А теперь расширим поле зрения. До сих пор мы решали две задачи. В части I мы изучали, как действуют силы ускорения, как конвергенции технологий порождают одну за другой волны перемен, беспрецедентных по способности подрывать основы. В части II мы прослеживали, как они прокатываются по жизни общества, и уделяли особое внимание переменам, которые они вносят в нашу повседневную жизнь. В обоих случаях мы ограничивали горизонт нашего исследования ближайшим десятилетием.
В части III мы раздвинем горизонты в двух ключевых направлениях. В данной главе изучим подрывные силы, противодействующие ломке старого во имя нового, а именно угрожающие нашему прогрессу экологические, экономические и экзистенциальные риски. Понятно, что по каждой категории можно написать учебник. Но мы не ставим целью вдаваться в подробности. Скорее стремимся обозначить общие контуры проблемы, а затем изучить, какие решения могли бы предложить нам конвергентные технологии.
В следующей главе мы устремим взгляд в далекое будущее, перенесем фокус с наступающего десятилетия на ближайшее столетие. Мы изучим пять движимых (по большей части) технологиями грандиозных миграций, которые начинают разворачиваться в мире. Мы разложим по полочкам миграции, вызванные экономическими мотивами и изменением климата, исход в виртуальные миры, колонизацию космического пространства, а также переход в сферу коллективного разума — иначе говоря, квинтет массовых движений населения, которые в следующие столетия изменят демографию и природу человеческого общества.
Для начала обратимся к кризису водных ресурсов, затем перейдем к более широкой теме изменения климата и вымирания биологических видов, а потом сместим фокус на технологическую безработицу, мошеннические искусственные интеллекты и прочие опасности, угрожающие отравить наши экспоненциальные пиры.
В 2018 г. «Межправительственная группа экспертов по изменению климата» под эгидой ООН (МГЭИК) выпустила «Специальный доклад по глобальному потеплению», где сделала суровый вывод: мы, люди, надломили силы планеты. Зачарованное промышленными технологиями, но не способное обуздать их разрушительное воздействие на окружающую среду, человечество толкнуло Землю — а по выражению Карла Сагана, это «единственный известный нам обитаемый мир» — на путь, стремительно ведущий ее к катастрофе. По мнению ведущих климатологов мира, на решение этой проблемы у нас есть всего 12 лет. Либо мы сдержим глобальное потепление на уровне не выше 1,5 градуса, либо столкнемся с катастрофическими последствиями.
Несколькими месяцами позже точку зрения ООН повторил Всемирный экономический форум в своем «Отчете о глобальных рисках», в самой свежей редакции периодического документа, призванного заострять внимание на пяти главных угрозах, с которыми человечеству предстоит столкнуться в следующем десятилетии. Традиционно предметы беспокойства ВЭФ носили экономический характер: это нефтяные кризисы, финансовые крахи и прочее подобное. Но 2018 г. ознаменовался тем, что финансовые опасения в кои-то веки не вошли в пятерку главных глобальных рисков. Напротив, все крупнейшие угрозы человечеству лежат исключительно в экологической сфере: кризисы дефицита питьевой воды, утрата биологического разнообразия, катастрофические погодные явления, изменения климата, загрязнение окружающей среды.
Далее мы изучим, какие инструменты для борьбы с тревожащими ВЭФ пятью главными угрозами дают нам технологии. Но не следует думать, будто технологии автоматически устранят эти угрозы. Наши доводы чужды техноутопизма. Безусловно, технологии очень нужны, чтобы вызволить нас из экологических бедствий, но необходимо сочетать их с исторически беспрецедентными коллективными усилиями. Если мы научимся действовать сообща, объединяя наши силы, шансы у нас есть, и неплохие. Но, учитывая прозвучавшие от ООН и ВЭФ предостережения, чем раньше мы на это сподобимся, тем лучше.
Это подводит нас к фигуре Дина Кеймена.
Дин Кеймен — эксцентричный супергерой, этакий Бэтмен-технарь в джинсовой спецовке, повернутый на изобретательстве. Он обитает в тайном убежище — это остров-крепость, где есть множество потайных комнат, вертолетных площадок и где после мирного отделения Кеймена от США действует своя конституция. В послужном списке Кеймена-изобретателя 440 разнообразных патентов, в том числе автоматические инсулиновые шприцы, бионические протезы, вездеходные кресла-каталки. Изобретения Кеймена внесли такой серьезный вклад в благо общества, что в 2000 г. президент Билл Клинтон присудил ему высшую награду, которой в США удостаивают изобретателей, — Национальную медаль в области технологий.
В «Изобилии» мы подробно рассказывали, как Кеймен изобрел «Пращу» (Slingshot) — новаторскую установку-дистиллер, названную в честь оружия, которым Давид победил Голиафа. Но Кеймен своим изобретением хотел повергнуть другого гиганта — угрозу дефицита воды. Сегодня доступа к чистой питьевой воде лишены 900 млн человек на планете. Через загрязненную воду передаются тяжелые заболевания, они — убийца номер один на Земле и в год уносят 3,4 млн жизней, в основном детских. Изменение климата, стремительный рост населения и систематически негодное управление ресурсами, мягко говоря, не улучшают положения. По прогнозам ООН, к 2025 г. дефицит воды ощутит на себе уже половина населения мира.
Именно эту плачевную ситуацию намеревался переломить Кеймен, когда изобретал свою «Пращу» — парокомпрессионный дистиллятор воды на экологически чистом двигателе Стерлинга, или очиститель воды размерами с мини-холодильник, работающий на любом горючем, в том числе сушеном коровьем навозе. «Праща» расходует энергии меньше, чем бытовой фен, а очищать способна воду из любых источников: загрязненные почвенные воды, соленую воду, сточные воды, мочу и любые жидкости, какие можно вообразить. Одна такая машина в сутки производит достаточно питьевой воды, чтобы обеспечить потребности 300 человек; а сто тысяч таких машин — и есть требуемый уровень совместных усилий, о котором мы говорим.
Это еще одна причина, почему мы хотели бы снова обратиться к истории Кеймена. Вернемся в 2012 г., в котором расстались с ним в «Изобилии». В то время «Праща» как раз завершала цикл бета-испытаний и уже несколько месяцев как успешно снабжала чистой питьевой водой некоторое число захолустных африканских деревень. В тот же период Кеймен заключил устную договоренность с Coca-Cola. Изобретатель обещал сконструировать для безалкогольного гиганта улучшенную стойку для продажи газированных напитков, а взамен гигант согласился через свою глобальную торговую сеть поставок распространить «Пращи» в странах с особенно острым дефицитом питьевой воды.
Обе стороны сдержали слово. Кеймен помог разработать Freestyle Fountain Beverage Dispenser, торговый автомат для газированной воды на «технологии микродозирования». Он приготовляет смесь любых напитков из предлагаемых на выбор более чем 150 компонентов (вот уж где впадешь в ступор). Между тем Coca-Cola скооперировалась с десятью другими международными организациями и в 2013 г. начала поставки «Пращи», сделав ее «гвоздем» киосков Ekocenter. Это нечто среднее между сельпо и местным клубом, а по сути работающий от солнечной батареи грузовой контейнер, и его предназначение — обеспечивать отдаленные бедные сельские сообщества чистой питьевой водой, доступом в интернет, нескоропортящимися товарами (скажем, репеллентами от москитов), комплектами для оказания первой медицинской помощи, и еще — как же без этого! — продавать напитки Coca-Cola. В 2017 г. в восьми странах уже действовали 150 киосков Ekocenter, причем большинство экологически безопасно, на принципах устойчивого развития. Киоски держат в основном предприниматели-женщины, в год они раздают 78,1 млн л чистой питьевой воды — неплохо для скрепленной рукопожатием сделки, правда?
Но «Праща» — не одна в поле воин.
Технологии уже начали сходиться клином на наших горестях из-за воды, тысячи неравнодушных и предприимчивых пробуют множество подходов к решению проблемы с питьевой водой. Уже действуют высокотехнологичные опреснительные установки на нанотехнологиях, среднетехнологичные насосы для скважин на солнечной энергии, применяются и низкотехнологичные методы улавливания мельчайших капелек воды из тумана. Еще пример: с кейменовой «Пращой» конкурирует спонсируемый Биллом Гейтсом Omni Processor, установка, перерабатывающая человеческие фекалии в пригодную для питья воду, а по ходу процесса вырабатывающая электричество и золу для удобрений.
Еще есть калифорнийская Skysource, удостоенная премии 1,5 млн долл. на объявленном XPRIZE конкурсе Water Abundance. Компания разработала технологию улавливания из атмосферы 2 тыс. л воды в сутки — этого достаточно для удовлетворения потребностей 200 человек. Процесс использует возобновляемую энергию, а стоимость литра воды не превышает 2 центов. Ежесуточная потребность в воде для населения 7 млрд человек составляет 1350–1514 млн л, и единственным способом утолить глобальную жажду как раз и могли бы стать технологии наподобие предложенной Skysource, которая позволяет раскупорить гигантский резервуар атмосферной воды, учитывая, что в каждый момент времени в атмосфере содержится более 45 септильонов (45×1024) литров воды.
Можно упомянуть и «умную сеть водоснабжения» — плод конвергенции экспоненциальных технологий в фермерском хозяйстве. Умная сеть обучена регулировать все аспекты водопотребления на ферме, от точного мониторинга состояния почвы и полива культур до раннего обнаружения насекомых-вредителей и фитоболезней. Оценки разнятся, но большинство исследователей приходят к выводу, что «умные сети» способны сэкономить нам триллионы литров воды в год — в этом-то и дело. Технологических ноу-хау нам хватает. С пониманием, что воду надо беречь, полный порядок, а на практике мы ведем себя как дураки, пытаясь отдельными наскоками побороть проблему биосферных масштабов.
Впрочем, такое поведение свойственно и кривой развития экспоненциальных технологий. Водные технологии переходят от стадии дезориентации к стадии разрушения и мало-помалу сшивают разрозненные усилия в единую ткань глобальных решений, которые нам и требуются. Одна из причин, почему это можно уверенно констатировать, в том, что водные технологии, судя по всему, лет на пять отстают от технологий в области энергетики, а последние — и мы скоро это увидим — уже масштабируются во всемирную силу для энергичной борьбы со следующей из рассматриваемых нами проблем — глобальным потеплением.
Сорок миллиардов тонн CO2 — цена за сжигание ископаемых углеводородов. Каждый год мы выбрасываем в атмосферу 40 млрд т диоксида углерода. Как представить себе этот масштаб? В 2017 г. журналист научно-популярного издания Scientific American Калеб Шарф старался подыскать удачное сравнение и сообразил, что как нельзя к месту будет аналогия с лесными пожарами.
Деревья аккумулируют углерод. Если сжечь один акр (0,4 гектара) хвойного леса, в атмосферу высвободятся 4,81 т углерода. Следовательно, чтобы высвободилось 40 млрд т углерода, требуется ежегодно сжигать по 10 миллиардов акров лесов, или 42 млн км2. К примеру, объясняет Шарф, «весь Африканский континент занимает 30 млн км2. Таким образом, это [целая Африка] плюс ее треть, и так каждый год».
Выбросы парниковых газов, т. е. продуктов сжигания угля, нефти и природного газа, — и есть главный драйвер глобального потепления. На самом деле — и это утверждает самая полная тематическая база данных Carbon Majors Database — источник 71% эмиссий парниковых газов, начиная с 1988 г., хорошо прослеживается — и это проделки всего сотни компаний по добыче горючих ископаемых. Поэтому переход на экологически чистые виды энергии обычно числится первым пунктом почти в каждом перечне мер, призванных остановить изменение климата. Большинство экспертов соглашаются, что такой переход включает три составляющие: производство электроэнергии, накопление энергии и «зеленый» транспорт. И поэтому изучать решения для противодействия крупнейшим угрозам, с которыми мы сегодня столкнулись, мы начнем с производства электроэнергии, где дела обстоят в целом благополучно.
Ветровая и солнечная энергетика уже десятилетия как переживают экспоненциальный рост, в результате цены невероятно снижаются и такими же небывалыми темпами растет производительность. Для сравнения: выработка электроэнергии из угля, всегда считавшегося самым дешевым из доступных источников, на сегодня обходится по 6 центов за киловатт-час (кВт∙ч). Но сегодня ни о каком сравнении говорить не приходится.
В 1980-е гг. выработанная на новой ветроэлектростанции энергия стоила 57 центов за кВт∙ч. А сегодня в ветреных местностях стоит 2,1 цента (если исключить все субсидии, то 4 цента). Налицо 94%-ное снижение цены. Эксперты прогнозируют, что в ближайшее десятилетие стоимость ветровой энергии сократится еще вдвое и к 2030 г. мы получим энергию «из ветра по центу».
Еще больше впечатляет прогресс в области солнечной энергетики. За последние 40 лет стоимость производства солнечных батарей упала в 300 раз. Отвлечемся на минуту от киловатт-часов. В 1977 г. выработка 1 ватта электроэнергии солнечной батареей стоила 77 долл. А сегодня — 30 центов, в 250 раз меньше. «Такая кривая цена/производительность превосходит все, что мы когда-либо видели в энергетике, — говорит Рамез Наам, возглавляющий направление «Энергия, климат и инновации» в Университете сингулярности. — Солнечная энергетика развивается почти так же стремительно, как цифровизация основополагающих категорий инфраструктуры».
Головокружительный прогресс солнечной энергетики объясняет, почему недавно обанкротилась крупнейшая в мире частная угледобывающая компания Peabody Coal. За последнее десятилетие складские запасы угля обрушились на 75–90%, поскольку восемь крупнейших в США угольных компаний прибегли к главе 11 Кодекса о банкротстве. В этих безжалостных антиугольных гонениях Азия последовала примеру США. В одном только 2016 г. Китай отменил строительство 160 угольных электростанций. Нечто подобное годом позже проделала Индия, когда за месяц зарубила 9 млрд долл. ассигнований, ранее выделенных на текущие проекты.
А пока уголь в энергетике умирает, положенное ему место занимают возобновляемые энергоносители. В канадской провинции Онтарио крупнейшую в Северной Америке угольную электростанцию Нантикок недавно перестроили в солнечную ферму. Вот и Великобритания сегодня производит больше энергии из неуглеродных энергоносителей, чем из угля. Это показательно, поскольку именно уголь в свое время способствовал объединению королевства. Согласно исследованиям Carbon Disclosure Project, в 2017 г. на энергию из возобновляемых источников приходилось 70% энергопотребления более чем в сотне крупнейших городов мира. В том же году Коста-Рика прожила 300 дней исключительно на возобновляемой энергии. Не отстают и другие страны. В целом 8% вырабатываемой в мире электроэнергии приходится сегодня на ветровую и солнечную энергетику, а построить новую ветровую или солнечную электростанцию дешевле, чем поддерживать работу уже существующей угольной ТЭС.
Сухой остаток? Очень дешевая электроэнергия.
Причем везде. В регионах США с большим числом солнечных дней в году киловатт-час солнечной электроэнергии стоит 4,5 цента. В Индии, где предполагалось, что на протяжении большей части нынешнего столетия уголь сохранит доминирующие позиции в энергетике, киловатт-час солнечной электроэнергии стоит 3,8 цента. В Абу-Даби — 2,4 цента, на момент подписания соответствующего контракта это была самая дешевая за всю историю цена на электричество. В Чили этот рекорд был побит — 2,1 цента за кВт·ч, но пал, побитый в Бразилии: 1,75 цента за кВт∙ч. В экваториальных странах, особенно в регионах, где большинство населения традиционно обходится без электричества, солнечная энергия стала самой дешевой из доступных вариантов. А главное, беднейшие страны одновременно и держат первые места в мире по инсоляции, что вскоре должно перевернуть традиционную энергетическую парадигму.
Но то ли еще будет! В русле происходящего сегодня слияния материаловедения с солнечной энергетикой меняется способ изготовления солнечных панелей (батарей), а также их производительность. Возьмем «квантовые точки», по сути наночастицы полупроводникового материала; их уже начали применять в изготовлении солнечных батарей. Важная их особенность в том, как они преобразуют энергию. Обычный солнечный элемент поглощает один фотон солнечного света и преобразует его в один электрон энергии, и на сегодня у самых первоклассных солнечных батарей коэффициент преобразования энергии составляет 21%, т. е. всего 21% улавливаемой солнечной радиации преобразуется в электроэнергию. А квантовые точки позволяют утроить производительность, поскольку преобразуют фотон света в три электрона энергии, тем самым повышая коэффициент втрое, до 66%.
Технологии не только добавляют мощности солнечной энергии, но и делают ее по карману бедным слоям населения. На сегодня две трети цены на нее приходятся на переменные расходы — земельный участок, содержание и ремонт оборудования, систему слежения за Солнцем, фактически на все, за исключением собственно батарей. Компании уже начали применять дроны для мониторинга действия солнечных и ветровых электростанций, а встроенные датчики — чтобы превентивно отслеживать признаки неполадок с батареями, пока они не случились. Впрочем, недалеко то время, когда сооружение и обслуживание солнечных и ветровых электростанций возьмут на себя роботы, а надзирать за робоперсоналом будет искусственный интеллект.
Наконец, мы потому обсуждаем здесь солнечную энергетику вместе с ветровой, что эти технологии тоже конвергируют — и обещают колоссальные выгоды. «Ветер обычно дует, когда не светит солнце, и наоборот, — объясняет Наам. — Так оно бывает и на почасовом уровне, и на сезонном. Сочетание солнечной и ветровой энергии в одной сети даст примерно такой же эффект, как если складываешь один и один, а в итоге получаешь три. Существуй такие сети в США, мы бы уже сейчас удовлетворяли за их счет 80% наших энергетических потребностей».
Но вот что важнее и очевиднее всего: солнечные лучи бесплатны. И получаем мы их в изобилии. Каждые 88 минут на нашу планету поступают 470 эксаджоулей (470×1018 джоулей) солнечной энергии — столько энергии человечество потребляет за год. За 112 часов — меньше чем за пять суток — мы получаем 36 зеттаджоулей (36×1021 джоулей) энергии, столько же, сколько заключено во всех разведанных на планете запасах нефти, угля и природного газа. Умей мы улавливать хотя бы одну стотысячную этих подарков нашего светила, мы располагали бы вшестеро большим количеством энергии, чем сегодня. То же справедливо и в отношении энергии ветра, хотя цифры другие. В энергетике вообще главное не дефицит ее ресурсов, а их доступность — и экспоненциальные технологии хорошо зарекомендовали себя как раз в преодолении проблем подобного рода.
Если мы собираемся масштабировать использование возобновляемых энергоресурсов, нам нужно аккумулировать избыток вырабатываемой электроэнергии. На экстренные случаи, для общего спокойствия и на периоды ночной, пасмурной или безветренной погоды нам крайне важно иметь аккумулирующие мощности. Но их потребуется очень много.
Недавно Калифорния постановила, что к 2045 г. 100% генерируемой на территории штата электроэнергии будут вырабатываться только за счет возобновляемых источников. Для этого, по расчетам Clean Air Task Force («Рабочей группы по чистому воздуху»), штату потребуются аккумулирующие мощности на 36,3 млн МВт∙ч. Каковы они сегодня? 150 тыс. МВт∙ч. В общем, Калифорния сейчас располагает 0,4% требуемых мощностей.
Первоначально все утверждали, что проблему решат литий-ионные аккумуляторы. Будучи экспоненциальной технологией, они уже три десятилетия неуклонно теряют в цене, с 1990 по 2010 г. их стоимость рухнула на 90%, а с тех пор и еще на 80%. Параллельно емкость возросла в 11 раз. Одно лишь остается камнем преткновения — как производить их в требуемых количествах.
Добро пожаловать на гигафабрику (gigafactory) — здесь компания Tesla пытается удвоить выпуск литий-ионных аккумуляторов. Расположенная под Рино в штате Невада гигафабрика наладила поточное производство аккумуляторов общей мощностью 20 ГВт∙ч в год, показав нам первый в истории пример масштабирования производства литий-ионных аккумуляторов. Вторая гигафабрика построена в Буффало, третья — в Шанхае, рассматривается вопрос организации предприятия в Европе. Хотя в этом предстоит еще убедиться, Илон Маск подсчитал, что сотня гигафабрик могли бы произвести достаточно аккумуляторов, чтобы покрыть все потребности планеты.
Tesla уже подала нам пример масштабирования своих литий-ионных аккумуляторов. В рамках проекта модернизации солнечно-ветровой электростанции в Австралии в 2018 г. она построила крупнейшую в истории аккумуляторную станцию — мощностью 100 МВт — менее чем за сто дней. Почему это важно? Во-первых, это доказывает, что теперь мы умеем строить электростанции как единые ветро-солнечно-аккумулирующие комплексы, производящие электроэнергию дешевле, чем на угле. Во-вторых, строительство можно начать и завершить за летний сезон.
Разработки Tesla привлекли внимание других автопроизводителей. Renault приступила к строительству внутреннего энергохранилища на основе отслуживших свой век автомобильных аккумуляторов Zoe; бывшие в употреблении аккумуляторы с электромобилей BMW i3 блоками по 500 штук встраивают в национальную энергетическую сеть Великобритании, Toyota, Nissan и Audi уже анонсировали пилотные проекты аналогичной направленности. Несмотря на все эти усилия, литий-ионные аккумуляторы — только часть нашей истории про накопители электроэнергии.
Наш следующий сюжет — о проточных батареях. Если в литий-ионных аккумуляторах для накопления энергии применяются твердые материалы, например металл, то в проточных накопителях выступают жидкости, например солевой расплав. Литий — достаточно дефицитное сырье, его месторождения располагаются в засушливых регионах, и на добывание 1 т этого металла требуется полмиллиона тонн воды. Замена лития солевыми расплавами, при том, что дешевых запасов соли у нас в избытке, представляется очень разумным решением.
К тому же проточные аккумуляторы удовлетворяют другие потребности. Литий-ионные аккумуляторы легки и портативны, идеально подходят для мобильных технологий. А их минус — недолговечность. Типовой литий-ионный аккумулятор выдерживает тысячу циклов зарядки. Совсем другое дело — проточные аккумуляторы. Они тяжеловесные и громоздкие, зато спокойно выдерживают 5–10 тысяч циклов зарядки, и их можно без замены эксплуатировать десятилетиями. Благодаря своим особенностям они идеально подходят для крупных коммунальных предприятий, центров обработки и хранения информации, а также микросетей. В Сан-Диего, например, в русле усилий Калифорнии по масштабированию возобновляемой энергии недавно установили проточный аккумулятор, рассчитанный на накопление 2 МВт электричества — этой энергии достаточно для снабжения тысячи домохозяйств в течение четырех часов.
Правда, стоимость остается проблемой. Пока проточные аккумуляторы дороже литий-ионных, хотя есть основания ожидать, что они подешевеют. Стартап Form Energy при поддержке основанного Биллом Гейтсом фонда Breakthrough Energy Ventures работает над проточным аккумулятором с использованием серной кислоты стоимостью впятеро ниже, чем его литий-ионный аналог.
На рынке появляются и десятки других технологий накопления энергии. Компания Hydrostor, например, разработала такую технологию: наземная компрессорная станция преобразует избыточную энергию в энергию сжатого воздуха, который закачивают в подводные шары, размещаемые группами в ближайшем водоеме. Такие аккумуляторы вдвое дешевле традиционных систем накопления, а срок их службы превышает 30 лет. Кроме того, разработаны и вводятся в эксплуатацию маховичные накопители энергии, системы хранения термальной энергии и гидроаккумулирующие системы.
Успехи материаловедения способствуют прогрессу в этой области. Так, ученые из МТИ применяют углеродные нанотрубки для создания ультраконденсаторов, которые на 50% повышают емкость аккумулятора. На подходе и многие другие новшества.
Так что главная трудность — не в генерации электроэнергии из возобновляемых энергоносителей и не в накоплении избыточной энергии про запас, а в том, чтобы наладить это в масштабах всего мира. Тут не обойдешься одним только созданием единой континентальной «умной» сети, как предлагает Рамез Наам. Проблема в том, чтобы создать по такой системе на каждом континенте. Здесь нужно управлять ресурсами на глобальном уровне, поскольку, нравится нам это или нет, когда дело касается окружающей среды, мы все в одной лодке.
Третий и последний фрагмент в нашем энергетическом пазле — транспортные средства. В США на заправку легковых и грузовых автомобилей приходится пятая часть общего топливно-энергетического баланса. Прибавьте самолеты, поезда и корабли — и получится, что 30% выбросов парниковых газов на территории США приходится на транспорт. Глобальный показатель — чуть меньше 20%. Беспилотные автомобили — в основном электрические — улучшат положение, но большинство экспертов склоняются к мнению, что переход на электромобили не произойдет достаточно быстро, чтобы сдерживать глобальное потепление на уровне ниже двух градусов.
В попытках снизить показатели эмиссии парниковых газов регуляторы во всех странах оказывают давление на автопроизводителей, объявляют о планируемых в ближайшие годы запретах на продажи бензиновых и дизельных двигателей. Германия, четвертая в мире по производству автомобилей, первой пошла по этому пути. В 2016 г. был заявлен курс на постепенный запрет двигателей внутреннего сгорания к 2030 г. Годом позже вдогонку за Германией устремилась Норвегия, объявив, что запрет на двигатели внутреннего сгорания вступит в силу в 2025 г. Норвежцы приняли близко к сердцу идею перехода на электромобили, недаром их продажи в 2017 г. составили 52% купленных норвежцами новых автомобилей. Для сравнения: в США этот показатель в 2018 г. составлял 2,1%.
Индия тоже идет по этому пути и намерена к 2030 г. отказаться от использования ископаемого топлива. Китай, крупнейший на планете рынок автопрома, тоже рассматривает возможность ввести запрет, и китайские предприятия Volvo возглавили эту инициативу, уже сейчас перейдя на выпуск исключительно транспортных средств на электродвигателях. А тем временем Франция, Германия, Дания, Швеция, Япония, Нидерланды, Португалия, Южная Корея, Коста-Рика и Испания установили официальные целевые показатели по продажам электромобилей.
Кто хочет, тот получит. Иными словами, чувствуя, какая подвижка происходит на рынке, почти каждый крупный автопроизводитель сегодня включает в свою линейку производства и/или продаж автомобили на электродвигателях. Число моделей в продаже возросло с жалких двух в 2010 г. до радующей потребителя разнообразием 41 модели в 2019 г. Одна только Ford тратит свыше 11 млрд долл., чтобы электрифицировать к 2022 г. 40 моделей. Ее по тратам превосходит Daimler, где раскошелились на 11,7 млрд долл., предназначенных для десятка электрических и еще 40 гибридных моделей. Однако пальму первенства держит Volkswagen с разовой инвестицией 40 млрд долл. в электрификацию 40 производимых наименований транспортных средств. В общей сложности мировой автопром уже инвестировал в электрификацию автотранспорта более 300 млрд долл.
Значительная часть этих средств вкладывается в аккумуляторы. Помимо партнерства с Tesla, в проекте гигафабрики Panasonic совместно с Toyota работает над новой технологией производства аккумуляторов, а Porsche и BMW совместно трудятся над ультрабыстрыми зарядными станциями. Volkswagen вложился в стартап QuantumScape — их аккумуляторы нового поколения с твердым электролитом дешевы, легковесны и, в отличие от своих литий-ионных собратьев (а также к немалому облегчению Управления транспортной безопасности США), не возгораются. Плюс удельная энергоемкость такого аккумулятора втрое повысит запас хода без перезарядки, приближая электромобили по этому показателю к бензиновым автомобилям.
Дальность пробега на электротяге, однако, все еще остается на повестке дня. На сегодня у большинства электромобилей запас хода на одной зарядке составляет около 232 км, хотя этот показатель показывает тренд на рост. Уже почти десять лет запас хода электромобилей ежегодно повышается на 15%. К 2022 г. дальность пробега модели среднего ценового сегмента на полной зарядке достигнет 442,5 км, а у моделей классом повыше данный показатель приблизится к 560–640 км, т. е. к среднему запасу хода у бензинового автомобиля. К 2025 г., когда аккумуляторы с твердым электролитом должны появиться на рынке, дальность пробега достигнет 800 км — или сколько потребуется для массовой пересадки на электромобили.
Следующий фрагмент электрического пазла — время зарядки. На автозаправке залить в бак бензин — дело менее чем десяти минут. Зарядка электромобиля в зависимости от типа устройства в среднем может растянуться на часы. Но рыночные силы вместе с конвергентными технологиями здорово подстегивают прогресс в этой области. Например, сотрудничество между Porsche и BMW воплотилось в 400-мегаваттное зарядное устройство, работающее в 25 тыс. раз быстрее средней зарядки для смартфона. Заряд на пробег в сотню километров оно вливает в аккумулятор электромобиля за три минуты, а тот же аккумулятор, разряженный до 10%, дозаряжает до 80% менее чем за 15 минут.
Еще больше улучшил положение тель-авивский стартап StoreDot. Там воспользовались свойствами новых материалов для разработки литий-ионного «флэш-аккумулятора» — заряжается он так же быстро, как суперконденсатор, а разряжается так же медленно, как обычный аккумулятор. Пятиминутная зарядка дает вам запас хода почти 483 км. Это по 97 км пробега за минуту или примерно столько же времени, сколько вы бы заправлялись на колонке неновой модели.
Последний фрагмент пазла — доступность зарядных станций. Подсчеты разнятся, но в целом представляется, что на территории США 150 тыс. автозаправочных станций. На каждой в среднем по восемь колонок, итого в стране насчитывается 1,2 млн точек для заправки бензином. Для сравнения: на сегодня в США работают всего 68 тыс. портов для зарядки аккумуляторного электротранспорта. Но эти цифры искажают реальную картину.
Они не учитывают домашние зарядные станции, хотя владельцы электромобилей заряжают их в первую очередь именно по месту жительства. Не учтена в расчетах и ChargePoint, хотя компания привлекла более 500 млн долл. на строительство к 2025 г. 2,5 млн зарядных портов, половина которых разместится в Европе, а вторая половина — в США. При успехе данного проекта ChargePoint сделает зарядные порты для электромобилей такими же доступными, как колонки для автомобилей на бензине.
Сказанное подводит нас к еще одной из пяти сформулированных на Всемирном экономическом форуме главных угроз: погодным катаклизмам. В 2017 г. среднестатистическое американское домохозяйство в сутки расходовало 29,5 кВт∙ч электроэнергии, а средний электромобиль Tesla Model-S оборудован аккумулятором на 85 кВт∙ч. Таким образом, в случае крайней необходимости полностью заряженный Tesla Model-S мог бы почти сутки питать электричеством три американских домохозяйства. Если южную Флориду накроет тропический ураган, автопарк электромобилей Tesla может взять на себя роль системы аварийного электропитания. При управляемой искусственным интеллектом «умной сети» электромобили становятся узлами общенациональной сети, парком мобильных аварийных аккумуляторов, подготавливаемых в случае, если ожидается погодный катаклизм.
Для завершения беседы о самых значительных экологических угрозах, с которыми мы сегодня столкнулись, поговорим об исчезновении видов и разрушении экосистем. Изменение климата, вырубка лесов, загрязнение окружающей среды, чрезмерный лов рыбы и ряд других факторов породили колоссальный кризис биоразнообразия. По данным ООН, в плохие дни безвозвратно исчезают по 200 видов. Снижение численности отмечается у 40% видов насекомых. Угроза исчезновения нависла над нашими ближайшими родичами — шимпанзе, прочими человекообразными обезьянами, а по большому счету — над всем семейством приматов. При нынешних темпах к концу текущего столетия навсегда исчезнет половина крупных млекопитающих.
Еще хуже дела, судя по всему, обстоят у обитателей океана: над тремя четвертями коралловых рифов уже сейчас нависает угроза. А между тем они образуют среду обитания для 25% мирового биоразнообразия, которое, в свою очередь, дает средства к существованию 500 млн человек и производит 70% атмосферного кислорода. Так вот, к 2050 г., если ничего не изменится, исчезнут 90% коралловых рифов. Впрочем, такую же безрадостную картину мы обнаружим в Мировом океане. К 2100 г. исчезнет 50% — ужасающая цифра! — морской флоры и фауны.
Биоразнообразие имеет фундаментальное значение для жизнеспособности экосистем нашей планеты, а также получения нами здоровых и полноценных экосистемных услуг — всех благ, которые дарует нам планета и которые мы не способны обеспечить себе сами. К числу таковых относятся выработка кислорода, производство продовольствия, лесов, опыление, защита от наводнений, стабилизация климата — в общей сложности 36 услуг. А из-за потери биоразнообразия 60% из них критически ухудшились и в долгосрочном плане неустойчивы.
Как же нам защитить биоразнообразие и сохранить те блага-услуги, которые дает нам природа? Простого решения нет, зато имеет смысл выделить пять технологических разработок, которые помогают переломить ситуацию.
Восстановление лесов с помощью дронов: в природе леса — важнейшие очаги биоразнообразия, и их исчезновение часто обусловливает вымирание видов. Масштабы бедствия огромны. Ежегодно мы теряем 7,6 млн гектаров лесных массивов — это плешь размером с территорию Панамы. А поскольку деревья — главные поглотители углерода, исчезновением лесов обусловлены 15% совокупного ежегодного выброса парниковых газов. Как бороться с уничтожением лесов в промышленных масштабах? Тут все ясно: в промышленных же масштабах восстанавливать леса.
Знакомьтесь: BioCarbon Engineering, британская компания, основана бывшими сотрудниками НАСА; компания разработала ИИ-управляемые лесопосадочные дроны. Они сначала картографируют участок, где планируется высадка деревьев, чтобы определить целевые места, затем выстреливают в почву капсулы с семенами в заостренных на конце биоразлагаемых снарядиках. Капсула содержит специально разработанную студенистую питательную субстанцию, которая, как подушка безопасности, принимает на себя силу удара о землю, а также устройство для распыления стимулирующих рост питательных веществ. Оператор может одновременно управлять шестью дронами, высаживая за день — представьте! — сотню тысяч деревьев. Глобальная армия таких дронов — а именно ее намеревается создать BioCarbon Engineering — могла бы в год высаживать по миллиарду деревьев.
Восстановление рифов: коралловые рифы — своего рода морские тропические леса, и если мы хотим восстановить здоровье океана, то для начала должны вернуть к жизни умирающие рифообразующие кораллы. В разработке находятся с полдюжины технологий для восстановления роста коралловых полипов. Биолог-океанолог в Лаборатории тропических исследований им. Моута доктор Дэвид Вон пошел принципиально новым путем и добился впечатляющих успехов. Опираясь на методы тканевой инженерии, Вон нашел способ быстро выращивать коралловые полипы, и менее чем за два года они у него разрослись до таких же размеров, до каких в естественных условиях разрастаются за сто лет. Обычно кораллы начинают разрастаться только по достижении зрелости — на что может уйти от 25 до 100 лет, — а у доктора Вона они разрастаются уже в возрасте двух лет, что впервые в истории дает нам возможность полностью восстановить утраченные колонии рифообразующих кораллов.
Новые методы аквакультуры: рыбный промысел — один из мощнейших драйверов угасания океанической жизни. Сейчас в трети мировых рыбопромысловых районов лимит вылова уже исчерпан. И как никогда важно совершенствовать управление рыбопромысловыми ресурсами. Но зачем управлять, когда можно растить? Те же методы тканевой инженерии, которые применяются для выращивания стейков из стволовых клеток, позволяют выращивать дорадо, голубого тунца и пр. Над этим независимо друг от друга уже работают шесть компаний, и разработки ведутся по всем направлениям — от культивирования лососевых до выращивания в пробирке креветок, уже готовеньких, чтобы попасть к нам на стол.
Обновление сельского хозяйства: растениям и животным нужен простор для передвижения, нужны огромной протяженности девственно-нетронутые пространства и суши, и воды. На сегодня 15% территории планеты представляют собой охраняемые природные территории. Но чтобы остановить шестое массовое вымирание видов, может потребоваться, как считают Эдвард Уилсон из Гарвардского университета и другие специалисты, вернуть природе половину территории Земли. Отсюда вытекает далеко не праздный вопрос: где взять столько земель?
Если вкратце, то за счет сочетания возрождения лесов и восстановления природных экосистем с новыми сельскохозяйственными приемами. Примерно 37% суши и 75% ее запасов пресной воды используются под сельскохозяйственные нужды: 11% — под зерновые культуры, остальное — под мясное и молочное животноводство. Впрочем, эти показатели уменьшаются. И не только из-за того, что фермеры быстро бросают свои земли и хозяйства, но и в силу того, что все новшества, описанные в , — выращивание бифштексов в пробирке, вертикальное фермерство, генетически модифицированные сельхозкультуры и пр. — позволяют получать намного больше продуктов с намного меньших площадей. Так что идея проста: давайте вернем природе высвободившиеся земли.
Экономики замкнутого цикла: загрязнение окружающей среды входит в число пяти главных угроз, вставших на нашем пути. Исследование, проведенное в 2017 г. медицинским журналом Lancet, дает оценку, что загрязнение окружающей среды в год убивает 9 млн человек и обходится нам почти в 5 трлн долл. А насколько пагубно оно воздействует на природу — и вовсе страшно представить. Очевидно, что наибольшую угрозу представляет загрязнение атмосферы парниковыми газами, однако химикаты в наших реках, пластик в океанах и твердые частицы в воздухе каждодневно душат жизнь на нашей планете.
Чем можно исправить положение? Хорошим подспорьем нам станет переход от нефтяной экономики к экономике на возобновляемых энергоносителях, но одного этого мало. Видимо, самой действенной мерой стал бы переход на целиком безотходное промышленное производство. Тогда компании смогли бы в принципе исключить отходы из производственного процесса вместо того, чтобы содержать свалки. По этому пути идут сегодня все больше компаний: Toyota, Google, Microsoft, Procter & Gamble и многие другие. Безотходное производство не только благоприятно сказывается на окружающей среде, но еще и прибыльно. General Motors недавно заявила, что за последние несколько лет сэкономила 1 млрд долл. за счет 152 своих безотходных предприятий.
В начале главы мы уже называли пять главных угроз современности, как их сформулировал Всемирный экономический форум: кризисы с питьевой водой, изменение климата, утрата биологического разнообразия, погодные катаклизмы и загрязнение окружающей среды. Хотя каждую угрозу мы рассмотрели по отдельности, на самом деле они взаимосвязаны.
Погодные катаклизмы возникают из-за потепления климата, но его эффекты усиливаются другими факторами. Возьмем дельту реки Иравади в Мьянме, когда-то это был очаг огромного биоразнообразия и один из крупнейших на планете ареал произрастания мангровых лесов. За последние несколько десятилетий леса были сведены почти на 75% дельты Иравади, в результате утрачен ряд базовых экосистемных услуг, как, например, защита от наводнений. И когда в 2008 г. район накрыло мощным циклоном, погибли 130 тыс. человек. Сохранись в дельте Иравади мангровые леса, издавна служившие барьером для наводнений, жертв и разрушений было бы гораздо меньше.
Но перекрываются одна с другой не только наши проблемы, но и наши ответные меры. Прямо сейчас BioCarbon Engineering отправляет свои дроны в дельту Иравади восстанавливать леса на обезлесенном участке, вдвое превышающем по площади Центральный парк в Нью-Йорке. Это не только восстановит среду обитания местной флоры и фауны, но и перезапустит экосистемную услугу по защите от наводнений. Плюс к тому мангровые леса удерживают втрое больше углерода, чем обычные, ввиду чего территория дельты с восстановленными мангровыми лесами станет бесценным орудием в борьбе с глобальным потеплением.
Иными словами, паутина жизни — совсем не метафора. Все пронизано взаимосвязями, всё на всё влияет и в ответ испытывает влияние всего. Все решения, на которых мы заострили ваше внимание, подходят для устранения нескольких проблем одновременно. Но мы все должны подключиться к делу, причем прямо сейчас. Ученые из Стэнфордского университета предупреждают, что мы должны остановить вымирание видов за три поколения, иначе экосистемные услуги и правда будут потеряны для нас. По расчетам Межправительственной группы экспертов по изменению климата, в нашем распоряжении 12 лет, чтобы остановить глобальное потепление на уровне полутора градусов. Однако уже сейчас мы располагаем необходимыми технологиями, чтобы ответить на эти вызовы, и сила конвергенции продолжит совершенствовать эти технологии. Наши инновации уже способны одолевать наши проблемы. Сотрудничество пока остается недостающим звеном. Если мы собираемся перейти на устойчивое развитие требуемыми темпами, то препятствие на нашем пути и одновременно возможность достичь нашей цели — мы, люди.
Когда речь заходит об угрожающих нам опасностях, список всегда возглавляют те, что связаны с окружающей средой, но в последнее время они делят авансцену нашего внимания с другой опасностью — автоматизацией. Роботы и искусственный интеллект — чем дальше, тем чаще об этом возвещают новостные заголовки, — уже идут на наши рабочие места. В последние годы ведущие консалтинговые компании ранга McKinsey, Gartner и Deloitte обнародовали доклады с утверждением, что технологическая безработица неизбежна. Как выяснилось в ходе одного исследования Оксфордского университета, в ближайшие десятилетия под угрозой окажутся 47% рабочих мест в США, а для остальных стран показатель может составлять и 85%.
Правда, факты указывают на совсем иную картину. Обратимся к рынку труда: где, как не там, начинаешь в первую очередь искать признаки объявленного робоапокалипсиса. И что же? Тут очень к месту мнение автора «Мудрости толпы» Джеймса Шуровьески, в 2017 г. так охарактеризовавшего положение дел в статье для Wired.
Безработица ниже 5%, во многих штатах работодатели жалуются на дефицит, а не избыток рабочей силы. И хотя по милости Великой рецессии миллионы американцев ушли с рынка труда, сейчас они туда возвращаются — и получают работу. Что еще поразительнее, заработная плата рядовых рабочих поднялась, поскольку улучшилось положение на рынке труда. Хотя по историческим меркам прирост довольно жалкий, зарплаты растут быстрее, чем инфляция, и быстрее, чем производительность. Ничего подобного не происходило бы, если бы труд живых людей уже начал быстрыми темпами отживать.
О том же свидетельствует и история. Теоретически человеческий труд бодро зашагал к моральному устареванию еще во времена, когда луддиты на заре 1800-х гг. крушили кувалдами ткацкие станки. В 1790 г. 90% американцев жили фермерством, а сегодня — менее 2%. Но разве исчезли те рабочие места? Не совсем. Аграрная экономика трансформировалась в индустриальную, затем в экономику услуг, а теперь — в информационную. Автоматизация заменяет человеческий труд, но не устраняет его.
Даже там, куда приходит автоматизация, она не всегда ведет к ожидаемым ужасным последствиям. Возьмем для примера банкоматы. Когда они впервые появились в конце 1970-х гг., возникли серьезные опасения, что это спровоцирует массовые увольнения банковских кассиров — за отсутствием работы. За 1995–2010 гг. число банкоматов в США возросло со ста тысяч до четырехсот тысяч, а массовой безработицы среди банковских кассиров не наблюдалось. Благодаря банкоматам держать банк стало дешевле, чем раньше, и потому их число возросло на 40%. С ростом числа банков увеличивалось и количество рабочих мест для кассиров. Вот почему в указанный период наблюдался как раз рост, а не снижение занятости в категории банковских кассиров.
Такая же картина и в текстильной промышленности, как отметил в цифровом издании Quartz журналист Т. Л. Эндрюс: «Хотя сегодня 98% операций по изготовлению тканей автоматизированы, число рабочих мест на ткацком производстве со времен XIX века возросло». То же справедливо для помощников адвокатов (юрисконсультов) и судебных клерков, а ведь многие предвещали, что искусственный интеллект лишит работы эти две категории профессий. На самом деле все получилось с точностью до наоборот, когда в 1990-х гг. юридические фирмы внедрили у себя электронный документооборот для судебных разбирательств. ИИ, как выяснилось, настолько искусен в этом, что адвокатам теперь нужны дополнительные сотрудники, чтобы просеивать огромные объемы электронных материалов, так что занятость среди помощников адвокатов только увеличилась.
Автоматизировать труд работников многие компании побуждает главным образом погоня за производительностью. Но в сотый раз повторим, что наибольший выигрыш в производительности дает не полная замена человека машиной, а когда машинный труд дополняется трудом человека. «Естественно, многие компании воспользовались ИИ для автоматизации своих процессов, — объясняют руководители Accenture Джеймс Уилсон и Пол Доэрти на страницах Harvard Business Review. — Но компаниям, внедрявшим ИИ в первую очередь ради сокращения персонала, светит разве что краткосрочный рост производительности. Мы провели исследование с участием 1500 компаний и выяснили, что рост производительности наиболее значителен там, где совместно трудятся люди и машины». В BMW, например, добились 85%-ного прироста производительности, когда заменили свои традиционные — автоматизированные — конвейерные методы работой смешанных бригад из роботов и работников.
И всякий раз, когда технология переживает виток экспоненциального роста, мы обнаруживаем, что в ней запрятана возможность размером с весь интернет. Правда, нужно приспособиться, чтобы реализовать эту возможность — для чего надо переучить персонал, — но в итоге мы получаем нетто-рост рабочих мест. Посмотрим на сам интернет. Как показывают исследования McKinsey, в 13 странах на огромных просторах от Китая и России до США на месте одного уничтоженного рабочего места интернет создает 2,6 нового. По совокупности в каждой из этих стран появление интернета добавило 10% к росту ВВП, и показатель продолжает расти.
Обольщаться не стоит, определенные категории работ действительно уже вымирают. Хотя, по прогнозам экспертов, технологическая безработица с большей силой проявится в 2030-е гг., в 2020-е мы уже увидим, как в небытие уходят целые категории профессий. Роботы уже идут отбирать места у многих категорий работников, от водителей грузовиков и таксистов до складских работников и работников розничной торговли. Возможно, Amazon Go не поставит крест на профессии магазинных кассиров, однако в продовольственных магазинах, круглосуточных магазинах и на автозаправках персонал будет скорее отсутствовать, чем присутствовать. Главный вопрос в том, достаточно ли нам отпущено времени на переобучение нашей рабочей силы, прежде чем последствия разойдутся широкими кругами.
И похоже, что ответ — да, достаточно. Например, Goldman Sachs недавно попал в топы новостных заголовков с результатами своего исследования, что беспилотный транспорт будет лишать рабочих мест по 300 тыс. водителей в год. Правда, почти незамеченным прошло их же утверждение, что у нас есть 25 лет, чтобы перейти на беспилотный транспорт. Столь же важно, что каждый шаг прогресса в образовании — от ускоренных за счет VR образовательных сред до ИИ-управляемых учебных программ — облегчит и ускорит переобучение, а также повысит его эффективность. Наконец, раз уж искусственный интеллект стал для нас дружелюбным интерфейсом с технологиями, мы увидим сдвиг в наборе навыков, которые нам потребуется освоить в ходе переподготовки. Во многих сферах на замену мастерскому овладению профессиональными навыками придут технологическая подкованность и расторопность.
Снова повторимся: все упирается в вопрос, сумеем мы наладить сотрудничество или нет. В июле 2018 г. при том, что в США насчитывалось 6,7 млн вакантных рабочих мест, дефицит рабочей силы достиг рекордного уровня. Рабочие места не только имеются, их множество. Сумеем ли мы быстро переучить нашу рабочую силу? Вот в чем вопрос, вот вызов, на который нам еще предстоит ответить.
В 2002 г. малоизвестный в широких научных кругах философ из Оксфорда Ник Бостром опубликовал статью в Journal of Evolution and Technology. Пройдет несколько лет, и он стяжает славу отъявленного чудака за свою «Гипотезу симуляции», убедительно доказывающую, что мы существуем внутри Матрицы. Однако и упомянутая статья наделала немало шума, главным образом из-за того, что до ужаса напугала едва ли не всякого, кто ее прочел.
В статье Бострома описывалась угроза нового типа, которую он нарек «угрозой самому нашему существованию», «риском глобальной катастрофы», хотя и несколько иной разновидности. По исторической традиции «риск глобальной катастрофы» относится к любому угрожающему событию, от столкновения с астероидами-убийцами до всеобщей ядерной войны. Но Бостром решил донести до нас, что существует еще один источник ужаса. По Бострому, у экспоненциальных технологий имеется дурное свойство перерастать в угрозы нашему существованию.
Один такой пример нам известен: это риск необузданного роста нанотехнологий, он же — здравствуйте, Эрик Дрекслер! — гипотетический сценарий всепожирающей «серой слизи». Другой пример риска — что у ИИ закипит возмущенный разум и он взбунтуется: хакнет компьютеры NORAD (North American Aerospace Defense Command, Объединенного командования воздушно-космической обороны Северной Америки), объявит максимальную боеготовность и со всей дури вдарит по миру. Другие угрозы — что генно-модифицированные организмы истощат экосистемы, кибертеррористы объявят Нью-Йорку «спокойной ночи», поразив его энергосистему, или биохакеры истребят население Сан-Франциско биологическим оружием в виде Эболы. Это все ужасы, которые могут отравить нам пиршество экспоненциальных технологий. И в этом же зловещее предсказание Бострома: нас ждут крутые горки и жуткие встряски.
Но так ли мы в этом уверены?
Вопрос очень спорный. Само собой, об экзистенциальных угрозах исключительно громко и страстно высказывались такие властители дум, как Илон Маск и великий ныне покойный Стивен Хокинг, для их изучения непререкаемо авторитетные институты ранга Оксфорда и MIT учредили у себя специализированные отделы, и все же разброс мнений огромен. Пытаться точно оценить наши шансы выжить при той или иной напасти — занятие пустое. Но, несмотря на всю неразбериху, консенсусные мнения уже появляются. Но это скорее не решения, а категории решений: Видение, Предупреждение и Управление.
Видение напрямую связано с временными горизонтами — тем, до какого предела мы заглядываем в будущее. Наш мозг сформировался в эпоху, когда нам нужно было выживать (и действовать максимально быстро), поэтому мы развивались как близорукий биологический вид. Нас в первую очередь волновало, как не попасть в когти тигра прямо сейчас. Как добыть достаточно пищи, чтобы прокормить семью сегодня. Если мы и проявляли дальновидность, то не более чем в смысле «где бы отыскать теплое местечко, чтобы провести зиму». Иными словами, эволюция выработала у нас временной горизонт глубиной не более чем ближайшие полгода.
Разумеется, у нас развилась и способность отодвигать перспективу подальше в будущее. Есть в психологии такой термин «отложенное вознаграждение». Он и означает нашу способность задумываться о выгодах в будущем, даже не при нашей жизни, — и это характерное свойство нашего вида. На этот механизм опирается религия, направляя в нужное русло наше поведение обещанием загробного благоденствия. Ни одно другое животное на такое не способно.
Но, похоже, мы утрачиваем этот особый талант. «Цивилизация загоняет себя в патологически узкие рамки внимания, — пишет Стюарт Бранд в очерке для некоммерческой организации Long Now Foundation. — Этот тренд сформировался под влиянием ускорения технологий, насаждаемого рыночной экономикой краткосрочного планирования, перспектив демократов победить на следующих выборах. А может, рассеивание внимания обусловлено личной многозадачностью. Все эти факторы усиливаются. И поэтому нужно нечто вроде противовесов, чтобы восстановить баланс близорукости».
В качестве противовеса Бранд предлагает вышеупомянутый фонд Long Now Foundation. Он уже прославился тем, что установил необычные часы в пещере, затерянной в глуши Национального парка «Большой бассейн». Часы отсчитывают время на десять тысяч лет вперед, но их реальная цель — создавать психологический эффект. Они призывают нас мыслить на десять веков вперед. А конечная цель фонда — заставить нас понять, что, если мы хотим защититься от угроз нашему существованию, нам необходимо мыслить на долгосрочную перспективу.
Посмотрим, как в реальности работает такое мышление. Предотвращение глобальных катастроф — вторая из трех вышеупомянутых категорий. Хороший пример здесь — Нидерланды. Большая часть территории страны располагается ниже уровня моря, и этот регион Европы находится под наибольшей угрозой из-за изменения климата. Но чем видеть в поднимающихся приливах проблему, требующую немедленных мер — возведения дамб помощнее, что по определению потребует текущего ремонта и обслуживания в краткосрочной перспективе, а в долгосрочной — строительства новых, — Нидерланды мыслят и действуют на долгосрочную перспективу. «Голландский менталитет, — объясняет в New York Times Майкл Киммельман, — воспринимает изменение климата не как гипотетическое явление или препятствие для экономики, а как возможность… Голландцы первыми пошли своим путем. Его суть в том, чтобы допускать воду всюду, куда она проникает, вместо того чтобы надеяться побороть мать-природу: жить бок о бок с водой, а не пытаться прогнать ее прочь. Голландцы устраивают озера, расширения каналов, парки и площади, представляющие благо для повседневной жизни, и одновременно удваивают и без того гигантские резервуары, куда хлынут потоки воды, когда разольются моря и реки».
Еще один пример мы видим в точке конвергенции искусственного интеллекта, сетей, сенсоров и спутников. Благодаря этому нам открылась возможность разворачивать более технически сложные сети глобального обнаружения угроз, чем те, что существуют сейчас. Предложений здесь целый спектр, например глобальный мониторинг трофической сети для защиты от катастрофического голода или террористических атак; атмосферные газоанализаторы — системы непрерывного автоматического или периодического контроля атмосферного воздуха, отслеживающие малейшие следы опасных веществ от чумной палочки до радиоактивных материалов; детекторы мошеннических ИИ — в сущности, тот же ИИ, но отслеживающий роботов-мошенников.
И хотя это может показаться немного странным, посмотрим, как идут дела в сфере обнаружения астероидов-убийц. Пару десятилетий назад сама идея воспринималась как помесь конспирологии с голливудским триллером. А сегодня у нас есть Sentry System, разработанная в Лаборатории реактивного движения НАСА «для мониторинга угрожающих Земле импактных событий». А еще в НАСА разработали DART (Double Asteroid Redirection Test), первую миссию планетарной защиты путем изменения траектории астероидов (за счет кинетической энергии от столкновения зонда с небесным телом).
Еще пример, хотя и без футуристического флера, но тоже из области фантастики: мы уже некоторое время используем изображения с искусственных спутников для обнаружения лесных пожаров. В 2018 г. в НАСА приступили к обучению ИИ интерпретации данных. Через год их нейронные сети уже умели из космоса обнаруживать лесные пожары с точностью 98%.
Другие ученые разрабатывают меры, которые следует предпринять после обнаружения лесного пожара. Уже есть наработки по беспилотникам для тушения пожаров. Можно допустить, не рискуя выставить себя на посмешище, что еще до конца текущего десятилетия ИИ космического базирования, отслеживающие лесные пожары, начнут напрямую контактировать с базами противопожарных беспилотников на Земле. И это первый шажок к дематериализации аварийно-спасательных служб.
Мы все обязаны мыслить в таком русле. Земля даже без прогресса технологий была и остается живой системой, и изменения в ней происходят постоянно. Изначально наша атмосфера представляла собой восхитительную смесь метана и серы — пока все не испортил незванно явившийся отравляющий газ кислород. Динозавры в свое время процветали на этой чудесной планете, царя над всеми и вся, пока не переехали на столь же почетное место в наших музеях как олицетворение былого господства. Если мы не хотим повторить их судьбу, нам в нашем турбулентном мире не остается иного выбора, кроме как осваивать искусство предотвращать глобальные катастрофы.
В стремительно меняющемся мире предупреждение катастроф могло бы играть ключевую роль в уничтожении рисков нашему существованию, однако самый действенный способ и наша конечная цель в том, чтобы научиться приспосабливаться и быстро маневрировать. Правда, совсем по другим лекалам выстроено наше общество. Большинство современных организаций и институтов созданы в другую эпоху и для времен, когда успех измерялся масштабностью и стабильностью. На протяжении почти всего прошлого века общепринятыми показателями успеха в бизнесе служили численность персонала, размеры активов в собственности и прочее в таком духе.
В нынешнем экспоненциальном мире способность к быстрому маневру стоит больше, чем стабильность, но тогда зачем владеть активами, если к нашим услугам лизинг? И зачем лизинг, когда к нашим услугам готовая бескорыстно помогать нам интернет-толпа? Компания Airbnb выстроила крупнейшую в мире гостиничную сеть, но при этом не владеет ни одним номером, ни одной комнатой. Uber и Lyft почти заменили собой службы такси во всех крупных мегаполисах, но не владеют ни одним автомобилем. Такой уровень гибкости, уже ставший непременным требованием в бизнесе, в равной мере необходим в государственном управлении, нашей третьей и последней категории в обсуждении рисков глобальных катастроф.
Современные представления об управлении государством возникли лет триста назад, когда мир только оправился от революционных потрясений и ставил превыше всего свободу от тирании, а также желание стабильности. И потому современные демократии — это системы управления с разделением властей, намеренно избыточные, чтобы создавать сдержки и противовесы. Их специально проектировали в расчете на медленные перемены и только демократическим путем, чтобы они противодействовали тирании и нестабильности.
Наш экспоненциальный мир требует гораздо более быстрой реакции.
С 1997 г. крохотное прибалтийское государство Эстония стало пионером освоения электронного правительства — цифровизированного аналога системы государственного управления, заслуженно пользующегося репутацией самого медлительного, неповоротливого и неуступчивого института на свете. Цель в том, чтобы решительно сократить время реагирования системы. Возникла проблема, и вы хотите, чтобы государство ее решило? Чуть ли не в каждой стране это означает торчать в очередях, изнывать от бюрократии и волокиты и трепать себе нервы. В Эстонии 99% государственных услуг оказываются через интернет, и интерфейсы откровенно дружелюбны к пользователям. Эстонцы могут оплатить свои налоги за какие-то пять минут, тайно и безопасно проголосовать из любой точки мира, а также мигом получить доступ к сведениям о собственном здоровье из децентрализованной защищенной блокчейном базы данных. В целом же, как подсчитали сами эстонцы, они настолько снизили бюрократию, что сэкономили 800 лет рабочего времени.
Вдохновленные примером Эстонии, многие государства переходят в цифровой формат. Им стараются помогать стартапы. Так, OpenGov превращает непроходимые топи государственных финансов в серию понятных легко читаемых секторных диаграмм — в виде нарезанного на ломти пирога; Transitmix позволяет планировать работу общественного и другого транспорта в реальном времени на основе больших данных; стартап Appallicious создал панель для координации действий на случай чрезвычайных ситуаций; Social Glass помогает проводить государственные закупки быстро, без нарушений и всякой бумажной волокиты.
В дело включились и крупные компании. Например, Sidewalk Labs, инновационная градостроительная дочка Alphabet, сотрудничает с канадским правительством по проекту Quasyside. Это умное комьюнити предназначено для прибрежной промышленной зоны Торонто; здесь роботы доставляют почту, а ИИ через данные с датчиков управляет всем, от качества воздуха до трафика, и весь городской пейзаж «сберегает климат» — т. е. все построено по экологическим стандартам и питается энергией только из возобновляемых источников. Одно выделяет этот проект из разряда просто любопытных новостей о недвижимости — то, что все разрабатываемые для Quasyside системы программного обеспечения будут с открытыми кодами, так что ими смогут воспользоваться все желающие и это ускорит прогресс в «умных» городах по всему миру.
Будет ли всего этого достаточно — от планов НАСА по обнаружению смертоносных астероидов до поворота архитектуры голландских городов лицом к воде и расторопного электронного правительства Эстонии, — чтобы снизить экспоненциальный риск? Ответ лежит в диапазоне от «куда там» до «пока еще нет». И все же три повода для оптимизма у нас есть.
Во-первых, технологии расширяют возможности. Пять столетий назад единственными, кто располагал силами и возможностями отвечать на подобные глобальные вызовы, были особы, облеченные королевской властью. Тридцать лет назад это были крупные корпорации или правительства больших стран. А сегодня это все мы. Экспоненциальные технологии дают узким группам людей способность браться за крупные проблемы. Во-вторых, технологии открывают новые возможности. Одна из центральных мыслей нашей предыдущей книги «Без тормозов» в том, что крупнейшие проблемы мира открывают крупнейшие возможности для бизнеса. Следовательно, с какими бы рисками мы ни сталкивались — экологическими, экономическими или экзистенциальными, — они неизменно таят в себе основу для предпринимательства и инноваций. В-третьих, не забудем конвергенцию. Мы склонны мыслить линейно, когда дело касается нависающих над нами угроз, мы пытаемся приспособить вчерашние инструменты к решению проблем завтрашнего дня. Но в течение следующего десятилетия нам суждено пережить технологический прогресс столетнего размаха. В сущности, многие могущественнейшие технологии, которыми мы сегодня располагаем, — искусственный интеллект, нанотехнологии, биотехнологии, — только начинают выходить в интернет. Да, говорим мы, угрожающие нам опасности способны внушать ужас, но решения, которые у нас уже есть, день ото дня набирают мощь.