В 1999 году, еще во времена кассет VHS, вышел жутковатый документальный фильм — одетый во все черное Леонард Нимой, прославившийся благодаря роли Спока в «Звездном пути», зловещим голосом предсказывал будущее:

«Существует древний миф, как некогда на Земле появилась высокоразвитая цивилизация… Но этот миф обрывается внезапно — эта древняя цивилизация просто исчезла. Их великий остров исчез в морской пучине, поскольку высочайшие технологии сильно обогнали разум этих людей, их предусмотрительность и простые человеческие слабости. Этой цивилизацией, конечно же, была Атлантида.

Для нас, в 1999 году, существует серьезная проблема… Мы стоим перед глобальными трудностями в энергоснабжении, водоснабжении, спутниковой связи, здравоохранении, транспорте, доставке продуктов и других областях, крайне важных для выживания человечества. Эти трудности — прямой результат того, что человечество проглядело проблему, известную многим как проблема 2000 года. Ее корни — в миллионах строк компьютерного кода и микропроцессорах, составляющих основу технологий, от которых зависит все человечество. И все они могут отказать в кратчайший миг — между 31 декабря 1999 и 1 января 2000 года.

Сегодня мы вспоминаем судьбу Атлантиды. По мере того, как приближается 2000 год, перед нашей цивилизацией встает один главный вопрос — неужели мы позволили нашим чрезвычайно развитым технологиям обогнать способность держать инновации под контролем и, что еще важнее, предвидеть, во что они в итоге выльются?»

В конечном итоге — внимание, спойлер! — так называемая проблема-2000 не погубила цивилизацию 1 января 2000 года. Но почему? Человечество кто-то спас — или его не от чего было спасать?

В этой главе мы отложим в сторону привычные вопросы, которыми заняты большую часть времени, — вопросы, постоянно всплывающие в быту и на работе: процент отсева в школах, бездомность, болезни и все в том же духе. В этих проблемах нет ничего загадочного: мы наблюдаем их воочию и можем представить себе, насколько они распространены. В этой главе мы рассмотрим попытки упреждающего вмешательства в проблемы неотвратимые (например, ураганы), нестандартные (вроде взлома компьютерных сетей) и надуманные (скажем, уничтожение человечества враждебными новыми технологиями).

«Проблема-2000» года была, скажем так, одноразовой: новый компьютерный баг, с которым человечество не сталкивалось ни до, ни после. Джон Коскинен был одним из тех, кто занимался предотвращением наихудшего сценария. Коскинен помогал частному сектору, поднимая на ноги разорившиеся компании: с 1994 по 1997 год он возглавлял административно-бюджетное управление в составе администрации президента США. За 22 месяца до предполагаемых неприятностей, в феврале 1998 года, Коскинен принял предложение президента Клинтона и стал «главным по стране» в отношении проблемы 2000 года.

Это была заведомо неблагодарная работа, и Коскинен отлично это понимал. Если все пройдет гладко, люди скажут: «Ну и зачем было столько шума? Только зря потратили время и деньги!» А если все накроется медным тазом, отключатся коммуникации и электричество, перестанут работать светофоры, замолчат телефоны, развалится финансовая система, люди наперебой начнут спрашивать: «Ну и как зовут того, кто должен был все это предотвратить?»

У Коскинена было в распоряжении считаное количество сотрудников, а времени оставалось меньше двух лет, поэтому он понимал, что не сумеет самостоятельно исправить государственную систему. Он мог сделать лишь одно: собрать нужных людей, привлечь их к обсуждению и убедить делиться информацией. Едва заняв свой пост, он организовал 25 рабочих групп, каждая из которых представляла отдельный сектор экономики: энергетические компании, телекоммуникации, федеральные и местные органы власти, здравоохранение и так далее. Каждую группу возглавляли представители федерального агентства — к примеру, министерство транспорта работало с авиакомпаниями, железными дорогами, грузовыми перевозчиками и судоходными компаниями.

Одному из коллег Коскинена такой подход показался неверным. «Наше дело — защитить от "проблемы-2000" федеральную власть, а не всю американскую экономику», — заявил он. Коскинен ответил: «Но ты же сам прекрасно понимаешь — если федеральные структуры будут работать, но при этом 1 января отключится электричество, нас сразу же спросят: "Что вы сделали, чтобы это предотвратить?" И никого не устроит ответ, что это не наша работа».

Рабочие группы с самого начала столкнулись с трудностями. Многие корпоративные юристы опасались: если их компании будут плотно участвовать в работе, на них могут посыпаться судебные иски по обвинению в нарушении антитрестовского законодательства или обязательственные судебные претензии. Команде Коскинена пришлось срочно проводить через конгресс специальный закон, чтобы снять эти опасения. Однако постепенно группы начали работать эффективнее, без задержек делясь информацией. (Вот типичный план упреждающей работы: сначала успокойте юристов, затем спасайте цивилизацию.) Тем временем сам Коскинен понемногу начал понимать, что решает не столько техническую, сколько психологическую проблему. Паника в обществе была такой же реальной угрозой, как и сам компьютерный баг.

Задумаемся вот над чем: по данным Коскинена, в каждый конкретный момент времени в стране не работает около 2% банкоматов. Либо они неисправны, либо в них отсутствует наличность. Но 1 января 2000 года люди могут решить, что банкомат сломался из-за «проблемы-2000», и это породит страх. Люди начнут массово изымать вклады — это было одним из главных опасений: а вдруг накануне миллениума некоторые клиенты банков встревожатся, что больше не смогут снять наличность, или испугаются банковского краха? А другие клиенты наверняка задумаются: «Может, эти люди и параноики, но вдруг они снимут все деньги, и мне ничего не достанется? Сниму-ка и я свои сбережения!»

Если учитывать характерную для США систему частичного банковского резервирования (банки поддерживают лишь минимальную норму резервных активов, чтобы удовлетворить текущие потребности клиентов в наличности), то нужно не так уж много параноиков, чтобы истощить возможности финансовых учреждений. Представьте себе, какую панику может породить слух, что в банках закончились деньги! Воображаемый банковский крах вполне способен вызвать крах реальный. Насколько серьезно относилось к таким страхам правительство? Федеральная резервная система заказала эмиссию дополнительных 50 миллиардов долларов — примерно по 500 долларов на каждое американское домохозяйство.

Чем ближе был миллениум, тем больше Коскинен убеждался, что «проблема-2000» не приведет к сколько-нибудь значительным системным сбоям. В публичных выступлениях и интервью он держался спокойно и уверенно. Его беспокоила ситуация в мире: IT-системы каждой страны были — теоретически — уязвимы для «проблемы-2000», и Америка де-факто возглавила совместные международные усилия. А вдруг найдется страна, которая, отрицая «проблему-2000», доведет дело до системного коллапса? Подобный провал на глазах у всего мира вызовет истерику в прессе, и этого будет достаточно, чтобы спровоцировать в США панику… вместе со всеми проблемами, которые она вызовет.

Наступил 2000 год, и первые данные пришли из Новой Зеландии. Один американский журналист прилетел туда лично, чтобы проследить, не отключатся ли банкоматы и будут ли они принимать банковские карты. Все работало безукоризненно. (Журналисту явно было над чем подумать во время долгой дороги домой.) Коскинен и его коллеги вздохнули с облегчением.

Коскинен проводил пресс-конференции каждые четыре часа. Но в первый день нового года ничего не произошло. Почти. Японские эксперты, которые занимались мониторингом работы атомных станций, зафиксировали мелкие компьютерные сбои. Затем министерство обороны на несколько часов потеряло связь с несколькими спутниками. Остальные проблемы были мелочью: задержка с оплатой чеков, приостановленные платежи, двойные списания с кредитных карт и тому подобное.

Отрывок из отчета рабочей группы по «проблеме-2000», опубликованного несколько месяцев спустя, дает полное представление о том, как прошел этот день, начисто лишенный драматизма: «В переходную дату система предупреждения о сдвиге ветра на малых высотах LLWAS дала сбой в аэропортах Нью-Йорка, Тампы, Денвера, Атланты, Орландо, Чикаго и Сент-Луиса. Система выдала на дисплей сообщение об ошибке. Технические специалисты системы воздушного движения на местах были вынуждены перегрузить компьютеры, подключенные к LLWAS, чтобы устранить ошибку». (Сценарий «Вынужденная перезагрузка», посвященный этому событию, впоследствии даже удалось продать… за ноль долларов.)

Миллениум пришел. Цивилизация устояла. Люди опасливо возвращались в города из лесных убежищ.

Как и предсказывал Коскинен, его команда так и не дождалась признания. «Уже через сорок восемь часов после Нового года люди начали говорить: "Ну, что ж, все прошло удачно. Наверное, и проблемы-то никакой не было"», — вспоминал он.

Но, может, скептики были правы и «проблема-2000» никогда не была проблемой? Некоторые эксперты, в том числе канадский аналитик компьютерных систем Дэвид Роберт Лоблоу, с самого начала утверждали: самолеты не посыплются с неба, лифты не рухнут, правительства не падут. 2000 год наступит скучно и буднично, как всегда.

Это предсказание сбылось, и Лоблоу не смог не отпраздновать свою победу. Уже 6 января 2000 года он опубликовал в газете Globe and Mail статью под названием «Вас одурачили. А я предупреждал!». Лоблоу писал: «Строго говоря, систем, которые зависят от календарного года, совсем немного. В их числе, к примеру, контроль систем водоснабжения и воздушного трафика — они и вызвали массовую истерию».

Многие руководители IT-сферы, принимавшие участие в решении «проблемы-2000», до сих пор злятся, если слышат, что это было «надувательство». «Ничего не случилось именно потому, что люди подняли шум и проделали большую работу», — говорит Мартин Томас, работавший над «проблемой-2000» в Великобритании как консультант и зарубежный партнер компании, которая в те времена называлась Deloitte & Touche. Он считает, что «проблема-2000» — катастрофа, которой едва удалось избежать благодаря массовой мобилизации человеческих сил и способностей по всему миру.

Кто же прав? Трудно сказать. Лично я считаю, что определение «катастрофа, которой едва удалось избежать» ближе к истине, чем «глобальное надувательство». Неопределенность — самый сложный аспект упреждающих действий, особенно в ситуациях, когда занимаешься совершенно новой проблемой. В трудностях, возникающих регулярно, неопределенности куда меньше. Если в течение пяти лет школу ежегодно бросали 500 старшеклассников, а после внедрения новой программы этот показатель снизился до 400, вы можете — в общем и целом — быть уверены, что сумели изменить ситуацию к лучшему. Но у «проблемы-2000» вырисовывалась лишь одна критическая точка — 1 января 2000 года. И она не стала таковой на деле — благодаря то ли везению, то ли тщательной подготовке.

***

В случае с «проблемой-2000» мы готовились к катастрофе. Когда она не наступила, задались вопросом, так ли нужны были все эти приготовления. Теперь рассмотрим противоположный сценарий: вы готовитесь к катаклизму и он обрушивается на вас со всей своей мощью, несмотря на все приготовления. Решите ли вы, что не справились с подготовкой? Или будете уверены, что все обернулось бы куда хуже, если бы не ваши усилия?

Такой сценарий имел место и в реальности. В начале 2004 года два специалиста по прогнозированию катастроф встретились в Вашингтоне, чтобы побеседовать. Это были Маду Беривал, основательница и генеральный директор Innovative Emergency Management (IEM), частной компании, помогающей государству прогнозировать катаклизмы и предотвращать их последствия, и Эрик Толберт, один из руководителей Федерального агентства по управлению в чрезвычайных ситуациях (FEMA). Во время беседы Беривал спросила Толберта: «Какая из возможных катастроф по-настоящему вас пугает?» Толберт ответил: «Мощный ураган в Новом Орлеане».

Страхи экспертов были вызваны географическими особенностями Нового Орлеана. Город находится ниже уровня моря, между двумя дамбами, сдерживающими воды реки Миссисипи и озера Пончартрейн. Представьте себе город, построенный на донышке миски. Если плотины рухнут, вода хлынет внутрь города, и ей некуда будет уходить.

В первые годы после трагедии 11 сентября деятельность FEMA была сосредоточена в основном на предотвращении терактов, однако Толберт изо всех сил старался лоббировать финансирование плана противостояния природным катаклизмам. Когда в 2004 году на эти цели было выделено несколько миллионов долларов, компания Беривал IEM получила контракт на 800 тысяч долларов под обязательство создать план защиты от урагана для Нового Орлеана и соседних населенных пунктов.

IEM разработала предварительный план с головокружительной скоростью: весь процесс занял 53 дня, гораздо меньше, чем в обычной ситуации. Сезон ураганов приближался. В июле 2004 года IEM пригласила на недельное совещание в Батон-Руж 300 человек, чье участие в программе было необходимо: представителей FEMA, более 20 государственных учреждений Луизианы, 13 округов, Национальной метеорологической службы, около полутора десятков федеральных агентств, волонтерских организаций, а также учреждений штатов Миссисипи и Алабама (нужно «взять проблему в окружение», помните?). Им предстояло сразиться с ураганом «Пэм» — но не настоящим, а рожденным фантазией экспертов IEM.

«Зародившись в Атлантическом океане, ураган "Пэм" нанес удар по побережьям Пуэрто-Рико, Гаити и Кубы. Ураган крепнет, продвигаясь над теплыми водами Мексиканского залива» — так описывают ураган-симулятор Кристофер Купер и Роберт Блок в своей книге «Катастрофа: ураган "Катрина" и провал национальной безопасности» (Disaster: Hurricane Katrina and the Failure of Homeland Security), ценнейшем источнике информации о противостоянии «Катрине». Читаем далее:

«Хотя времени на то, чтобы покинуть город, было достаточно, многие жители прибрежных районов остались в своих домах. Как и было предсказано, ураган быстро добрался до небольшого островного городка Гранд-Айл в штате Луизиана, стер его с лица земли и двинулся на Новый Орлеан. Ураган прошел вверх по реке около 60 миль, разрушая все на своем пути. Дойдя до Нового Орлеана, ураган вызвал настоящий шторм на озере Пончартрейн, закрутив его, словно чай в чашке, и обрушив на город. Солоноватые воды озера залили улицы. Глубина воды доходила до 6 метров. Когда ураган ушел, город лежал в руинах».

Во время работы с симулятором урагана в Батон-Руж участники реагировали на происходящее в режиме реального времени, разбившись на подгруппы по направлениям: поисково-спасательные работы, отвод воды, временное размещение пострадавших, сортировочные пункты и так далее.

Один из главных организаторов тренировочного симулятора «Ураган "Пэм"» полковник Майкл Браун строго указал участникам тренинга «не пользоваться никакими волшебными палочками». (Кстати, Пэм — имя жены Брауна: именно в ее честь назвали «тренировочный» ураган.) Об этом также писали Купер и Блок:

«Если для работ требовалось 300 лодок, участники должны были указать, где они их возьмут, а не просто вообразить, что они существуют. Если для доставки генераторов в Новый Орлеан требовалось 15 полугусеничных тягачей, нужно было понять, где их взять, или хотя бы предположить, где они могут быть». Авторы приводят слова Беривал: «Участники должны были составить план действий с использованием ресурсов, которые находились в их распоряжении или могли быть оперативно привлечены. Они не имели права фантазировать, что тысяча вертолетов прилетят из ниоткуда и сделают всю работу».

После недельной тяжелой, но захватывающей борьбы с ураганом «Пэм» группа составила несколько планов на случай чрезвычайной ситуации — в чем-то подробных, а в чем-то едва очерченных. Это было начало.

Спустя 13 месяцев после «тренировочного» урагана, в конце августа 2005 года, на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина». А спустя пять месяцев после «Катрины», выступая перед сенатской комиссией, Беривал показала таблицу, где симулятор сравнивался с реальностью:

Согласитесь, удивительное сходство. Но в этом случае невозможно не задаться вопросом: что, черт возьми, произошло? Как можно было собрать всех нужных людей, проработать с ними совершенно реалистичный сценарий… а через год, когда случилась настоящая катастрофа, проиграть по всем фронтам?

Впрочем, «проиграть» — недостаточно сильное слово. Противостояние «Катрине» стало национальным позором. Журналист Скотт Голд так описывает временный центр размещения, организованный на стадионе «Супердоум»:

«Двухлетняя девочка спит в луже мочи. Уборная засыпана битыми склянками. Вокруг торговых автоматов, разбитых подростками, стены измазаны кровью. "Супердоум" в Луизиане, некогда великолепный образец архитектурного искусства, к понедельнику, когда ожидалось прибытие "Катрины", стал самым большим укрытием от непогоды. Здесь нашли приют 16 тысяч человек. А к среде здесь уже царили ужас и мрак… "Мы мочимся на пол. Мы превратились в животных", — говорит 25-летняя Таффани Смит, укачивая своего трехмесячного сына Терри. В правой руке у нее — наполовину опустевшая бутылка с молочной смесью: спасибо спасателям. Принадлежности для ухода за младенцами заканчиваются. По словам одной из матерей, ей выдали два памперса и велели почистить их, когда они испачкаются, и использовать еще раз».

Простите, но сейчас я буду вынужден испытать ваше терпение и попросить оценить два противоположных утверждения, каждое из которых может оказаться истиной. Первое: помощь людям, застрявшим в Новом Орлеане при катаклизме, была организована из рук вон плохо. И второе: планы, составленные благодаря урагану-симуляции «Пэм», позволили спасти тысячи жизней. То есть «Катрина» стала катастрофой, но все могло обернуться куда хуже.

В таблице, которую Беривал предъявила сенату, было еще две строки. В них — два ключевых отличия симуляции («Пэм») и реальности («Катрина»). Вот они:

В 2019 году, вспоминая об урагане «Пэм», Беривал заметила: «Мы предсказали последствия почти с научной точностью. Лишь одно мы указали неверно — число погибших. По нашим расчетам, погибнуть должно было более 60 тысяч человек. Но погибло лишь 1700, хотя это, конечно, тоже ужасно. Этим мы обязаны реверсивному движению». (В докладе для сенатской комиссии Беривал говорила о 1100 погибших, а в последующих выступлениях — о 1700, поскольку с момента заседания сената число жертв выросло за счет пропавших без вести, которых спасатели обнаружили мертвыми.)

Реверсивное движение вводится на дороге в чрезвычайных ситуациях: все полосы крупных шоссе временно переключаются на движение только в одну сторону. В теории звучит разумно: в случае катастрофы люди должны двигаться подальше от места, где она разразилась. Но представляете ли вы, насколько трудно развернуть движение на федеральной автостраде? Каждую «неправильную» развязку следует заблокировать и обеспечить контроль. Нужно как можно шире проинформировать население об изменениях в движении. Экипажи быстрого реагирования должны быть готовы мгновенно убрать с пути сломавшуюся или забуксовавшую машину, чтобы не случилось чудовищной пробки. А что делать, когда шоссе доходит до границы штата и в соседнем штате реверсивное движение еще не введено? Все это может показаться мелкими логистическими деталями, но помните: по мнению Беривал, лишь благодаря реверсивному движению 1700 жертв «Катрины» не превратились в 60 тысяч. Каждая мелочь была жизненно важна.

Новый Орлеан экспериментировал с реверсивным движением годом ранее, во время урагана «Иван» — не такого мощного, как «Катрина». Он обрушился на юго-восточное побережье США, когда после учений на примере урагана «Пэм» прошло меньше двух месяцев. И это было полное фиаско. Шоссе мгновенно встали в мертвых пробках. Некоторые водители вынуждены были провести на эстакадах по 12 часов. А затем «Иван» ушел на восток, обойдя Новый Орлеан. Если бы этого не случилось, тысячи водителей на федеральных автострадах, превращенных в гигантские стоянки, были бы вынуждены, бросив машины, искать убежища.

В ходе учений с «Пэм» и спасательных работ во время урагана «Иван» штат полностью пересмотрел планирование реверсивного движения. Один из ключевых уроков — более плотное взаимодействие с властями соседних штатов и более эффективная коммуникация с населением. Перед ураганом «Катрина» Красный Крест напечатал и раздал жителям 1,5 миллиона карт, на которых было подробно показано, как именно организовано движение. Были и более мелкие улучшения. Так, во время урагана «Иван» водители часто останавливались рядом с полицейскими и донимали их пустяковыми вопросами. Полицейские, в свою очередь, стремились помочь беженцам и подробно им отвечали. Но из-за этого возникали заторы и даже пробки. К моменту, когда разразилась «Катрина», полицейские уже получили четкие инструкции: никаких ответов на вопросы, просто велите всем ехать вперед, да побыстрее!

В субботу, 27 августа 2005 года, когда ураган «Катрина» уже бушевал над Мексиканским заливом, угрожая Новому Орлеану, губернатор Луизианы Кэтлин Бланко в 16:00 отдала указание задействовать реверсивное движение. Оно продолжалось 25 часов без перерыва, затем было остановлено. Обстановка на дорогах была куда лучше, чем во время урагана «Иван»: путь до Батон-Руж отнимал не более трех часов (в обычных обстоятельствах — час), при этом уровень загруженности дорог был почти на 70% выше, чем во время самых жутких пробок. Но поток двигался без остановок. Из города эвакуировалось в общей сложности 1,2 миллиона человек — без значительных задержек.

Симулятор урагана «Пэм» — идеальный пример, как сделать шаг вперед: организаторы собрали нужных людей для обсуждения правильно поставленных вопросов, не дожидаясь появления проблем. «Главное, что сами мы знаем: мы изменили ситуацию к лучшему, — утверждает Ивор ван Херден, бывший заместитель директора Центра исследования ураганов Университета Луизианы, участвовавший в совещании по "тренировочному" урагану. — Мы спасли тысячи жизней».

Да, идея была правильной. Увы, ключевые участники собрались вместе лишь однажды, на учениях. А одной тренировки, даже самой эффективной и умело организованной, недостаточно, чтобы подготовиться к катастрофе. Компания IEM, создавшая «тренировочный» ураган, собиралась провести в 2005 году множество дополнительных тренингов и продолжить работу над планом противодействия катаклизмам. «Увы, из отвратительного мелочного стремления к экономии агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях отменило большую часть встреч по итогам тренинга, запланированных на 2005 год, — пишут авторы "Катастрофы". — По их словам, у агентства не было денег, чтобы оплатить сотрудникам транспортные расходы для участия в мероприятиях. Как заявило агентство, недостающая сумма равнялась 15 тысячам долларов».

Да, руководство FEMA отказалось потратить 15 тысяч долларов. И в результате конгрессу пришлось выделить более 62 миллиардов долларов на восстановительные работы в районах, пострадавших от «Катрины». Это замечательно иллюстрирует всеобщее заблуждение, связанное с реагирующими действиями. Давайте смотреть правде в глаза: никакие приготовления не спасли бы побережье Мексиканского залива от разрушений, вызванных ураганом категории 5. Но в голове не укладывается соотношение: мы пытаемся сэкономить тысячи или миллионы, когда на кону миллиарды. Подготовка к масштабной чрезвычайной ситуации требует практики. Это на бумаге все выглядит просто. А на деле все усложняется тем, что подобного рода практические упражнения противоречат инстинкту отрицания — тому самому туннельному мышлению, которое мы разбирали ранее. Организациям постоянно приходится иметь дело с неотложными краткосрочными проблемами. Подготовка к проблемам, существующим лишь в теории, — дело несрочное. В результате привлечь людей к этой подготовке не так-то просто, а привлечь финансирование — почти нереально. Трудно убедить людей сотрудничать, пока к этому не вынуждает суровая необходимость.

Один из способов преодолеть сложившееся предубеждение — что надо реагировать лишь на случившиеся неприятности, — выработать необходимые привычки. К примеру, руководители IT-отрасли знают не понаслышке: их собственные коллеги часто становятся слабым звеном в вопросах сетевой безопасности. Фишинговые схемы, когда при помощи мошеннических писем людей вынуждают делиться персональными данными (номерами кредитных карт, паролями и так далее), в наше время стали обычным явлением. Согласно ежегодному докладу о сетевой безопасности американской телекоммуникационной компании Verizon за 2019 год, 32% взломов сетей — результат фишинга. Руководители компаний иногда даже с нешуточным рвением рассылают сотрудникам фальшивые фишинговые письма, рассчитывая таким образом научить их грамотно реагировать на реальную угрозу. (Примета времени: даже мошенничество может быть фальшивым.)

Дон Рингельштейн, директор школьного округа №129 на западе города Орора (штат Иллинойс), очень тревожился из-за проблемы фишинга. Он решил воспользоваться бесплатной пробной версией программы от компании KnowBe4. В январе 2017 года он отправил первое фальшивое фишинговое письмо сотрудникам школ округа. В письме был указан странный адрес отправителя — сотрудники точно его не знали. А в тексте говорилось: несколькими днями ранее была зафиксирована попытка взлома сети, так что, пожалуйста, пройдите по указанной ссылке, чтобы сменить пароль. Рингельштейн часто предупреждал сотрудников об опасности подобных схем и был убежден, что большинство из них сумеют распознать мошенничество. Но в результате 29% из них кликнули на ссылку.

«Конечно, я удивился. А еще запаниковал», — вспоминает он. Для школ проблема фишинга особенно серьезна: мошенники могут получить доступ не только к финансовой информации, но и к личным данным учащихся. Как утверждают специалисты из ФБР и других служб, в подобном случае воры могут годами использовать личную информацию школьников (например, для открытия счетов), а сам ребенок еще долго не узнает, что у него проблемы.

«Мы не можем блокировать подобные рассылки с помощью специального оборудования — его просто нет, — говорит Рингельштейн. — Поэтому лучший способ борьбы с фишингом — вернее, даже единственный — это научить сотрудников правильно себя вести».

Он начал сочинять письма, всячески завлекая коллег нажимать на ссылки: «Бесплатная подписка на Amazon Prime, только для вас — кликните здесь!», «Бесплатный купон в Starbucks — скорее скачайте его!», «У вас на транспондере E-ZPass большой долг по дорожной пошлине — кликните, чтобы оплатить!». На ссылку в последнем письме кликнули 27% — обескураживающий результат, особенно если учесть, что в Иллинойсе не пользуются транспондерами этой системы. (Предложи Рингельштейн педагогам «практикантов-помощников для проверки ученических работ», по ссылке наверняка бы прошли 9 человек из 10.)

Когда кто-то из сотрудников нажимал на ссылку, на экране перед ним тут же появлялось окно с текстом — основными принципами сетевой безопасности. Рингельштейн мог контролировать, кто именно нажимает на ссылки, и вскоре ему стало ясно, что некоторые сотрудники обладают воистину безграничным запасом доверчивости. Они упрямо ходили по ссылкам даже в самых неубедительных письмах. Рингельштейн начал сам ездить в школы, где работали эти люди, и вежливо предлагать персональные занятия по компьютерной безопасности.

Больше двух лет Рингельштейн проверял и обучал сотрудников. Со временем они привыкли относиться к сетевым посланиям с осторожностью. Чудовищный показатель 29% адресатов, прошедших по ссылкам (первое письмо), снизился до 5% (последние письма).

Несомненно, это прогресс. И хорошо было бы увидеть такой же прогресс во всех сферах жизни. Нужно не только добиться, чтобы школьные работники не поддавались соблазну получить лишний (фальшивый) купон в Starbucks, но и научить их распознавать мошенничество под любой маской. Если, к примеру, в одной из школ на западе Авроры раздастся подозрительный телефонный звонок и неизвестный попросит учителя поделиться личной информацией, тот будет настороже, несмотря на иную форму коммуникации. По крайней мере так надеется Рингельштейн.

Для подготовки к чрезвычайной ситуации такой подход тоже годится. Моделирование стихийного бедствия — это не совсем точное прогнозирование, как будет выглядеть катастрофа, наши представления о ней всегда приблизительны. Все, кого так или иначе может коснуться чрезвычайная ситуация, должны иметь возможность попрактиковаться. Практикуясь, заинтересованные люди получают знания и навыки, полезные при любом катаклизме. Вы всегда будете знать, куда бежать, что делать, где взять необходимые ресурсы, каковы взаимосвязи внутри системы. Один из моих собеседников участвовал в учебном мероприятии, организованном для жителей района. Он очень емко выразил свою мысль: «Во время катастрофы вам будет некогда обмениваться визитками».

Любые попытки подготовиться к слабо предсказуемым или маловероятным катаклизмам (вроде «проблемы-2000» или урагана) раскладываются на знакомые нам шаги. Власти собирают нужных людей и координируют их. Люди избавляются от туннельного мышления и берут проблему в окружение. Они вносят исправления в систему — к примеру, улучшая систему реверсивного движения, — и таким образом готовят себя к следующей катастрофе.

Но сейчас мы зададимся еще более трудным вопросом. Что, если эффективной подготовки недостаточно, чтобы справиться с бедой? Если для того, чтобы избежать катастрофы, требуется совершенство?

Вспомним о сотрудниках школ округа, которым руководил Рингельштейн. Сначала они нажимали подозрительные ссылки в 29% случаях, демонстрируя поразительную легковерность. Но после обучения число кликов упало до 5%. Удивительные перемены — с точки зрения человеческого поведения. Но достаточно ли этого? «Обучение бесполезно, когда безопасность системы зависит от самого слабого звена», — говорит Брюс Шнайер, эксперт по компьютерной безопасности, рассуждая о защите от взломов. Поясним: если бы хакеры решили взломать компьютерную сеть одной из школ округа №129 в Ороре (или любого другого учреждения), разница между 29 и 5% не имела бы никакого значения. Для успешного взлома достаточно одной открытой двери — иными словами, одного доверчивого сотрудника, готового нажать на любую ссылку.

Ник Бостром, шведский философ, читающий лекции в Оксфордском университете, рассуждает так: человечество в результате технологического прогресса сделалось крайне уязвимым, оказавшись в ситуации, когда судьба каждого может зависеть от одной-единственной ошибки, одного-единственного неквалифицированного исполнителя. Беда в том, что люди жаждут все новых и новых чудес техники, не задумываясь о последствиях. Ученые и специалисты по технологиям торопятся сделать следующий шаг, вместо чтобы спросить себя: «А нужно ли изобретать эту штуку?» Если «эту штуку» можно изобрести, ее изобретут. Любопытство, амбиции, конкуренция постоянно гонят людей вперед. Инновации — это конструкция с одной лишь педалью газа, начисто лишенная тормозов.

Иногда изобретения имеют бесспорную ценность — как, например, антибиотики или вакцина от оспы. В других случаях все не так однозначно: вспомним о ружьях, автомобилях, кондиционерах, твиттере. Мы никогда не знаем, чего будет больше в очередной новинке — добра или зла. Мы вслепую идем вперед — и наталкиваемся на последствия.

Этот путь на ощупь Бостром описал при помощи наглядной аналогии. Представим себе, что человечество время от времени вслепую вытаскивает шары из гигантской урны. Эти шары — новые изобретения и технологии. В урне есть белые шары — безусловно, полезные технологии вроде антибиотиков. Но есть и серые шары — изобретения, в которых польза и вред затейливо перемешаны. Самое важное, что мы, шаря в урне, не знаем, шар какого цвета вытащим следующим. Нас просто к ним непреодолимо тянет. Но что, если следующий шар принесет с собой катастрофу? В статье «Гипотеза уязвимого мира» Бостром размышляет, нет ли в урне черного шара — технологии, которая уничтожит цивилизацию, вызвавшую ее к жизни.

Мы пока не вытащили черный шар, говорит Бостром. Почему? «Не потому, что были особенно осторожными или аккуратными в своем подходе к технологиям. Нам просто пока везет… Наша цивилизация хорошо умеет вытаскивать шары, но засунуть их обратно невозможно. Мы умеем изобретать, но не в состоянии отменять изобретения. Наша стратегия заключается в надежде на то, что черного шара не существует».

Идея черного шара — технологии, способной уничтожить цивилизацию, — может показаться абсурдом, ненаучной фантастикой. А между тем в ней нет никакого преувеличения. Как утверждает Бостром, цивилизация окажется под угрозой, если вытащит шар, означающий, что технология массового уничтожения окажется в руках у небольшой группы людей. Грубо говоря, это сценарий «ИГИЛ с ядерным оружием». Для него необходимы лишь два элемента: группа, желающая массового уничтожения, и технология, которая сделает это массовое уничтожение доступным для любого желающего. Вряд ли кто-нибудь сомневается, что первое условие уже выполнено. Бесчисленные террористические группировки, «школьные стрелки» и серийные убийцы — убедительное тому доказательство.

Что касается второго условия — доступного оружия массового поражения — Бостром предлагает: представьте себе альтернативную реальность, где изготовление ядерного оружия не требует научных ухищрений и ресурсов целых государств. Скажем, существует «какой-то простой способ высвободить энергию атомов — к примеру, просто пропустив электрическое напряжение сквозь металлический объект, расположенный между двумя стеклами». Если бы человечество смогло собрать атомную бомбу при помощи хлама из супермаркета, это, несомненно, имело бы самые чудовищные последствия. То, что создание ядерного оружия требует огромных научных знаний, средств и ресурсов, — может быть, самая большая удача, выпавшая на долю человечества.

По мнению Бострома, нет никаких гарантий, что в будущем удача будет к нам столь же благосклонна. Уже сегодня существуют «ДНК-принтеры», на которых компании могут быстро и дешево печатать цепочки ДНК для исследовательских целей. Представьте, что однажды такой «принтер» можно будет поставить у себя дома — к примеру, для получения персонализированных, генетически ориентированных медицинских услуг, — и некто сумеет создать на нем копию вируса «испанки» 1918 года. Один индивидуум сможет уничтожить все человечество.

Эта глава начинается со слов Леонарда Нимоя: «Сегодня мы вспоминаем судьбу Атлантиды. По мере того, как приближается 2000 год, перед нашей цивилизацией встает один главный вопрос — неужели мы позволили нашим чрезвычайно развитым технологиям обогнать способность держать инновации под контролем и, что еще важнее, предвидеть, во что они в итоге выльются?»

Честно говоря, когда я впервые увидел этот фильм с его дурацким фальшивым пафосом, то просто посмеялся. Но сегодня мне совсем не смешно. Возможно, Спок был прав.

Есть такое понятие — «саморазрушающееся пророчество» (в противоположность самосбывающемуся), когда само предсказание не позволяет случиться тому, о чем оно сообщает. Что, если именно тревога цыпленка из сказки — «Небо падает!» — помешала ему упасть? «Проблема-2000» — пример саморазрушающегося пророчества. Предупреждение, что небо может упасть, вызвало ответные действия, которые не допустили этого. Возможно, главное, что требуется нашей цивилизации, — это целое поколение таких цыплят. Не конспирологов, которые при помощи ненависти продают нам золото и витамины. Не дельцов, которые, запугивая и накручивая потенциальных клиентов, пытаются заработать на консалтинговых услугах. Нам нужны такие люди, как Бостром, основавший Институт будущего человечества, чтобы подогреть интерес общества к изучению риска глобальных катастроф и наших долгосрочных перспектив как биологического вида. Такие, как компьютерный гуру Шнайер, чьи слова про «слабое звено» я уже цитировал выше: его книгу «Кликни мышкой и убей всех» (Click Here to Kill Everybody) должен прочесть каждый, кто занимается разработкой правил и нормативов в сфере сетевых технологий.

Быть может, нам стоит выстроить систему, которая поможет нам действовать, основываясь на предсказаниях таких беспокойных «цыплят». Нужно ли давать каждому жителю Земли доступ к ДНК-принтеру? За кем должно остаться право принимать решение по этому вопросу — за компаниями, производящими такие принтеры? И если решать не им, то кому?

Хотите верьте, хотите нет, но у человечества уже есть модель, на которую можно опираться. В 1950–1960-х годах самые разные люди по всему миру были едины в своем отношении к неявной угрозе, исходившей от науки. К какой именно угрозе? К возможности привезти на Землю потенциально опасную внеземную жизнь из-за полетов в космос. «Тысячи обеспокоенных граждан писали письма в NASA, страшась лунных микробов», — пишет Майкл Мельтцер в своей потрясающей книге «Столкновение биосфер» (When Biospheres Collide).

Сейчас, с высоты наших сегодняшних знаний — и наших представлений о собственной непогрешимости — эти страхи вызывают лишь снисходительную усмешку. Но тогда это не казалось смешным. Человечество не имело ни малейшего представления, что его ждет на Луне. А страх за существование цивилизации витал в воздухе. Это было время холодной войны, ядерных убежищ, биологических средств ведения войны, Карибского кризиса и учебных тревог в американских школах. (Страхи подогревал и бестселлер Майкла Крайтона «Штамм "Андромеда"», вышедший в 1969 году, за несколько месяцев до первого полета человека на Луну. В нем как раз шла речь о враждебном инопланетном организме, занесенном на Землю упавшим спутником.)

В 1950-х, еще до того, как Советский Союз запустил первый искусственный спутник Земли, некоторые ученые начали во всеуслышание предупреждать об опасности в процессе космических исследований занести на планету какую-нибудь внеземную заразу. Среди них были биолог Дж. Б. С. Холдейн, нобелевские лауреаты Мелвин Кальвин и Джошуа Ледерберг. Ученые напоминали, что заражение может как «прямым», так и «обратным». Можно, как в случае с вымышленным штаммом «Андромеда», притащить к землянам инопланетную заразу на корабле, вернувшемся из космоса. Но и земляне, в свою очередь, могут стать источником заражения для других планет, если привезут с собой земные бациллы. (Тут мы, конечно, делаем сразу несколько шагов вперед.)

Благодаря интересу к этой теме появилась новая научная область, которую Ледерберг назвал экзобиологией (сейчас она носит другое название — астробиология). «Экзобиология оказала огромное влияние на разработку методов освоения космоса, — пишет астробиолог из Колумбийского университета Калеб Скарф в статье для журнала Nautilus. — Были разработаны строгие протоколы очистки космического корабля и прохождения карантина, чтобы гарантированно уничтожить все, что привезено из космоса. В NASA были созданы чистые комнаты, где техники мыли и кипятили оборудование, прежде чем уложить и опечатать его для запуска. Ученые взялись за работу и спешно рассчитали допустимые риски заражения других миров».

Когда астронавты на корабле «Аполлон-11» вернулись на Землю с Луны, их тут же отправили в карантин. При этом большинство ученых полагали, что на Луне не может быть жизни. Вряд ли астронавты могли притащить с Луны смертоносных лунных паразитов. Но, к чести ученых, они беспокоились на всякий случай. Зачем полагаться на авось в вопросах жизни и смерти, если космические путешествия — область неизведанного? Ученые задействовали строжайшие протоколы, чтобы защититься от крайне маловероятных рисков. Никто не вынуждал к этому человечество — мы взялись за это добровольно. Возможно, это были первые младенческие «шаги вперед», первые шаги к коллективному решению проблем, угрожающих цивилизации. Проблем, с которыми мы можем столкнуться в будущем.

За своевременное выполнение вышеупомянутых процедур отвечал специальный человек NASA. Эта должность существует до сих пор и называется «специалист планетарной защиты» (раньше — «специалист планетарного карантина»). Эта должность существует и сегодня. В 2019-м ее занимала Лиза Пратт. Одна из ее предшественниц, Кэтрин Конли, рассказала мне удивительную вещь о цели своей работы: «Насколько я понимаю, планетарная защита — первый случай в человеческой истории, когда человечество как вид решило предотвратить вред раньше, чем сумело его причинить».

Надеюсь, будут и другие случаи.