Утро выдалось ясным и безветренным. Выглянув за дверь, Аюна едва не ослепла от сияния заоблачных вершин в розовом небе. Все было в снегу, хижина охотников почти исчезла под огромным сугробом. С порога открывался головокружительный вид на западный Накхаран с его заснеженными пустошами, бурыми и рыжими зимними лесами. Долина, которой они с отрядом ехали накануне, была едва заметна среди ледников и скалистых кряжей.

Метель бушевала всю ночь, грозя похоронить под собой хижину, но к утру ветер сдул с открытых мест бо́льшую часть снега. Саарсан и его невеста вышли в путь с рассветом. Поначалу Аюне казалось, что она даже с лежанки подняться не сможет, не то что идти, так болела каждая жилка в теле. Но, поглядев на Ширама, который без единой жалобы пробирался с больной ногой среди заснеженных камней, царевна устыдилась. «Ты будешь женой накха, – сказала она себе, – хочешь не хочешь, придется стать сильной. Иначе тут, похоже, не выжить…»

Они быстро миновали седловину перевала и начали спуск. В глаза светило солнце, не давая толком рассмотреть земли, в которые лежал их путь.

– Отсюда до ближайшего жилья два дня верхом, – говорил Ширам, то и дело переводя дыхание. – Дойдем, дальше будет легче. Там уже владения рода Сарга… Они давние и верные союзники Афайя. Окажут помощь… Дадут лошадей, припасов…

Аюна, щурясь, окинула взглядом уходящие вдаль горы. Едва заметная тропа, так же как на западном склоне, отмеченная каменными башенками, уходила вниз… куда?

– Я не вижу и намека на человеческое жилье, – сказала царевна.

– Здесь всего одна деревня… Мы обойдем ее стороной, – тихо ответил саарсан. – В долине, что внизу, никто не живет. Там – земли предков…

Аюна поглядела на своего нареченного с беспокойством. С накхом определенно творилось что-то нехорошее. Он выглядел бодрее, чем накануне, и шагал, почти не хромая, но его глаза будто провалились, а смуглое лицо приобрело оттенок пепла. «Как же я так поздно вспомнила о его раненом бедре», – корила себя Аюна. Утром она промыла и перевязала рану, но все это следовало проделать еще вчера. А переход им предстоял тяжелый. Они захватили с собой немного конины, причем Ширам приказал оставить часть в хижине для следующих путников – так требовали неписаные правила. О том, что этими следующими путниками вполне могут оказаться люди Аршага, царевна предпочитала не думать. Да, обычно никто не совался на этот перевал зимой, в снегопад, – но ведь они прошли! Значит, могут пройти и другие…

«Три, может, четыре дня на одной конине, – сокрушенно думала царевна. – И не поохотиться… Ну что ж, с помощью Исвархи мы преодолеем и это!»

Сперва все шло неплохо, тропа плавно вела вниз. Вот уже и снежные склоны остались позади, с обеих сторон потянулись заросли терновника, появились первые приземистые деревца… Однако после полудня Аюна начала замечать, что Ширам отстает. Он то и дело останавливался, вытирая испарину, однако не жаловался и лишь отмахивался в ответ на ее встревоженные расспросы.

«Может, мне просто мерещится, – думала Аюна, со страхом глядя на него. – Господь Солнце, пусть мне мерещится…»

Но когда солнце, понемногу краснея, начало клониться к горам, саарсан уже не мог скрывать, как ему худо. Он вновь начал хромать, все сильнее и сильнее, и кривиться, ступая на раненую ногу. Наконец он неловко ступил на камень, нога его подогнулась. Ширам покачнулся, ухватился за корявое деревце и остановился, тяжело дыша.

– Что с тобой? – кинулась к нему Анюа. – Обопрись на меня! Может, отдохнешь?

Она заглянула Шираму в глаза, и они показались ей черными, а не зелеными – так расширились зрачки.

– Да ты едва стоишь от боли! – Царевна схватила его за руку и едва не отдернула. – Ты весь горишь, Ширам! Сядь, покажи свои раны!

Смотав повязки, Аюна схватилась за голову. Рана, что в плече, хоть была и тяжелее, но, судя по виду, заживала. А вот раненое бедро воспалилось, кожа вокруг раны покраснела, натянулась и распухла.

– Зачем ты терпел, почему не сказал раньше?! С такой раной идти нельзя!

– А у нас был выбор? – устало спросил Ширам.

– Что же нам теперь делать?!

– Надо пройти еще немного… – пробормотал Ширам. – Там, в долине… Можно найти кров…

Силы вконец оставили саарсана посреди соснового леса. После ночного снегопада каждая ветка гнулась под тяжестью пухлой белой шапки. От малейшего дуновения с деревьев сходила снежная туча, окутывая лес серой метелью. Повсюду, словно косматые звери, вставшие на задние лапы, поднимались кусты можжевельника. Это показалось Аюне добрым знаком – можжевельник, если его заварить в кипятке, очищал раны, а его дым отгонял нечистую силу.

Под вечер закат разукрасил небо желтыми и розовыми разводами. Пока не стемнело, царевна нашла укрытую от ветра поляну, разложила костер и постаралась устроить Шираму лежанку из сосновых веток, наломанных ночной метелью. Ей живо вспоминалось, как они плыли в вендских лесах и Аоранг так же загнал себя чуть не до смерти, продолжая целыми ночами грести с открытой раной. Но мохначу оказалось достаточно просто хорошенько отоспаться – а сейчас дела обстояли куда хуже. Лихорадка сама не уйдет, ее надо лечить, но чем?!

Вот уже и алые вершины погасли в небе. Саарсану становилось все хуже. Он метался в жару и бредил, выкрикивал какие-то приказы на языке накхов. Аюна попыталась его разбудить, но Ширам схватил ее за плечо и чуть не вывихнул руку. «Он этак и убить меня может и даже не заметит, – в отчаянии подумала царевна. – Надо искать подмогу! Ширам говорил, что здесь поблизости можно найти кров… Может, здесь живут какие-нибудь пастухи? Отнесут его в тепло, и я попробую еще раз промыть рану…»

Аюна встала, огляделась. Закат догорал за вершинами гор, в небе одна за другой загорались звезды. Причудливые можжевеловые кусты окружали поляну, словно сборище леших. Царевна пошла через лес вниз по тропе. «Пока еще не стемнело, пройду немного, – может, мы совсем близко от деревни…»

Царевна не успела отойти далеко. Ей послышался звук легких, быстрых шагов где-то среди деревьев. Аюна остановилась и прислушалась. Так и есть – кто-то бежал в ее сторону. Аюна оглянулась и застыла, тщетно пытаясь нашарить нож на поясе. По склону к ней прыжками неслась огромная тень…

Царевна все же успела выхватить нож, и в следующий миг тень упала на нее, повалив на землю. Девушка прокатилась по камням и колючкам, а над ней навис косматый зверь, жарко дыша ей в лицо. В первый миг Аюна обмерла от ужаса, но в следующий догадалась, кто это. Смеясь и плача от радости и облегчения, она вскинула руки и обняла могучую мохнатую шею:

– Даргаш! Даргаш…

– Я не знаю этих мест, – произнес Даргаш. – Да и знать не хочу.

Накх взобрался на крупный обломок скалы, в незапамятные времена, должно быть, сброшенный землетрясением с одной из ближайших гор, и теперь стоял на нем, хмуро вглядываясь в темноту. Аюна смотрела на него снизу, нетерпеливо ожидая, что он скажет.

– Но ты видишь деревню? Хоть что-то видишь? Ширам сказал – тут за лесом селение есть…

– Я что-то вижу, – неохотно отозвался Даргаш с валуна. – Там дальше, за лесом, большой луг на склоне. За ним, кажется, хижины…

– Прекрасно! – обрадовалась царевна. – Ты сможешь отнести туда Ширама?

– Мне не нравится эта деревня, – ответил Даргаш, спрыгивая с валуна. – Я не слышу собак, не чую печного дыма. Я не бывал тут прежде, не ездил этой дорогой. Давай я сперва схожу туда сам, а ты, госпожа, ступай к саарсану…

– Ладно, иди, – вздохнула Аюна. – Только возвращайся скорее…

Сказали бы ей полгода назад, что она будет ощущать себя в безопасности рядом с оборотнем! Но так и было. Как только Даргаш исчез среди деревьев, Аюне опять стало не по себе. Да и Ширам, кажется, упоминал какую-то деревню, которую лучше обходить стороной… Прогоняя страх, она пошла вверх по склону, туда, где между стволами мигала искра разведенного ею костра.

Накх ушел на разведку в своем человеческом обличье. Оно вернулось к нему мгновенно, стоило Аюне окликнуть воина по имени. Похоже, Даргаш был глубоко поражен тем, что с ним произошло, и сам теперь не был уверен, человек он или волк и какое из обличий истинное. «Лютвяги с отроческих лет посвящают себя волчьей богине, – раздумывала Аюна. – Они знают, как стать волком и как вернуться обратно, и это их не смущает и не пугает. Но Даргаш разберется, я верю в него…»

Она всей душой сострадала его горю. Потерять возлюбленную, да еще оставить ее тело на поругание врагам… Но если накх и страдал из-за гибели Янди, он умело прятал свои чувства под личиной привычного бесстрастия. Аюна с грустью подумала, что она никогда не поймет, что́ накхи чувствуют на самом деле, и эта печаль относилась не только к Даргашу…

Ширам спал беспокойным сном. Жар у него, кажется, только усилился. Аюна села у костра, подбросила веток и принялась ждать, тщетно пытаясь отогнать тревожные мысли.

Даргаш вернулся быстро – бесшумно выступил из тени сосны, сам словно тень.

– Плохо дело, госпожа, – глухим голосом сказал он, подходя к костру.

– О чем ты?

Накх наклонился над саарсаном, положил руку ему на лоб, втянул ноздрями воздух.

– Мое чутье стало намного острее в последнее время, – словно извиняясь, сказал он. – Похоже, стрела отравила кровь саарсана. Наверняка лучники втыкали стрелы в землю. Мы не сможем вылечить его здесь…

– Я знаю! – воскликнула Аюна. – Но что делать?!

– Я могу его укусить, – задумчиво предложил Даргаш. – Вспомни, я ведь тоже умирал от раны, но исцелился…

– Нет, нет! – Царевна ужаснулась, представив саарсана еще и оборотнем вдобавок ко всему прочему. – Богиня лютвягов проявила к тебе милость, но как знать – может, ты попросту убьешь Ширама! Давай оставим это на крайний случай! Пусть Ширам очнется и сам скажет, желает ли он такого…

– Он не очнется, – мрачно ответил Даргаш. – Госпожа, мы пришли в очень плохое место. Нам самим надо думать, как пережить ночь!

– Да о чем ты? Ты дошел до деревни?

– Дошел, – ответил воин. – Там нет ни собак, ни скотины, ни людей. А у домов – ни окон, ни дверей. Это деревня мертвых, госпожа.

– Мертвых?..

– Да, царевна. Место, где хоронят прах сожженных.

Аюна отрывисто рассмеялась:

– Уф, всего лишь кладбище! Я уж подумала, что деревню поразило моровое поветрие!

– Прости, ты не понимаешь! Нет ничего хуже, чем оказаться в подобном месте ночью…

Аюна действительно заметила, что Даргаш оглядывается на каждый шорох и не сводит глаз с леса. Не будь он накхом, презирающим страх, царевна сказала бы, что воин смертельно напуган…

– Объясни, чем накхские покойники опаснее прочих? И разве вы не перерождаетесь в змей?

– Не сразу и не все…

Взяв себя в руки, дозорник встал, вытащил меч и обошел поляну, очертив костер защитным кругом. После этого он, несколько успокоившись, подсел к костру и принялся подкидывать в него сухие ветви, стараясь разжечь посильнее.

– Порой души остаются витать над полем битвы, взывая об отмщении, – принялся рассказывать он. – Или у своих жилищ, если родичи предаются неумеренной скорби… Есть призраки побежденных врагов, попавшие во власть сестер Найи, – иногда найины насылают их на того, кого пожелают свести с ума… Но это еще не самые опасные мертвецы. Худшие из всех – это те, кто не обрел перерождения. Отягощенные злодействами убийцы родичей, предатели, нечестивые колдуны, те, кто струсил на поле боя… Как при жизни, так и после смерти они полны злобы и смертельно опасны. Их называют ухрами…

Последние слова Даргаш произнес еле слышным шепотом, чтобы не накликать.

– Ночами ухры вылезают из могил, чтобы пить кровь живых и глодать их плоть…

– Слушай, ты теперь сам оборотень! – рассмеялась Аюна. – Тебе ли бояться мертвецов?

Даргаш укоризненно посмотрел на нее:

– Какая ухрам разница, волк перед ними или человек? Лишь бы живая кровь!

«И в самом деле, – подумала вдруг Аюна. – Я не видела в этом лесу ни птиц, ни белок…» Мурашки пробежали у нее по коже. Басни о вылезающих из могил накхских упырях уже не показались такими забавными.

– А с нами раненый в горячке, – продолжал Даргаш. – Саарсан и так сейчас на кромке миров… Притягивает темных духов, как огонь в ночи…

– Перестань, Даргаш, довольно! Исварха сильнее любой нечисти, – резко сказала царевна. – Смотри, видишь – с нами лик Исвархи!

Она сняла цепь с тяжелой золотой подвеской и надела на шею Шираму.

– Вот так-то! Горная нечисть даже взглянуть не посмеет на саарсана, не то что тронуть!

Даргаш проводил золотой круг взглядом, полным одновременно недоверия и зависти.

– Как же теперь ты без защиты? – спросил он.

– Я сама – оберег. И все золото на мне – знаки солнца. Хочешь, дам тебе серьгу в ухо?

– А поможет? – с сомнением спросил воин. – Я в храм Исвархи в Дваре заходил всего один раз, и то просто зимой погреться…

Аюна опять едва не расхохоталась. Но потом случайно подняла взгляд…

– Там… там! – пронзительно вскрикнула она, вскакивая на ноги.

Среди деревьев, через снежный сероватый сумрак, в их сторону медленно двигалась темная фигура.

– Вот и пришла наша погибель, – прошептал Даргаш, выхватывая меч. – Мать Найя, лишь на тебя надежда! Избавь от участи быть пожранным заживо…

– Да кто там?!

– Ухр, кто ж еще, – безнадежным голосом ответил воин.

Он держал в руках клинок, но всякий накх знал: оружие против ходячих мертвецов было бессильно.

Неизвестный подходил все ближе. Теперь Аюна видела, что это худой старик в белом одеянии. При жизни этот человек, верно, был накхом, но она еще ни разу не видала накхов с длинными седыми волосами, свисающими редкими прядями почти до пояса. Вокруг шеи у старца обвивалась кольцом блестящая белая змея…

Не успел Даргаш взмахнуть мечом, как ухр поднял руку, что-то прошептал – и молодой воин свалился на землю, словно из него вынули все кости.

– Что ты сделал? – воскликнула Аюна.

– Ничего, – ответил ухр на языке Аратты. – Он будет спать.

– Имей в виду, на мне знак солнца!

– На мне тоже, – усмехнулся ходячий мертвец.

Он распахнул ворот длинной неподпоясанной рубахи, показывая царевне висящую на груди серебряную тройную спираль – древний знак Змеиного Солнца, запрещенный в Аратте.

– Я ничего не понимаю, – пробормотала Аюна. – Кто ты?

Старый накх, ничуть не опасаясь очерченного круга, подошел к костру и склонился над Ширамом.

– Я не знаю, как тебе ответить, – сказал он царевне, бережно проводя ладонью по голове раненого. – У меня давно уже нет имени… Бедный мальчик! Так молод – и седеет… Ты знаешь, что Ширам уронил на землю факел во время похорон отца? Он должен был, как старший в роду, поджечь погребальный костер, на который взошла его мать… Старейшины были очень недовольны. Такой скверный знак…

Аюна помотала головой, не найдя слов.

– Ширам намного больше похож на мать, чем на отца. Старшая жена Гауранга всегда слишком много на себя брала. Она и думала лишь о долге. Зная, что супруг к ней совершенно равнодушен, посчитала должным взойти на его костер, чтобы показать пример дочерям…

Старик поднял голову, глядя во тьму, словно в далекое прошлое.

– Пойдем со мной, царевна, – неожиданно властно приказал он Аюне, поднимаясь и зажигая фонарь. – Не бойся. Я тебе кое-что покажу. И расскажу.

«Мне все это только снится», – окончательно уверилась Аюна, когда ноги будто сами понесли ее в лес вслед за загадочным старцем.

Они молча спустились по тропе и вскоре вышли на опушку. Зимний луг был еще тише зимнего леса, только ветер еле слышно перебирал сухие травы. Теперь и Аюна могла разглядеть острые крыши домов мертвых, рассеянных по голому склону. Перед домиками блестели в лунном свете плиты жертвенников.

– Эта деревня мертвых – одна из самых древних в Накхаране, – заговорил старик. – Здесь хоронят прах сааров и их жен. По правде сказать, при жизни иные из этих сааров были таковы, что твой спутник неспроста опасался встречи с ухром…

– А ты…

– Я просто приглядываю за мертвыми. Чтобы лежали тихо.

Они подошли к одному из крайних домов. Аюна остановилась, с удивлением заметив перед собой статую. Это было первое изваяние человека, встреченное ею у накхов. Вырезанный из черного камня мужчина с красивым надменным лицом стоял перед ней как живой.

– Я думала, накхи не делают статуй, – проговорила она в замешательстве.

– И верно, не делают. Это моя работа. Перед тобой – Гауранг, отец Ширама, – произнес старик. – Ты ведь наверняка слышала, царевна, что Гауранг не стал саарсаном после смерти своего отца… Знаешь почему?

– Я не задумывалась…

– Потому что дед Ширама прямо запретил передавать сыну змеиный венец… Гауранг был злой див, а не человек. Чужие им восхищались издалека, но свои знали, каков он на самом деле. Он не знал сострадания, человеческая боль доставляла ему наслаждение… След его злодеяний не остыл до сих пор… Он был жесток и к Шираму, притом что сын был единственным человеком, который хоть что-то для него значил. Гауранг пытался сделать его своим близким подобием. К счастью, это не удалось…

Старик двинулся дальше меж глухих стен домов мертвых. Аюна в глубочайшем изумлении следовала за ним.

– А это кто? – шепотом спросила она, присмотревшись к статуе воина в непривычного вида доспехах.

– Это Афай, предок Ширама. Ты ведь слышала о Битве Позора?

– Да, конечно, – кивнула царевна. – Афай кинулся к ногам правителя Аратты, умоляя помиловать накхов. То было разумное решение, единственно возможное…

– Вовсе нет, – возразил старец. – Если бы не род Афайя, арьи бы до нынешних времен выкуривали накхов из горных убежищ. Сейчас об этом многие говорят – особенно Зериг и их сторонники. Из-за предательства Афайя был уничтожен Великий Накхаран и другие большие города, обратились в руины храмы Первородного Змея, а сам наш Праотец объявлен извечным врагом Исвархи…

– Но Змей и есть его…

– Да, так сейчас говорят жрецы. Но триста лет назад их предшественники вовсе не поминали Первородного Змея как первейшего из врагов. Царевна, ты должна знать много гимнов Солнцу. Вспомни: хоть в одном из них упоминается Змей?

– «Отец-Солнце выводит свое воинство в небо, и дивы бегут от его огненных копий…» – пробормотала Аюна.

– Дивы – да, но не Змей.

– Ты кощунствуешь! – не удержалась царевна.

– Вовсе нет, – хмыкнул старик. – И ваши гимны – лучшее тому подтверждение. Святейший Тулум сказал бы тебе то же, что и я. Он тоже знает: хула на Первородного Змея скоро обойдется арьям очень дорого… А род Афайя просто принял сторону сильного… и продолжает делать это по сей день.

– Разве накхам плохо жилось в Аратте? – запальчиво продолжала Аюна. – Они сами пожелали заключить тот договор!

– Времена изменились, – грустно покачал головой старец. – Никто больше не хочет блюсти древнюю клятву, кроме Ширама и его союзников, да и тех с каждым днем становится все меньше…

– Что ж… – Аюна задумалась. – Если накхи отвергнут Ширама, я знаю, кто наверняка его примет!

– О чем ты, царевна? – Старик впервые взглянул на нее с любопытством. – Кому нужен низложенный саарсан?

– Аюру! Ширам спас Аюра от убийц, когда тот был еще ребенком, и с тех пор всегда был рядом. Потом он сопровождал моего брата на Великую Охоту, а это особая связь… И сейчас между ними военный союз. Их жизни и судьбы связаны! Аюр поддержит Ширама во всем. Если понадобится утвердить власть или усмирить бунтовщиков…

Старик задумчиво смотрел на девушку. Его длинные седые волосы тихо шевелил ночной ветер, белая змея на шее медленно двигалась, скользя по плечам.

– Неужели в моем роду появится новый Афай? – пробормотал старый накх. – Но если Ширам открыто пойдет против своих – что от него останется?

– Все, чего желает сам Ширам, – быть лучшим из саарсанов, вопреки никчемному пророчеству деда! – твердо проговорила Аюна. – А я собираюсь стать его женой и помогать ему во всем.

– Ты – камень на шее, стремительно приближающий его гибель.

– Я хочу быть не гибелью, но жизнью Ширама! Он ничем не заслужил бесславной кончины! Раньше я боялась его…

– А теперь нет? – усмехнулся старик.

– Теперь перестала.

Выговорив эти слова, Аюна поняла, что ее прежнее настороженное отношение к Шираму в самом деле совершенно переменилось. Еще в горном домике она смутно ощутила: произошло нечто важное. Еще понять бы что…

– Да, не боюсь, – повторила она. – И доверяю ему.

Старик задумчиво смотрел на царевну арьев.

– Может, ты и права, – протянул он. – Время от времени любому надо менять кожу… Некоторые умудряются проделать это еще при жизни…

– Ширам сейчас очень болен, а мы тратим время на разговоры! – спохватилась царевна. – Ты ведь здешний могильщик, как я понимаю? Я прикажу сейчас перенести его в твой дом. У тебя есть снадобья, чтобы унять лихорадку?

– У тебя они тоже есть, и получше моих. Ты сама – такое средство.

Аюна озадаченно поглядела на старика. Потом ее лицо вспыхнуло понимающей улыбкой. Не попрощавшись, царевна бегом кинулась обратно к лесу. Старик, сидя на краю полированного камня, проводил ее насмешливым, но в целом одобрительным взглядом.

Добежав до костра, Аюна сразу бросилась к Шираму. Села рядом, осторожно переложив его голову себе на колени, положила ладонь саарсану на горячий лоб и победно взглянула на изумленного Даргаша. К тому времени оборотень уже проснулся и разрывался между обязанностью сторожить раненого и разыскивать Аюну, утащенную ухром.

– Госпожа, где старик? Что произошло?!

– Я дочь бога и государя, – не отвечая на расспросы, произнесла царевна. – Наши прикосновения животворны! В столице во время больших праздников к отцу приходили страждущие, моля прикоснуться и отогнать насланную злыми духами хворь. Позор моей памяти! И благословение старику, ее пробудившему, кем бы он ни был – могильщиком, колдуном или призраком… Пусть теперь духи смерти только попытаются забрать у меня Ширама! Никто не приблизится, пока я держу его!

Близился рассвет. Ночь медленно отступала, прячась в складках гор, в пропастях и ущельях. В небе разливалась холодная малиновая заря. Угли в костре давно остыли. Аюна крепко спала, прислонившись спиной к сосне. Голова ее покоилась на плече Даргаша, дремавшего рядом вполглаза. Ночь выдалась нелегкой для царевны. Она так долго боролась со сном, что в конце концов уже и сама не могла отличить сон от яви. В небе метались тени – видно, души бесчисленных врагов, убитых ее женихом; оживали камни, и кусты можжевельника подкрадывались к костру, чтобы похитить ее нареченного. Корни сосен шевелились и начинали ползти, подобно змеям, окружая костер, а в черном лесу горели ненавистью чьи-то глаза… Тогда Аюна принималась о чем попало разговаривать с Даргашем, тоже вымотанным до предела после всего, что ему пришлось пережить накануне, – и засыпала на полуслове. Все это время она просидела неподвижно, обеими руками обхватив спящего Ширама, хотя от неподвижности и холода ломило все тело. В конце концов оба заснули.

Их разбудили голоса. Из сумрачного леса одна за другой появлялись темные фигуры, окружая поляну. Даргаш первым вскинул голову и схватился за оружие. Аюна испуганно вцепилась в Ширама – ей все казалось, это ночные духи подбираются, чтобы забрать его.

Один из лесных пришельцев, не приближаясь, что-то спросил по-накхски у Даргаша. Тот ответил и с явным облегчением повернулся к царевне:

– Это воины рода Сарга, госпожа. Они помогут нам.

– Слава Солнцу, – выдохнула царевна.

…И содрогнулась от внезапного ужаса. Ладонь, лежащая на лбу Ширама, уже не чувствовала жара…

Она наклонилась, вглядываясь в лицо, и бессильно откинулась на сосновый ствол. По ее щекам потекли слезы. Ширам крепко спал. Лихорадка прошла.