жалил кожу, заставляя зябко ежиться. Хаста подумал, что Накхаран всегда был для него неприветливым местом. Однако при мысли, что скоро придется покинуть эти заснеженные горы, жрец чувствовал печаль и огромную усталость.

«Наверно, я в самом деле устал все бросать и начинать сызнова. Право, мне порой кажется, что я прожил несколько жизней и все они висят на моей шее, как мельничные жернова… Раньше уходить было намного легче… Уж не старость ли это?»

Хаста тряхнул головой, прогоняя тоскливые мысли.

«А с другой стороны, поглядеть на нового саарсана будет невероятно забавно! Может, когда-нибудь, когда он подрастет, ему понадобится учитель, который расскажет ему о свете Исвархи и о том, как устроен мир».

– Я позвала тебя сюда, Янди, ибо мне нужен совет, – смущаясь, сказала Аюна.

Они стояли в роще, среди поникших под тяжестью снега горных сосен, и глядели на озаренный светом шатер саарсана. В темноте он казался зажженным среди спящих гор фонарем. Внутри двигались тени.

– Ширам уже не так мучается от раны, как в первые дни. Ты ведь знаешь, поначалу я просиживала с ним целые ночи, но теперь вижу, что ему много лучше. Сегодня я спросила, не хочет ли он, чтобы я перешла спать в другой шатер… может, я мешаю ему… – Аюна слегка зарумянилась. – И ты знаешь… он сказал «нет».

– Ну так не переходи, солнцеликая, – хмыкнула Янди. – Вы же супруги. Сегодня постелю вам вместе.

– Да, но…

– Если хочешь, расскажу, что следует делать, чтобы ночь стала радостью для обоих…

– Нет, Янди, – краснея, перебила царевна. – Я хотела тебя спросить совсем о другом. Понимаешь ли, у меня уже дважды не приходили лунные дни. Такого прежде не бывало. Может, я чем-то больна?

Янди во все глаза уставилась на царевну:

– Святое Солнце! Я и забыла… Ох, царевна, тебе не следует терять время. Нынче же ложись со своим супругом. Будь ласкова, но осторожна, чтобы рана не помешала ему совершить требуемое. Конечно, это следовало сделать раньше, но иногда дети рождаются и семимесячными…

– О чем ты, Янди? – удивилась Аюна.

– Думаю, солнцеликая, тебе кое о чем стоит знать, – хмурясь, сказала лазутчица. – Помнишь Зимнюю жертву, обряд в земле Великой Матери? Ах да, тебя же одурманили, и ты все проспала…

– Зимняя жертва? Та свадьба Земли и Неба?

– Да. Ты была Землей, а знаешь, кто был Небом? Аоранг!

– Я не понимаю…

– Что уж тут понимать? Ты беременна, царевна.

Аюна решительно помотала головой:

– Этого не может быть, Янди! Аоранг никогда не посмел бы…

Янди пожала плечами:

– Понятия не имею, какой морок на него навели в том домике на поле. Может, он видел перед собой саму Матерь Дану или вовсе Кошку-Хранительницу… Словом, поверь: твое девичество забрал Аоранг – и теперь ты ждешь от него дитя.

Аюна растерянно глядела на Янди. Ее лицо пылало.

– Беременна… – повторила она. – Но что же теперь делать, Янди?

– Я же тебе объяснила – иди к Шираму…

– Ни за что! Это подлое вранье… И ты только вообрази, Янди, кто у меня родится!

– Да, пожалуй, выдать мохнача за накха будет сложновато, – согласилась Янди. – Что ж, тогда можно просто рассказать Шираму правду.

– Рассказать правду? И что он со мной сделает?!

Аюна спрятала лицо в ладонях, раздавленная неожиданной новостью. Чем дольше она думала о последствиях, тем страшнее ей становилось. И то, что она ни в чем не виновата, не имело никакого значения.

– А что он сделает с ребенком? – поднимая голову, прошептала царевна.

Янди скривилась. Они надолго замолчали.

– Это какой-то жуткий сон, – проговорила Аюна, изо всех сил сдерживая слезы. Голос ее дрожал. – Знаешь, Янди, я очень часто думаю об Аоранге, но он мне ни разу не снился. Даже удивительно… А вчера, представь, в ночи я увидела… только не его, а Рыкуна.

– Рыкуна? – Янди и думать забыла о саблезубце.

– Да… худой такой, облезлый, лапы все в глине… Он что-то тащил по земле, по распаханному полю, засыпанному снегом, что-то тяжелое… – Аюна прерывисто вздохнула. – Теперь я понимаю, к чему был тот сон! Казалось, нечто осталось в прошлом, давно и прочно забытое… Но на самом деле прошлое всего лишь затаилось в засаде, чтобы потом вдруг выскочить перед тобой, когда не ждешь! Что же мне теперь делать, Янди?