В адрес Красного Креста и Государственной службы здравоохранения сыпались телеграммы с требованиями, просьбами, мольбами о помощи. Из Портсмута (Вирджиния): «Срочно нужны два цветных врача, ответ телеграфируйте на этот адрес». Из Кэри (Кентукки): «Федеральным угольным шахтам требуется срочная помощь с гриппом… Ответьте как можно скорее». Из Спокана (Вашингтон): «Срочно требуются четыре медсестры для руководства другими сестрами, предоставленными местным отделением Красного Креста».
Удовлетворить эти требования было невозможно, и ответы приходили неутешительные: «Нет ни одного цветного врача», «Практически невозможно найти свободных медсестер, их не отпускают», «Обратитесь к волонтерам, имеющим знания и практический опыт».
В помощи отказывали отнюдь не потому, что не хотели помогать. Нет, сотрудники Красного Креста обходили дом за домом в поисках женщин с опытом ухода за больными. Если они узнавали о квалифицированной медсестре, то находили ее. Джози Браун, медсестра из Сент-Луиса, смотрела фильм в местном кинотеатре, когда в зале вдруг зажегся свет, экран погас, а на сцене появился человек. Он объявил: если в зале есть женщина по имени Джози Браун, то она должна немедленно подойти к билетной кассе. Там ей вручили телеграмму с предписанием отбыть на военно-морскую учебную базу Грейт-Лейкс.
The Journal of the American Medical Association постоянно — иногда дважды в одном номере — публиковал «срочные требования прислать врачей в те места, где эпидемия свирепствует особенно сильно». Журнал убеждал: «Эта работа — патриотическая привилегия, как и служба в медицинском корпусе армии или флота… Это срочный и насущный вопрос, поэтому мы рассчитываем, что каждый врач, чувствующий, что способен справиться с такой работой, направит телеграмму главе Государственной службы здравоохранения в Вашингтон, округ Колумбия».
Врачей и сестер не хватало всегда.
Тем временем врачи перепробовали все — буквально все на свете — в попытках спасти жизни больных. Врачи могли облегчить симптомы. Врачи могли успокоить боль аспирином или морфином. Врачи могли подавлять мучительный кашель кодеином и, по некоторым свидетельствам, героином. Они лечили пациентов атропином, дигиталисом, стрихнином и адреналином — как стимуляторами. Они давали больным кислород.
Некоторые способы лечения, которые выходили за рамки чисто симптоматического лечения, имели солидное научное обоснование, хотя прежде их не применяли при гриппе. Из Бостона пришел метод Реддена, основанный на результатах экспериментов Льюиса с полиомиелитом. Этот метод, с различными вариациями, снова и снова пытались применять во всем мире.
Применялись и другие методы — сомнительно научные. Они выглядели логично. Они были логичными. Но обоснования оставались шаткими — обоснования отчаявшегося врача, который хватается за все, лишь бы помогло. Эти методы являли собой причудливую смесь тысячелетнего опыта врачевания с достижениями науки последних десятилетий. Уважаемые медицинские журналы отвергали статьи о самых экстравагантных и диких «-терапиях», но публиковали все, что хоть как-то отвечало здравому смыслу. Времени рецензировать статьи не было, как не было времени и на тщательный анализ.
JAMA опубликовал статью одного врача, где утверждалось: «Инфекцию удается предотвращать в 100% случаев, если правильно применять предложенное мною лечение». В его подходе тоже была определенная логика: стимулируя отток слизи из дыхательных путей, он надеялся облегчить работу первой линии иммунологической защиты, препятствуя прикреплению патогена к слизистой оболочке. Он смешивал раздражающие вещества в виде порошка и вдувал его в верхние дыхательные пути, что приводило к массивному отделению мокроты. Гипотеза звучала вполне разумно: возможно, само по себе отделение слизи приносило определенную пользу.
Один филадельфийский врач предложил другую идею, логичную, но более экстравагантную. В своем письме в редакцию JAMA он утверждал, что «если организм насыщен щелочью, то ухудшаются условия для роста и размножения бактерий». Поэтому он пытался подвергнуть весь организм тотальному ощелачиванию. «Я постоянно и всегда успешно применял цитрат калия и бикарбонат натрия для лечения пациентов. Они принимали его внутрь, в клизмах и в виде мазей… Пациенты должны добровольно отказаться от приема аспирина, дающего соблазнительное облегчение… Мой чрезвычайно успешный результат нельзя считать случайным и единичным… Я настаиваю на его немедленной проверке эмпирическим путем. Дальнейшие лабораторные и клинические исследования можно выполнить позже».
Врачи вводили больным вакцину от брюшного тифа, думая — или просто надеясь, — что она сможет как-то подстегнуть иммунную систему, хотя прекрасно знали о специфичности иммунного ответа. Одни врачи утверждали, что метод работает. Другие использовали с той же целью все известные в то время вакцины. Хинин был эффективен против единственной болезни — малярии. Некоторые врачи применяли хинин и для лечения гриппа — без малейшего обоснования, от одного лишь отчаяния.
Другие убеждали себя в эффективности назначенного ими лечения — невзирая на результат. Один врач из Монтаны писал в The New York Medical Journal о своем экспериментальном методе так: «Результаты были благоприятными». Он испытал свое лечение на шестерых больных, двое умерли. Тем не менее доктор настаивал: «В четырех случаях излечения улучшение было быстрым и явным».
Рассуждения двух ученых из Питтсбургского университета выглядели ничуть не лучше. Они считали, что смогли улучшить методику, перенятую Редденом у Флекснера и Льюиса. Лечение было испробовано на 47 больных, и 20 из них умерли. Исследователи вычли из этого числа семь случаев смерти, сославшись на слишком поздно начатое лечение. И все равно результат выглядел не слишком убедительно: 13 смертей на 47 случаев. Однако ученые считали это успехом.
Один врач вводил внутривенно перекись водорода 25 больным с тяжелым респираторным дистресс-синдромом. Выздоровели 13 человек, умерли 12. В глазах врача такой результат тоже выглядел успехом: «Уменьшалась выраженность аноксемии, и во многих случаях удавалось справиться с токсемией».
Многие повторили этот экстравагантный опыт и сочли результат удовлетворительным. Кто-то даже искренне в это верил.
А гомеопаты, в свою очередь, искренне верили, что эпидемия подтвердила их превосходство над другими врачами, приверженцами «аллопатии» (так гомеопаты называют классическую медицину с ее методами). Издание The Journal of the American Institute for Homeopathy утверждало, что смертность среди больных, которых лечили дипломированные врачи, составляла 28,2% (что абсурдно — будь эта цифра верной, только в одних Соединенных Штатах насчитывалось бы несколько миллионов смертей), а среди 26 тысяч больных, получавших гомеопатическое лечение (в основном посредством растительного препарата гельземиума), смертность равнялась 1,05%. Многие гомеопаты и вовсе утверждали, что из тысяч лечившихся у них больных не умер никто. Но эти результаты представили в редакцию сами гомеопаты, и они легко могли найти правдоподобное объяснение, почему тех, кто все же умер, нельзя считать их пациентами. Например, можно было исключить тех больных, которые, вопреки их советам, принимали аспирин — ведь гомеопатия считала его ядом.
Во всем остальном мире положение было таким же. Один греческий врач применял горчичники, чтобы на коже больных гриппом появлялись волдыри, затем извлекал из волдырей жидкость, смешивал ее с морфином, стрихнином и кофеином и вводил в виде инъекций. «Эффект проявлялся сразу: в течение 36–48, а иногда и 12 часов температура снижалась и наступало устойчивое, прогрессирующее улучшение». Однако смертность при этом виде лечения составляла 6%.
А в Италии один врач вводил внутривенно хлорид ртути. Другой втирал креозот, дезинфицирующее средство, в подмышечные впадины, где под кожей находятся лимфатические узлы, аванпосты лейкоцитов. Третий настаивал, что клизмы из теплого молока с добавлением одной капли креозота каждые 12 часов (число повторов должно было равняться числу лет пациента) позволяют предупредить развитие пневмонии.
В Британии военное министерство печатало рекомендации по лечению в респектабельном The Lancet. Это были куда более конкретные рекомендации, чем те, что распространялись в Соединенных Штатах, и, вероятно, они на самом деле облегчали некоторые симптомы. Так, для нормализации сна советовали 20 гран бромида, для облегчения кашля — опиаты, при цианозе — кислород. Британские рекомендации утверждали, что кровопускание редко приносит пользу, алкоголь — бесценное средство, а пища никак не влияет на течение болезни. Головную боль рекомендовали лечить антипирином и салициловой кислотой (или аспирином). Для стимуляции сердечной деятельности рекомендовали вводить стрихнин и дигиталис.
Во Франции военное министерство обратилось за помощью в Академию наук только в середине октября. Для профилактики заболевания некоторые врачи и ученые рекомендовали ношение масок. Другие настаивали на том, что лучшее профилактическое средство — мышьяк. Для лечения Пастеровский институт разработал антипневмококковую сыворотку, которую извлекали, как обычно, из крови лошадей. Кроме того, была создана сыворотка из крови переболевших гриппом людей. (Сравнительный анализ показал, что сыворотка, созданная Коулом и Эвери, намного эффективнее.) Французские врачи рекомендовали любые жаропонижающие средства. Для улучшения работы сердца назначали традиционные стимуляторы. Для очищения организма — «рвотное». Были даже попытки использовать метиленовую синьку (краситель, который применяют для окраски бактерий, чтобы они становились видимыми под микроскопом) для уничтожения микробов, несмотря на известную токсичность этого соединения. Другие врачи делали внутримышечные инъекции растворов металлов (чтобы они всасывались постепенно) или вводили их внутривенно. (Один врач, прибегавший к такому методу, называл его «несколько зверским».) Рекомендовали ставить банки — пламенем выжигали кислород, создавая в банке вакуум, а потом прижимали ее горловиной к коже: это должно было вытянуть токсины. Один известный врач настаивал, что при первых признаках отека легких и цианоза следует прибегнуть к «быстрому кровопусканию» (более 1 пинты крови) одновременно с назначением ацетилсалициловой кислоты. Конечно, кровопускания прописывал не только он. Один врач, призывавший вернуться к принципам «героической медицины», объяснял это так: чем чаще применяются кровопускания, тем лучше стимулируется организм пациента. Лечение, говорил он, это как война: главное — захватить инициативу.
По всему миру сотни миллионов людей — и, вероятно, десятки миллионов только в Соединенных Штатах — не видели ни врачей, ни медсестер, поэтому пытались лечиться народными средствами или шарлатанскими снадобьями всех мыслимых видов. Одни вешали себе на шею гирлянды из камфорных шариков и зубчиков чеснока. Другие полоскали горло дезинфицирующими веществами, проветривали помещения в доме или, наоборот, запирали окна и двери, сидя в душных комнатах.
Газеты изобиловали рекламными объявлениями: иногда они набирались таким же мелким шрифтом, как и основные статьи (и тогда их было трудно заметить), а иногда — огромными буквами, которые буквально лезли в глаза. У всех этих объявлений имелась одна общая черта: в них утверждалось, что есть способ остановить грипп, есть способ спасти жизнь. Некоторые советы были просты — например, объявление одного обувного магазина выглядело так: «Единственный способ уберечься от гриппа — это держать ноги сухими». Другие — посложнее: «Маска с жидкостью для полости рта Kolynos предупреждает "испанский грипп" при контакте с инфекцией».
Вся реклама играла на страхе.
«Как предотвратить заражение испанским гриппом… Начальник медицинского управления армии США призывает держать рот в чистоте… для этого нужно всего несколько капель SOZODONT».
«Помогите департаменту здравоохранения победить испанский грипп и дезинфицируйте ваш дом… купите Lysol».
«Для лечения гриппа… Вы будете в безопасности, принимая Father John's Medicine».
«Influ-BALM предупреждает "испанский грипп"».
«Специальное сообщение для всех. Нам звонят многие врачи и обычные граждане из Миннеаполиса, а также пишут со всех концов Америки, спрашивая, как использовать Benetol — мощное средство для профилактики и лечения "испанского гриппа"…».
«"Испанский грипп" — что это такое и как его лечить… Всегда обращайтесь к врачу… Нет никакого повода для паники… Ни малейшего повода. Сам по себе грипп редко бывает смертельным… Применяйте Vicks VapoRub».
К середине октября повсеместно начали появляться вакцины, разработанные лучшими учеными. 17 октября глава нью-йоркского городского департамента здравоохранения Ройял Коупленд объявил: «Вакцина против гриппа, созданная доктором Уильямом Парком, директором лабораторного отдела департамента, была испытана и признана пригодной для использования в качестве профилактического средства». Коупленд уверял общественность, что «практически все получившие прививку стали невосприимчивы к заболеванию».
19 октября в Филадельфии доктор У. Уайт, бактериолог из муниципальной лаборатории, поставил службе здравоохранения 10 тысяч доз вакцины, созданной по методу Пола Льюиса, пообещав в самом скором времени поставить еще столько же. Это была «поливалентная» вакцина, созданная из убитых штаммов бактерий нескольких типов, включая палочку гриппа, пневмококки двух типов и несколько штаммов стрептококков.
В тот же день вышел новый номер JAMA. Он был богат на информацию о гриппе — взять хотя бы статью о предварительной оценке опыта использования вакцин в Бостоне. Джордж Уипл, еще один ученик Уэлча и будущий нобелевский лауреат, заключил: «Статистические данные, которые мы смогли получить к настоящему времени, указывают на то, что вакцина против гриппа, которую мы испытывали, не обладает терапевтической пользой». Под «не обладает терапевтической пользой» Уипл имел в виду, что испытанная вакцина не лечит. Но он продолжал: «Статистические данные, однако, говорят о том, что, вероятно, эта вакцина имеет некоторую профилактическую ценность».
Едва ли это можно было считать существенным подкреплением слов Коупленда, но, во всяком случае, вывод внушал надежду.
Государственная служба здравоохранения даже не пыталась производить и распределять вакцину среди гражданского населения. Нет, запросов хватало. Но чиновникам было просто нечего предложить.
Армейская медицинская школа (ныне Институт патологии вооруженных сил) в Вашингтоне прилагала невероятные усилия для изготовления вакцины. Она была нужна армии. В армейском госпитале Уолтера Рида в Вашингтоне смертность среди больных с пневмонией на фоне гриппа достигала 52%. 25 октября вакцина была готова. Начальник медицинской службы проинформировал всех военных врачей в лагерях: «Эффективность вакцины против определенных микроорганизмов, играющих главную роль в возникновении пневмонии, можно считать установленной… Армия в настоящее время располагает липовакциной, содержащей пневмококки типов I, II и III, для вакцинации всех офицеров, рядовых военнослужащих и гражданских лиц, приписанных к армии».
В течение следующих нескольких недель армия распределила в войсках 2 миллиона доз вакцины. Это был настоящий производственный триумф. Ранее один выдающийся британский ученый заявил, что британское правительство не в состоянии за короткий срок произвести даже 40 тысяч доз. Но все же вакцина защищала только от пневмонии, вызванной пневмококками I и II типов, да и появилась она слишком поздно: к тому времени болезнь уже прокатилась практически по всем военным лагерям и базам. Когда гражданские врачи от Нью-Йорка до Калифорнии обратились к военным с просьбой предоставить вакцину для гражданского населения, армейские чиновники ответили, что на самом деле была произведена «вакцина для предупреждения пневмонии», а в настоящее время «нет вакцины, которой можно было бы поделиться». Армия опасалась повторной вспышки в войсках, и для этих опасений были серьезные основания.
Армейская медицинская школа также изготовила вакцину против B. influenzae, но о ней ведомство Горгаса отзывалось более сдержанно: «Ввиду возможной этиологической важности палочки гриппа в нынешней эпидемии была приготовлена солевая вакцина, доступная для всех офицеров, сержантского и рядового состава, а также гражданских служащих армии. Исследование эффективности данной вакцины против палочки гриппа… находится пока на экспериментальной стадии».
Это армейское заявление не было публичным. Собственно, нельзя назвать публичной и осторожную редакционную статью в JAMA: «К сожалению, в настоящее время мы пока не располагаем ни специфической сывороткой, ни другими специфическими средствами лечения гриппа, ни специфической вакциной для его профилактики. Таковы факты, невзирая на все пропагандистские утверждения и газетные сенсации… Следовательно, врачи не должны терять голову и давать невыполнимых обещаний, не подкрепленных фактами. Особенно это касается медицинских чиновников, делающих публичные заявления». Практически в каждом номере содержались подобные предупреждения: «Профессиональные медики не должны делать ничего, что могло бы вызвать у населения необоснованные надежды, которые неизбежно рухнут и вызовут как разочарование, так и недоверие к медицинской науке и к самой профессии врача».
Издание The Journal of the American Medical Association, как явствует из названия, было рупором Американской медицинской ассоциации. Руководители АМА уже не первое десятилетие пытались привнести в медицину научные стандарты и высокий профессионализм. Успеха они добились лишь сравнительно недавно и боялись разрушить добытое с таким трудом доверие. Они не хотели, чтобы медицина снова превратилась в посмешище.
Тем временем врачи решались на самые отчаянные меры. Производство вакцин шло полным ходом — в одном только Иллинойсе были доступны вакцины 18 различных типов. Но сработают ли они, никто не знал. Оставалось только надеяться на лучшее.
Но реальность оказалась иной — повторялась драма, которая во время эпидемии разыгралась в Кэмп-Шерман (Огайо), отдаленном лагере с самой высокой летальностью от гриппа. Врачи лагеря в точности следовали стандартному протоколу лечения, предложенному Ослером в последнем издании его врачебного руководства: аспирин, постельный режим, полоскания и «дуврские порошки» из ипекакуаны (рвотного средства) и опиума — для облегчения боли и кашля. Для лечения банальных пневмоний, осложняющих течение гриппа, врачи «давали обычные рекомендации — диета, свежий воздух, легкие слабительные… во всех случаях назначали дигиталис». Дигиталис давали в максимально допустимых дозах для стимуляции работы сердца. «Для быстрой стимуляции прибегали к кофеину. При астении очень эффективным средством было подкожное введение больших доз стрихнина».
Однако вскоре врачи стали сообщать о своей беспомощности в борьбе с «острым воспалительным отеком легких», который сегодня называют острым респираторным дистресс-синдромом (ОРДС). «Это стало новой врачебной проблемой. Врачи полагались на принципы лечения, применяемые при острых отеках легких с расширением сердца, хотя они и не были показаны при настоящем заболевании. Дигиталис, двойные соли кофеина, морфин [sic!] и кровопускания не оказывали значимого положительного воздействия… Кислород лишь временно облегчал состояние. Постуральный дренаж был эффективен при эвакуации секрета, но не влиял на конечный результат. Экстракты гипофиза вводили подкожно по аналогии с лечением поражений отравляющими газами. Но эффекта добиться не удалось». И опять кровопускания!
Врачи перепробовали все на свете, но в итоге сжалились над больными и остановились, отказавшись от самых болезненных — и бесполезных — методов, к которым прибегали в расчете на «героический характер» пациентов. Но нельзя было требовать героизма от умирающих солдат. Врачи смирились и решили давать людям спокойно умереть. В этих обстоятельствах им оставалось лишь развести руками: «Нам недоступны никакие особые методы лечения».
Никакие лекарства, никакие вакцины, разработанные в то время, не могли предотвратить заболевание. Миллионы людей носили маски — бесполезные из-за несовершенства конструкции и тоже не способные предупредить грипп. Существовало одно-единственное действенное средство профилактики — исключить контакт с вирусом. В наши дни тоже нет средств для лечения гриппа — некоторые противовирусные препараты облегчают течение болезни, а вакцинация может защитить от заражения, хотя и не гарантированно.
Те населенные пункты, которым удалось соблюсти изоляцию (Ганнисон, городки в Колорадо, несколько военных баз на островах), спаслись от эпидемии. Но распоряжения о запрете въезда и выезда, изданные в большинстве городов, не смогли предотвратить контакт жителей с вирусом — такие меры оказались недостаточно чрезвычайными. Закрытие баров, театров и церквей ничего не значит, если многие по-прежнему ездят в трамваях, ходят на работу и в магазины за продуктами. Даже там, где перепуганные владельцы закрывали предприятия, а продавцы магазинов оставляли заказ на тротуаре (чтобы не общаться с покупателями лицом к лицу) и возвращались в магазин, после чего покупатели забирали товар, — даже там было слишком много контактов, и разорвать цепь заражений не удавалось. Вирус оказался слишком эффективным и распространялся лавинообразно. И в итоге этот умелый убийца навязал свою волю всему миру.
Вирус вел себя как охотник. Он охотился на человечество. Он легко находил жертв в крупных городах, но этого ему было мало. Он был готов идти за людьми куда угодно — в маленькие городки, в деревни, в одиноко стоящие дома. Он был способен отыскать людей в самых отдаленных уголках земли. Он преследовал человека в лесах, выслеживал его в джунглях, гнался за ним во льдах. И в этих глухих местах — в местах настолько негостеприимных, что люди с трудом могли там выжить, в местах, удаленных от цивилизации, — человек не мог чувствовать себя в большей безопасности, чем в городе. Наоборот, там он был еще более уязвим для вируса.
На Аляске белые жители Фэрбанкса сумели защититься. Вооруженная охрана блокировала все дороги, и любого человека, явившегося в город, отправляли на пятидневный карантин. Эскимосам повезло меньше. Старший инспектор Красного Креста предупреждал: «…без экстренной медицинской помощи раса может вымереть».
Ни у Красного Креста, ни у местных властей не было средств. Губернатор Аляски приехал в Вашингтон, чтобы попросить у конгресса 200 тысяч долларов (на всю страну Государственной службе здравоохранения выделили всего миллион). Сенатор спросил, почему Аляска не может взять эту сумму из своего бюджета. Бюджет составлял 600 тысяч долларов. Губернатор ответил: «Народ Аляски считает, что бюджет, складывающийся из налогов белых людей, должен расходоваться на обустройство территории. Эти деньги нужны в первую очередь для строительства дорог… Народ хочет, чтобы индейцы Аляски были уравнены в положении с индейцами в других районах Соединенных Штатов, где о них заботится государство».
Губернатор получил 100 тысяч долларов. Военно-морской флот отрядил транспортное судно «Брутус» для доставки спасательной экспедиции. В Джуно экспедиция разделилась, и врачи направились в стойбища на лодках.
Они обнаружили страшную картину. Поистине страшную. В Номе из 300 эскимосов умерли 176. И это было еще не самое кошмарное. Один врач посетил десять маленьких стойбищ и обнаружил: «Три обезлюдели полностью, в других погибли 85% жителей… Выживали в основном дети… примерно 25% из них замерзли до того, как прибыла помощь».
Затем была отправлена еще одна спасательная экспедиция — уже на деньги Красного Креста. На Алеутских островах экспедиция разделилась на шесть групп (в каждой было по два врача и две медсестры), которые продолжили путь на разных судах.
Первая группа высадилась у рыболовецкой деревушки под названием Микник. Они опоздали. Взрослых выжило только шестеро. Умерли 38 взрослых и 12 детей. Одна из лачуг была превращена в приют для 15 сирот. Далее группа переправилась через реку Накнек — в деревню, расположенную возле консервного завода. До эпидемии там жили 24 взрослых эскимоса. 22 человека умерли, двадцать третий умер на следующий день после прибытия экспедиции. Выжили 16 осиротевших детей. На берегу залива Нушагак располагались главный офис и склады Peterson Packing Company. Медсестры начали обходить хижины. «Эпидемия гриппа в этом месте была особенно тяжелой, остались живы всего несколько взрослых. В ходе поиска доктора Хили и Райли обнаружили нескольких туземцев, прикованных к постели… Врачи работали самоотверженно, но помощь пришла слишком поздно и пятеро больных умерли».
Бывало и хуже. Другая спасательная команда докладывала: «Во многих деревнях нам не удалось обнаружить никаких признаков жизни, если не считать стай изголодавшихся и одичавших собак». В этих стойбищах эскимосы жили в так называемых бараборах. Бараборы — это полукруглые строения, на две трети уходящие в землю, которые строятся в расчете на пронизывающий ветер едва ли не ураганной силы. Такой ветер легко сметает обычные строения с лица земли. Один из спасателей описывал барабору как строение, «прикрытое сверху плитами плотного дерна», в которое входят «через узкий лаз высотой от одного до полутора метров». «В большинстве случаев этот вход — единственный источник света и воздуха для вентиляции. По периметру помещений выкопаны гнезда, и люди спят в этих гнездах на тюфяках из сухой травы и меха».
В этих жилищах обитали большие семьи — десятки человек. «Входя в эти бараборы, группа доктора Макгилликадди обнаруживала горы трупов на лежанках и на полу — мужчины, женщины, дети. В большинстве случаев разложение заходило так далеко, что исследовать тела было невозможно».
Возможно, не все люди погибли непосредственно от вируса. Но болезнь ударила так внезапно, так одновременно, что не осталось здоровых людей, которые могли бы ухаживать за больными, приносить еду и воду. А те, кто выжил… Они, окруженные телами, возможно, просто опустили руки и предпочли последовать за близкими, не желая оставаться в одиночестве.
А потом приходили собаки.
«Совершенно невозможно оценить число жертв, так как голодные собаки пробрались во многие хижины и пожрали мертвых, от которых остались лишь кости и обрывки одежды».
Все, что смогла сделать спасательная экспедиция, — это обвязать мертвецов веревками, вытащить их наружу и предать земле.
На другом побережье континента творилось то же самое. На полуострове Лабрадор люди упрямо цеплялись за жизнь — будто высыхающие на прибрежных камнях водоросли, которые вот-вот погибнут под ударами волн при высоком приливе. Преподобный Генри Гордон покинул деревню Картрайт в конце октября и вернулся через несколько дней, 30 октября. Он не обнаружил там «ни одной живой души», а над деревней «висела странная, непонятная тишина». Идя домой, он встретил сотрудника Hudson's Bay Company, который сказал ему, что «болезнь… пронеслась по этому месту как циклон через два дня после ухода пакетбота». Гордон ходил от дома к дому. «Целые семьи лежали вповалку на кухнях, чуть дыша и не в силах встать, чтобы приготовить еду или поддержать огонь в печи».
Из 100 человек умерли 26. Дальше, на север по побережью, было еще хуже.
Из 220 человек, живших в Хеброне, умерли 150. К тому времени сильно похолодало. Мертвецы лежали в кроватях — простыни пропитались потом и задубели. Гордон и другие жители Картрайта даже не пытались рыть могилы, а похоронили умерших в море. Гордон писал: «Чувство сильнейшего возмущения бездушием властей, которые с пакетботом прислали нам болезнь, а потом бросили нас на произвол судьбы, наполняет наши сердца, вытесняя все остальные чувства…»
Потом был Окак. В Окаке жили 266 человек и множество полудиких собак. Когда пришел вирус, он ударил так внезапно и так сильно, что заболели почти все: люди не могли ни позаботиться о себе, ни покормить собак. Оголодавшие, озверевшие псы сначала принялись пожирать друг друга, а затем — выбив окна, высадив двери — ворвались в дома и устроили там жуткое пиршество. Преподобный Эндрю Эсбоу выжил только благодаря винтовке. Он сам застрелил больше сотни собак.
Когда прибыл преподобный Уолтер Перрет, из 266 жителей оставались в живых только 59. Теперь он вместе с остальными выжившими мог лишь отдать умершим последние почести: «Земля была мерзлая, твердая, как железо, и копать было очень тяжело. У нас ушло около двух недель, и в итоге мы вырыли траншею длиной 10 м, шириной 3 м и глубиной 2,5 м». Потом они принялись перетаскивать трупы в яму. Всего в нее поместилось 114 тел; каждое из них завернули в ситец и полили дезинфицирующим раствором. А затем траншею зарыли, положив сверху камни, чтобы собаки не добрались до мертвецов.
Всего в Лабрадоре умерло около трети населения.
Вирус преодолел льды Арктики и забрался на самые недоступные вершины гор Кентукки. Вирус проник в джунгли.
На Западе эпидемия больнее всего ударила по молодым людям (и гражданским, и военным), которые находились в тесном контакте друг с другом. Страховая компания Metropolitan Life Insurance обнаружила, что среди ее клиентов умерли 6,21% всех шахтеров в возрасте от 25 до 45 лет (не только от гриппа). В той же возрастной группе умерли 3,26% всех застрахованных заводских рабочих. Это было сравнимо с самыми тяжелыми потерями в военных лагерях.
Во Франкфурте смертность среди пациентов, госпитализированных с гриппом, составила 27,3%, причем пневмония развилась не у всех. Бургомистр Кёльна Конрад Аденауэр, который впоследствии станет одним из самых выдающихся политических деятелей Европы, заметил, что из-за болезни тысячи людей были «слишком измотанными для ненависти».
В Париже власти закрыли только школы, опасаясь, что более радикальные меры подорвут дух нации. Смертность составляла 10% среди больных простым гриппом, без осложнений, а среди тех, у кого развились осложнения, — около 50%. «Эти случаи, — писал один французский врач, — были примечательны в связи с тяжестью симптомов и быстротой, с которой болезнь прогрессировала до летального исхода». Несмотря на то, что во Франции симптомы гриппа были вполне типичными, в разгар эпидемии врачи, казалось, намеренно ставили неверные диагнозы (холера, дизентерия) и редко сообщали о гриппе.
А жители регионов, далеких от цивилизации, люди с «наивным» иммунитетом, никогда не взаимодействовавшим с вирусами гриппа любого типа, не просто чудовищно страдали — некоторые поселения вообще вымирали. Это происходило не только с эскимосами, но и со всеми коренными американцами, с жителями островов Тихого океана, с африканцами.
В Гамбии умерли 8% европейцев, но британский путешественник, побывавший в стране, рассказывал: «Я обнаруживал, что целые деревни, где раньше жили по 200–400 семей, полностью вымерли. Дома обрушивались, погребая под собой мертвецов, а потом джунгли за месяц-другой полностью стирали следы поселений».
Даже в тех случаях, когда вирус мутировал в более мягкую форму, он все равно беспощадно убивал тех, чья иммунная система редко сталкивалась с вирусами гриппа или вообще никогда не имела с ними дела. Американский военный корабль «Логан» прибыл в Гуам 26 октября. Около 95% американских моряков на суше заразились гриппом, но умер из них только один. А между тем вирус за несколько недель убил 5% всего местного населения.
В Кейптауне и нескольких других городах Южной Африки грипп убил 4% всего населения в течение месяца после того, как был зарегистрирован первый случай заболевания. Заболели 32% белых южноафриканцев и 46% чернокожих. Среди белых смертность составила 0,82%, а среди чернокожих — 2,72%, если верить статистике (вполне возможно, что статистика была сильно занижена).
В Мексике вирус прокатился по густонаселенным центрам и джунглям, ударил по жителям шахтерских поселков, по обитателям (и владельцам) трущоб, по деревенским крестьянам — перед вирусом все оказались равны. В штате Чьяпас умерло 10% населения — всего населения, не только тех, кто заболел гриппом.
Вирус опустошительным вихрем пронесся по Сенегалу, Сьерра-Леоне, Испании и Швейцарии, неся бедствия и смерть. Где-то умерло 10% населения, а где-то даже больше.
В Бразилии эпидемия прошла относительно мягко — во всяком случае, если сравнить с вирусом, который хозяйничал в Мексике или, скажем, в Чили, — но и в Рио-де-Жанейро заболеваемость составила 33%.
В Буэнос-Айресе, столице Аргентины, вирус поразил почти 55% всего населения.
В Японии гриппом заболело около трети населения.
Вирус захватил большую часть России и Ирана, убив до 7% населения.
В Гуаме умерли 10% населения.
Были места, где смертность оказалась даже выше. На островах Фиджи в течение 16 дней — с 25 ноября до 10 декабря — умерли 14% населения. Некому было хоронить мертвых. Один наблюдатель писал: «Днем и ночью по улицам грохотали грузовики, заполненные телами для постоянно пылавших погребальных костров».
Убереглись от вируса лишь немногие — очень немногие — изолированные местности, где можно было ввести жесточайший карантин и где власти так и поступили, решительно и беспощадно. Одним из таких мест стало Американское Самоа. На островах от гриппа не умер никто.
В нескольких километрах от этого острова находится Западное Самоа, которое раньше принадлежало Германии и было захвачено Новой Зеландией в самом начале войны. На 30 сентября 1918 г. население острова составляло 38 302 человека. В тот же день в порт зашел корабль «Талуне»: он привез с собой болезнь. Через несколько месяцев на острове насчитывалось 29 802 жителя. Умерло 22% населения.
Огромные, не поддающиеся подсчету потери понес Китай. В Чунцине заболело не меньше половины населения.
Но хуже всех пришлось Индии. Так же, как везде, в Индии имела место весенняя волна вируса. Так же, как везде, весной болезнь протекала относительно легко. В сентябре грипп вернулся в Бомбей. Как везде, он уже не был легким и мягким.
Однако в Индии не все оказалось «как и везде». В Индии вирус повел себя как настоящий безжалостный убийца. Еще в 1900 г. там разразилась эпидемия бубонной чумы, и особенно сильно пострадал Бомбей. В 1918 г., на пике, ежедневная летальность от гриппа в Бомбее почти вдвое превышала летальность от бубонной чумы 1900 г., а общая летальность при гриппе достигла 10,3%.
На всем индийском субконтиненте бал правила смерть. От станций отходили поезда с живыми пассажирами. На станции назначения они прибывали, полные мертвецов и умирающих. Среди белых британских солдат, служивших в Индии, смертность достигала 9,61%. Среди солдат-индийцев, заболевших гриппом, — 21,69%. Через один госпиталь в Дели прошли 13 190 больных гриппом — 7044 из них умерли.
Больше всех пострадал штат Пенджаб. Один врач рассказывал: «Госпитали «настолько задыхались [от наплыва пациентов], что мертвых просто не успевали выносить, чтобы освободить место для умирающих. Дороги и улицы города были завалены мертвыми и умирающими людьми… Почти в каждом доме оплакивали мертвых, и повсюду властвовал ужас».
В Индии трупы обычно сжигают на кострах, а костры разводят на специальных ступенчатых сооружениях по берегам рек. Потом пепел развеивают над водой. Дров во время эпидемии катастрофически не хватало, кремировать покойников стало невозможно, и вскоре реки были буквально запружены трупами.
На одном только индийском субконтиненте умерли не менее 20 миллионов человек — вполне возможно, что и больше.
Виктор Воган, старый союзник Уэлча, ходил из кабинета в кабинет — сначала к начальнику медицинской службы армии, затем к главе армейского Отдела заразных болезней. Он внимательно следил за распространением эпидемии. «Если эпидемия и далее будет следовать той же математической закономерности, что и сейчас, — написал он от руки, — то за следующие несколько недель цивилизация может исчезнуть с лица Земли».