Зачем это умение тем, кто не работает журналистом? Мы привыкли: это им нужно готовить каверзные вопросы перед интервью. А остальным людям — зачем?
Моя мама уверяла: умение слушать и умение задавать вопросы — практически одно и то же. И с годами я пришла к выводу: так и есть. Если ваш собеседник кивает, не перебивает, но при этом не задает никаких вопросов, у вас возникает ощущение, что человек мечтает поскорее закончить общение с вами и просто не знает, как уйти.
Если человек кивает вам и слушает не перебивая, но, как только вы делаете логическую паузу, задает уточняющий вопрос, вы чувствуете: да, ему интересно! А значит, ему важно то, что вы говорите! Ему важны вы сами!
И это взаимно располагает вас к нему.
К сожалению, вопросы умеют задавать далеко не все. А некоторые — умеют, но стесняются. Однажды я получила такой комментарий к посту в Instagram: «Как я могу понять, хороший я спикер или плохой? Обычно меня слушают внимательно, но после моих выступлений не задают никаких вопросов».
Отличный вопрос, согласитесь! Да, возможно, есть формат презентации, принятый в компании, и согласно ему вопросы спикеру не приветствуются.
Но тем не менее любой спикер испытывает разочарование, если после его речи ни у кого из участников не возникло ни одного вопроса.
Хотите, чтобы ваш босс вас запомнил? Вам нужно, чтобы он обратил на вас внимание? Задайте ему интересный вопрос! Если вы умеете это делать, то всегда будете вызывать уважение и даже зависть окружающих.
У меня есть ироничный, умный, образованный друг, который на вопрос, почему он не пишет книги, сказал: «Сегодня вас, писателей, больше, чем нас, читателей. А людей, которые хотят разговаривать, — больше, чем людей, которые хотят слушать».
Помните отличную шутку Жванецкого: «Почему слушающий засыпает, а говорящий — нет? Тот больше устает!»
В этой шутке, как часто бывает, только доля шутки: порой слушать на самом деле очень сложно. Только настоящий слушатель сумеет сделать даже скучного спикера интересным для себя и для других, а главным орудием этого будут вопросы.
Кстати, помимо умения их задавать у настоящего слушателя есть еще два характерных признака.
Первый — он слушает «всем телом»: замирает, подается вперед, буквально ловит каждое слово рассказчика.
Второй — он помнит то, что говорил рассказчик, и, встретив его даже через несколько месяцев или лет, может припомнить услышанную историю.
Хороший, грамотно составленный вопрос — это короткое яркое выступление, маленький спич. Автор хорошего вопроса может запомниться не меньше, чем спикер.
Конечно, такой вопрос нужно подготовить, но поверьте: результат того стоит! Я много раз видела, как публика собиралась вокруг человека, который задал интересный вопрос, а самого докладчика игнорировала.
Какова конструкция хорошего вопроса?
Вопрос «Как дела?» вопросом не считается. Это просто вежливое приветствие, такое же, как «Здравствуйте» или «Добрый день!», не предполагающее никакого ответа, кроме «Спасибо, отлично!». Говорят, зануда — тот, кто на вопрос «Как дела?» действительно начинает рассказывать, как у него дела.
Вопрос «Над чем ты сейчас работаешь?» уже можно считать проявлением интереса, но и это все-таки дежурный вопрос. Его можно задать в любой ситуации, любому творческому (и даже нетворческому) человеку. Он универсален, а потому никогда не запоминается.
Хороший вопрос, как и хороший комплимент, предполагает, что задать его можете только вы, только этому человеку, только здесь и сейчас.
1992 год. Нижний Новгород. Я — собкор РТР. Мы с журналистами стоим в нижегородском аэропорту Стригино и ждем прилета президента Ельцина. Ждем долго — президентский борт задерживается. Пресс-служба уверяет: никакого интервью не предполагается. Глубокая ночь, всё — завтра. Но журналисты стоят. И мы с оператором Михаилом Сладковым стоим.
И я понимаю: в огромной толпе корреспондентов у меня практически нет шансов записать эксклюзивное интервью с Ельциным.
Я принимаю решение: мы уходим из толпы и перемещаемся к ЗИЛу с правительственными номерами и российским флажком на капоте — Ельцин явно уедет из аэропорта на этой машине.
Борис Николаевич прилетает после полуночи. Спускается с трапа — и совершенно неожиданно идет прямо к журналистам.
Он чувствует: люди ждали его долго и он обязан ответить на их вопросы. Мы продолжаем стоять у машины. Я очень нервничаю: Ельцин уже пообщался с прессой. Он выполнил свою миссию. У всех журналистов есть «картинки» — кроме меня, собкора самой популярной программы «Вести»!
Я нарушаю все мыслимые и немыслимые нормы протокола. Президент может не ответить на мой вопрос — и будет прав.
Но у меня действительно есть вопрос и я в нем уверена!
Я знаю: Ельцин прилетел из Ульяновска. Я была там за полгода до этого. В 1992 году, когда полки магазинов по всему Поволжью были пусты, этот город поражал изобилием. В регионе работала система «от поля до прилавка» — знаменитый агрокомплекс «Свияга».
В Ульяновске даже ввели лимит на продукты — иначе люди скупали продукты мешками и везли продавать в другие регионы. Особой «фишкой» ульяновцев были соленые арбузы: они действительно росли в средней полосе, и их засаливали, как помидоры.
Меня угощали этими арбузами. И я была абсолютно уверена: Ельцина — тоже.
Он шел к машине быстрой и тяжелой походкой, большой, набычившийся.
— Борис Николаевич! — окликнула я его.
Ельцин недовольно повернулся.
— Борис Николаевич, вы пробовали в Ульяновске соленые арбузы?
И всё.
В глазах президента сверкнули искорки.
— А вы, я чувствую, пробовали? — усмехнулся он.
— Да. — Я улыбнулась. — Я не хотела пробовать! Я же привыкла, что арбуз сладкий. Но меня уговорили. А оказалось…
— Вот и я! — перебил меня Ельцин. — Но ведь уговорили! И правда вкусно! А какая это отличная закуска! А видели, как у них хорошо работает агросистема? Я всегда говорю: какие талантливые у нас люди! Вот и в Нижегородской области, уверен, молодой губернатор Борис Немцов наладит жизнь…
Мы проговорили с Борисом Николаевичем 15 минут. Мы словно оказались членами тайного «арбузного общества». Ельцин отвечал на все мои вопросы. Наше интервью показали по РТР целиком. А президент при каждом следующем визите в Нижний Новгород спрашивал:
— А где Нина? Где ее вопросы?
Это и есть магия первого вопроса, после которого человеку хочется продолжить беседу и сам вопрос становится началом большого разговора.
Но как же все-таки придумать интересный вопрос? Существует ли для этого технология?
Да, существует. Каждый человек может ею воспользоваться.
Вы можете удивить собеседника знанием важных деталей (как с арбузом). Для этого надо подумать: что вас объединяет? На что этот человек не может не среагировать?
Настоящей вершиной жанра «хороший вопрос» станет вопрос, который похож на классическую пьесу. Как и пьеса, он состоит из трех актов.
Первый акт — утверждение. Это информация, которую вы знали о человеке или нашли в интернете.
Второй акт — противоречие, то, что начисто опровергает информацию из первого акта.
Третий акт — вопрос: «Как же так получилось?»
Конечно, такой вопрос трудно придумать с ходу, зато ценность его очень высока. Представьте: ваш приятель с азартом рассказывает о том, как ему нравится новая работа в банке. И вы говорите:
— Сергей, а помнишь, три года назад ты говорил, что пойдешь работать куда угодно, хоть дворником, но только не в банк. А сейчас говоришь, что тебе нравится быть банкиром. Как же так получилось?
И вот это уже интересно!
Ваш вопрос интересен Сергею, показывает, что вы запомнили его слова. Но заинтересуются и другие слушатели. На их глазах разворачивается коллизия — все видят противоречие и замирают в ожидании: как оно разрешится?
Именно такой вопрос может быть интереснее ответа. Это отлично знают известные интервьюеры: Юрий Дудь, Ирина Шихман, Владимир Познер. Они знают и другое: даже «закрытого» собеседника можно расшевелить грамотно составленным вопросом.
Представьте, что вместо «трехактного» вопроса вы бы задали обычный:
— Как тебе работа в банке?
И получили бы стандартный ответ:
— Отлично, спасибо!
Магии бы не случилось.
Трехактный вопрос заставляет думать, анализировать — тем он и интересен.
Однажды в начале 2000-х я присутствовала на пресс-конференции Аллы Пугачевой. Примадонна тогда была звездой первой величины. Она сидела за столом, а молодые журналисты один за другим задавали ей вопросы: «Какую из своих песен вы любите больше других?», «С кем из композиторов вы сейчас работаете?» и даже: «Какие у вас творческие планы?»
Примадонна не отвечала. Она говорила: «Это вы можете прочитать в любой газете», «Это неинтересно», «Про это и так все знают». Она не то чтобы была груба — она ставила корреспондентов на место.
Потому что задача журналиста — задать такой вопрос, на который интересно отвечать.
И вдруг микрофон взяла молодая журналистка.
— Я жду не дождусь вашего альбома с Любашей, — произнесла девушка. — Год назад вы сказали, что она нравится вам как композитор и этот альбом будет совершенно не таким, каких мы привыкли ожидать от вас. И вот я жду-жду, а альбома все нет и нет…
Надо было видеть, какой радостью вспыхнули глаза Аллы Борисовны! Она поняла: наконец-то в зале нашелся человек, который действительно следит за ее судьбой и интересуется ее творчеством!
Она стала объяснять, что этот альбом оказался одним из самых сложных. Его записали, но все песни вышли на один лад. Пришлось переписывать и переделывать…
Я не удивилась, когда после пресс-конференции Примадонна подарила диск со своими песнями именно этой девушке. У них возник взаимный интерес — самое ценное, что может быть между людьми.
Никогда не забуду, как Владимир Ворошилов, автор «Что? Где? Когда?», сортировал вопросы, которые приходили на игру.
Дело было в конце 1970-х годов. Никакого интернета не было — только мешки писем. В большой комнате стояли три стола. На первый Ворошилов откладывал вопросы, которые никуда не годятся. На второй — те, над судьбой которых можно подумать. На третий ложились вопросы, которые брали на игру.
Первый стол был завален письмами, на втором они лежали тонким слоем, а на третьем собиралось, дай бог, пять–семь.
Я помогала Ворошилову сортировать вопросы. Бежала с радостью:
— Владимир Яковлевич, смотрите: «В какой стране впервые было зафиксировано слово “адмирал”»? Интересный вопрос?
— Нет, — отмахивался он. — Это для журнала «Хочу все знать».
Мы сортировали вопросы до глубокой ночи. И уже под утро Ворошилов спросил меня:
— Нина, вы понимаете теперь, по какому принципу мы отбираем вопросы?
— Да, поняла, — кивнула я. — Вас нужно удивить!
Удивить, заставить задуматься, натолкнуть на мысль — функция интересного вопроса.
Совсем недавно на тренинге меня спросили:
— Нина Витальевна, вы писали книги по риторике и коммуникации. Сейчас пишете книги про семью. Означает ли это, что у вас появятся курсы по семейным отношениям?
До того как услышала этот вопрос, я даже не думала о таких курсах. Но тут меня натолкнули на мысль: почему нет? Когда пишешь книгу, погружаешься в тему очень глубоко. Изучаешь ее с разных сторон. И действительно становишься экспертом. Этот вопрос был еще и неожиданным комплиментом. Запомнила ли я автора? Конечно!
Недавно Екатерина Шульман рассказала в интервью о том, что существует «правило второго вопроса», которое часто нарушается в России на пресс-конференциях, в том числе во время прямой линии с президентом.
Что это означает? Вот спросил студент Путина о «его» дворце. Путин резко и уверенно ответил: никогда этот дворец не принадлежал ни ему, ни членам его семьи, ни-когда!
Дальше вопросы задавали уже другие студенты.
А если бы тот же студент построил свой первый и единственный вопрос как пьесу, то есть спросил бы так: «Я видел фильм про дворец. Я верю, что это не Ваш дворец! Но почему его охраняет ФСО, а над ним — бесполетная зона?»
На такой вопрос было бы ответить сложнее, не правда ли?
Правда, у меня нет сомнений, что Путин справится с любым вопросом!
Однако мы говорим о вас и о качестве ваших вопросов. Старайтесь конструировать их так, чтобы на них было сложно ответить.
Задание
Сформулируйте и запишите на видео трехактный вопрос любой публичной персоне. Объясните свой выбор: почему именно этому человеку вы задали именно такой вопрос?
Удачи!