Вид автономии, достижимый для среднего человека, можно описать не только позитивно – как идеал свободы, но и негативно – как стремление избежать всего, что любовью не является. Это еще один случай, когда via negativa (путь через негативное, «от противного») может быть единственной дорогой. Точно так же, как невозможно в абсолютных терминах установить, что такое здоровая психика, мы не можем дать исчерпывающего определения любви. Мы с большой долей уверенности можем сказать, что ею не является, и это дает нам направление. Это не какое-то небывалое место, это путь (via), где можно знать только, чему стоит сказать «нет» (negativa). На этой тропе вы чувствуете, где находятся капканы, что уже немало. Человек, идущий via negativa, ощущает деструктивность устаревших психологических паттернов. Избегание может принимать разные формы. Ловушки, пропасти, отравленные воды и скрытые капканы являются очень полезными ориентирами на карте; они показывают, куда идти не надо. Феминизм, например, похож на такую карту. Традиционные патриархальные устои изначально были (и все еще могут быть при правильных обстоятельствах) справедливой сделкой, основанной на представлении о любви между мужчиной и женщиной, которое имело долгую историю. Одна сторона берет на себя заботу о детях/доме/семье и социальной сфере, пока другая сторона зарабатывает деньги. Эта сделка может быть справедливой, как и любой другой контракт, если оба пола участвуют в ней по собственному желанию. Однако ее справедливость нарушается, если стороны оказываются не поровну наделены властью. Если жена не хочет или не может взрослеть (потому что существуют ограничения, наложенные законом, традициями или религией), то отношения сводятся к схеме «родитель/ребенок». Считается, что женщина в обмен на заботу должна покориться власти своего мужа (или брата, дяди, сына, отчима). Муж связан ролью добытчика и кормильца не только по отношению к детям, но также и к своей совершеннолетней супруге. Его любовь ощущается как ответственность, в то время как любовь подчиненной ему жены воспринимается как послушание. Это, как мы можем видеть, любовью не является.

Даже в постфеминистских культурах находится достаточно желающих вступить в отношения, которые считаются хорошей традиционной сделкой между мужчиной и женщиной, которые полагают, что любят друг друга. Проблема может возникнуть не из-за самой сделки, а из-за неосознанной потребности жены в зависимости (не в любви), встречающей бессознательную потребность мужа в контроле (не в любви). Невротический союз может выглядеть так: «Я буду твоим папочкой и буду оплачивать счета. Взамен я получаю полный контроль над отношениями». Романтическая литература неизменно прячет реальность невротического выбора за сладкой ложью. Благородный герой убеждает красивую, ранимую, похожую на ребенка женщину, что ей необходимо позволить ему позаботиться о ее финансовом, социальном, психологическом, интеллектуальном и духовном благополучии. «Я буду заботиться о тебе так хорошо, что тебе не понадобятся собственные деньги». Мужчина определяет рамки, а женщина в них существует. «Ты будешь отвечать за чувства, я – за мысли; например, я думаю, что одного бога достаточно и пусть он будет мужчиной».

Женщины и мужчины, знакомые с via negativa, почувствуют ловушку, но более молодые пары могут ее не заметить. Постфеминистское поколение унаследовало большой капитал свободы благодаря усилиям, инвестированным в феминизм их бабушками. Какой молодой женщине захочется утруждать себя анализом «патриархальной тирании», если она следует via positiva и хочет всего и сразу – надежности брака с богатым мужчиной и независимости незамужней девушки, самостоятельно зарабатывающей на жизнь? Большинство дочерей феминисток (включая мою любимую взрослую дочь) мало что знают о сути борьбы за равноправие женщин. Я встречала несколько старшеклассниц, которые думали, что дело было в нежелании носить корсет и лифчик. Такое невежество позволяет им оставаться в наивной уверенности, что возможно одновременное существование независимости, завоеванной феминистками, и безопасности прежнего патриархального соглашения. В этих девичьих мечтах нет противоречия между развитием их собственной сильной идентичности и в то же время сохранением их безопасности и защищенности в условиях финансово благополучного брака. Они еще не ходили негативным путем. Они думают, что знают, что такое любовь. Эта сладкая иллюзия также является ловушкой для молодых мужчин, сыновей феминисток, мечтающих о дофеминистском соглашении. Они идеализируют условия старого контракта и охотно подписывают его. Я буду твоим героем, кормильцем, защитником, а ты будешь Королевой домашнего очага, Матерью, которой я, наконец, смогу управлять. К чему ни один из партнеров не бывает готов, так это к гегелевской игре в хозяина/раба, вызывающей сложности, которые рано или поздно отравят им их милую сделку. Их поколение получило так мало знаний по психологии и философии, что лишь немногие имеют представление об эмоциональной расплате за любовь, под которой скрывается неосознаваемое обоими соглашение. Со стороны женщины такая сделка предполагает, что она остается ребенком. Я буду принадлежать тебе, пока ты будешь содержать меня, и моя эмансипация не обсуждается. Для мужчины это означает необходимость пожизненного поддержания героического образа, часто ценой собственного здоровья.

Регресс к зависимости – это естественная защита от мучительного осознания себя отдельной личностью. Однако, чтобы обрести мудрость души, мы сначала должны понять, что даже самые теплые отношения не могут уберечь нас от предназначенного человеку одиночества. Существует психологическая потребность расправить крылья или, как это кратко сформулировал ЖанПоль Сартр к пользе моего поколения, мы приговорены к свободе.

Идиллическая иллюзия несокрушимой родительской защиты от всех враждебных сил полезна в начале жизни. Мама и Папа создают дом, где Ребенок защищен как от внешних, так и от внутренних опасностей. Однако такая ситуация благоприятна только до тех пор, пока зависимость имеет естественную природу и связана с хрупкостью младенца или с болезнью. А романтичная девушка, мечтающая заново возвести защитные крепостные стены, выйдя замуж за героя, или ее муж, считающий, что может купить себе мать, чтобы ее контролировать, оба они становятся жертвами непроверенного мифа, который держит их в плену инфантильности. Взрослый человек, не сумевший обрести зрелость, тратит свои силы, пытаясь воссоздать ситуацию, когда можно получать много, отдавая взамен мало. Велика вероятность, что такие люди и детей своих воспитают так, что те вырастут в инфантильных взрослых.

Сострадание, с которым общество относится к своим больным и обездоленным, всегда было и остается надежным критерием уровня его цивилизованности. Все развитые культуры – некоторые больше других – предлагают систему поддержки тем, кто действительно в ней нуждается. Тем не менее эти же системы подвержены разложению и постоянно требуют пересмотра. Чтобы укрепить «сеть безопасности», предназначенную для оказания помощи тем, кому она действительно необходима, крайне важно прекратить нецелевое использование этой сети взрослыми людьми, так и не отнятыми от груди и привыкшими манипулировать окружающими. Та психология развития, которая в центр нашего сознания ставит нашего внутреннего раненого ребенка, совсем им не помогла. Как раз наоборот, она дала им слова и средства, чтобы извратить одно из наиболее важных для общества качеств – природное чувство сострадания, присущее большинству людей. Понятие «устойчивого развития» начинается со способности отличать манипуляции инфантильных взрослых от мольбы о помощи, правосудии и справедливости.