Давно сложилось представление, что у больших наций обязательно должна быть организующая идея. Идея — не жесткая идеологическая догма. У США есть американская мечта плюс демократия для своей страны и остального мира, у современных европейцев — единство Европы, у Китая, стараниями председателя Си Цзиньпина, это и китайская мечта (для внутреннего потребления), и сообщество общей судьбы (для всего человечества). Турция при президенте Реджепе Тайипе Эрдогане все больше воспринимается в качестве наследницы и продолжательницы Османской империи и центра тюркского мира. Наличие организующей идеи — фактор развития. Россия как страна, считающая себя в большей степени ориентированной духовно, чем материально, также не может жить без организующей идеи. Широко распространено мнение, что одна из основных проблем постсоветской Российской Федерации как раз и заключается в том, что такая идея у нее отсутствует.
Нельзя сказать, что руководители государства игнорировали эту проблему. Президент Ельцин в свое время дал прямое указание выработать новую национальную идею взамен отвергнутой страной коммунистической идеологии. Впрочем, из тогдашнего кремлевского начинания ничего не вышло. Президент Путин поначалу отказался от каких-либо попыток идейного строительства, провозгласив вместо этого конкретные цели — догнать Португалию или удвоить ВВП, а в качестве принципа утвердив здоровый прагматизм. Через какое-то время Путин почувствовал недостаточность одной прагматики и использовал в качестве объединяющей идеи патриотизм. Это необходимое и важное дополнение, но оно тоже не решает задачу полностью.
Вряд ли организующую идею можно выдумать в кремлевских кабинетах. Она должна соответствовать духу народа, его самосознанию и устремлениям. Идейный порыв невозможен без начала перехода страны в новое состояние. Такой переход неизбежен, если в России сохранится достаточно внутренних сил и энергии, чтобы перестроить государственную и общественную жизнь на основах права и справедливости. Кстати, название консервативной польской партии довольно точно передает общеславянский идеал, который может быть приемлем и для России. Во всяком случае он органичнее и современнее, чем очередные версии Третьего Рима, особого русского пути, неоевразийства или еще чего-то из богатого интеллектуального багажа нашего Отечества.
Задача этой книги гораздо уже. Что могло бы стать организующей идеей российской внешней политики в XXI веке? Прагматизм необходим, но это не идея, а рабочая установка. Что может заменить публично выдвигавшиеся либо приватно пестовавшиеся идеи вхождения в Европу или воссоздания — под другим именем — СССР, заключения тесного союза с США и Западом или, наоборот, с Китаем против США, возрождения (уже под своим началом) Движения неприсоединения и т.п.? Мой ответ прост.
Главной идеей российской внешней политики на ближайшие 20‒30 лет должно стать содействие внутреннему развитию (не только экономическому) самой России, а главным путем движения к этой цели должно быть выстраивание и поддержание в ее внутренней и внешней политике динамического равновесия. Иными словами, дело России — всестороннее обустройство самой России на уже упомянутых принципах права и справедливости.
Можно было бы остановиться на этом, но такая цель была бы слишком утилитарной для россиян. Оставляя содействие внутреннему развитию страны в качестве главной цели, я предлагаю еще одну, международную. За первые два десятилетия XXI века Россия вернула себе фактический суверенитет и статус великой державы. Многополярный мир стал реальностью, в том числе благодаря внутреннему развитию и внешнеполитическим шагам Российской Федерации. Своими действиями Москва заметно поколебала миропорядок, установленный по итогам холодной войны. Наступает время сделать следующий шаг.
Россия — не спойлер, разрушитель чужих порядков, а строитель более справедливых международных систем. Следующей большой целью ее внешней политики могло бы стать обустройство непосредственного окружения России. Такая цель, в свою очередь, предполагала бы строительство новой системы международных отношений на территории значительной части Евразии. Важнейшие элементы этой конструкции уже созданы. На уровне двусторонних отношений великих держав это российско-китайское и российско-индийское стратегические партнерства. Москва установила тесные отношения с важнейшими столицами этой части мира: Анкарой, Иерусалимом, Каиром, Тегераном, Ханоем, Эр-Риядом. Рабочие связи налажены со всеми странами огромного региона. Существуют трехсторонний форум РИК и многосторонняя организация ШОС. Функционируют организации постсоветских государств — ОДКБ и ЕАЭС. Эти элементы логически вписываются в единый проект евразийского континентального равновесия.
Формирование континентальной системы международных отношений нельзя назвать абсолютно новой идеей. В советские времена Москва призывала к созданию системы коллективной безопасности в Азии. Недавно был предложен проект «Большое евразийское партнерство», имеющий в основном экономический характер.
Требуется, однако, не только обеспечить безопасность и развивать экономическое партнерство, а создать полноформатную систему отношений между государствами региона, основанную на общих ценностях и принципах, на территории значительной части Евразийского континента.
Это суверенное равенство, строгое невмешательство во внутренние дела, приоритет развития, политико-дипломатическое решение споров, консультации и консенсусный подход при принятии решений.
Многие из перечисленных принципов реализованы в деятельности Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Роль АСЕАН в глобальной политике, однако, пока ограничена, несмотря на большую численность населения региона (свыше полумиллиарда) и внушительный совокупный ВВП стран региона. Создание континентальной системы в Евразии могло бы существенно изменить международные отношения в глобальном масштабе. Россия в этом проекте могла бы играть важную и видную роль одного из генераторов идей и модератора различных позиций. Такая роль опиралась бы на богатый международный опыт, высокий статус в рамках ООН, уникальное геополитическое положение, существенные ресурсы. Важно то, что Россия, не претендуя на гегемонию, является в то же время поборником государственного суверенитета и хранителем континентального равновесия — прежде всего (но не только) геополитического и военного.
Исходя из этой главной идеи и учитывая ситуацию в мире и интересы и возможности России, что может стать стратегической целью внешней политики России в 2020-е годы? Прежде чем ответить на этот вопрос, посмотрим, как проходила реализация стратегических целей, выдвигавшихся ранее.
Предыдущее десятилетие начиналось с выдвижения российским руководством идеи реинтеграции большей части пространства бывшего Советского Союза, в которой Москва играла бы ведущую роль. Это пространство еще в 2008 году при президенте Дмитрии Медведеве было объявлено сферой приоритетных интересов Российской Федерации. В 2009 году был создан Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана. В 2011 году Владимир Путин, готовившийся вернуться в Кремль, предложил план полноформатного Евразийского союза. Этот план в качестве ключевого условия предполагал включение в новый союз Украины.
Политика Москвы в отношении Украины в последующие несколько лет, однако, была столь неудачна, что, как уже говорилось в главе о внешней политике путинской эпохи, ее провал обошелся России дешевле, чем мог бы обойтись ее успех — присоединение Киева в 2013‒2014 годах к Евразийскому союзу.
Майданный переворот февраля 2014 года в Киеве на короткое время вывел на поверхность идею Русского мира как нового объединения территорий, населенных этническими русскими, но, найдя поддержку в Крыму и отчасти в Донбассе, эта идея и особенно ее практическое воплощение в названных регионах насторожила многих соседей РФ, особенно государства со значительными русскими меньшинствами (причем не только Эстонию и Латвию, но также дружественные Москве Казахстан и Белоруссию).
В дальнейшем развитие конфликта в Донбассе и в целом ухудшение отношений с Украиной свидетельствовали о том, что российско-украинские отношения превратились в устойчиво враждебные, общение между народами двух стран резко сократилось, сменившись отчуждением. Российско-украинская ситуация повлияла и на отношения с ближайшими партнерами. Казахстан ускорил и углубил курс на казахизацию всех сторон жизни. Уязвленный словами Путина о том, что у Казахстана до вхождения в состав Российской империи не было опыта государственности, президент Нурсултан Назарбаев распорядился активнее пропагандировать историю казахского народа, продвигать казахский язык во всех областях жизни. Стал активнее дрейфовать от России и президент Белоруссии Лукашенко.
В результате евразийская интеграция стала возможной только в форме экономического объединения (ЕАЭС), фактически расширенного Таможенного союза. Предпринятая Москвой в конце 2010-х годов новая попытка тесной интеграции с Белоруссией в формате номинально существующего с 1999 года Союзного государства оказалась неудачной. Только белорусский кризис 2020 года сломал прежнюю тенденцию на дрейф Лукашенко в направлении Запада и уклонение Минска от тесной интеграции с Россией. Этот же кризис, однако, поставил перед Россией новую сложную задачу: как помочь Белоруссии обновить политическую и политэкономическую систему, укрепить экономическую интеграцию с Россией, не ущемляя в ходе сближения суверенитет соседнего государства.
Проведенный небольшой исторический экскурс позволяет сделать ряд выводов, важных для формулирования стратегической цели на будущее.
Реинтеграция геополитического пространства бывшего СССР, создание 200-миллионного (Россия — Украина — Казахстан — Белоруссия — другие республики) политико-экономического и военного центра силы во главе с Москвой в нынешних условиях невозможна.
Концепция единого русского народа, состоящего из трех ветвей — русских, украинцев и белорусов, безнадежно устарела. Славянское ядро исторического Российского государства, собранное вновь в XVII‒XVIII веках, на рубеже XXI века вновь расщепилось — вероятно, окончательно.
Нереализуема, соответственно, и идея Русского мира как единого геополитического пространства, включающего наряду с Россией Украину и Белоруссию. Русский мир — это идея культурного единства сообществ и людей, говорящих по-русски, а не геополитический блок во главе с Кремлем.
Надежда на новое воссоединение Украины с Россией не имеет перспективы, хотя Украина остается государством непрочным и ее будущее в XXI веке еще не определилось.
Попытки включить Белоруссию в состав России не только бесплодны, но приводят к обратным результатам. С Минском Москве необходимо строить отношения как с ближайшим партнером, но при полном уважении суверенитета белорусского государства.
Традиционная для России идея укрепления своего геополитического и экономического положения путем территориального расширения к началу XXI века исчерпала свой ресурс. Собрать советское наследство, как в начале ХХ века быстро удалось собрать большую часть царского, невозможно. Актуальная задача на будущее — консолидировать нынешнюю территорию Российской Федерации, повышать ее инфраструктурную связанность, гармонизировать межэтнические отношения.
История практически не знает государств (кроме островных) с неизменными границами. К расширению территории, однако, нужно подходить крайне осторожно. Такое расширение в современных условиях необязательно укрепляет государство. Россия не нуждается в территориальных приобретениях.
Южная Осетия вряд ли имеет шанс состояться как отдельное государство, у Абхазии много внутренних ограничений, самопровозглашенные Донецкая и Луганская республики уже стали ближе к России, чем к Украине, но включение их в состав Российской Федерации в нынешних условиях больше проблем создаст, чем решит. Время установления общепризнанных границ на востоке Европы и на Южном Кавказе еще не пришло, а вопрос о прохождении этих границ решит усиливающееся соперничество государств.
Необходимо учитывать, что параллельно с выходом активной внешней политики РФ за пределы постсоветского пространства на нем стали активнее действовать соседи России: Польша и Литва — в Белоруссии, Румыния — в Молдавии, Турция — в Закавказье. В Средней Азии, особенно в Таджикистане, растет влияние Китая. Влияние Америки тоже никуда не ушло: ни из Прибалтики, ни из Украины, ни из Грузии. Москва, сосредоточенная на отношениях с США, должна определиться со своими интересами и способами и стратегиями их отстаивания и продвижения. Расширение горизонтов внешней политики не должно осуществляться за счет важных интересов в непосредственном геополитическом окружении страны.
Инерционная политика на постсоветском пространстве не может дольше продолжаться без нарастающих потерь для России. Политика импровизации не является удовлетворительной альтернативой политике, проводимой по инерции. В частности, пришло время определиться с такими конструкциями, как Союзное государство России и Белоруссии, Организация Договора о коллективной безопасности, Евразийский экономический союз, Содружество Независимых Государств, а также с двусторонними отношениями с постсоветскими государствами. Нужно решить, что необходимо России при любых обстоятельствах, что желательно в благоприятной ситуации и что совершенно недопустимо. И уже на этой основе выработать стратегию и инструментарий политики.
Союзное государство России и Белоруссии имеет смысл как экономически, социально и культурно интегрированное пространство, которое является также общим пространством безопасности и обороны. В рамках СГ Белоруссия, как и Россия, сохраняет свой суверенитет, конституцию, государственную атрибутику, органы власти, включая президента, парламент, судебную систему, вооруженные силы, полицию, другие силовые и специальные службы, внешнеполитический аппарат и т.д. Это, однако, два государства, а не одно. Чтобы стать союзным образованием, Белоруссия и Россия должны создать наднациональные институты: единую валюту и финансовую систему, единую кредитно-финансовую политику, общую внешнюю и оборонную политику с соответствующими наднациональными органами. Это вряд ли получится, а если и получится, то не надолго. Таким образом, как в нынешнем состоянии, так и в перспективе Союзное государство России и Белоруссии является фикцией и не имеет смысла.
***
Со второй половины 1990-х годов центральной идеей российской внешней политики была идея многополярности, фактически идея восстановления российской державности и избавления от гегемонии США. Эта цель уже практически достигнута. На протяжении первых двух десятилетий XXI века Россия восстановила свою государственную субъектность, вышла из-под политического влияния США, вновь получила признание в качестве мировой великой державы. В то же время неоспоримое глобальное доминирование США, установленное по результатам холодной войны, закончилось к середине 2010-х годов. Подъем Китая уже привел к американо-китайской конфронтационной биполярности. Фактически в мире 2020-х годов существует ряд разнокалиберных центров силы, включая Россию. Таким образом, многополярность (полицентричность) структуры международных отношений и независимое положение в этой структуре Российской Федерации — факт.
В 2020-х годах и дальше перед Россией стоит другой вызов — как управлять конфронтацией с США, чтобы это противоборство не привело к военному столкновению с Америкой, чтобы оно не только не остановило экономическое и технологическое развитие России, но, наоборот, стимулировало его. Другой не менее важный вызов — как управлять отношениями с Китаем, чтобы сохранить самостоятельность. Отказавшись от положения младшего партнера США, стать в итоге вассалом Китая было бы верхом злой иронии.
***
Еще одной стратегической целью российской политики была остановка расширения НАТО на восток. Словесных аргументов и убеждения оказалось мало. Для решения поставленной задачи России потребовалось дважды применять силу — в Грузии в 2008 году и на Украине в 2014-м. В ходе политического кризиса в Белоруссии в 2020 году Москва однозначно сигнализировала Западу: стратегически важную белорусскую позицию она не уступит ни при каких обстоятельствах. В результате НАТО наконец остановилась в своем продвижении в сторону российских границ: идти дальше означает вступать в прямой вооруженный конфликт с Россией из-за государств, не имеющих для США и остальных членов альянса большого значения. Поставленная цель, таким образом, достигнута, хотя и с большими издержками.
Вопрос, однако, в том, насколько верно была определена сама эта цель. Так же, как советизация Восточной Европы в конце 1940-х годов не создала буфер безопасности для СССР, но способствовала появлению НАТО и сохранению в Европе американских войск и политического влияния США, продвижение НАТО в этом регионе после окончания холодной войны не создало каких-либо значимых военных преимуществ для Запада, но способствовало превращению России в оппонента, а затем противника США.
Фактическое достижение формальной цели блокировки вступления нескольких соседних стран в НАТО ставит другой вопрос: как выстраивать отношения с государствами, которые, не вступив в НАТО, стали де-факто союзниками США, предоставляют им свою территорию, порты и воздушное пространство для временного или постоянного базирования вооруженных сил США и других стран НАТО? Надо помнить, что ценой невступления этих соседних стран было возникновение или обострение территориальных конфликтов и непосредственное участие России в них. В будущем Украина и Грузия, укрепив при поддержке США и НАТО свои вооруженные силы, могут по примеру Азербайджана начать войну за освобождение территорий, которые Киев и Тбилиси считают оккупированными, — Крыма, Донбасса, Абхазии и Южной Осетии.
***
Таким образом, решение одних внешнеполитических проблем не является пропуском в беспроблемный мир. Это, скорее, покупка билета на встречу с новыми проблемами.
Какие идеи востребованы в нынешней обстановке, какие цели необходимо ставить на будущее? Мир вступил в период новой биполярности — теперь уже американо-китайской. На глобальном уровне важно обеспечить безблоковый характер этой биполярности. Хотя Великобритания, Канада, Австралия и Новая Зеландия образуют тесный политический союз вокруг США, Япония и страны Европейского союза экзистенциально зависят от США, а Индия активно развивает отношения с Америкой ради противовеса Китаю, пока не создано ничего похожего на единый западный блок времен холодной войны — на этот раз направленного против КНР. Экономическое соглашение, заключенное в январе 2021 года между ЕС и КНР, красноречиво свидетельствует об этом. У Китая же свой блок пока вообще отсутствует.
Россия и, возможно, ряд других стран, действуя самостоятельно, могли бы предотвратить возникновение жесткой модели биполярности — раскол мира, в котором всем странам придется однозначно выбирать сторону в глобальном военно-политическом противостоянии.
Необходимость реализации альтернативы — заключения военного союза с Китаем против США — стала бы свидетельством провала российской политики равновесия. Это крайний вариант на случай угрозы самому существованию России.
Не стоит Москве предлагать себя и в качестве лидера новой версии Движения неприсоединения. Достаточно демонстрировать пример успешного ведения равновесной политики, неучастия в конфликте между основным противником РФ и ее основным партнером, конструктивных отношений с третьими странами и позитивных усилий по укреплению глобальной и региональной стратегической стабильности.
В 2020-х годах и дальше российская политика должна быть сосредоточена на идее развития самой России. Такова не только объективная потребность, но и субъективное желание абсолютного большинства граждан страны.
Этот курс потребует устранения основных препятствий, в том числе сращивания государственного чиновничества и частного бизнеса, монополизации экономики, оттока капиталов в офшоры и тому подобного, и одновременно создания стимулов для развития страны — укрепления законоправия, развития меритократии и участия граждан в управлении, укоренения реальной системы ценностей и распространения идеологии деятельного патриотизма.
Внешняя политика страны должна быть направлена прежде всего на решение этой общей задачи. Речь идет не о восстановлении статуса или завоевании признания, а об отдаче от этих достижений для страны. На международной арене Россия должна оставаться независимым игроком глобального уровня. Надо исходить из того, что противоборство с США будет длительным и очень жестким. Для России целью в этом противоборстве останется отстаивание внешнеполитической самостоятельности страны. Одновременно необходимо превратить конфронтацию с США в стимул внутреннего развития России, притом не только ее вооруженных сил и военно-промышленного комплекса.
Центральной идеей российской политики, внутренней и внешней, может стать идея динамического равновесия. Равновесия внутри страны, между направлениями и приоритетами в экономике, политике, социальной системе и между самими этими областями. Во внешней политике — равновесие отношений с соседями в Европе и Азии, на востоке и на западе, севере и юге. Равновесие означает уверенное удержание положения самостоятельной крупной державы. Это способность крепко стоять на ногах, не прогибаться ни под кого, не склоняться ни в чью сторону — ни под угрозами, ни из-за посулов. Это также отказ принимать чужих врагов или друзей как своих.
Такое равновесие — не застывшее. Его динамический характер предполагает делать постоянный выбор — но всегда в пользу интересов России. Равновесие не означает также равноудаленности или равноприближенности других стран. Китай на нынешнем этапе международных отношений очевидно ближе России, чем Америка. Это равновесие — не балансирование в духе отвлеченной политологии ХХ столетия и не игра в «балансы» в стиле европейской кабинетной политики XVIII‒XIX веков, в которой альянсы менялись с калейдоскопической легкостью. Это результат приложения фундаментальных российских интересов к конкретной ситуации.
Речь идет не о замораживании объективно происходящих процессов. Не о принципиальном центризме или нейтрализме. Равновесие — антитеза перекосам, шатаниям, сваливанию в одну или другую сторону, игнорированию важных факторов. Удержание равновесия в быстром движении необходимо, чтобы избежать столкновения и коллапса при переменах. Это необходимость для страны, стремящейся оставаться самой собой, быть субъектом, а не объектом мировой политики.
Такое равновесие предполагает самостоятельную позицию при конфликтах сверхдержав. Американо-китайский антагонизм сегодня в какой-то мере аналог англо-германских противоречий начала ХХ века, приведших в конечном счете к Первой мировой войне. Тогда Россия сделала неверный выбор, ввязавшись в борьбу за передел мира. Война не столько обнаружила, сколько обострила противоречия российского внутреннего положения, а также выявила слабость верховной власти и полную неадекватность правящей элиты страны. Эта трагедия должна остаться уроком на все времена.
Равновесие необходимо российской политике и в отношениях с другими великими державами — в первую очередь с Индией и Китаем; с глобальными и региональными игроками; внутри отдельных регионов; между государствами и международными институтами, с одной стороны, и государствами и негосударственными и транснациональными акторами — с другой.
В геополитике для соблюдения принципа равновесия необходимо поддерживать отношения с Китаем и США, действуя прежде всего в собственных интересах. Эти интересы могут требовать активного сближения с одной из сторон и отпора или мягкого оппонирования действиям другой, но «свобода рук» при этом должна обязательно сохраняться. Присоединяться к любой стороне опасно, за исключением чрезвычайных обстоятельств, угрожающих самому существованию государства, — например, открытого конфликта с другой державой.
Мир, к счастью, не ограничивается Америкой и Китаем. Теоретически важнейшими партнерами для РФ могли бы стать европейские страны, но ЕС в целом не демонстрирует пока стремления стать субъектом международных отношений. Более того, российско-европейские отношения быстро обостряются, и объединенная Европа все больше склоняется на сторону США в их конфронтации с Россией. Россия не заинтересована в единстве Европы, если это единство достигнуто за счет ужесточения подхода к России. Чтобы сохранять равновесие в Большой Евразии, Москве необходимо наряду с отношениями с Пекином активно развивать взаимодействие с Дели, а также по возможности с Токио, с тандемом Берлин‒Париж и рядом других европейских столиц.
Политика динамического равновесия предполагает отказ от постоянных союзов с кем-либо. Постоянный союз с более сильной державой, будь то США или Китай, означает подчинение ей, что неприемлемо. Содержание группы постоянных военных союзников наподобие Организации Варшавского договора или НАТО неактуально и накладно. ОДКБ необходимо заново отстроить как организацию сотрудничества в области безопасности. В наступившую эпоху страны создают ситуативные альянсы. Пример политики России в Сирии хорошо иллюстрирует это. Разумеется, в случае общей опасности со стороны третьего государства военные союзы полностью сохраняют свою актуальность.
В области геоэкономики приходится признать, что создать собственный (руководимый Москвой) экономический центр мирового уровня не получилось. Наиболее реальная форма экономической интеграции — это конкретные цепочки партнерств, а не замкнутые межгосударственные объединения. ЕАЭС полезен, его необходимо укреплять и развивать, но значение этого объединения для РФ ограниченно.
Сопряжение со сверхкрупной экономикой Китая необходимо и тоже полезно, но, разумеется, до того предела, пока оно происходит на равноправной основе. Сотрудничество с другим экономическим гигантом, ЕС, — большой резерв, но реализовать его в обозримой перспективе можно будет лишь в малой мере, главным образом на уровне крупных компаний и при поддержке ряда государств.
Концепция «Большого евразийского партнерства» (ЕАЭС, Китай, АСЕАН) хороша как базовый подход «на вырост», но на длительное время останется скорее визионерским или рекламным лозунгом. Требуется дальнейшая диверсификация финансовых отношений (путем освобождения от все еще чрезмерной зависимости от доллара) и экономики (не только развитие несырьевого сектора, но и эволюция сырьевых производств в направлении более высокого уровня переработки).
В технологической сфере на первых порах политика равновесия потребует формирования некоего гибрида западной (преимущественно американской) и китайской технологической базы с российскими разработками. Развитие последних должно стать важнейшим приоритетом.
Приток населения извне становится важным внешним ресурсом развития. В этой области необходим разворот от преимущественной поддержки диаспоры за рубежом к политике, по примеру Израиля, привлечения русских и русскоязычных иммигрантов в Россию.
Общим лозунгом на бывшем советском пространстве должно стать «От собирания земель — к собиранию людей».
Геополитический Русский мир необходимо выстраивать прежде всего в пределах российских государственных границ. Этот мир межэтнической и межконфессиональной солидарности народов Российской Федерации должен быть в принципе открытым для всех. Результат будет зависеть от успешности интеграции иммигрантов, превращения их в новых россиян и поддержания приемлемого уровня межэтнических отношений в российском обществе. Необходимо в этой связи выработать современное понимание того, кто такой «россиянин», формирование соответствующего культурно-идеологического комплекса.
В следующих разделах предлагаются контуры возможного внешнеполитического курса России на различных географических направлениях. Предлагается следующий порядок: приняв Москву за центр, будем двигаться по окружности, начиная с близких соседей (Белоруссии, Украины и Молдавии) и дальше по часовой стрелке, от ближних соседей к дальним. Получается такая последовательность: Украина, Белоруссия, Молдавия; остальная Европа; США; Арктика; Китай; остальные страны Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии; Закавказье, Казахстан и Средняя Азия, Ближний и Средний Восток и Северная Африка; остальной мир (Африка и Латинская Америка). Эта последовательность (запад — север — восток — юг) в какой-то степени отражает возможные будущие стратегические приоритеты внешней политики России.