Факты нашей биографии не меняются. Дядюшка этой пациентки и его эксгибиционистское поведение, вмешательство ее тети, слова, в которые она облекла свой совет, присутствие матриархальной фигуры, размеры деревенского дома и продолжительность праздничных встреч, – все это констатация фактов. Факт в принципе – это нечто объективное и поддающееся перепроверке, как заметил бы Холмс своей Аниме – славному, преданному Ватсону. Зато наша интерпретация фактов абсолютно субъективна, это нестабильный процесс, который постоянно меняется, принимая ту форму, которую придает ему наше воображение и культурный фон. Анализ содержания психики – это не столько исследование фактов (чтобы их установить, не надо много времени), сколько выявление того, какой смысл видит в них человек, какую придает им форму, как искажает их и перекраивает.

Пациент приходит на первую сессию и рассказывает о себе. Из его истории можно извлечь набор фактов, вкратце выглядящий так:

Эти пять фактов были установлены на первой сессии. Хотя этот мужчина был одним из самых рациональных и «держащихся за факты» людей из всех, кого я когда-либо встречала, то, как его «факты» вязались друг с другом, наверняка насторожило бы детектива. Рассказчик неизбежно использует прилагательные и наречия, высказывает суждения, включает чувства, аналогии и метафоры и дополняет факты вымыслом. Другими словами, у него есть угол зрения на факты и их интерпретации. Если к фактам добавить субъективный взгляд, то рассказ, услышанный мной на первой сессии, выглядит так:

Нарратив продолжал разворачиваться, несмотря на то, что развод как факт состоялся, как это и было озвучено на первой сессии. Через год терапии история усложняется, приобретая новые слои и сюжетные повороты.

Вновь возникающие смыслы изменяют даже его воспоминания. В начале терапии самым трудным для него казалось спать одному и быть лишенным сексуальных удовольствий. После двух лет терапии он говорит: «С самого начала наиболее трудной задачей для меня было научиться быть хорошим отцом своим детям». Его сегодняшнее восприятие своих прошлых эмоций изменилось под воздействием эмоций, возникающих сейчас. Настоящее всегда окрашивает прошлое. То, что раньше было суровым испытанием, теперь доставляет радость. Два года назад отцовство переживалось как отрицательный опыт, а сегодня это приятная обязанность. Даже история развода уже не видится как история неудачи. «Развод сблизил меня с детьми, – говорит он. – В результате я стал более хорошим человеком». В последующие годы полностью исчезло желание, чтобы бывшая жена вернулась домой. Его представление о хорошем завершении этой истории больше не предполагало ее возвращения. Наоборот, он создал другую историю своего прошлого, которая в значительной мере определила его будущее.

Жизненные факты имеют траекторию, похожую на двоичную систему, где существует только две возможности: событие или случилось (величина, равная единице), или не случилось (нулевая величина). Нарратив же, напротив, имеет бесконечно много возможностей для интерпретации и может двигаться в любом направлении, напоминая больше гипертекст, чем прямую линию на бумаге. Задача воображения при этом – стать носителем такого текста, ежедневно обновляя и состыковывая его с проявлениями нашей идентичности. Человек может и должен прийти к новым, правильным по его ощущениям интерпретациям, к новым осмысленным ссылкам. Это постоянный процесс, поэтому развитие воображения играет решающую роль для качественной внутренней жизни.

Сартр был категорически убежден, что этот творческий процесс – основа человеческой свободы. Мы всегда имеем свободу интерпретировать свою ситуацию и выбираем, кем быть – трусом или героем. Другие предложили свои формулировки. Школьный друг Сартра Поль Рикёр¹¹ с феноменологической точностью исследовал размерность времени в структуре нарратива человека, используя академическую терминологию. Сначала у меня присутствует смутное чувство, кем я хочу быть, я нахожусь в ожидании своей идентичности (прообраз, по Рикёру), потому я играю роль в соответствии с Персоной, которую я создал (конфигурация). Всякий раз, когда я объясняю, кто я есть, я заново интерпретирую каждый из этих временны´х элементов (рефигурация). Марсель Пруст в своем романе «В поисках утраченного времени» выразил те же идеи, добавив к временному измерению измерение пространственное. Его персонажи (например, Сван) в деревеньке Комбре выглядят иначе, чем в парижском обществе. Пруст показывает, как наша Персона меняется в зависимости от нашего местонахождения. Перемена места – это не только передвижение в пространстве, но и изменение нашего бытия, поскольку мы становимся другим человеком – человеком, соответствующим месту, в котором мы находимся. Точно так же и время неизбежно модифицирует наше восприятие былых историй. Поэтому нельзя считать, что время просто проходит: оно трансформирует то, через что проходит.

Когда факты становятся основной частью нарратива, такого, который будет разворачиваться до нашего последнего вздоха, они обретают смысл. Мерцание множественных смыслов составляет природу психологической жизнеспособности. Эта живая энергия утрачивается при попытке втиснуть ее в узкие рамки какого-либо жанра (история болезни, письменные показания в юриспруденции или всеохватный нарратив об искуплении грехов в загробной жизни). Такое насилие над нарративом лишает его свойственной ему утонченности.

Богатство воображения – лучшее лекарство от отчаяния. «Кем я буду, прежде чем умру? Мне нужно вообразить что-то, какой-нибудь интересный миф» – в этом, возможно, и состоит важнейшая задача для выживания души.