Высоко, очень высоко, почти на границе снегов, выше леса, там, где раскинулись лишь горные луга и каменистые пустоши, под отвесной каменной стеной горного лба пряталась маленькая бедная деревенька. Несколько домишек из обмазанных глиной камней, с плоскими крышами, напоминали не человеческие жилища, а скорее каменные норы. Между ними выше крыш поднимались рыжие стога запасенного на зиму сена, уже присыпанные первым снегом. Все, что можно, было обложено камнями, чтоб не унесли горные ветры; воздух пропитан запахом козьего и коровьего навоза.

Люди, которые здесь поселились в давние времена, почти все время проводили на пастбищах, лишь несколько раз в год спускаясь в долину. Да и что там делать, на полоске земли, стиснутой двумя стенами гор? То ли дело здесь, где раскинулся простор и на закат, и на восход. Вся долина оттуда была на виду. Глядя вниз, можно было легко разглядеть и заросшие лесом склоны, и белую извилистую нитку реки, и тянущуюся вдоль нее серую нитку дороги.

На завалинке у крайнего дома сидел бедно одетый старик с тощей седой косицей на затылке. Он поглядывал вдаль – туда, где солнце уже почти скрылось в синей дымке. Снизу, с пастбищ, доносилось глухое звяканье колокольчиков. Когда облака затягивали горы, в деревне было своей руки не разглядеть. Но нынешний вечер выдался прозрачным и ясным.

Перед стариком топтались двое малышей – грязные, лохматые, в измятой и порванной одежде. У мальчика было исцарапано лицо, у девочки распух нос, а под глазом наливался синяк. Оба смотрели на деда исподлобья, мрачно сопя.

Брови старика были грозно нахмурены, однако слова звучали ровно и спокойно. Всякий накх скорее убил бы ребенка, чем повысил на него голос.

– Бить слабого недостойно! – говорил он встрепанному мальчику. – Вот ты подбил глаз младшей сестре и вывозил ее в пыли. Понимаешь ли ты, что сделал?

– Наказал за наглость! – буркнул мальчик.

– Нет – ты унизил ее. Подумай, кем вырастет униженный человек? Разве станет он гордым и смелым? В нем могут появиться презренные черты: привычка затаивать обиду, мстить исподтишка… И самое страшное: когда сильный бьет маленького и беззащитного, он может заронить в его душу трусость. А трусу лучше и вовсе не рождаться на свет – рано или поздно он опозорит весь род…

– Я не трусиха! – возмутилась девочка.

Дед повернулся к ней и еще сильнее свел седые брови:

– А теперь о тебе. Ты зачем дразнила брата? Знаешь, как люди-то говорят? Женщину красят не шрамы, а сдержанность…

Девочка отвела взгляд в сторону… и вдруг воскликнула:

– Дед, смотри, что это там?

Все трое повернулись к западу.

– Огонь на башне! – воскликнул мальчик.

Старик щурился, пытаясь вглядываться, но тщетно – даль уже давно погрузилась для него в вечный туман.

– Да, огонь! – подтвердила внучка. – На самой высокой башне, в крепости нашего саара Аршага. Уж не пожар ли?

Дед поднялся на ноги.

– Нет, это не пожар, – медленно проговорил он. – Это добрая весть. Наконец-то!

На губах старого накха появилась хищная улыбка. Рассказывают, в былые времена огни на башнях зажигали чаще. Сам он видел этот знак лишь раз в жизни, в далекой молодости… И перед его глазами встали воспоминания: вот крепкие руки нажимают на колья, выдавливая опоры из-под шаткого нагромождения валунов; вот белоснежный склон весь сразу покрывается узором трещин и приходит в движение…

– Все-таки дожил, – пробормотал он. – Пришло и наше время. Бегите за отцом, за братьями! Смерть врагам рода Зериг!

Погруженный в глубокую задумчивость Ширам во главе своего отряда ехал по тракту, пересекающему владения рода Зериг с запада на восток. Пока дорога шла вдоль реки, изгибаясь вместе с ней, но скоро свернет к северу. Это была наезженная, удобная дорога, которая шла через предгорья, не забираясь на кручи. Там, несомненно, стояли заставы Аршага. Более того, дорога проходила неподалеку от главной крепости его рода. Словом, хуже пути, чтобы быстро и безопасно покинуть владения рода Зериг, и придумать было невозможно. Однако такой путь существовал…

При мысли о нем Ширам поднимал голову и смотрел вправо – на скалистый хребет, подобный каменной заснеженной стене, тянувшийся по ту сторону реки. Эта горная цепь была самой высокой в Накхаране. В северной части страны, где раскинулись владения рода Афайя, горы были лесистыми и невысокими. Здесь же острые заснеженные вершины словно скалились, предупреждая: «Не суйся сюда!» Где-то за ними таилась долина саконов, с ее горячими источниками, удивительно плодородной землей и бесчисленными месторождениями самых разных руд. Но Ширам не знал туда пути, да и беспокоило его совсем другое. Арза Эреди, Орлиная дорога, – самый высокий и опасный из перевалов в этой части Накхарана. Этот путь Шираму был знаком, он проходил им уже раза четыре в разное время года. Последний переход был самым опасным из всех. Лишь милость Матери Найи уберегла их от густых туманов, обычных на седловине в конце осени, и от страшного снегопада, накрывшего перевал днем позже. Если удастся пройти Орлиной дорогой еще раз, они срежут путь и скоро окажутся в безопасности. Если пройдут…

Быстро темнело. Зубчатая стена по правую руку алела в лучах заходящего солнца. В небе загорались первые звезды.

– Ширам… – послышался рядом голос Аюны. – Прости, что отвлекаю от дум…

Саарсан повернулся к невесте. Царевна, ехавшая верхом рядом с ним, должно быть, давно хотела заговорить. Всю дорогу она молчала, глядя перед собой неподвижным взглядом. Ширам покосился на застывшее лицо девушки, чувствуя легкое беспокойство. Как повела бы себя накхини, он знал – но солнцеликая царевна… С виду она неплохо держалась, хотя, казалось, все еще не осознала, что произошло возле башни Костей. Саарсан понятия не имел, что делать, если она вдруг начнет причитать, или биться в рыданиях, или еще что-нибудь, что обычно вытворяют столичные девицы, попадая в неприятности.

– Я слушаю, госпожа, – мягко сказал он.

– Как ты считаешь, Аршаг в самом деле хотел убить тебя?

Ширам украдкой перевел дух.

– Чем дольше я об этом думаю, тем меньше понимаю, что произошло, – признался он. – Аршаг, несомненно, что-то затевал. Я это знал, еще когда он прислал мне письмо с приглашением. А уж когда он затеял благословение у могилы Тридцати Двух Праведниц, все стало ясно… Я наблюдал за ним, мои люди были готовы ко всему. Но кажется, у башни Костей что-то пошло не так…

– Аршаг выглядел растерянным, – кивнула Аюна. – И напуганным… ну, насколько может быть напуган накх.

– Ошеломленным – так точнее. Я было заподозрил его саари, особенно когда она принялась во всем винить тебя. Аршаг, может, даже ничего и не знал – уж очень он убедительно все отрицал, взывая к моим братским чувствам. Впрочем, он хитрец, который может разыграть все, что угодно… Я даже на миг восхитился, как ловко это было задумано: я принимаю яд из твоих рук, род Зериг ни в чем не замешан, вина за мою гибель – на арьях…

– И убийство свершилось не под крышей Аршага, а значит, проклятие не падет на его дом, – добавила Аюна, вторя его мыслям.

– Так и есть. Но тут выскочила твоя служанка…

Ширам резко помрачнел, вспоминая маленькую вендку, на которую до того мига не обращал внимания. Нет, он точно уже смотрел в эти прозрачные зеленые глаза, но когда, где?

– Съела ложку отравленной каши и умерла… Это самое непонятное во всей истории. Откуда взялась служанка? Давно ли она с тобой?

– Янди сопровождала меня из самой столицы. Очень умелая, очень преданная. Мало таких… – Царевна прерывисто вздохнула.

– Янди? – озадаченно повторил Ширам.

Он долго прожил в столице, но не смог припомнить ни знатных женщин, ни простолюдинок с таким именем.

– Да. Она иногда была дерзкой, слишком много себе позволяла, порой даже спорила со мной. Но сколько раз она спасала мне жизнь! Только когда теряешь верных людей, понимаешь, чего они стоили…

Тут Аюна вспомнила Аоранга и надолго погрузилась в печальные воспоминания.

Ширам тоже ехал молча, задумавшись о своем. Непонятным образом раздумья о зеленоглазой служанке пробудили в нем знакомое и очень неприятное чувство пристального взгляда в спину. Это чувство никогда его не обманывало. Сейчас, впрочем, смотреть на Ширама было просто некому – наметанный взгляд говорил, что тихая долина совершенно безлюдна. Но саарсан нутром чуял, что охота на него вовсе не закончена и опасность не миновала. Ему вдруг вспомнилась поговорка деда: «Тебя съест не тот горный лев, которого ты видишь». Ясно уже было, что горный лев – вовсе не Аршаг. Но кто?

Где-то вдалеке, за снежными горами, прокатился глухой рокот, похожий на гром далекой грозы. Вскоре один из воинов издал резкий возглас, указывая рукой на седловину меж двух зубцов по ту сторону реки, над которыми медленно росло белое облако.

– Где-то сошла лавина!

Ширам быстро оглядел поросшие лесом склоны.

– Далеко, – сказал он наконец. – Опасности нет.

Всадники снова растянулись вереницей по дороге, все же поглядывая вправо. Облако над горой клубилось, становясь все больше и больше. Глухой грохот также нарастал. Внезапно седловина будто провалилась внутрь себя, и в долину ворвался снежный вал.

Он был одновременно и бурлящим облаком, и мощным потоком, багрово вспыхивающим в закатных лучах солнца. Ледяные глыбы текли в нем, то переливаясь плоскостями, то сверкая гранями, словно чешуя огромного дракона. Лучинами мелькали стволы вырванных с корнями деревьев…

Люди зачарованно наблюдали, как снежный дракон рушится с гор, то взмывая в воздух, то со страшным ревом падая на лес. Ширам увидел, как гнутся и ломаются огромные ели, попадающие под брюхо дракона. И тогда он понял, что это смерть – и она сейчас будет здесь.

Он обернулся к своим людям и замахал рукой, стараясь перекричать накатывающий грохот. Перепуганные кони, не дожидаясь приказов, понесли во весь опор. Грохот становился непереносимым. Клубящееся облако снега росло и ширилось, заполоняя землю и небо.

Когда лавина достигла дна долины, на дорогу обрушился страшный порыв ветра, сбивая всадников наземь, снося их вместе с конями. В воздухе летели ветви, камни, куски льда. Вал из снега и грязи пропахал реку, не заметив ее, и ударил в дальнюю стену ущелья, похоронив под собой людей и животных.

Когда грохот затих и снежное облако стало оседать, Шираму удалось остановить обезумевшего коня. В голове у него гудело, горы плясали перед глазами. Его закидало снегом и оглушило ударом ветра, но он остался невредим и теперь медленно осознавал случившееся. Позади слышались голоса и мелькали чьи-то тени, но ни дороги, ни отряда больше не было. Тихая зимняя долина обратилась в месиво из снега, поломанных деревьев, огромных льдин и камней. И где-то под ним остались его люди.

В этот миг солнце зашло, последний раз уколов вспышкой глаза, и долина погрузилась в глубокую тень.

Ширам стиснул зубы, развернул коня и поскакал назад, скликая уцелевших.

Их набралось не больше десятка – тех, кто ехал сразу за ним и успел ускакать от снежного дракона. Больше спасти не удалось никого – обратный путь перегораживали завалы снега и льда в человеческий рост высотой. Родичи – те, кто был способен держаться на ногах, – тут же поспешили туда, выкрикивая имена пропавших, надеясь, что кого-то снежный поток выкинул на поверхность…

– Святое Солнце, да как же это… – послышался рядом с ним дрожащий голос Аюны.

Ширам вдруг почувствовал, что ноги его не держат. Долина пошла кругом перед глазами, желудок подскочил к горлу. Тогда он опустился на землю и сжал голову руками, думая, что делать дальше.

– Саарсан… – раздался рядом угрюмый голос Даргаша. – Кто мы, чтобы спорить с богами или сетовать на их волю? Наших родичей ждет новое рождение. Но мы можем решать за себя, пока живы…

Ширам поднял голову. С того мига, как умерла Янди, следопыт и звука не проронил. Всю дорогу он ехал отдельно от прочих. Аюна, которая было захотела ему посочувствовать, заглянув Даргашу в лицо, не отважилась к нему приблизиться. Но теперь несчастье словно разбудило его.

– У нас девять человек, включая царевну. Одного ветром бросило на скалу, сломало ноги и спину – его я отправил к Найе… Все прочие успели проскочить вперед. Они невредимы и сохранили коней. Что теперь, саарсан? Куда дальше?

Ширам встал и бросил взгляд на горные вершины. Те уже не пылали закатным огнем, а призрачно светились во тьме.

– Едем на Арза Эреди. Больше некуда. Там на перевале есть охотничий домик – попытаемся до него добраться…

На них напали в поросшем лесом ущелье, когда луна поднялась уже высоко, заливая светом заснеженные склоны и превращая голый лес в безумное переплетение теней. К тому времени остатки отряда Ширама уже закончили напрасные поиски, ушли с тракта и ехали по каменистой тропе в сторону перевала Арза Эреди. Хотя люди были измучены, Ширам принял решение не останавливаться на ночевку в лесу, а ехать прямо на перевал. Внутренний голос настойчиво подсказывал как можно быстрее покинуть земли рода Зериг. Не будь саарсан так подавлен гибелью родичей, он прислушался бы к нему еще внимательнее и не повел бы людей в тихую, застывшую в ночи теснину.

Когда отряд въехал под тень вздыбленных скал и правая стена ущелья поднялась почти отвесно, Ширам как раз подумал, какое прекрасное место здесь для засады. И вдруг чувство опасности полыхнуло: враг уже здесь!

В тот же миг в темноте засвистели стрелы.

– Спешиться! – приказал Ширам. – Укрыться за лошадьми!

Конь под саарсаном вдруг заржал, взвился на дыбы и завалился на бок. Ширам успел соскочить и припал к земле, пытаясь понять, откуда стреляют.

Как только большинство накхов оказалось на земле, стрелы сразу полетели кучнее. На дороге слышались крики боли, лязг железа, удары падающих тел. Черные стрелы летели спереди и сзади, разя коней и всадников. Несколько воинов кинулись вверх по склону, пытаясь добраться до леса, но не добежал ни один. Уцелевшие накхи вжались в землю, прячась за телами убитых коней, вглядываясь в заросли на склоне.

– Пусть только спустятся, твари… – прошипел кто-то.

– Они не станут, – раздался тихий голос Аюны.

В отличие от накхов, она толком ничего не видела во тьме – лишь озаренную луной полосу горной тропы и непроглядно-черный лес, из которого летели стрелы. Зато очень хорошо понимала, что происходит. «Мазилы, – невольно подумалось ей. – Арьи расправились бы со всеми за один залп…»

Не поднимая головы, она повернулась к Шираму и прошептала:

– Стреляют оттуда, с горы… И оттуда… – Она указала назад. – Пропустили нас, чтобы стрелять в спину…

– Ублюдки! – прошипел Даргаш. – Не посмели вступить в честный бой! Да постигнет их участь трусов, да не удостоятся они перерождения!

«Значит, вот как», – думал Ширам, еле справляясь с охватившим его бешенством. Не ножи, которые обычно кидали накхи, прежде чем сойтись в поединке лицом к лицу, а стрелы, с которыми охотятся на зверей и рабов. «Похоже, Аршаг решил, что после позора с отравлением ему терять уже нечего…»

Усилием воли Ширам подавил вспышку гибельной ярости. Глубоко вздохнул, изгоняя намеки на любые чувства, пока внутри не осталось ничего, кроме спокойного, безжалостного холода. Лес вокруг внезапно словно озарился белым светом, наполнился шорохами, причудливо искаженными эхом. Стал виден каждый сухой лист, каждая застывшая капля воды на древесной коре. Время замедлилось. Теперь саарсан отчетливо видел, как по краю ущелья, во мраке среди деревьев бесшумно крадутся тени-невидимки. Много теней.

«Да их раз в десять больше, чем нас! И подходят все новые!»

– Я их отвлеку, а ты попробуй увести царевну, – шепотом приказал он Даргашу, вставая на ноги. – Бегите в лес…

Саарсан с тихим шорохом вытащил из-за спины свои парные мечи, готовясь к бою – вероятно, последнему.

– Аршаг, иди сюда! – закричал он. – Тебе сегодня не везет! Отравить меня не вышло! Лавина и та мимо прошла! Что ж ты меня так боишься? Ты саар или вендский грязеед?

– Ты недостоин того, чтобы тебя убили мечом! – послышалось с горы. – Ты губишь Накхаран, ты продался арьям! Ты больше не накх, Ширам! А значит, и честной смерти не заслужил. Стреляйте!

Ширам легко отбил свистнувшую стрелу. Вторую, третью… Четвертая стрела ударила ему прямо в грудь и отскочила.

– Да ты сам трус! – раздался сверху глумливый хохот. – Пошел в святое место, надев кольчугу!

– Так знал, к кому ехал! – выкрикнул саарсан, отбивая шестую стрелу. – Ты ведь тоже на обряде был в кольчуге, признайся!

– Конечно! Стреляйте! Убейте его!

Стрелы летели то справа, то слева. Седьмая, восьмая, девятая…

Ширам вскрикнул и согнулся, зашипев от боли. Сразу две стрелы вонзились в его тело: в бедро над коленом и в плечо пониже кольчуги. Даргаш, увидев, что саарсан ранен, развернулся и кинулся ему на помощь.

В тот же миг стрела воткнулась ему прямо в раненую ключицу. Даргаш упал на колено, схватился за шею и взвыл – сперва от боли, но почти сразу его вой стал совершенно нечеловеческим. Ночной воздух, только что прозрачный, как родниковая вода, помутнел. В глазах уцелевших зарябило, словно внезапно поднялась метель, да только снег все так же лежал на ветвях и склонах. А в гуще этой метели на месте коленопреклоненного накха возник косматый черный зверь.

– Волколак! – после первых мгновений заминки раздались вопли из леса. – Оборотень!

Огромный волк встряхнулся, оскалился и большими скачками понесся вверх по склону. Горный лес наполнился пронзительными криками, хрипом, хрустом хрящей и жутким рычанием. Ширам успел заметить, как ближайший к нему стрелок увернулся от прыжка волка и мигом всадил стрелу ему в холку. Но оборотень даже не заметил раны. Он метался темной молнией среди врагов, в полете выдирая куски мяса, стараясь отыскать предводителя…

– Бежим! – Пальцы Аюны вцепились саарсану в запястье. – Пока они бьются с Даргашем…

Ширам быстро огляделся. Его воины, утыканные стрелами, неподвижно лежали среди трупов лошадей на почерневшем от крови снегу. Волколак был поистине страшен – но он был один, а накхов на горе много, и убивать вендских оборотней им уже доводилось… Ширам поискал взглядом уцелевших лошадей. Нескольких подстрелили, другие отбежали в сторону. Одни хромали, наступив на «репейник», но другие казались невредимыми. По ним лучники Аршага стрелять не стали, видимо собираясь потом забрать их себе, – и это давало надежду вырваться.

– Если Даргаш выживет, он догонит нас, – торопливо говорила Аюна.

– За мной! – Ширам схватил ее за руку и кинулся к лошадям.

Вслед беглецам полетело несколько стрел, но все прошли мимо. И вскоре саарсан с невестой уже уносились прочь по знакомой Аюне горной тропе в охотничьи угодья Аршага, на заснеженные пустоши.