13 марта 2013

Что бы русские ни начали мастерить — получится автомат Калашникова. Какую бы партию русские ни начали создавать — выйдет КПСС. Как бы русские ни выстраивали свою государственную власть — наверху все равно появится царь.

Кому-то от этого плохо. Кому-то — прикольно. Кто-то в это вообще не верит.

Но начнем мы исконно с тех, кому плохо.

…Невооруженным взглядом видно, что, исполняя ритуал ненависти к «Москве» и воспевая «Новгород», поэт и питерский этнонационалист Широпаев решает проблемы глубоко личные — проблемы самоидентификации («Мы были бы ДРУГИМИ»). Почему нынешняя собственная национальная, культурная и гражданская самоидентификация не нравится националисту — также ясно из самого текста («тип служаки, империалиста и раба»).

Мне понятна степень возмущения г-на Широпаева. Вред, нанесенный ему нашей идентификацией, трудно переоценить. Много мы лишили его. Вот он тут сам перечисляет:

«Русский — значит Европа, вольность,

Воля, Север, стоячий х++!»

Потеряв перечисленное, поневоле расстроишься и превратишься в мизантропа.

Однако попробуем утешить его и других «руссо-европейцев», разобравшись в вопросе противопоставления Новгорода с его «буржуазностью» и свободами и Москвой с ее тиранией и империализмом — все ли так, как они думают. То ли он потерял и то ли он приобрел? Ответа на этот вопрос требует не только обычная человеческая гуманность по отношению к Алексею Алексеевичу — нам необходимо самим понять, что мы приобрели когда-то, что потеряли, и почему все вот так, как есть.

Для начала рассмотрим вопрос: почему в головах наших европействующих интеллигентов засел Новгород? Причем именно в противовес Москве?

Дело в том, что Новгород принципиально отличался от Москвы тем, что в нем отсутствовала такая раздражающая российского интеллигента вещь, как Царь. Не просто там какой-то царь. А Царь. С Большой Буквы. Русский Царь.

Одновременно с этим считается, что в Новгороде было то, чего не было в Москве — вече и боярская республика.

На самом деле вече как нерегулярное народное собрание случалось и на Москве. Отличие заключалось в том, что московское вече не было инструментом управления государством и городом. Вече для Москвы — чрезвычайная мера, к которой прибегали только в особых обстоятельствах, когда основные постоянные органы управления не работают. Как, например, в момент карательного похода на Москву Тохтамыша в 1382-м году.

И в Новгороде, и в Москве была своя элита — бояре. Но в Москве они заседали в боярской думе — совете — сначала при князе Московском, а потом при царе, а в Новгороде они были полновластными хозяевами — им принадлежали все самые важные должности, земля, деньги. Они имели собственные вооруженные дружины. Они создавали политическую повестку дня и проводили свою политическую волю через вече, которое было отнюдь не референдумом с подсчетом голосов и кабинками для голосования, а соревнованием по перекрикиванию друг друга заранее нанятых олигархами партий крикунов.

Разница в укладах действительно огромная.

В чем причина? Как эта разница образовалась?

Оппоненты наши, не особенно обременяя себя уважительным отношением к опыту московского царства, заявляют о неком духовном повреждении, полученным Москвой в результате ордынского ига. В их магическом мировосприятии Москва заразилась духом восточной деспотии, инфицировалась Ордой и так далее. Народ, короче, испортился и стал не тот. Все как обычно.

Однако изучение языка, культурной жизни того времени в Москве и в Новгороде опровергает идеи о каком-либо принципиальном культурном отличии русского народа Новгорода от русского народа Москвы. Следовательно, дело в адаптации к внешним условиям — именно в них разница, а не в мифических «мистическом повреждении» и «инфицировании ордынством».

Разница роли князя и в Москве и в Новгороде раскрывает нам суть дела.

В Новгороде князь призывался вече и изгонялся им же. Знаменитый Александр Ярославич Невский был призван Новгородом фактически для решения конкретного вопроса — устранения угрозы. В дальнейшем историческая судьба Новгорода практически и не знала решительных и крупных военных столкновений. Удобное расположение поблизости от торговых путей, защищенность от Орды Москвою создали прекрасные условия для развития торговли, которую Новгород и вел, сделавшись настоящей русской биржей, снабжавшей Европу всем, чем была богата русская земля. Герой новгородских сказок — купец Садко.

Совершенно противоположный образ жизни вела Москва. В истории Московского княжества невозможно найти и пяти лет без крупной военной компании, усобицы, ордынского набега. Подобный образ исторической жизни требует сильного регулярного войска, отличного, постоянно технически совершенствующегося вооружения, постоянных фортификационных работ, создания специальных средств для восстановления разрушаемого войной — домов, зерновых запасов, выкупа полона — механизмов взаимопомощи, организации такой взаимопомощи и соответствующей концентрации средств в этих механизмах.

Функцию выкупа полона, кстати, взяла на себя Русская Православная Церковь.

Это принципиально разные точки накопления средств. В Новгороде средства служат делу торговли и концентрируются у торговой олигархии, а в Москве, решающей другие исторические задачи, средства концентрируются в руках РПЦ и «силовиков». Потому, что они там нужнее. Герои Москвы — воины и священники.

Важность военного вождя в Москве была в разы, на порядки выше, нежели в живущем торговлей Новгороде. Поэтому московский князь не приходил и уходил по желанию города и местной олигархии, а был постоянным единоличным органом управления, не наемным менеджером, а «надежей государем» — символом защищенности.

Впрочем, нельзя сказать, что поведение Московского и Новгородского боярства сильно различались. Боярство постоянно находилось в состоянии конкуренции друг с другом за власть и золото и в этой борьбе постоянно находилось в поисках дополнительного ресурса. Одна фракция опиралась на сильную княжескую волю, вторая на княжескую волю соседнего князя, в третьи водили дружбу с ордынцами. Кто-то с Литвой. В Москве над этой ареной столкновения интересов был арбитр — князь, исключительная важность которого давала ему возможность контролировать этот процесс и пресекать попытки бояр решать личные вопросы в ущерб государству.

В Новгороде не было никого. Поэтому новгородское боярство делилось на партию промосковскую и партию пролитовскую. Проновгородской партии не было и не могло быть — потому что в этой системе она была попросту не предусмотрена. Новгородский охлос же в основном симпатизировал Москве, поскольку понимал языковое и культурное единство — раз, страдал от боярских усобиц, на которые не было никакой управы — два.

Превращение московского князя в царя решало исторический русский вопрос об объединении нации. Присоединяя к единому русскому государству Новгород, московский царь не проявлял империализм, а восстанавливал единство русского народа, что совершенно соответствовало ожиданиям этого народа. Это утверждение доказывается той болью разделения, которой пропитана древняя русская литература: «Слово о погибели русской земли», «Слово Даниила Заточника», «Слово о полку» и так далее. Феодальная раздробленность, сопровождавшаяся феодальными усобицами, воспринималась русским национальным сознанием как грех, страшный грех, ставший причиной ордынского ига.

Возникновение русского царя решало вопрос скверны княжеских усобиц, было искуплением греха разделенности. Так же как московский князь смирял бояр, так русский царь смирял князей.

Если вы хотите понять и почувствовать как именно, как сильно, с какой страстью ждал русский народ русского царя-объединителя, то вспомните речь, которую вложил в уста своему герою Николай Васильевич Гоголь:

— Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: поднимается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!

Это могучая страсть к преодолению собственной слабости и разделения говорит в нас и сейчас, когда нас снова обвиняют в том, что ждем, де, мы Хозяина, как рабы и хамы, упивающиеся своим рабством.

Лгут, разумеется. «Хозяин» — говорили, например, про известно кого тогдашние бояре.

В народе говорили «Вождь».

И по этой разнице и можно сразу же понять, кто холоп на самом деле.

Такова историческая трагедия России: народ — воин, а бояре — холопы.

Наша нынешняя историческая задача, кстати, помимо прочего, еще и в том, чтобы преодолеть эту трагедию, создав для нашего народа элиту, достойную его.