Если спросить человека, чего он хочет и чего ожидает от будущего, то мы получим самые разнообразные ответы: одни скажут, что желают экономического процветания; другие — политических свобод; третьи — твердых законов, которые карали бы нарушение морали; четвертые — отмены нравственных ограничений, то есть возможности реализовать все человеческие страсти. Одни возлагают надежду на демократический образ правления; другие — на возрождение монархии и т. д. и т. п. Но если постараться найти в этом конгломерате взглядов и мнений что-то общее для всех, то это можно сформулировать так: каждый человек хочет счастья, однако не понимает, в чем оно. При этом большинство людей видит гарантии счастья во внешних общественных структурах, видит единственную возможную форму поведения в реализации своих сиюминутных страстей и желаний («поступай, как хочешь, только не причиняй вреда другим», — как будто можно поступать по импульсам своего подсознания и быть в гармонии с другими).

Большинство наших современников забыло о самом человеке, то есть о внутреннем мире человека. Вся история — это одиссея человеческой души, это искание «острова счастья», но такого острова не существует, его нет ни на картах истории с исчезнувшими государствами, ни на географическом глобусе, в каком-нибудь архипелаге. Его место — в утопиях и фантастических романах. Ну а если сказать, что остров этот все-таки есть, то это — сама человеческая душа, которой дано стремиться познать, что такое счастье.

Большинство наших современников видит счастье в материальном богатстве; для них деньги — эквивалент благополучия. Но могут ли деньги принести человеку действительную радость? Может ли он купить за деньги дружбу, преданность, способность быть любимым и самому любить? Чаще всего, материальное благополучие угашает внутреннюю жизнь, переводит человека во внешнее. Царь Соломон молился: суету и ложь удали от меня, нищеты и богатства не давай мне (Притч. 30:8). Богатство, как и нищета, становится прессом, который давит на человеческую душу, оно наполняет ее постоянной тревогой. Еще никого богатство не сделало лучше, напротив, чаще всего в богатых семьях дети вырастают неблагодарными эгоистами. У людей богатых обычно атрофируется чувство сострадания, сердце их как бы заключается в металлический футляр. Неслучайно у нищих сложилась поговорка: «Не ходи за милостыней в кварталы богатых».

Счастлив ли богатый человек? Нет, у него есть живая душа, а душа не от земли, а от неба, поэтому она не может удовлетвориться ничем на земле. Едва получив то, что хотела, она уже стремится к новому, желает еще большего. Страсть человека — это душевный провал, который не имеет дна. То, что недавно казалось благополучием, сегодня представляется нищетой. Жизнь превращается в безостановочный бег в неизвестное, бег в пустоту.

Такая душа никогда не скажет: «Я получила то, что желала, и теперь счастлива», напротив, она втайне говорит: «Как я могу быть счастливой, если на земле не все мое».

Человек желает внешнего благополучия. Христианство под благополучием понимает необходимое, то, что в молитве названо «хлебом насущным». А для человеческих страстей границ здесь нет, они похожи на морскую воду: чем больше пьешь, тем больше жаждешь. С внешним изобилием приходит деградация внутреннего, то есть самого человека.

Что делает жизнь человека прекрасной, даже в мирском понимании? Наверное, способность безкорыстно любить; и чем глубже любовь, тем более глубокой становится жизнь человека. Здесь богатство становится предателем, оно лишает человека этой драгоценной способности. Церковное Предание сохранило слова Спасителя о богатом юноше, который отошел от Него (см.: Мф. 19, 16–24). Если бы этот человек действительно исполнил заповеди, то он не смог бы оставаться богатым. Господь сказал: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6:21). У людей, чье «богатство» лишь здесь, на земле, постоянно грызет сердце скрытый червь — тревога и безпокойство за свое имущество, за свои деньги. Так господин оказывается рабом своего раба. Образно говоря, деньги рассыпаны по земле, и тот, кто хочет собрать их, не может даже взглянуть на небо. Такой человек не имеет свободы и покоя в сердце, часто он теряет то, что собрал, и тогда впадает в тоску и даже в отчаяние. А если он даже сохранил и умножил то, что имел, то все равно рано или поздно расстанется с жизнью самым последним нищим.

Но хуже всего бывает обычно детям таких людей, которые вырастают как бы в теплице: без трудов и испытаний, без борьбы и лишений — того, что необходимо для нравственного развития человека, для созидания его как личности. Обычно такие дети оказываются бездушно холодными к своим родителям. Комфортизм приводит к потребительству как норме отношений, а иногда (к счастью, не часто) к вампиризму. Многие люди, которым завидовал мир, перед смертью говорили, что они были глубоко несчастливы, что через золото льются невидимые миру черные слезы. Один богач сказал: «Как я могу быть счастлив, когда знаю, что любят не меня, а мое!».

То, что мы сказали, конечно, не является общим и абсолютным правилом, из которого бы не было исключений, иначе не было бы и святых среди князей или царей.

Личность действительно может подняться выше среды: можно и в золотой клетке остаться человеком, а не зверем, но это требует чрезвычайно высокой духовной культуры. Задумаемся: почему в богатых и цивилизованных странах психически больных людей, наркоманов и самоубийц не меньше, а больше? Ведь само по себе самоубийство — это свидетельство человека перед вечностью, что жизнь для него безсмысленность и нелепость.

Некоторые видят счастье в техническом прогрессе и считают технологически развитые страны земным раем, как будто изобилие компьютеров и машин может возвратить на землю «золотой век Сатурна». Но и здесь происходит явная деградация человека — он развивается односторонне. Цивилизация не только разрывает союз с культурой (впрочем, этот союз всегда был мнимым), но и противостоит ей. Цивилизация отрывает человека от среды, от природы, от других существ; то, что издалека кажется сказочным дворцом, внутри оказывается благоустроенной тюрьмой.

Цивилизация разъединяет людей, отделяет их друг от друга, поэтому большие города становятся не только муравейником из стекла и бетона, но и самой настоящей пустыней для души. Человек разлучается с другими подобными ему людьми не расстоянием, а отсутствием внутреннего контакта, ему не нужны живые люди — гораздо удобнее и легче общаться с машиной. Человек пытается вложить в машину программу коллективного разума, но на самом деле машина сообщает ему свои свойства, вкладывает в него свою компьютерную систему. Человек технической цивилизации запрограммирован, как машина. Он превращен в биологический аппарат, подчинен жесткому режиму стандарта, а в качестве альтернативы этому стандарту он может противопоставить только одно — свои собственные неврозы. Здесь мы встречаемся со странным явлением: безумие как бунт против машины. Патология в искусстве, патология во всех областях личной жизни. Здесь машина не только побеждает человека, но и убивает, уничтожает его.

В цивилизованных странах семья по сути дела разрушена. Эмоциональное охлаждение современного человека прежде всего сказывается в быте семьи. Супруги становятся партнерами, а от партнера легко отказаться. Города в технологических странах превращаются в какие-то огромные государства. Это поле постоянных стрессов, от которых человек не может защититься и к которым не может приспособиться. Темп этой жизни держит в постоянном напряжении, то есть постоянно обезсиливает и изматывает психику и нервную систему человека.

Если зверя посадить в клетку и создать ему самые благоприятные условия, исключив только одно — свободу, то зверь быстро деградирует. Человек в городе — это человек, лишенный свободы, подчиненный механическим ритмам. Это человек, задыхающийся от обилия информации, при том информации искусственной и рафинированной. Жизнь в большом городе, в круговороте движения, постоянной спешке, жизнь под прессом шума, который действует на человека как отрава, — это существование в экстремальных условиях. Мы уже не говорим о психическом поле таких городов, об атмосфере, насыщенной страстями и безумием. Мы реально ощущаем его тяжесть, особенно когда выезжаем из города или въезжаем в него.

Техническая цивилизация отняла у человека природу. Она загнала ее в парки и заповедники и показывает современным людям как экспонаты музея. Человек чувствует свою органическую связь с землей, растениями, живыми существами, горным потоком, вековыми деревьями, но он всегда остается чужим громадам-монстрам, возведенным из стекла и бетона. Поэтому цивилизация обездолила человека.

Многие видят благополучие в том или ином политическом строе, общественных структурах, благотворительных организациях и т. д., но политическо-общественные формации приходили и уходили, возникали и рушились, а люди оставались такими же несчастными. Зло и несправедливость не уменьшались на земле. Если мы и можем заметить какие-то изменения в людях на протяжении истории, то это — нарастающая нравственная энтропия, бытовой материализм и душевные заболевания, принявшие в наше время характер эпидемии. Все общественные утопии оканчивались провалом, в частности потому, что не учитывали такого очевидного и универсального факта, как испорченность человеческого естества, как тяготение к греху, как демонический импульс, который живет в глубинах человеческого сердца.

В век технической цивилизации, который называют веком «раскрепощения и освобождения», человек, на самом деле, раскрепощается и освобождается от нравственных принципов, от моральных норм, от голоса собственной совести. Если счастье заключается во внутреннем духовном мире человека, то у современного человека этот мир обеднен и сужен до крайности. Особенно — в технологических странах, где люди даже похожи друг на друга. Они как бы закомплексованы и запрограммированы одним невидимым гипнотизером. Люди получают информацию, огромную по объему, однако в действительности — однотипную и примитивную. Она похожа на повторение одного и того же сценария в малоотличных одна от другой вариациях. Альтернатива этому — мир фантастики с обычными фильмами ужасов, но, в сущности, это завуалированный, закодированный демонический мир.

Говорят, что огромные водопады притягивают к себе людей со слабой психикой; у них появляется необъяснимое желание броситься в водопад, как бы отдаться роковой волне — так взгляд змеи завораживает и притягивает к себе зверьков. И здесь (у экранов телевизоров) мы видим нечто подобное — бегство в болезнь, в хаос, в бездушие. Характерный сюжет фильмов — завоевание земли инопланетянами, груды трупов, взрывающиеся здания. Здесь неосознанное чувство души как бы облекается в символы и образы, это — прозрение того, что земля завоевана демонами, пришельцами из того неведомого мира, из тех темных бездн, которые мы называем адом и преисподней. Это — ощущение того, что некуда бежать, что сверкающие электрическими огнями города — ловушка, в которую загнали людей, огромное кладбище духа. И здесь — трагизм апокалиптического времени.